Глава 18
ОСТРОВ АМАЗОНОК, ИЛИ БАБЬЕ ЦАРСТВО
«Эх, лодочка, куда ж ты выплывешь и меня вынесешь? В начале путешествия искал землю, чтобы выжить и спастись от голода, затем отправился на поиски цивилизации. А теперь-то куда меня понесло? Зачем покинул шхуну? Что я буду делать в этой прошлой жизни? Гладь океанская, соль морская, рыбы, чайки, бакланы, да и я сам — птица перелетная. Буревестник хренов! Наломал я дров! Какого лешего взбаламутил экипаж этой посудины? Обрек бравого молодца Уильяма Блая на тяжкие испытания! Да и бедняга Кристиан Флетчер теперь обречен на долгие скитания и отшельничество. Куковать лейтенанту на этом убогом острове Питкерн долгие годы, пока дикари его шкуру не пустят на изготовление барабана. Да и судьба остальных бедолаг не лучше. А при чем тут я? Чему быть, того не миновать, как говорит народная мудрость. Капитан Блай и без моей помощи довел бы команду до бунта. Наверняка! Вероятно... Может быть... Ах ты, боже мой! Голова раскалывается от этих мыслей. Неужели это все-таки я сам, лично, изменил ход истории, спровоцировав бунт? А потом сбежал, как подлый трус. Подтасовал карты, словно шулер! Уф-ф-ф! Что теперь о мятеже напишут в книгах, как изменят сценарий фильма, будет моя личность в этой истории фигурировать или нет? И что дальше делать? Мне бы крылья, а то уже надоело плавать. Отчего люди не летают? Так и улетел бы отсюда прочь, в Россию-матушку! Только тут не крылья нужны, а машина времени. Нажал на кнопку — и вот ты уже дома. Мечты, мечты... »
Так разговаривал вслух сам с собой Строганов, сидя под парусом и гребя веслами изо всех сил. Ветер как назло вскоре стих, установился полный штиль.
Домой! Курс на север! Или северо-запад? Ох и намашется же Серега этими веслами. И раз! И раз! И раз...
Первую ночь после бегства с «Баунти» путешественник, а вернее, скиталец спал плохо, тревожно дремал и много размышлял о своей жизни, в основном, конечно, непутевой, но местами и временами очень даже ничего, положительной, а порой и героической!
К сорока годам он заработал ордена за войну, медаль за спасение утопающих, грамоту ЮНЕСКО за защиту животных и морской фауны. Или не ЮНЕСКО? Какой-то международной организации под эгидой ООН, какой именно, Строганов забыл. Путешественник сомневался даже в том, он вообще-то машет сейчас веслами или не он, а только телесная оболочка. И куда она плывет? Нужно грести и грести, а сил не было. Нет, надо себя перебороть!
Вновь и вновь: и раз, и раз, и раз, и два...
Солнце взошло, как всегда, быстро и внезапно. Сразу стало жарко, как в мартеновском цеху. Пришлось спрятаться под навес, чтобы не получить тепловой удар и не обгореть на импровизированной сковороде, причем без маргарина. К полудню подул спасительный ветерок, и тримаран пошел куда веселее под парусом.
«Лишь бы снасти не порвало и не унесло внезапным мощным порывом. Теперь можно и по пятьдесят граммов!» — решил Строганов.
Чего пятьдесят граммов? Естественно, похищенного рому! Серега налил себе в кружку чуток этого замечательного напитка и отхлебнул. По правде сказать, это была не кружка, а серебряный кубок самого Блая! Строганов, собираясь бежать со шхуны, позаимствовал на память о встрече с английскими моряками кое-какие сувениры: подзорную трубу, абордажный топорик, кружку с откидной крышкой и т. д. Приглянулся бокал с гравировкой, так тоже не сумел удержаться от соблазна. Клептоман несчастный!
Тост он произнес вслух:
— За здоровье короля Англии!
Ведь этот кубок изготовили в колонии Его Величества! А за здоровье хорошего короля выпить не грех, почему бы и нет? Лично Строганову он ничего плохого не сделал.
После глоточка стало хорошо. Серж закусил крепкий напиток сухарем и куском солонины, которая оказалась довольно жирной и уже с душком. Какая гадость это соленое английское мясо, но делать нечего, приходилось жевать, что имелось. За неделю одиночного плавания бочонок с водой объемом в два галлона опустел почти до дна, а такой же, но наполненный ромом, уполовинился. Во время скитаний Строганов заметно похудел, потому что на таких харчах, как сухари да солонина, долго не протянешь. Любой доходягой станет.
Эх, да разве это мясо! Сейчас бы накрыть праздничный стол, с салатами, разносолами, с шампурами, а на них шашлыки из молодого барашка! Да под сухое красное вино! Да чтоб зелень высилась горой на огромном блюде! Огурчики, помидорчики, лучок! И свежий лаваш. Аджику поострее! И черт с ней, с язвой желудка! Ну что поделать, любил граф Строганов кавказскую кухню! От вкусной еды язвы не бывает, язва случается от этих плесневелых сухарей. Дайте срок, доплывет он до какого-нибудь острова, поймает первого попавшегося поросенка, зажарит его на вертеле и... сожрет, чавкая и причмокивая, как какой-нибудь дикарь! Уж он его, любезного, целиком скушает, от пятачка до хвостика!
Чем больше Сергей думал о пиршестве у костра, тем больше хотелось кушать, и не просто есть, а пресыщаться, сладострастно предаваться чревоугодию. Голод заглушил все другие желания. Даже любовью заниматься расхотелось. Раньше такого с ним не бывало, а теперь не ощущалось той тяги к женскому полу.
Настроя не было, проблемы с потенцией появились или изменились привычки? Прямо упадок сил какой-то! Не встает по утрам! Обленился? Атрофировался? Не заболеть бы Сереге.
Кабы странник знал, что его вскоре ждет, какие испытания на этот раз готовит ему судьба, то не волновался бы, а, наоборот, радовался одиночеству и покою. Долго ли, коротко ли длилось плавание — неизвестно. В постоянном состоянии подшофе этого не понять. Чувство времени совершенно притупилось. Однажды, когда лодка, как обычно, колыхалась на зыбкой волне, Строганов обнаружил, глядя в подзорную трубу, на горизонте кусочек земли. Сергей встал, держась за мачту, и убедился, что перед ним прямо по курсу остров.
Он направил тримаран к берегу, остров по мере приближения увеличивался в размерах, и вскоре перед Строгановым предстал кусок суши, поросший пальмами, лианами и прочей тропической растительностью. Долгожданная земля, хотя и омываемая со всех сторон океаном! Но выбора для него сейчас не было. Любая, даже самая плохая суша лучше хорошего моря.
«Скорее! На весла! Налегай! — скомандовал сам себе обрадовавшийся Сережка. — Греби, бездельник! И раз, и раз... »
Лодка стремительно приближалась к побережью, и вот уже отчетливо стали видны убогие хижины, а рядом представители туземной общественности, торжественно выстроившиеся на берегу для встречи иностранной делегации.
«И где я теперь нахожусь, в прошлом или в своем времени? — промелькнула в голове тревожная мысль. — Вновь в нашем двадцать первом веке или по-прежнему в восемнадцатом? Или еще в каком другом? И кто они, темнокожие островитяне, друзья или враги, злобные людоеды или милейшие вегетарианцы? Я свой, я друг Николая Миклухо-Маклая!»
Состав группы встречающих оказался довольно занятным — примерно полсотни совершенно голых, даже без набедренных повязок, представителей женского пола. Старушенций, старух, зрелых дам, перезрелых девиц, юных девчушек и совсем еще девочек. Странно, но среди группы встречающих не было ни одного взрослого мужчины, подростка или старика, только несколько мальчиков-младенцев!
Сергей терялся в догадках: «Мужики затаились в засаде, или и впрямь на острове обитают одни бабы? Неужели это все мое?!»
Вот и сбылась мечта старого ловеласа: настоящий малинник, бабье царство! Правда, ягоды Малины были темно-коричневые, даже слегка черноватые, по цвету больше похожие на ежевику. Но ничего, перезрелая ежевика тоже хороша. Главное, суметь с ними объясниться, с амазонками этими! О боже, зачем же их столько и сразу, неужели нельзя было являться по очереди и в разное время?! Справится ли он в одиночку?
Тримаран быстро дрейфовал к берегу, приливная волна на всех парах несла его через подтопленный приливом барьерный риф. Позади песчаного берега росла стеной вечнозеленая растительность, и такой же, но только коричневой стеной стояли у самой воды товарищи женщины. Жалко, что не русские, не бледнолицые, не синеглазые, не блондиночки. Сергей никогда не был расистом но свои родные — рязанские, тамбовские — сердцу милее! Как говорится: своя баба ближе к телу.
Серега застегнул ремень на поясе, поправил кобуру с браунингом, автомат для удобства закинул за спину и решительно шагнул в воду и тотчас уколол пятку о какую-то острую ракушку. Он взвыл, в сердцах выматерился. Выбрался на берег, отряхнулся от песка и воды, молча и угрюмо уставился на голых теток. И он, и встречающие выжидающе молчали. Затем Строганов опомнился — все же он у них гость! — и заулыбался. Тетки продолжали глядеть хмуро, поэтому улыбка Сергея становилась все шире и радостнее: надо ведь как-то смягчить обстановку, расположить к себе местный контингент.
Дамочки действительно оживились под воздействием обаяния широкой лучезарной улыбки. Еще бы, тридцать два белых, словно жемчуг, зуба, ровные, красивые, с правильным прикусом! Женское любопытство пересилило страх. Самые смелые островитянки начали ощупывать его и тыкать пальцами в спину, гладить по мускулистым плечам, проверяя бицепсы. Спортивные штаны особенно заинтересовали молодух. А одна очень наглая девица лет восемнадцати на вид ухватила его ниже пояса за то, за что и хотела ухватить. Видимо, решила удостовериться в наличии искомого объекта у бледнолицего пришельца. Она пискнула, хохотнула и что-то выкрикнула товаркам, а те в восторге завизжали и пустились в пляс.
«Бедные! Видно, истосковались без самцов-аборигенов, соскучились по мужской ласке. Ну да, ласка-то у меня одна, а вас тут о-го-го сколько!» — подумал Серж, предчувствуя что-то недоброе.
А действительно, сколько же их? Строганов начал считать и сбился на четвертом десятке, потому что тетки продолжали лихо приплясывать, сотрясаясь всем телом. Танец был явно эротического характера, одновременно забавный и интригующий, потому что во время хоровода тетки поворачивались спиной к путнику и нагибались. Вульгарный, с точки зрения цивилизованного человека, совершенно первобытный танец!
Невольно наш скиталец стал вуайеристом. Постепенно эти чертовки пробудили желание своей эротической пляской, раздразнили и оживили былые возможности. У Сереги мелькнула шальная мысль: «А не овладеть ли кем-нибудь по согласию, без насилия? Но вдруг не поймут, полезут драться? Как объяснить добрые намерения?» И он тотчас отбросил эту дурацкую идею. Нет! Забьют, растерзают, затопчут толпой. Желательно в начале попить, поесть, а потом уже и все остальное, если повезет. Договорится он потихоньку с какой наиболее симпатичной особой за бусы или пуговицы.
Сергей через некоторое время осмелел, освоился и начал изъясняться на разных языках. Матерно и литературно по-русски, по-английски, по-французски, по-немецки, по-испански, но все попытки завязать диалог закончились ничем.
Бабы ничего не понимали, они щебетали, тэкали, мекали, бекали. А что за язык? Что за наречие? Папуаски, как есть папуаски! Фиджийки, малайки, аборигенки Вануату или Санта-Круз. Они каннибалки, или у них только самцы чужих мужиков жрут, а женщины рыбу да фрукты? А где мужская часть населения? На охоте? Ну и как же с этими дамочками общаться? Никаких матов не хватит, пока поймут что к чему.
Сергей съел преподнесенное угощение — гроздь спелых бананов и выпил кокосового молока. Силы прибавились, стало легче, прекратилось головокружение от голода и рези в желудке. Он решил перво-наперво коллектив построить, пересчитать. Почесывая грудь и живот, Строганов встал с корточек, обтер руки о штаны, оглядел гомонящее бабье стадо. Вспомнился товарищ Сухов. Надо перенимать опыт.
— Строиться! Становись! Эй, вы! — громко крикнул Строганов, но женщины его не поняли и продолжали галдеть.
Пришлось одну за другой брать за руки и ставить в ряд, плечом к плечу. Выровняв шеренгу, он скомандовал: «Равняйсь, смирно!» Но бабы не понимали, улыбались, щерились. Одни белозубыми улыбками, которые на фоне шоколадных физиономий особенно выделялись, другие щербатыми или вовсе беззубыми ртами. Ужас! Только таких самозваному российскому «графу» в наложницы и не хватало!
— Становись! Строиться! — в который раз крикнул Сергей.
Контингент подравнялся, выставив вперед поникшие груди, только у некоторых эта эротичная часть тела была округлая и крепкая, с бесстыдно торчащими вперед сосками. Бабы замерли. Сергей начал зачем-то пересчитывать их вслух. Оказалось сорок штук! Сам сорок первый, прямо как в книге о гражданской войне. Главное, не повторить судьбу того белогвардейца, сорок первого...
— Теперь будем знакомиться! — произнес вслух Сергей и достал из сумки блокнот и ручку.
Он оглядел шеренгу и громко назвался:
— Меня зовут Сергей! Серж! Серега! Я — Сергей! Сергей Иванович или по-простому — Сергей! Девушка, а как тебя звать?
Серега ткнул пальцем в огромную, словно спелая дынька, сиську, которая по цвету напоминала гигантскую сливу. Он попал точнехонько в коричнево-лиловую грудь дородной девицы, прямо в сосок. Туземка хихикнула, грудь колыхнулась, а она продолжала улыбаться.
— Я Сергей! А ты кто? Как тебя, милая, зовут, твою папуаса мать! — рассердился Строганов на непонятливую туземку и снова указал на нее пальцем.
Естественно, имя мамы или папы этой дородной аборигеночки Строганова не интересовало.
— Тэнэ! — вдруг с придыханием ответила девица. От нового прикосновения шоколадная грудь девушки опять всколыхнулась, и она нежно повторила: — Тэнэ!
— Тэнэ! Танька значит! Так и запишем: «Сисястая — Тэнэ». Вот и хорошо. Запомню как Татьяну. Танька! А тебя как величать? Имя!
Серега ткнул пальцем в грудь губастой дикарки, стоящей рядом с Танькой, но не рассчитал, хотел лишь указать на нее, а получилось, что болезненно тыкнул острым ногтем. Губастенькая поморщилась и ойкнула. Это не понравилось огромной папуаске с высокой кудрявой шевелюрой, торчащей во все стороны, словно пакля. Эта тетка громко заверещала, и ее истошный крик подхватили бурными воплями старшие соплеменницы. Строй рассыпался, и дамочки преклонного возраста с угрожающим выражением на физиономиях окружили белого пришельца. Они размахивали палками, тянулись с кулаками к лицу незваного гостя, пытаясь ударить.
Не долго раздумывая, Строганов отскочил, выхватил из кобуры браунинг и выстрелил в воздух. Эффект оказался потрясающим. Та тетка, что возмутилась первой, обмочилась, а губастая, в которую он ткнул пальцем, упала навзничь, широко раскинув ноги и руки и лишившись чувств. Бабы, которые устояли на ногах и не описались от страха, в панике сиганули врассыпную, по кустам. Но беглянок было лишь несколько, в основном юные девушки. Остальные дикарки лежали на песке, прикрыв ладошками лица. Другие части тела они даже не подумали прикрывать.
«Видимо, чувство стыда им совершенно не знакомо. Что поделать, дети природы», — подумал Сергей.
— Страшно? То-то же, бойтесь меня! Прекратить галдеж! Слушайте мужчину и повинуйтесь! — грозно крикнул Строганов.
Женщины замерли, услышав окрик, и тотчас замолчали. Новоявленный командир повторил попытку построения, одну за другой начал ставить баб плечом к плечу. Таньку как старую знакомую он поставил первой во вновь образованной шеренге, очнувшуюся губастую девицу — рядом, а остальных как попало, без разбора. Одна старушенция так и не поднялась с земли, точнее, с песочка.
«Надеюсь, этот песок на берегу высыпался не из нее? — ухмыльнулся Серега и решил делать вид, что не замечает испуганной насмерть старухи. — Ладно, пусть пока лежит, отдыхает».
Молодые девицы продолжали выглядывать из густых зарослей.
— Эй, идите сюда, живо! — прикрикнул на них Сергей и замахал руками.
Убежавшие девчонки, несмело семеня, вышли из джунглей и прижались к мамашам, теткам, старшим сестрам.
— Ну вот, трусихи! То-то же! Не галдеть и всем молчать! — Сергей выразительно вытаращил глаза и зажал свой рот раскрытой ладонью. — Молчать! — И он повторил жест, опять закрывая рот ладонью, потом внимательно и сурово оглядел притихших аборигенок. Шоколадка к шоколадке, как на подбор, правда, некоторые слегка пригорели, прокоптились на солнце. Они были заметно чернее подруг.
— Итак, как тебя звать? Имя! Меня зовут Сергей, а тебя как? Имя!
Серега вновь указал на ту самую губастую девицу, стоящую в шеренге второй.
— Мо! — гордо ответила папуасочка, тряхнув густыми, мелко сплетенными косичками. — Мо!
— Ну вот! Я — Сергей, а ты — Мо! — обрадовался Серж, записывая новое имя в блокнот. — Мо! Будешь именоваться Маша или Машка!
— Следующая! Имя!
Рослая женщина, на голову выше Строганова, глупо улыбнулась и, глядя сверху вниз, вымолвила:
— Key!
— Key? Значит — Катя! Так и запомним.
Серж краснел и уже не знал, куда девать глаза, как смотреть на женские обнаженные тела, на эти торчащие груди и кудрявые лобки.
«Ну и бесстыдницы! Никакого представления о скромности, о рамках приличия, об этикете. Одеть бы их во что-нибудь, но они и понятия не имеют о тряпках! — возмутился про себя Строганов, а на будущее решил: — Нужно им юбки сплести и лифы».
В течение получаса Серега не без труда провел перепись населения островного государства. Самую быструю перепись населения в мире! Давая новые имена островитянкам, он делал это в первую очередь для собственного удобства, подробно описывая характерные приметы — длинноногая, со шрамом на лице, без пальца, в ноздрях бамбук и т. д., — имена писал через дефис, сначала подлинное, а затем переиначенное на русский манер. Так появились еще Наташа, Люся, Фрося...
Тридцать девять баб, бабенок, бабищ и бабешек. Одна изможденная старушка, сороковая по счету, продолжала молча лежать на песке, не подавая признаков жизни.
— Эй, старая карга! Проснись, пора вставать! Хватит притворяться, ты одна осталась непереписанной. Как зовут тебя? Эй, Шапокляк! Ау-у-у-у!
Он попробовал найти пульс, который, увы, почти не прощупывался.
«Да, эта, похоже, уже чуть живая. Как бы не преставилась бабуся со страха!» — расстроился Сергей. Надо же, ведь он невольно чуть не стал причиной смерти человека.
Темнокожие дамочки тоже забеспокоились и попытались приподнять старушку. Из ее приоткрытого рта чуть высовывался темно-бордовый язык, глаза закатились, лицо посерело. Женщины окружили недвижимое тело, начали теребить, дергать бабусю за нос, трепать ноги и руки. Бесполезно, ничего не помогало.
— Разойдись! Я сам окажу первую помощь, — громко произнес первопроходец. — Не бунтовали бы, жила бы старушка еще сто лет.
Серега попытался сделать искусственное дыхание, это более-менее помогло, папуаски низко склонились над явно оживающей старухой и завыли, запричитали уже повеселее, вновь отклячив при этом зады и показывая прочие интимные места.
— Разойдись! — вскричал Сергей, задыхаясь от прилива гормонов в крови. — Марш по хижинам. Пошли все прочь! Объявляю завтра день Образования Королевства!
Подобрав с земли тело постепенно ожившей женщины, племя удалилось в деревню. Рядом осталась лишь молоденькая большая Танька. Девица дергала путешественника за рукав расстегнутой рубахи, теребила ремень, лезла к штанам и показывала при этом неприличные жесты в виде засовывания указательного пальчика в два пальчика другой руки, скрученных в колечко.
— Отстань! Ну что тебе надо? — рассердился Сергей.
Но девица продолжала что-то нежно, но настойчиво щебетать, заглядывая в глаза и надвигаясь на него молодым, упругим, коричневым телом. Соски, как две торпеды, уперлись в грудь бравого полковника в отставке.
«А почему бы и нет? — подумал Строганов, внимательно разглядывая потенциальную партнершу. — Если я буду королем, мне нужна королева! Чем эта плоха?»
Девица вновь погладила Сергея по плечу, скользнула рукой ниже пояса, желая еще раз удостовериться, что она понравилась белому путешественнику. Нащупав напряженный мужской «элемент», она ухватилась за ладонь Сереги и потянула ее к своим интимным местам. Наш скиталец в этот момент понял, что пропал! Сексуальная атака продолжалась. Попал он под паровой каток!
— Да пошла ты к черту! Ну что, неужели прямо тут, на песке? На виду у всей общественности? При несовершеннолетних детях? — рассердился смущенный король.
Действительно, Серегу больше всего смущало присутствие детей, ведь из всех кустов выглядывали их хитрющие, любопытные черные физиономии. К участию в сеансе порнографии, да еще на глазах несовершеннолетних, он был не готов.
— Ну, прямо остров Чунга-чанга! Как в мультфильме! Танька, а ну, отстань-ка! Не лезь! Не буду я этим заниматься прямо здесь, при детях до шестнадцати. И не соблазняй! Веди в свою хижину.
Сергей изобразил руками крышу над головой, обрисовывая домик, затем показал пальцем на лачуги островитян, сплетенные из сучьев, веток и листьев. Девушка поняла намек и радостно стала приплясывать. Она крепко схватила его за пальцы правой руки и потянула за собою в ближайшую хибару, стоящую под сенью пальм. Вигвам не вигвам, чум не чум, сарай не сарай, так, нечто похожее на то, другое и третье.
Сергей, склонив голову, осторожно вошел внутрь и тотчас был увлечен на пол, устланный козьими шкурами. Танька упала, потянув его за собой, и принялась рвать на нем штаны. Пришлось ей помочь. Затем она весьма сноровисто устроилась на нем верхом, закатила глаза, застонала, забормотала, запела. Да-да! Именно запела!
«Что, понравилось? Видимо, одурели они тут без своих вануатцев, папуасов или гибридцев, как их там! — лениво и полусонно размышлял Сергей, сбросив давление. — А действительно, где же их мужики? Это главный вопрос выживания на острове! Провозглашу себя королем, а они появятся в самый неподходящий момент. А действительно, что тогда предпринять? Стрелять? Бежать? Ведь если у этого племени мужики увлекаются каннибализмом, тогда и их бабы должны просто обожать человечину?! Надо с ними ухо держать востро, не проспать нападение!»
Серега лениво размышлял, лежа на спине, а папуаска Танька, сидя сверху, извивалась и завывала неведомо о чем, продолжая свою тягучую бесконечную песню. В данную минуту Строганова удручала еще одна неприятная мысль.
Опять сексуальный процесс пошел без средств защиты, причем в который раз. Прокол за проколом, ошибка за ошибкой, а сапер, как известно, ошибается один раз! Тут амбулатории нет! Но, может, махнуть на все рукой и понадеяться на русское «авось»? СПИДа в этом веке еще нет, эта зараза где-то еще дремлет в инкубационном состоянии. И с сифилисом на острове, похоже, все в порядке, в смысле должен отсутствовать, как и прочие нехорошие инфекции. Откуда им на острове взяться? Ни тебе наркоманов, ни тебе уличных проституток, ни притонов. Да и к чему опасение, как можно заразиться в прошлом? Они давно трупы! Ведь Серега прибыл из будущего, а их давно уже нет с точки зрения этого будущего! Ой, а не стал ли он некрофилом?! Но Танька была такая теплая, чрезвычайно жизнеспособная, активная и поющая. На призрак она совершенно не похожа!
Строганов задумался, отвлекся, а девица все раскачивалась, пела, не успокаиваясь, растягивая удовольствие, хотя давно взмокла от напряжения, и липкий пот струился по ее телу.
«Задумался я, пора с этим делом кончать!» — решил Серж и кончил. Папуаска Танька громко взвизгнула, счастливо взвыла, и на этой мажорной ноте песнь любви оборвалась.
