Предводитель нападавших появился только под утро. Когда гул в голове ученого наконец-то начал стихать и он уже надеялся на то, что сможет забыться в желанном сне, раздался топот копыт.

Три десятка хмурых всадников заполнили все свободное пространство. Вождем налетчиков оказался невысокий и уже немолодой воин в сером от пыли плаще. Обветренное породистое лицо с тонкими усиками и холеной бородой, расшитый золотом пояс и белый тюрбан, который носили только мусульмане, совершившие паломничество в Мекку, выделяли его среди остальных.

Проснувшиеся воины суетились, приводя себя в порядок, но этот человек не обращал на них никакого внимания. Он мельком осмотрел пленников, перевернул несколько тел убитых, что-то хмыкнул и повернулся к связанному Улугбеку.

– Твое лицо не знакомо мне, человек. – Языком общения мусульманин избрал латынь, так что ученый понимал почти все.

На смеси греческого, латыни и фарси Улугбек попробовал выдать за правду продуманную версию о том, что он просто один из христианских паломников, за которого друзья готовы выложить солидный выкуп, но мусульманин только покачал головой:

– Свою сказку можешь мне не рассказывать. – Голос его был сух. – Если ты понадобился посвященным, то ты не обычный человек. У тебя другая аура, ты говоришь и дышишь по-другому.

Он присел на заботливо подставленное седло. Воины, не понимавшие речи командира и пленника, почтительно толпились поодаль. Незнакомец медленно достал из рукава платок и устало вытер выступивший на лбу пот.

– Ты не понимаешь еще, во что ввязался, смертный.

Сомохов молчал.

– Ты думаешь, что ты ищешь способ вернуться домой? И ради этого стоит бросить вызов древнейшему сообществу на земле, побороть его, чтобы затем, имея на руках последний дар богов, перенести свое бренное тело в привычную для тебя халупу, к твоей обыденной жизни?!

Араб сделал знак окружавшим воинам. Через мгновение вокруг стало пусто. Охрана отошла сама, утащила с собой всех остальных пленников и даже лошадей отвела на два десятка шагов.

– Ты, верно, и сам не знаешь, что ищешь?

Сомохов неуверенно кивнул.

Незнакомец рассмеялся, отчего его окладистая ухоженная борода несолидно заходила ходуном.

– Маленький человечек, раззявивший рот на каравай небожителей!

Смех стих внезапно.

Араб встал и пересел поближе к русичу.

– Меня зовут Гассан Айрадани Ховел ибн-Хоссам. Люди называют меня ибн-Саббахом. Иногда шейхом аль-Джабалем.

Черные глаза завораживали ученого. Как кобра шипением вводит в транс мышь, так и странный незнакомец обладал свойством подчинять своему влиянию любого собеседника. Археолог поймал себя на том, что безотчетно хочет довериться и пойти за тем, кто сидел сейчас перед ним.

– Теперь меня зовут ибн-Саббах, но когда я был еще просто Гассаном, меня взяли послушником в храм богини Иштар. Не удивляйся, человек, там, откуда я родом, хранят верность всем богам, посетившим наш край.

– Ты из Египта?

Шейх покачал головой:

– Есть такой городок – Кума… Кум. Это в землях Северной Персии.

Араб продолжил:

– Я был послушником, а затем стал посвященным, чтобы через пятнадцать лет сделаться одним из тех, кто дергает за веревочки эту странную куклу под именем человечество. Я стал тэнгу и мог бы пойти еще выше, но я решил бороться. – Он сделал паузу. – Глупо отталкивать руку, кормящую тебя, но иногда надо делать и так, если не хочешь всю жизнь оставаться всего лишь домашним животным… Барсом на привязи при дворе султана…

Ибн-Саббах ухмыльнулся. Он оправил полу богатого халата и отряхнул пыль с седрии, расшитой золотыми нитями.

– Когда тысячи лет назад наши предки подняли знамя войны против тех, кто их сотворил, – это было смело… Но с тех пор мы выродились в кучку скопцов, боящихся своей тени. Конклаву достаточно просто власти, власти ради ее самой, они желают управлять кучкой безропотных людишек и чувствовать себя в безопасности. Им хватило сгоревшей Парванакры, чтобы те из посвященных, кто выжил, пошли на поклон к тем из перворожденных, кто уцелел в Атланоре. Они согласились, как и прежде, служить, а боги сделали вид, что не сердятся.

Он скрипнул зубами. Для Улугбека все услышанное пока было совершеннейшей абракадаброй, и он ждал разъяснений.

– Ты думаешь, что ищешь алтарь богини, способный перенести тебя в твое время?

Сомохов молчал.

Араб ухмыльнулся:

– Ты ищешь жемчужный пояс, чтобы подвязать им развалившуюся ослиную перевязь… Ты просто не знаешь ценности того, что хочешь получить.

– Откуда вы…

Ибн-Саббах перебил его:

– Я не случайно попал сюда именно сейчас. Когда я решился выступить против конклава, я был один, но теперь у меня есть много сторонников, последователей, для которых я не только вождь, но и учитель. И здесь… И там… – Он нагнулся к ученому и спросил: – Ты понимаешь язык, на котором я к тебе обращаюсь?

Улугбек кивнул.

– Вслушайся внимательно… Я буду говорить медленно, чтобы ты успевал различить каждый звук, каждое слово.

Сомохов удивленно замер. Слова, которые он слышал, были ему понятны, хотя и не относились ни к одному из известных ему наречий.

Ибн-Саббах наслаждался произведенным эффектом.

– Это диалект моей родины, здесь его никто не знает… Даже ты… Но… – Он выдержал паузу. – Посвященный всегда поймет другого посвященного…

Шейх задумчиво огладил бороду.

– То, что ты принимаешь за алтарь или статую, на самом деле только кусок камня. Главное – это то, на чем стоит изваяние Иштар… Архви, не важно, как зовут эту старую кошелку. Это – последний из трех гаков, принадлежащих нам. Предки вывезли их из Атланора, перед тем как пустить город Богов на дно океана… Установка посвящения…

Он хлопнул ученого по плечу, отчего тот пошатнулся.

– Радуйся, смертный! У тебя теперь нет ограничения на развитие, как у всех остальных, твой мозг свободен, как газель в степи… Твое тело в состоянии излечить любые несмертельные раны, какими бы опасными они ни казались, ты проживешь много больше твоих современников, друзей и внуков. Ты можешь многое, а способен на большее… Теперь это твоя ноша, посвященный…

Окинув взглядом ошалелое лицо русича, араб милостиво разрешил:

– Договорим позже… У тебя много вопросов, но я устал с дороги, да и тебе надо собраться с мыслями.