3
Трантор… — в начале тринадцатого тысячелетия его возможности достигли своего максимума. Являясь центром Имперского правления в течении сотен тысяч поколений, будучи расположен в центральных районах Галактики среди наиболее плотно населенных и индустриально развитых миров системы, он не мог не быть самым значительным и богатым скоплением человечества, которое когда-либо видела человеческая раса.
Значение этой планеты, стабильно увеличиваясь, достигло наконец своего апогея. Вся поверхность Трантора, 75 000 000 квадратных миль протяженности, составляло всего лишь один город. Население во время самого большого расцвета превышало сорок миллиардов человек. Все это огромное количество людей занималось исключительно административными нуждами Империи, и тем не менее их было недостаточно для решения задачи такой сложности. (Следует помнить, что невозможно правильно вести административную работу Галактической Империи под невдохновляющим руководством последних императоров, и это послужило решающим фактором в падении Империи) Каждый день целые флотилии звездолетов из десятков тысяч кораблей привозили продукты с десятков сельскохозяйственных планет на обеденные столы Трантора…
Зависимость планеты от внешних миров не только в области сельскохозяйственной, но и во всех других областях, сделали Трантор исключительно ранимым для нападения и долгой осады. За последнее тысячелетие императоры хорошо поняли это, подавляя восстание за восстанием, и вся политика императорского двора свелась к тому, чтобы хоть как-то защитить это место…
Галактическая энциклопедия
Гаал не знал, светило ли на небе солнце, и если уж на то пошло, то не мог даже понять, день сейчас или ночь. Он стеснялся это спрашивать. Казалось, вся планета закована в металл. Правда, на еду ему сейчас подали консервы с этикеткой «завтрак», но он по опыту знал, что существует множество планет, живущих по особому распорядку и не обращающих внимания на неудобное чередование дня и ночи. А с какой скоростью Трантор вращался вокруг солнца, он не знал.
С начала он было ткнулся в дверь с надписью «Комната солнца», но она оказала оказалась обычным помещением с искусственным радиационным освещением. Он остался в ней всего на несколько минут, а затем вернулся в главный холл Люксора.
— Скажите, где я могу купить билет на космический тур? — спросил он у администратора.
— Здесь.
— А когда он начинается?
— Он уже начался, вы опоздали на несколько минут. Но следующий тур завтра. Вы можете купить билет прямо здесь, мы зарезервируем для вас место.
— Понятно. Завтра будет уже поздно. С самого утра ему нужно будет идти в университет.
— Скажите, у вас нет здесь чего-нибудь вроде наблюдательного пункта? — спросил Гаал. — Я имею ввиду на открытом воздухе.
— Ну конечно, есть! Если хотите, могу продать вам билет и туда. Только лучше сначала проверить, не идет ли дождь.
Он передвинул какой-то рычажок рядом со своим локтем и посмотрел на матовый экран, по которому скользили цифры. Гаал посмотрел вслед за ним.
— Хорошая погода, — сказал администратор. — Теперь я кажется вспомнил — у нас сейчас лето. Сам-то я не очень люблю выходить наружу, — и он добавил доверительно: — Последний раз я выходил года три назад. Один раз посмотришь и сразу все становится ясно… Вот ваш билет. Специальный лифт рядом с черным ходом отеля. На нем написано: «Башня». Садитесь в него и все будет в порядке.
Лифт был новинкой: он поднимался, используя отрицательные и положительные гравитационные поля. Гаал вошел первым, остальные экскурсанты последовали за ним. Лифтер нажал на кнопку. На секунду когда наступила невесомость, Гаалу показалось, что он снова в космосе. Но лифт набирал ускорение и вес постепенно появился вновь. Правда, ненадолго. После резкого, хотя и нечувствительного торможения, его ноги оторвались от пола, и он невольно вскрикнул.
— Засуньте ноги под скобы на полу, — проворчал лифтер. — Вы что, читать не умеете?
Все остальные поступили так с самого начала. Сейчас они, улыбаясь смотрели на его тщетные попытки спуститься со стены на пол. Их ботинки торчали из-под сверкающих хромом скоб, которые располагались на полу двумя параллельно двум рядам. Гаал видел эти скобы, но не обратил на них никакого внимания.
Затем чья-то вытянутая рука потянула его вниз.
Немного запыхавшись, он пробормотал слова признательности, а тем временем лифт остановился.
Он вышел на открытый балкон, залитый слепящим светом, от которого становилось больно глазам. Человек, чья уверенная рука только что помогла ему, вышел за ним следом.
— Здесь сколько угодно свободных мест, — сказал он с добротой в голосе. Гаал закрыл рот — он все еще немного запыхался — и сказал. — Да, мест более чем достаточно. Он сделал по направлению к креслам несколько шагов, затем остановился: — Если вы не возражаете, я постою немного у перил, — сказал он. — Мне… мне хочется немного посмотреть.
Человек помахал рукой, он явно был добродушно настроен. И Гаал, опершись о перила, которые были ему по плечо, буквально окунулся в окружающую панораму.
Землю он не увидел. Она терялась в постройках все возрастающей сложности. Горизонта он тоже не увидел: один лишь металл на фоне неба, серый металл, и Гаал знал, что такое зрелище он увидит повсюду на планете. Все как бы застыло — лишь несколько прогулочных машин лениво плыли по небу, но он знал, что биллионы людей сновали и куда-то торопились там, внизу, под металлической кожурой этого мира.
Зеленого цвета вообще не было видно: ни зелени, ни земли, ни неба, ничего, кроме металла. Где-то в этом мире, смутно осознал он, был дворец Императора, который стоял на настоящей земле, окруженный высокими зелеными деревьями и радугами цветов. Это был маленький островок среди океана стали, но с балкона, на котором стоял он, дворца видно не было. Может, он находился за десятки тысяч миль отсюда. Гаал не знал.
Ничего, пройдет немного времени и он выкроит часок-другой для своего космического тура!
Он глубоко вздохнул и неожиданно осознал, что он наконец-то на Транторе, на планете, которая являлась центром Галактики и сутью человеческой расы. Он не видел ее слабостей. Он не видел, как приземляются на планету корабли с продуктами питания. Он и не подозревал о той самой жизненно важной сонной артерии, которая так слабо соединяла сорок миллиардов жителей Трантора с остальной Галактикой. Он видел только самое могущественное создание человека: полную и почти презрительную победу над миром.
Он отошел от перил балкона как в тумане. Его знакомый по лифту махнул рукой, указывая на свободное рядом с ним место, Гаал подошел и опустился в кресло.
Человек улыбнулся.
— Меня зовут Джерилл. Вы впервые на Транторе?
— Да, мистер Джерилл.
— Так я и подумал. Кстати, Джерилл, мое имя, а не фамилия. Трантор впечатляет, в особенности если у тебя поэтическое воображение. Сами транториане, однако, сюда не ходят. Им здесь не нравиться. Они видите ли, нервничают!
— Нервничают?… Да, кстати, меня зовут Гаал. Из-за чего же они здесь нервничают? Это великолепно!
— Объективное восприятие, Гаал. Если вы рождаетесь в инкубаторе, становитесь взрослым в коридорах, работаете в погребе, а отпуск проводите в переполненной «Комнате Солнца», то выйдя наружу и не увидав у себя над головой ничего, кроме неба, вы можете серьезно заболеть. Транториане разрешают своим детям выходить сюда раз в год, после того как им исполниться пять лет. Не знаю, право, дает ли это им что-нибудь. Во-первых, этого явно мало, а во-вторых, когда детей приводят сюда впервые несколько раз, они закатывают жуткие истерики. Следовало приносить их сюда сразу после рождения, и по меньшей мере раз в неделю.
— В общем-то это не имеет такого уж большого значения, — продолжал он. — Ну и что с того, что они никогда не увидят неба? Они счастливы там, внизу, и они управляют Империей. Как вы думаете, на какой высоте мы находимся?
— Полмили? — неуверенно ответил Гаал, — подумав про себя, что со стороны он, наверное, выглядит неопытным, наивным мальчиком.
Так должно быть и было, потому что Джерилл ухмыльнулся.
— Никак нет, — сказал он, — всего лишь в пятистах футах от земли.
— Что? Но ведь мы ехали в лифте больше чем…
— Все правильно. Но большую часть пути лифт прошел под землей. Сооружения Трантора расположены на милю в глубь. Он как айсберг. Девять десятых просто не видны. Более того, используя одну лишь температурную разницу между глубинами земли, где мы живем, и поверхностью, можно получить энергию для обслуживания всего нашего сложного комплекса. Вы этого не знали?
— Нет. Я думал, что вы используете атомные генераторы.
— Когда-то использовали, но так дешевле.
— Я думаю!
— Как вам все нравится?
На секунду все добродушие слезло с человека, как кожура, уступив место острой проницательности. Во взгляде его появилась жесткость.
— Великолепно, — вновь повторил Гаал, хотя в голосе его на сей раз чувствовалась неуверенность.
— Вы здесь в отпуске? Путешествуете?
— Не совсем так… Хотя я всегда мечтал посетить Трантор. Прибыл я в основном на работу.
— О!
Гаал почувствовал себя не совсем удобно и поспешил объясниться.
— Я буду работать над проектом доктора Сэлдона в Университете Трантора.
— Ворона Сэлдона?
— Что вы, нет. Я имею в виду Хари Сэлдона… психоисторика Сэлдона. О вороне Сэлдоне я никогда не слышал.
— Я имею в виду Хари. Его прозвали вороном. Просто образное выражение. Он все время предсказывает нам полную великую разруху.
— Вот как?
Гаал очень удивился.
— Но неужели вы не знаете этого?
Джерилл даже не улыбнулся.
— Ведь вы же собирались с ним работать.
— Да, конечно, ведь я математик. Но почему он предсказывает эту… катастрофу? Что именно за катастрофа?
— А вы как думаете?
— Боюсь, что я не имею об этом ни малейшего представления. Я читал все статьи, опубликованные доктором Сэлдоном и его группой. Все они касаются математических теорий.
— Да, те, которые они публикуют.
Гаал почувствовал легкое раздражение.
— Пожалуй, мне пора, — сказал он. — Очень приятно было познакомиться с вами.
Джерилл безразлично помахал ему вслед.
Когда Гаал спустился к себе в номер, он увидел в нем незнакомца. На секунду он так изумился, что даже не задал неизбежного вопроса: «А что вы тут, собственно делаете?»
Незнакомец поднялся. Он был стар и почти лыс, при ходьбе хромал, но на лице его поражали ярко сверкающие голубые глаза.
— Я — Хари Сэлдон, — сказал он за секунду до того, как фотографии этого человека, много раз виденные в различных журналах, вспыхнули в памяти Гаала Дорника.
