Глава 16
В ЗАПАСНИКАХ «ЭРМИТАЖА»
Так чем же занимался в свободное время Сергей? В это трудно поверить, но он обнаружил на судне настоящую библиотеку, состоящую из книг, скорее всего, захваченных пиратами на разграбленных кораблях. Возможно, разбойники использовали их страницы как туалетную бумагу, но не исключено, что в команде имелись образованные люди, которые понимали ценность этих книг. Строганов окунулся с головой в чтение ветхих манускриптов, древних фолиантов, раритетных печатных изданий и рукописей всех стран мира, позабыв даже про любовь.
Преимущественно это были английские и французские книги, но попадались испанские, немецкие, португальские, голландские, а в этих языках он был не силен. Каждый том весил несколько килограммов! Но здесь были не только книги в толстых кожаных переплетах, с медными или металлическими застежками на обложках, имелось и несколько свитков, испещренных китайскими или японскими иероглифами. Серж сразу отложил их в сторону, так как шансов расшифровать загадочные загогулины у него не было никаких. Наиболее редкие книги полковник аккуратно перекладывал с места на место, отряхивал от пыли, читал заглавия, фамилии авторов, интересовался годом и местом издания.
Если честно, то по большей части получалось так, что Строганов выдавал желаемое за действительное. Он только притворялся, будто понимает тексты. Конечно, он свободно говорил по-английски, писал и читал тоже неплохо, но это был английский начала третьего тысячелетия нашей эры, а книги из пиратского собрания относились к восемнадцатому веку, а то и к намного более ранним временам! Даже некоторые буквы, встреченные в этих фолиантах, были ему незнакомы, а что уж говорить о содержании томов! Как можно понять смысл этих философских трактатов? Для того чтобы современный человек был в состоянии читать такие книги, нужна была специальная подготовка, определенный уровень образования. Строганов впервые пожалел, что он не профессор филологии, не полиглот.
Чем дольше полковник читал названия томов, принадлежащих перу неизвестных ему ранее авторов, повторяя с упоением их таинственные фамилии, тем больше радовался тому, что имеет возможность прикоснуться к истории человеческой мысли. Его переполняла гордость за успешные результаты своего необычного путешествия. Дальше оглавления он практически не забирался и, читая по слогам, быстро терял смысл ранее освоенного текста. Очень много книг было на латыни и древнегреческом. Не исключено, что среди фолиантов присутствовали утерянные для современной науки труды Плиния, Плутарха, Клавдия Птолемея и многих других историков и мыслителей. Как знать…
В одном сундуке оказались исключительно библии, старинные и совсем новые, а также другие религиозные книги, хозяева которых давным-давно пошли на корм морским рыбам. Их набралось девяносто семь штук. Серж начал вести реестр, записал туда названия чуть больше сотни исторических и художественных романов, нескольких философских и медицинских трактатов, свод испанских законов, манифесты французского короля и описание жизни шотландских монархов. О содержании многих книг наш полковник догадался по иллюстрациям и гравюрам, вшитым в переплеты.
Сколько же кораблей пустили на дно пираты? Откуда такое богатое собрание литературы? Неужели они ограбили королевскую национальную библиотеку? Нет? Но не купили же они все это на книжных развалах! Значит, корсары неспроста складировали такое добро, кто-то из них знал цену этим редким фолиантам, иначе откуда в трюме столько замечательных изданий? Ведь тут не только напечатанные, но и рукописные труды! Чтобы собрать подобную библиотеку, нужен был настоящий интеллектуал.
Рукописи Строганов даже и не пытался разобрать, в них сам черт ногу сломит! «Ну ладно, доставлю все это на твердую землю, спрячу в надежном месте. Пройдут столетия, ученые их найдут и расшифруют. Боже, чего тут только нет!» — подумал Серж, взяв в руки одну из библий. На ней виднелась надпись с фамилией издателя — Гуттенберг. Серега был не в силах скрыть своего восторга.
— Гуттенберг! Не может быть! Библия издана и напечатана самим Гуттенбергом! Ей в наше время цены нет! — не выдержал Строганов. — Эх, вас бы, книжечки, да на какой-нибудь аукцион! Даже не все, а лишь одну, и легкая беззаботная жизнь обеспечена на долгие годы. Одна эта редчайшая библия ценнее всего золота и жемчуга, которые, словно скупой рыцарь, с маниакальным постоянством осматривает и ощупывает в сундуках старый Ипполит.
Изучая книги, Сергей понимал, что прикасается к вечности, к так называемым нетленным духовным ценностям. И тем мучительнее для него было чувство собственного бессилия — ведь он не мог толком прочесть ни одной книжки, тем более доставить их домой. Расспросы казака Кузьмы о загадочной библиотеке ничего не дали. Тот и понятия не имел о наличии этих культурной сокровищницы в трюме пиратского судна, хотя плавал в составе экипажа не один месяц. И вообще, казак Худойконь был малограмотным, говорить на многих языках он мог, но писать и читать не умел. Он не знал даже русского алфавита и с трудом мог изобразить на бумаге собственную подпись. Его университетом была сама жизнь, главная цель которой проста и понятна — выжить при любых обстоятельствах.
А вот Ипполит, хотя и владел французским и английским, как большинство русских дворян, но все же не мог по достоинству оценить эти уникальные книги. Он слишком долго жил в глуши, к тому же в его время большая часть этих сочинений были отнюдь не раритетами, а цену фолиантам еще предстояло определить аукционистам и богатым собирателям-коллекционерам далекого будущего. Только книги на латыни привлекли его внимание, да и то ненадолго. Он лишь хмыкнул озадаченно.
— Надо же, Корнелий Тацит! Откуда он у этих бродяг?
— Думаю, это трофеи, захваченные из разоренных прибрежных поместий и дворцов, с потопленных торговых шхун, — высказал предположение Сергей. — Если посчитать, то из этих ушедших ко дну кораблей можно составить не одну эскадру.
— Наверное, экипаж этой пиратской посудины долго бороздил океаны и моря, сея смерть на своем пути, пока не встретился с нами, — ухмыльнулся ротмистр.
— Но кто же собирал эту библиотеку? — продолжал недоумевать Строганов. — Кто мог заинтересоваться книгами?
— Знать, дорогуша граф, в экипаже был грамотей, который и читал от скуки. Запомните, Серж, не все пираты безмозглые грабители. Я вот, хотя и дворянин, тоже мог стать профессиональным корсаром, но не поддался соблазну, сбежал. На этих вольных кораблях плавают не только бандиты, насильники и убийцы, иногда, в порядке исключения, попадаются образованные люди, которым требуется пища для ума, не все же время пить ром и тискать девиц! Возможно, это был сам капитан или его помощник, или лекарь, или штурман. Какая вам разница? Наслаждайся, дорогой граф, листай себе страницы и разглядывай гравюры. Я вижу, некоторым книгам почти двести лет, а рукописям и того больше. Но меня уж избавь от чтения этих текстов. Скучное это занятие.
В другой раз приставать к ротмистру с подобными бесполезными просьбами Серж уже не стал. Конечно, жалко, что Степанов не проявил интереса к чтению, но что тут поделаешь.
Как-то раз Серж внезапно задумался, глядя на картины, хаотично и бессистемно развешанные на стенах каюты. Действительно, нельзя было не заметить эту великолепную галерею в миниатюре, размещенную «на водах», словно в современной Голландии. Трудно было объяснить причину, почему до сей поры полковник не полюбопытствовал, чьих кистей эти творения. Скорее всего, виной тому послужила банальная уверенность в том, что это обычные поделки подмастерьев, не имеющие никакой цены. Строганов не допускал даже мысли о том, что это могут быть шедевры! Как, здесь, в таком месте?! Бесконечная суета и текучка постоянно отвлекали его от оценки предметов изобразительного искусства. Удивительно, но Строганов до того отупел и врос в окружающий мир восемнадцатого века, что сразу не придал значения ни картинам, ни скульптурам, ни изделиям из бронзы. Его представление о том, что ценные произведения хранятся только в музеях, не позволяло как следует разглядеть эти экспонаты. Мало ли какие репродукции повесили малограмотные пираты, да и не до них было.
Но после знакомства с шедеврами библиотеки он стал на все смотреть другими глазами. Однажды Сергей с удовольствием стал разглядывать великолепные работы, и в голову ему пришла мысль: а откуда в эти давние годы возьмутся репродукции? Кто будет заниматься копированием? Подделки — для кого и для чего? Это не тема для бизнеса восемнадцатого века, картины еще не ценятся так высоко, как в эпоху постиндустриального глобального общества. Интуиция подсказывала ему, что это не простая мазня копиистов и ремесленников. И тут Сержа осенило. Это наверняка подлинные работы мастеров разных европейских художественных школ. Только каких?
Картины эти, как магнит, постоянно притягивали к себе, но день проходил за днем, а он так и не удосужился поинтересоваться экспозицией. Его отвлекало то одно дело, то другое, он никак не мог приступить к своим искусствоведческим изысканиям, но однажды выбрал время и принялся внимательно изучать работы.
В этот момент корабль сильно качнуло на волне, и большая тяжелая рама с грохотом упала, холст с изображением гор порвался, а великолепная позолоченная рама треснула. Строганов взял картину в руки и внимательно принялся изучать неразборчивую подпись мастера, но ничего не смог разобрать.
Тогда Сергей вооружился увеличительной линзой от подзорной трубы, зажег свечу и, взобравшись на стул, начал внимательно всматриваться в другие подписи авторов на полотнах. Вскоре он чуть не упал со стула, шокированный своими открытиями. Первая подпись читалась как Рубенс! На второй — Рембрандт! Далее Гойя! Веласкес! Дрожащими руками Строганов вытер взмокший лоб, поставил свечу в подсвечник, наполнил бокал ядреным можжевеловым джином и выпил для успокоения нервов. Не может этого быть, потому что быть этого просто не может. Картины висят без защитных стекол, без сигнализации, без системы пожаротушения, этот корабль систематически обстреливал противник! Он ведь мог случайно повредить эти бесценные шедевры мировой живописи! Что делать, как обезопасить и спасти их от гибели?
Чтобы убедиться еще раз в своей правоте, Строганов вновь забрался на стул и проверил, не подвели ли его глаза? Нет, действительно, Рубенс, а далее, кроме уже опознанных, еще Ван Дейк, Эль Греко, и два имени написаны неразборчиво. Возможно, это тоже великие мастера, просто Сержу не хватало эрудиции, чтобы понять, о ком идет речь. А может, и не совсем великие, потому как художников было много, признание получили сотни, великими стали единицы. Но большинство из них вообще умерли в нищете, канули в лету, остались в безвестности, как будто и не было их на земле. Черт подери! Но ведь некоторые из этих полотен уж точно шедевры!
В памяти полковника всплывало что-то неуловимо знакомое еще с курсантских времен, когда он часто посещал с экскурсиями музеи и картинные галереи, а готовя реферат по истории искусства, перелопатил десятки альбомов и каталогов.
Строганов стоял со свечой в руках, словно восковая статуя в музее мадам Тюссо. Невероятно! Каюты на пиратской посудине были увешаны гравюрами, эстампами, картинами выдающихся голландских, французских, испанских и итальянских мастеров! Теперь Сергей был готов поклясться, что это полотно с голой теткой, развалившейся на просторном ложе, действительно похоже на работы кисти Рубенса!
— Похоже на Рубенса? — произнес Сергей вслух, как бы советуясь сам с собой. — Почему бы и нет?
— А кто это? — задал наивный вопрос внезапно появившийся в дверях Худойконь, который услышал рассуждения полковника. — Что за Рубельнс?
— Художник, — ответил Строганов и поправил казака: — Фамилия у него нерусская — Рубенс.
— Наверное, старинная штучка этот рисунок. Занятно намалевал иностранец. Но вот этого мужика на коне кто-то неудачно изобразил. Как он держится в седле? И ноги в стременах согнуты как-то нелепо.
— Возможно, это работа Веласкеса, — покачал с сомнением головой Строганов, думая о своем. — Позапрошлый век.
— Хороший под дворянином конь, а сам-то он больно уж тщедушный. За такого коня дюжину холопов можно отдать! А всадник только портит всю красоту. А эта картина зачем тут?
Кузьма ткнул грязным пальцем в портрет, на котором была изображена аристократка средних лет, утопающая в пене кружев, и едва не продрал холст грязным длинным ногтем.
— Эй, аккуратнее, не арбузы щупаешь! Варвар! — возмутился Сергей. Он наклонился и с трудом разобрал надпись. — Кажется, это Гойя. Тысяча семьсот восемьдесят седьмой год, судя по надписи.
— А-а, — разочарованно пробормотал казачий атаман. — Современная мазня, кому она нужна! Дрянная работа! То ли дело твой Рубель, чувствуется работа толкового мастера прошлых веков! Баба больно дородная, настоящая красавица. В ней живого веса на шесть пудов! Такой только рожать да рожать гарных казаков. Красивая вещица! Граф, будь добр, повесь ее в мою каюту.
Худойконь тоже словно прозрел и, наконец, заметил, что на стенах каюты висят картины, а на них изображены женщины, оружие, пиршества.
— Живой вес! Рожать казачков! Ну, ты сказал! — поразился Сергей столь простодушной и наивной оценке гениальной живописи. — Хрен тебе, а не Рубенс! Живой вес ему подавай, выбрал полотно, как окорок в мясной лавке! Это же искусство!
— А что, я бы с такой бабой в баньке побаловался! Главное дело, полок пошире, печку пожарче и кваску побольше. Я бы ее так попарил! Живой бы не ушла! — воскликнул атаман и вышел из кубрика.
— Помрешь, развратник! Такая пышка тебя самого загоняет! — возразил Строганов ему вдогонку. — Не буду я ничего к тебе в кубрик перевешивать, мне эта тетка самому нравится.
Если бы Худойконь знал, сколько будут стоить эти картины и гравюры лет этак через двести, то давным-давно сам снял бы их со стены и припрятал понадежнее для правнуков. Но необразованный наивный казак воспринимал шедевры живописи как обычную мазню. Вернее сказать, он вообще не думал на эту тему, да и самих понятий «шедевр», «раритет», «государственное достояние», «культурное наследие» в этой реальности еще и в помине не было.
А наш путешественник во времени буквально извелся от нахлынувших на него мыслей. Одна догадка сменяла другую.
«Откуда у пиратов столь богатая коллекция живописи и книг? Кто был этот ценитель прекрасного? Может быть, эти корсары ограбили и пустили ко дну корабль какого-нибудь губернатора или вице-короля? — размышлял Серега, разглядывая этот плавучий Эрмитаж. — Видимо, дела обстоят приблизительно так. Настоящий детектив получается».
— Нет! Этого не может быть! — произнес вслух Строганов, продолжая сомневаться и не веря своему счастью. При этих словах в каюту вошел Ипполит Степанов.
— Граф, думаете украсить картинками свой дворец в Петербурге? — спросил ротмистр. — Не советую.
— Это почему же?
— Рамы дешевые, а на некоторых их и вовсе нет. А добротная золоченая рама стоит больших денег. Разоришься на них, ваше сиятельство. У меня в поместье жил художник Лукиано, а по-простому, по-нашему — Лука. Вечно в краске с головы до ног перепачкается, крестьянку молодую разденет, на постамент ее поставит и крупным планом на холсте оформит. Да еще бесплатно пошалит с ней!.. Пять баб на сносях ходили, пока он, стервец, к соседу, гвардейскому поручику, не перебрался. Я думал, этот итальяшка мне всех дворовых девок перепортит. Мастер был не только на все руки! Я его напоследок на конюшне выпорол, а девки ему лохмы подрали и холку намылили.
— Лукиано? Не слышал о таком, — задумчиво произнес Серж. — И работ его не видел.
— Конечно, не видел, откуда вам, сударь, их видеть. Все мои картины при пожаре сгорели, а у поручика Глинского он ничего нарисовать не успел, на него медведя натравили за то, что он девкам дурную болезнь занес и поручика через этих девиц дворовых заразил. Глинский был крутого нрава, осерчал жутко да и посадил художника в клетку к голодному мишке. Был живописец — и нет живого писца. Пришел ему, как говорится, живо писец. Медведь был счастлив свежатинкой полакомиться.
— Варвары! Крепостники! — возмутился Сергей. — Дикари! Мракобесы!
— Окстись, граф! Это мы-то крепостники? — обиделся Ипполит. — Да наши шутки — милые шалости против забав вашего дядюшки! Тот мог провинившегося мужика, а то и дворянина собственноручно на дыбе вздернуть, жулику руку топориком рубануть. А ледяные статуи? Это ведь его придумка! На мороз голышом выставит и ну водичкой поливать для создания скульптуры! Я изваяний из живых людей не делал.
Строганов, шокированный откровениями о нравах, развлечениях и забавах знати, уставился на ротмистра, а тот как ни в чем не бывало продолжал россказни о шалостях дальнего предка или, что скорее всего, однофамильца Сержа.
— Ну, дядюшка окаянный! — воскликнул изумленный Серега. — Ну, спасибо, удружил родством и наследственностью! Неужели во мне присутствуют его гены?
— Гена? Нет, Ген среди Строгановых я не знал. Про Василия слышал, про Петра. Однажды толковал с Федором, совсем мальцом тогда еще. Теперь плаваю по морю-океану с Сергеем, а Гену не знаю, не русское это имя, редкое.
Сергей промолчал, понимая, что разъяснять современные научные термины старику бесполезно. Да и мысли были совсем о другом: о картинах, скульптурах и книгах. А между прочим, в каюте еще стояли китайские вазы, наверняка древние и дорогущие. Антиквариат!
«Чего тут только нет, не корабль, а музей и алмазный фонд в плавучей деревянной упаковке! — продолжал свои размышления полковник. — Но ведь корабль как тара для перевозки и хранения столь сверх ценного груза очень не надежен. Могут пираты взять на абордаж и утопить? Могут. Могут расстрелять из орудий военные корабли? Могут. Можно и самим, без посторонней помощи в шторм о скалы разбиться! Хм, пираты на абордаж… Да мы и сами не лыком шиты, шайку таких отчаянных головорезов истребили. Никак не могу успокоиться, кого все-таки предыдущие хозяева этого корабля ограбили? Кого пустили ко дну? Кто этот человек, который смог отобрать эти шедевры и раритеты, собрать такую удивительную коллекцию? И как теперь ее сохранить?»
Всю ночь Сергей ворочался без сна, пока под утро не пришло время заступить на вахту. Даже страстные ласки любимой аборигенки, вошедшей во вкус семейных развлечений, не сумели отвлечь его от навязчивых мыслей о шедеврах. Встав к штурвалу, Строганов продолжал размышлять, а едва сменившись, тотчас принялся за работу. Он снял со стен работы опознанных им мастеров, работы неизвестных трогать не стал, пусть пока повисят. «Вывезу шедевры в Россию, нечего им по чужим морям болтаться, — решил Строганов. Подспудно в его голове промелькнула трусливая мыслишка: — Да, вывезешь, как же, держи карман шире, скорее сам зачахнешь в тропиках!» Но полковник ее быстро прогнал, скрутил холсты в трубочку и перевязал их бечевкой.
— Нужен тубус! — произнес Сергей вслух и тут же вспомнил о гранатомете. Он хлопнул себя ладонью по лбу, радуясь разрешению вопроса. — Точно, выпущу гранату по противнику и упакую в трубу картины! Нужна только цель.
Полковник машинально окинул взглядом океан, нет ли на горизонте подходящего вражеского корабля, который надо разнести метким выстрелом?! Но ни одного паруса в зоне не нашлось — ни пиратского, ни военного, ни торгового.
«Черт! Жаль, — искренне огорчился Серега и тут же одернул сам себя: — Однако быстро ты черствеешь душой, полковник! Ради того чтобы высвободить тубус, готов пустить в расход десятки ни в чем не повинных моряков. Но не стрелять же бесцельно по морским волнам!»
Сергей постоял, посмотрел в подзорную трубу в надежде обнаружить врага, подышал морским воздухом и успокоился.
«Никуда картины не денутся, — решил он. — Придет время, гранатомет освобожу, тогда и упакую шедевры. Появится еще возможность пустить в ход смертельное оружие! Какие-нибудь захудалые пираты однажды да попадут под горячую руку».
Отложив вопрос с упаковкой и транспортировкой картин, Сергей задумался о книгах. Столько раритетных изданий! Одна библия Гуттенберга чего стоит! В Российской национальной библиотеке, насколько он помнил, имелся только лист из нее, а тут целый том в хорошем переплете. Привезти в Россию пару фолиантов — и Академия наук на руках будет носить! Если бы пару лет назад кто-нибудь рассказал ему, что он будет держать в руках такие сокровища, Серж посчитал бы того товарища фантазером или сумасшедшим!
«Пополнить экспозиции родных музеев редкими экспонатами — дело правильное, но как это сделать? — задумался потенциальный Третьяков. — Где это проклятое окно во времени? Хотя бы форточка какая-нибудь отыскалась или даже замочная скважина, а уж я в нее просочусь. Кто бы подсказал, где эта щелочка находится и когда в нее можно будет проскочить? Намекни, Друг!»
