Рубились они знатно. И те, кто носил на груди полумесяц, и те, чьи сердца прикрывал красный крест. Красиво рубились, яростно… и погибали. Вокруг зеленого знамени и воина в золотом шлеме таяла линия телохранителей, но еще быстрее гибли крестоносцы из отряда Горового.

Перед глазами Пригодько мельком проносились знакомые и незнакомые лица, задевая сознание только краешком. Вот свалился с разрубленной шеей Трондт, рядом скорчился Эйрик, держась за торчащее из живота копье. Бородачи-лангобарды до последнего прикрывали своего командира. Зашатался и осел весельчак Бэл. Валлиец дорого поплатился за то, что не хотел прицепить кольчужную сетку к своему старомодному шлему. Стрела гуляма вошла ему точно в основание шеи почти на излете. Куда-то пропал Чуча, под которым убили коня, позади остались пешие Ходри и Гарет.

Захар, отбросив сломанный меч, взялся за более привычное ему оружие и теперь махал секирой с остервенением обреченного, не обращая внимания на то, что творится вокруг. Он упрямо держался за подъесаулом, закрывая ему спину.

…А казак пер на знамя.

Горовой быстро потерял свою фамильную саблю, застрявшую в хитросплетениях чужих доспехов, затем сломал трофейный меч и теперь крушил врагов чьим-то боевым молотом. Тяжелая болванка с острием, сидящая на конце метрового древка, проламывала любые доспехи и скидывала противников с лошадей, не давая врагу подобраться на расстояние сабельного удара.

Рядом мелькала секира Захара, с другой стороны на расторопном трофейном коне гарцевал Малышев. И казак не заботился о флангах. Только вперед! К предводителю мусульман.

Гулямы личной охраны, обеспокоенные яростным напором латинян, уже собирались увести своего господина подальше от опасности, но неожиданно в бой вмешался еще один отряд. С правого фланга на хорезмийцев набросились лангобарды Боэмунда. Оставив племянника Танкреда штурмовать каре мусульманской пехоты, предводитель сицилийских норманнов повел своих рыцарей на прорывавшихся по центру врагов. Стальной клин рассек строй тяжелой кавалерии сельджуков, отбросив часть из них назад, на копья спешенных рыцарей. Викинги, разъяренные неудачным началом битвы, крушили зажатых в теснине боя элитных всадников исламского мира, как лиса, попавшая в курятник, душит беззащитных кур. Один за другим воины в блестящих доспехах летели под ноги своих быстроногих скакунов.

На острие атаки ревел медведем неистовый Боэмунд. Высоченный сицилиец, сменивший несколько лошадей, покрытый кровью врагов от пяток до шеи, одним своим видом нагонял ужас на противника. Сотня окружавших его телохранителей была ему под стать.

Предводитель мусульман сполна оценил уровень опасности и принял решение. Последовал гортанный окрик, и гулямы перед казаком разошлись, открывая прямой путь к вождю мусульман, уже вытянувшему саблю. Дважды подъесаула приглашать не пришлось.

Удар с лету пропал втуне. Сарацин ловко крутанулся в седле, припал к шее коня, и молот Горового просвистел над головой неприятеля, сбив несколько перьев с золотого шлема. Зато клинок араба распорол плащ на плечах рыцаря. Дзинькнуло, расходясь, плетение кольчуги, и по плечу Тимофея потекла кровь.

Араб играл с противником. Прекрасно обученная лошадь с грацией пантеры переносила своего хозяина с места на место, отчего саженные замахи боевого молота казака пропадали впустую. Горовой отбросил тяжеленный «клюв» и, ухватившись за луку седла, подхватил с земли чью-то саблю.

Тюрок оценил ловкость, с которой это проделали, а возможно, сыграло роль нежелание затягивать поединок. Так или иначе, но воин в золотом шлеме перестал забавляться.

Два коротких удара, принятых подъесаулом на клинок, были только затравкой. Затем последовал длинный выпад в правый бок. Казак даже не пробовал перейти в контратаку. Рубился враг превосходно: быстро, зло, экономно… Неуловимый выпад в живот. Кони начали разносить противников, араб среагировал первым. Длинногривый турецкий скакун присел на задние ноги, разворачиваясь почти на месте. Спину Горового обожгло. Опять полетели кольца доспеха.

Русич развернул лошадь только для того, чтобы успеть заметить прямой выпад острием клинка в область ключицы. Подъесаул успел принять его на гарду сабли и тут же пропустил удар в уже окровавленное плечо. В этот момент жеребец араба умудрился вцепиться зубами в незащищенный бардом круп Орлика. Конь взбрыкнул, и израненный Горовой вылетел из седла.

При падении он потерял саблю, ушибся, застрял, попав ногой в груду мертвых тел. Время замедлило ход. Тимофей поднял голову, когда над ним зависла чья-то тень. Он даже успел удивиться блику солнца на лезвии великолепного клинка булатной стали. И услышать свист опускавшейся сабли…

…Малышев наблюдал схватку с добрых двух десятков метров. Ближе было не подобраться. Когда Горовой заменил здоровенную кочергу на саблю, Костя уже решил, что врагу не устоять, но тут же понял, что это далеко не так. Подъесаул не успевал отражать выпады противника. Араб крутился вокруг него как молния, как странная блестящая бабочка, обвив русича коконом сабельных ударов. Тимофей Михайлович пробовал контратаковать, но по фигурам тут же изготовившихся гулямов Костя понял, что шансов на победу у его друга нет никаких. Перед тем как отступить, вождь мусульман решил насладиться боем и вызвал латинянина на поединок, исход которого был предрешен.

Малышев сунул руку за пояс, нащупывая ребристую ручку револьвера, когда понял, что опоздал. Фигура товарища исчезла из поля зрения. Зато скакун вождя мусульман поднялся на дыбы, прекрасно гармонируя с красиво взлетевшей саблей его седока. Клинок упал вниз.

И грянул гром небесный…