Глава 39
— Ступай, старик. Готовь свои мази и отвары. Придешь позже, когда тебя позовут. — Вроцлавского лекаря Освальд прогнал сразу же, как только очутился в просторной каменной палате.
Бурцев с любопытством огляделся вокруг. Голый камень стен, открытые деревянные балки, закопчный камин в углу, узкие окна с тусклым бычьим зырем вместо стекла, посередине — жесткая кровать с брошенной на ложе парой медвежьих шкур. Наверное здесь это считается роскошью…
Збыслов засуетился, стягивая с добжиньца окровавленные доспехи. Бурцев, не имевший опыта в подобных делах, отошел к окну. Под дверью столпились краковские дружинники. Лесные стрелки, которым Осволд тоже приказал остаться, выстроились вдоль стен.
— Прикрой дверь, дядька Адам, — простонал рыцарь. Ох, и паршиво же ему сейчас!
Бородач в волчьей шкуре сначала выглянул наружу и, лишь убедившись, что подслушивать их некому, дернул за ручку. Тяжелая дубовая дверь на масивных петлях плотно затворилась.
— Значит так, други, — начал Освальд, превозмогая боль. — Я, как видите, пока не в состоянии вести вас дальше.
— Куда уж дальше-то? — буркнул дядька Адам. — Татары кругом. Весь Вроцлав осадным тыном огорожен — мышь не проскочит.
— Проскочит, коль захочет. Бенедикт упомянул о подземном ходе, по которому ушел куявский князь. Надо найти этот лаз и как можно скорее выбраться из города.
— Вернемся в лес? — с надеждой спросил лучник.
— Рано нам туда возвращаться. Вспомни, дядька Адам, зачем мы пришли.
— Так ведь это… — захлопал глазами партизан. — Княжну-то уже того… умыкнули. У Казимира нынче княжна.
— Умыкнуть-то умыкнули, да свадьбу пока не сыграли. Нужно отбить Агделайду, прежде чем Казимир войдет в Легницу. Куявцев ведь еще можно догнать.
— Ну, догоним. Ну, отобьем. И что дальше? Возвращаться к Вроцлаву?
— Ни в коем случае! Княжну в охапку — и сразу в леса. К нашему лагерю. Бог даст, вроцлавскую цитадель взять татарам без пороков не удастся, а я, когда смогу сесть в седло, найду вас там. Добжинец повернулся к Бурцеву: — Поведешь людей, Вацлав. У тебя хорошо получается. Двигаться будете налегке. Возьмете с собой всех наших коней, чтобы у каждого, как у татар, по загонной лошади было. И не останавливайтесь, пока не настигнете Казимира и Агделайду.
Бурцев улыбнулся. Уж не остановимся, пан Освальд, будь спокоен.
— Да, и еще! На обратном пути отыщите где-нибудь священника. Хоть в беженском обозе, хоть в деревенской церквушке.
— Это еще зачем? — встревожился Бурцев.
— А затем, Вацлав, что не желаю я больше оставлять куявско-мазовецко-тевтонской своре шансов за получить Агделайду и малопольские земли. Сами сыграем свадьбу. Свою свадьбу!
— Ты хочешь… хочешь… — Бурцев был в шоке от неожиданного прозрения.
— Взять в жены дочь князя Лешко Белого, — заявил Освальд.
Краковские дружинники недоуменно загалдели. Они еще не знали, как следует реагировать на ожиданное признание добжиньца. Зато Василий знал.
Не допустить! Ни в коем случае! Почему? А потому что в душе его бушевала… Да, она сама бушевала — лютая ревность! Ну какого, cпрашивается, он оберегал прекрасную полячку от всадников в масках?! Зачем присоединился к отряду Освальда на кой жег татарские пороки и прорывался через горящий город?! Неужели все это лишь ради того чтобы несчастная Аделаида досталась не Казимиру, а самоуверенному добжиньцу?
— Когда ты это задумал, Освальд? — прохрипел Бурцев. Он никак не мог совладать с собственным голосом.
Все тайные помыслы, все сокровенные мечты сейчас коту под хвост. Он-то наивно рассчитывал мечом добыть рыцарские шпоры, а обретя новый статус всерьез начать борьбу за руку и сердце Аделаиды, увы, для того чтобы оруженосцу подняться на следующую ступень иерархической лестницы, ему следует укоснительно выполнять распоряжения рыцаря-суверена. А если тот приказывает привести на свое ложе возлюбленную оруженосца?
«Вот и кончается, Васек, твоя служба, — с горем подумал Бурцев. — Не задалась карьера, не получ тебе рыцарство из рук Освальда Добжиньского».
— Когда… ты… задумал?!
— Когда отправил княжну в свой шатер.
— Значит, ты намеревался…
— Ну что ты, Вацлав! До свадьбы — ни-ни. Я благородный пан, а не пройдоха, портящий девиц право и налево. Пусть я и не из столь знатного рода как Агделайда Краковская, но все-таки ношу фамильный герб на щите и рыцарские шпоры.
— А если княжна не согласится стать твоей невестой, Освальд?
— Если ей придется выбирать между мной и Казимиром Куявским, сыном Конрада Мазовецкого, думаю, чаша весов склонится в мою сторону.
— Ты говоришь так, будто у княжны в самом деле столь скудный выбор. — Сдерживать себя Бурцеву становилось все труднее. — Неужели во всей Польше не найдется другого претендента на руку и сердце дочери Лешко Белого — того, который пришелся бы по сердцу самой княжне?
— Стерпится — слюбится. Знаешь такую поговорку? Княжне придется добровольно согласиться на брак со мной или…
— Или что? Сдашь ее за награду Казимиру?
Збыслав дернулся, но добжинец жестом остановил литвина.
— Или я заставлю ее дать свое согласие, — глухо закончил рыцарь.
Освальд долго и пристально смотрел в раскрасневшееся лицо собеседника. Потом заговорил снова:
— Если бы ты, Вацлав, принадлежал к благородному сословию, я бы решил, что у тебя имеются такие же планы на Агделайду, как и у меня.
Бурцев скрежетнул зубами: опять его бесцеремонно макнули мордой в грязь. Вольно или невольно, но дали понять, что, не будучи шляхтичем, он вряд ли сможет соперничать с вельможными панами и рассчитывать на благосклонность княжны.
— Но, наверное, дело в другом, — продолжал Освальд. — Тебя, вероятно, просто беспокоит дальнейшая судьба случайной знатной попутчицы. Что ж, похвальная забота. Однако со мной Агделайда будет под надежной защитой. Кроме того, став законным супругом дочери Лешко Белого, я смогу претендовать на малопольские земли, а позже, когда у нас появится наследник… О, поверь, Вацлав, большей пакости тевтонам, мазовцам и куявцам придумать трудно.
— И только поэтому ты хочешь взять княжну в жены? Из мести врагам и ради чужой вотчины. Какое выгодное приобретение для безземельного рыцаря!
— Пан Освальд?! — Збыслав собачьим взглядом просил позволенья немедленно размазать наглеца по стенке. Руки косолапого гиганта разматывали цепь кистеня.
Добжинец тяжело задышал:
— Меня начинает раздражать твой язык, Вацлав. Ты ведь можешь и лишиться его…
Освальд вдруг умолк, сцепив зубы и зажмурив глаза. Новый приступ боли чуть не свалил рыцаря. Не сразу он смог продолжить:
— Только из уважения к проявленной тобой доблести в схватке с язычниками отвечу на твой вопрос Вацлав. Дело не только в мести или землях дочери Лешко Белого. Агделайда мне приглянулась с самого начала. Я буду заботиться о ней, я буду нежен с ней. А теперь давай прекратим, пока я не приказал Збыславу заткнуть твою дерзкую глотку мачугой. Если мы вырвем краковскую княжну из лап Казимира, она станет моей женой. Все! Кто не согласен — умрет.
Бурцев потянул из ножен меч:
— Я буду первым несогласным! То, что ты намерен сделать по праву сильного…
— То я и сделаю, Вацлав, — не раздраженно, же, а устало произнес Освальд. — И не тебе становиться на моем пути. Так что спрячь оружие. Когда у Збыслава в руках кистень, у его противников нет ни eдиного шанса. Это не поединок на палках и не кулачный бой. Второй раз тебе Збыслава не одолеть.
Ну-ну… Бурцев обхватил рукоять меча двумя руками. Шар Збысловой мачуги чуть покачивался, подобно гипнотизирующему маятнику.
— Не дури, Вацлав! — вздохнул Освальд. — Оглянись лучше вокруг.
Не похоже на хитрость. Бурцев быстро стрельнул взглядом по стенам. Тьфу, блин! Ну и попал же он!
Волчьешкурые стрелки дядьки Адама натягивали луки. А сам бородатый прусак уже метил острием стрелы ему в грудь.
Опять проигрыш! По всем статьям проигрыш!
