Глава 59

Кхайду-хан выслушал краткий доклад своего лазутчика внимательно. А дослушав, удовлетворенно кивнул головой:

— Богемскому королю не поспеть к легницким землям раньше нас. А то, что Генрих Силезский вышел из-за городских стен, нам только на руку. Мы тоже выступаем. Сейчас же.

Загрохотали боевые барабаны, засуетились люди, зазвенело оружие. Многотысячный татаро-монгольский лагерь пришел в движение. Полон, сковывавший движения войска, был распущен. Необходимая поклажа уложена в тюки. Легкие полевые самострелы, которые успел за время отсутствия Бурцева изготовить Сыма Цзян, разобраны и увязаны на крупах самых выносливых лошадей.

… Они продвигались быстро. Продвигались долго. Продвигались без отдыха. Ели, пили и спали в седлах. Воины пересаживались с уставших лошадей на запасных, потом пересаживались снова. И снова. И снова. Никто не роптал.

И они успели. Татаро-монгольские тумены добрались до объединенных войск поляков и тевтонов за сутки. Рано утром к Кхайду-хану на взмыленной лошади примчался раненый посланник передовых разъездов. Всадник сообщил, что дозоры наткнулись на поляков и полностью разбиты, а войска Генриха Благочестивого и Конрада Тюрингского готовятся к битве, так и не дождавшись подмоги из Чехии.

Снова тревожно ударили гулкие барабаны, возвещая степным воинам и их союзникам, что приближается время убивать и умирать.

Тумены Кхайду остановились, когда раннее утро стало поздним. Лишь арьергард кочевников еще стягивался в единый кулак резерва и засады у заросшей камышом речушки Нисе. Два холма на берегу идеально подходили для наблюдения за раскинувшимся впереди бескрайним полем, а узкая глубокая ложбина между ними позволит скрытно вводить в бой свежие силы.

Скрываться было от кого: их уже ждали. На широкой равнине без особого пока порядка расположилось воинство поляков и тевтонов. Длинные рыцарские копья с трепещущими на ветру зубчатыми флажками-банерами. Тяжелые полотнища хоругвей. Яркие цвета гербов, щитов и одежд. Это скорее празднично-турнирное, нежели боевое великолепие поразило Бурцева.

Монголы и их союзники выглядели не столь эффектно. Пики с бунчуками из запыленных конских хвостов и хищно загнутыми крючьями для стаскивания противника с седла казались короче рыцарских копий. Немногочисленные штандарты не могли похвастать буйством красок. А доспехи и походная одежда даже у знатных нойонов и ханских нукеров были скорее практичными, нежели вызывающе роскошными.

По численности монгольское войско тоже ощутимо уступало противнику. Ядвига не лгала: трем изрядно потрепанным в предыдущих боях и уставшим после длительного перехода туменам противостояло тысяч сорок рыцарей, оруженосцев, кнехтов и стрелков-арбалетчиков. Даже без союзных чешских дружин польско-немецкая армия представляла серьезную угрозу.

Тумен, тумынь, или, как предпочитали называть десятитысячную боевую единицу татаро-монгольского воинства русичи, «тьма», лишь на первый взгляд казался дикой и неуправляемой ордой. Степные всадники и их союзники прекрасно освоили простую и эффективную систему знаков-приказов, отдаваемых сигнальными бунчуками и барабанным боем. Таким образом, сотники и десятники во время битвы могли не только проявлять собственную инициативу для решения тактических задач, но и «ретранслировали» подчиненным команды вышестоящего начальства.

Боевой порядок в тумене, напоминавшем со стороны броуновское движение конных «молекул» и потому нередко вводившем в заблуждение противника, тоже имелся, и притом довольно четкий. Впереди — сторожа-разведчики. За ними — авангард тумена. В тылу — резерв. Между авангардом и резервом — основные силы, поделенные на три части. Каждая из них — центр, правое и левое крыло — в свою очередь, тоже разбиты на три отряда: авангард, левую и правую половину.

Новгородский полк составлял сейчас главный авангард левофлангового тумена. К русичам присоединилась и сторожевая сотня Бурангула. Остальных воинов Кхайду предпочел отвести назад.

Бурцев находился в первых рядах. Ему достаточно было привстать в стременах, чтобы осмотреть все поле предстоящей битвы. Драчка тут, судя по всему, назревала неслабая. Он усмехнулся, увидев далеко впереди белые знамена с черными крестами. Как раз напротив новгородского стяга. Кхайду-хан выполнил свое обещание, выставив в решающей битве русичей против тевтонов.

Рядом нетерпеливо поигрывал мечом Дмитрий. Чуть поодаль, во главе татарских стрелков, — ерзал в седле Бурангул.

Сейчас, пока противники не сблизились на расстояние выстрела из арбалета или мощного степного лука, еще было время оценить вражеский строй. И обе стороны пожелали воспользоваться им. Угрюмое затишье затягивалось, действовало на нервы. А славный весенний ветерок озорничал и швырял в лицо запахи оживающей природы, словно в насмешку над людьми со смертоносной сталью в руках. Утро 9 апреля 1241 года выдалось погожим и приветливым.

Ровная местность идеально подходила для маневров конницы. Безусловно, выбирая позицию бля битвы, Генрих Силезский и Конрад Тюрингский прежде всего думали об удобстве таранной копейной атаки.

Но по иронии судьбы навязанная Кхайду-хану для сражения равнина вполне устраивала и кочевников. Преимущество свободного пространства, схожего с родными степями, позволит им в полной мере противопоставить рыцарской коннице свою кавалерию. К тому же на открытой местности татаро-монголы смогут использовать свое самое страшное оружие — мощный лук и длинные тяжелые стрелы.

Доброе поле! Так называют жители легницких земель это место. То ли необычайно жирный чернозем, то ли бескрайние просторы были тому причиной. Но сейчас, когда две многотысячные армии замерли друг против друга в мрачном ожидании кровавой сечи, название это казалось таким же неуместным, как и опьяняющий запах весны.

Бурцев различал уже не только однообразные тевтонские кресты. В глазах рябило от польских гербов и знамен. Правда, калейдоскоп ярких цветов, рисунков и символов ни о чем ему не говорил. Геральдика, блин! Вот уж чем он никогда не интересовался. А жаль. Досадный пробел частично восполнил Дмитрий, проявив недюжинное знание основных штандартов врага:

— Сразу за тевтонами стоят немецкие золотокопатели, дружина сына моравского маркграфа Болеслава Щепелки и малый отряд французких госпитальеров. Наверное, все они пойдут в атаку с рыцарями ордена. Вон там — опольские рыцари вассала Генриха Благочестивого князя Мечислава. А там, на дальнем конце поля, мелкие великопольские паны и остатки малопольского рыцарства. Судя по главному стягу, их возглавляет воевода Сулислав Клеменс.

Сулислав? Брат Владислава Клеменса, опекуна Аделаиды! Большая удача, что Сулислав будет биться на противоположном фланге и новгородцам не придется скрестить с ним мечи.

— А на холме позади, под красной хоругвью с белой стрелой, — то, должно быть, сам Генрих Благочестивый, — продолжал Дмитрий. — Вижу там знамена Силезии, Вроцлава и великопольской знати. Да, Генрих не глупец, лучших воинов держит при себе, в резерве. А вон туда глянь! В самом тылу тевтонов — это ж штандарт Конрада Тюрингского. И рядом — куявский стяг! Казимир, видать, нынче при магистре.

— Откуда у тебя такие познания в геральдике? — изумился Бурцев.

Дмитрий хитро прищурился:

— Я же говорил тебе о новгородских лазутчиках. От них и известно нам о всех тевтонских союзниках и их гербовых знаках.

С противоположной стороны Доброго поля донесся рев рогов и труб.

Сигнал к атаке?!

Нет, пока еще нет. Но вражеский строй шевельнулся. Сбившиеся ряды рыцарей выравнивались, растягивались по всему фронту.

— Частокол строят, — со знанием дела прокомментировал Дмитрий.

— Частокол?

— Да. Впереди — рыцари. За ними — оруженосцы, стрелки, кнехты, слуги. В сплошную линию, вишь, становятся. Польские паны гордые — жуть! Не желают идти в атаку за хвостом чужой лошади. Не то что орденские братья.

— А что орденские бра…

Рога загудели снова. Напротив новгородцев — там, где развевались знамена с черными крестами, — тоже началось движение. Из линейного строя выдвигался хищный «клюв», обрастая все новыми и новыми рыцарями, словно железными опилками на магните. Боевой порядок тевтонов отличалось от бесхитростного «частокола» поляков. Глубокое построение крестоносцев напоминало заостренный таран. Такой, если разгонится, способен пробить и расчленить любой «частокол».

Впереди, в голове «тарана», плотно — стремя к стремени — выстраивались тяжеловооруженные рыцари. Тела всадников защищали длиннорукавные кольчуги. И надетые поверх них панцири из толстой кожи, кое-где обшитой сталью. И кольчужные чулки. И металлические поножи… На руках — латные перчатки или мелкокольчатые рукавицы, на плечах — широкие, плоские пластины наплечников, смахивающие на погоны… У многих топорщились наколенники и налокотники.

Глухие шлемы-топхельмы тевтонов с перекрестием на лицевой стороне издали походили друг на друга, будто сошедшие с одного конвейера ведра. Лишь редкие украшения — рога, раскинутые орлиные крылья да деревянные руки на макушках горшкообразных головных уборов несколько разнообразили всадников. Впрочем, общая униформа — белые плащи и накидки с крестами вкупе с однотипными треугольными щитами сводили на нет слабо выраженную индивидуальность орденских братьев.

Рыцарские лошади тоже казались подобраными из одной конюшни. Рослые, раза в полтора выше степных лошадок, сильные… прямо не коняги, а целые слоны! Четвероногих гигантов прикрывали плотные, поблескивающие металлом попоны. А стальные шлемы-маски на мордах превращали животных в мифических чудовищ. «Чудовища», однако, беспрекословно повиновались наездникам. Этому способствовала жесткая конструкция поводьев, безжалостно раздирающих пасть и огромные острые шпоры. Иначе и быть не могло: только покорность лошадей позволяла всадникам удерживать сложный боевой порядок.

Перед предстоящей атакой тевтоны выстраивались с истинно немецкой тщательностью и основательностью. За первым рядом из полудюжины бронированных конников следовал второй, в котором было уже на два рыцаря больше. За ним шел третий — еще плюс два крестоносца. Четвертый, пятый, шестой… Белые плащи, черные кресты… По-своему даже красиво.

В ордене германского братства Святой Марии нет места спеси и греховной гордыни, присущей светским феодалам. Стоять одному брату-крестоносцу позади другого вовсе не считалось зазорным. Все разумно, все подчиненно строгой орденской дисциплине и рациональному подходу. У каждого воина — свое место в общем строю, обусловленное качеством вооружения и боевым мастерством рыцаря.

В бронированном кулаке крестоносцев отсутствовали оруженосцы и слуги, которые в изобилии толпились позади польских панов. Вся рыцарская прислуга вместе с пешими кнехтами располагалась в центре трапецеобразного построения. Там сейчас было черным-черно от сгрудившейся толпы пехотинцев. Именно черно: тевтонские кнехты носили черные плащи, котты и нехитрые доспехи из кожи или плотной стеганой материи. Металлом поблескивали лишь шляпообразные шлемы с широкими полями да нагрудные щитки с Т-образными крестами.

Надо отдать должное братьям-рыцарям: своих более уязвимых соратников они хорошенько упрятали от самого опасного — первого — столкновения с противником. Зато уж если тяжеловооруженная ударная группа тевтонских всадников рассечет ряды новгородцев и вся эта чернота хлынет на помощь рыцарям в тесноту вязкой рукопашной схватки, будет тяжко.

Бока живого тарана, как и его бронированный лобешник, надежно прикрывала рыцарская конница. Правда, на флангах белые одежды орденских братьев щедро разбавлялись серыми плащами сержантов-наемников и рыцарей-полубратьев. Их кресты, как и у чернодоспешных кнехтов, были Т-образными — со срезанными верхушками.

Еще один отряд братьев и полубратьев ордена оберегал тыл, где сконцентрировались арбалетчики. Стрелков было немного. Крестоносцы делали ставку в бою не на дуэльные перестрелки, а на мощный натиск, копейную сшибку и скоротечный рукопашный бой.

В знаменитый тевтонский клин не уместились все желающие — позади него копошилась бесформенная разношерстная масса орденских союзников и наемников с пестрыми знаменами. Конные, пешие… Вероятно, они тоже пойдут в атаку вместе с крестоносцами, но, как и упрятанные в «коробочку» кнехты, будут выполнять вспомогательную функцию.

— Свиньей ударят, псы латинянские. — Новгородский десятник мрачнел на глазах.

— Как думаешь, скоро? — Бурцеву тоже было не до веселья.

— Не-е, торопиться немцы не любят. Строиться будут еще долго, выравнивать ряды, ужимать дистанцию. Потом, как магистр команду даст, — шагом поедут. Но зато когда разгонятся — не остановишь. Могут весь тумынь рассечь, как нож масло. Тяжелая нукерская конница в резерв ушла, а без нее совладать с тевтонами, ох, непросто. А вишь, Василь, куда свиное рыло нацелено-то? Прямо на наш новгородский стяг. Псы-рыцари ведь нас тоже не жалуют. Так что готовься. Первыми мечи с крестоносцами скрестим мы. И коли не остановим немцев — и нам конец, и Кхайду-хану тоже.

Бурцев прикинул расклад. В самом деле, если сразу не сбить орденскую атаку, дальнейший исход битвы предсказать нетрудно. Бронированная свинья и идущие в кильватере союзники развалят татаро-монгольскую рать надвое, пробьются в тыл, стянут на себя ханские резервы. А польский «частокол» тем временем густым гребнем прочешет все три тумена. Степные луки и стрелы хороши только в начале сражения. А потом… Вряд ли легковооруженные стрелки сдержат тяжелую рыцарскую конницу противника.