Часть 2
Возвращение Кукши

Вокруг шумел стройный лиственный лес. Рассыпал окрест мелкую барабанную дробь невидимый дятел. Мох, папоротники… Шагах в трех тихо журчал ручей. Светка подошла, зачерпнула студеной воды, умыла пылающее лицо. «Где я, что произошло?» В голове клубился какой-то туман. Думать не хотелось. Хотелось улечься в заросли земляники и рвать губами спелые ягоды… Сквозь разбредающиеся, словно коровы по лугу, облака выглядывало умытое дождем солнце. Ах, если бы порывы ветра могли разметать и Светкины невзгоды, как эти серые, безрадостные лоскуты.

Все же как она сюда попала? Словно сон, помнила бегство из бункера, колодец со змеями, высокого сильного мужчину, увлекающего ее за собой.

Вдали разрастался какой-то звук. Она прислушалась. Точно, машина. Значит, недалеко большак. Она зашагала напрямик – тропы все равно не было – и вскоре вышла к трассе.

Шоссе летело стрелой под довольно пологим песчаным спуском и было широким, в четыре полосы, со свежими линиями разметки. «Знакомая дороженька, – нахмурилась Светка, – отсюда до Бугров километров пять, а то и меньше». По большому счету, ничего удивительного в этом не было, не могла же она пешком добраться, скажем, до Москвы. Светка вздохнула и стала спускаться, может, удастся поймать попутку.

Голосовала недолго. Проскрежетав тормозами, перед ней тяжело остановился лесовоз. Из кабины свесился веснушчатый рыжий парень:

– Ты откуда здесь, подруга?

– Заблудилась.

Водила тихонько присвистнул:

– Долго, видать, блудила.

– Не твое дело. Так подвезешь или нет?

Она взглянула ему прямо в глаза, парень потупился, бросил с нарочитой грубостью:

– Тебе куда?

– Во Псков.

– Ладно, залазь, красавица. По пути нам – лесины во Псков везу.

В кабине было тепло, немного пахло бензином. Водила всю дорогу травил байки. Светка время от времени кивала и поддакивала. Но на самом деле не слушала – думала, что ей делать…

Пасека ее в покое не оставит, это факт. Еще ни один беглец не ушел от шершней. Проморгали сейчас – найдут через неделю или месяц. У них везде имеются глаза и уши.

У Светки – ни денег, ни документов, даже захудалую комнатушку в коммуналке и то не снимешь. Конечно, первое время можно у знакомых пожить, а что потом? Не будешь век по чужим углам мыкаться. Вот и выходит, единственное спасение – в родной милиции. Только идти к стражам порядка ох как не хочется. Хоть и не шершнем была Светка, а простой пчелой, хоть и нет на ней крови, а поди докажи. «Впаяют срок, и отправишься в места не столь отдаленные, – подумала Светка. – Лучше изложить дела секты во всех подробностях на бумаге да отправить письмом в РУВД». Да, именно так она и поступит. Когда бандюков переловят, она доберется до своего дома, возьмет самое необходимое и уедет навсегда из этих проклятых мест.

– А что, – спросила Светка, – далеко ехать?

– Часам к пяти будем, – ответил водила, – трасса почти пустая.

– Дай-то бог!

Ночь выдалась непроглядно черной и злой. Со двора доносилось завывание ветра, скулили и потявкивали цепные псы. Небо заволокло тучами. Не переставая лил дождь. Иногда сквозь прореху выглядывал тщедушный месяц, и тогда лунная дорожка проникала сквозь неплотно задернутые занавески в дом, бежала по дощатому полу и упиралась в стену. Метафора бессмысленности пути, тщетности чаяний.

В комнате было сумрачно. Свет, льющийся из люстры, казалось, не разгонял тьму, а лишь умерял ее аппетиты. Ветер, задувавший сквозь щели в оконных рамах, колыхал короткие занавески, шевелил отрез ситца, отделяющий «спальню» от «залы». На песочно-желтых обоях в умилительно-наивный цветочек плясали зловещие тени.

Кукша сидел на диване, каковой, наверное, имеется в каждом деревенском доме: с торчащими пружинами, истрепанной обивкой и навечно зафиксированной спинкой. Сидел и бесцельно вглядывался в полумрак острыми, как у совы, глазами.

На стареньком серванте трещал радиоприемник. Давно перевалило за полночь. Сотрудники радиостанции разошлись по домам, остался один сторож, который и посылает в эфир свой богатырский храп… Вот и Кукша сидит здесь, словно цепной пес в будке. Только охранять ему нечего.

«Пасека» спала. Лишь у бункера томился часовой, охраняющий несколько заложников. Скоро за них придет выкуп, и их пустят в расход, тогда охранять будет некого.

Он вдруг напрягся – что-то изменилось. Вроде все обычно: беснуется ветер, колотит дождь, качается куст бузины, тычет ветками в стекло. Но все же что-то не так. Каким-то волчьим неусыпным чутьем он почуял: близится беда, тяжкая и молчаливая, надо рвать когти, пока не обложили, пока не спущены псы.

«Пока не спущены псы… Собаки умолкли, – вдруг сообразил он. – Все разом!»

Облава!

Роевой храпел в соседней комнате, но Кукша не стал его будить. Вместе не уйти. Ищейке нужно бросить кость, чтобы отстала. Пусть займутся шестеркой; пока сообразят, Кукша будет уже далеко.

Он более не раздумывал. Дурак, потерял время! Надел ватник, закинул за спину калаш с запасным магазином, прикрученным к рабочему изолентой. Потом встал на колени и ловко подцепил ножом пару досок, откинул их в сторону, открывая лаз в погреб. Именно ради такого случая, как сейчас, нормальной дверцы в погребе не было. Кукша быстро спустился в погреб и поставил обратно доски. Пока ищейки сообразят что к чему, он будет уже далеко.

Сверху донесся стук оконной рамы. Кукша замер. Кто-то легко, едва слышно спрыгнул на пол, зашуршали шаги.

Не ошибся, пришли! Он метнулся к бочонку с огурцами, обхватил его (чтобы не шуметь, двигая по полу) и перенес в сторону. Открылся узкий лаз, куда мог протиснуться один человек. Кукша пополз, извиваясь как змея, подтягивая за ремень автомат.

Лаз вышел на поверхность метрах в пятидесяти от дороги, что у заросшего поля. Ивняк здесь мелкий, не то что у леса, скрывает едва по пояс. Но и за это спасибо. Пригибаясь, Кукша побежал к темнеющей впереди полосе леса.

За спиной вдруг раздалось нетерпеливое тявканье. Кукша на ходу оглянулся: несколько фонариков шарили по полю, выискивая его. Луч скользнул по лицу. Заметили? Он метнулся в сторону и бросился на землю.

Сейчас спустят псов. Он снял автомат, перевел на режим стрельбы одиночными. Тявканье вдруг оборвалось – псы понеслись по следу.

Он вжался в траву. Ждать, не суетиться. Зверь сам выйдет на охотника.

Из-за туч вновь показался месяц. Проклятье, теперь Кукша как на ладони. Но и спецназ, или кто там вдоль дороги, стал хорошо виден.

Откуда-то сбоку вдруг вынырнула ощеренная пасть. Овчарка! Собачьи глаза горели, с клыков стекала слюна. Всего мгновенье Кукша смотрел в эти дьявольские глаза, а потом всадил между ними пулю. Из-за ивового куста вылетела вторая. Еще выстрел. Все или нет? Выждал немного. Псы больше не появлялись. Тогда он поймал на мушку темный силуэт человека, плавно нажал на спуск. Фигура осела. Перекатился, уходя от ответных выстрелов, ответил одиночным.

Месяц вновь сожрала туча, и Кукша утонул во тьме. Он побежал со всех сил к уже совсем близкому лесу. Вновь луч фонаря. Кукша упал в грязь, вжался, затаился. Лишь только луч ушел вбок, вновь вскочил, побежал. Еще немного, всего каких-то шагов сто, и вот он – спасительный лес. Мышью забьется беглец в нору, век не сыщут. В лесу всегда есть где укрыться, полным-полно непролазных чащоб, буреломов да топей. Не пропадет Кукша – прокормится охотой да собирательством. Он эту «тайгу» как свои пять пальцев знает, облазил все кругом. Отсидится пару недель, потом уедет к чертовой матери отсюда, сменит паспорт (с его деньгами это не проблема) и займется чем-нибудь поспокойнее, а с поисками колдунов пора завязывать. Хлопотно.

Он поравнялся с бесполезной ямой, которая совсем недавно была магическим колодцем, затянувшим его «подопечного», нырнул в заросли ивняка. Вот они, сосновые кряжи, рукой подать. Кажется, ушел.

За спиной сухо треснула очередь. Спину обожгло. Бросило на землю. Перед его глазами стала сгущаться тьма. «Не успел, – подумал Кукша, – это же надо, почти вырвался…»

Вдруг его потащило через ивняк. Голова бессильно болталась, задевая о корни. Могучая и неумолимая сила швырнула его в яму, завертела безумный водоворот. Воронка уходила в бесконечность, и на краю этой бесконечности болтался одинокий маленький человек со странным именем Кукша, как и все прочие, не властный над своей судьбой.

Невдалеке темнела полоса леса. Кукша лежал на спине и жадно хватал воздух. Боль сменилась ватным отупением. Тело было каким-то чужим, словно слепленным заново. Он осторожно сел, прислушиваясь к себе. Вроде жив. Спина цела, кровь больше не мокрит рубаху. Колодцу покойник ни к чему, вот и заштопал Кукшу.

Колодец перенес менее чем за неделю сразу троих – колдуна, взбесившуюся девку и Кукшу. Такого раньше не случалось. Видно, все трое зачем-то понадобились Силе, каждый на своем месте.

Сила открыла Кукше через видение, что девка перенеслась на два дня в будущее, а колдун очутился в прошлом, как раз в том времени, в котором и должен был оказаться. А вот куда попал сам Кукша?

Он встал, стряхнул налипшие на одежду пожухлые листья и огляделся. Местность была знакомой. Невдалеке виднелись пять могучих дубов, безмолвными стражами замершие вдоль болота. Меж них белели насаженные на колья волчьи черепа.

Кукша подошел. Так и есть, места, можно сказать, родные. Вот она, тропа, ведущая на тайное капище, где лютичи приносят требы Великому Волку – земному воплощению ужасного Чернобога. Там, за капищем, стрелищах в тридцати, на реке Неясыть, стоит селение, обнесенное крепким тыном. В нем живут те, кто, покинув мир, ушли в братство. Селение разрастается (народ полянский недоволен Истомой), все больше становится лютичей, все теснее избы. Но еще больше тех, кто примыкает тайно, оставаясь в своих весях… Настанет час, и захрипят славянские роды под пятой Зосимы.

Зосима! Никчемный злобный старик, сумевший чужими руками завоевать себе власть. Сколько их, подобных Кукше, бревно за бревном сложили избу братства? Где они теперь? Пошли на корм лесному зверью. Зосиме были не нужны те, кто знал его не как Отца Горечи, а как ничтожного червя, пожирающего землю, которого отторг его род и который оказался среди таких же, как он, изгоев, обреченных на скитания среди лесов.

Зосиму подобрали, взяли в ватагу, а потом за его благолепную внешность сделали живым идолом. Идея же создания братства принадлежала Кукше.

Идея была сколь проста, столь и гениальна. Славянские роды поклонялись всевозможным богам, темным силам, духам, но никто и никогда не видел предметы своего поклонения воочию. Лишь ведуны могли общаться с богами, потому и жили припеваючи.

Обожествление волка взорвало древнюю религию. Волк был понятен, волка видели все, волка боялись. Истории, рассказываемые кощунами, разосланными по весям, принимались на веру. Их передавали из уст в уста. Мало-помалу в братство потянулись людины. Так выросло селение.

И тут впервые открылся колодец времени. Зосима на глазах паствы вдруг исчез и, вернувшись через несколько дней, заявил, что он теперь Отец Горечи, что дух Волка вошел в него. Так этот зловонный слизняк стал главой братства лютичей.

Шли годы. Число лютичей увеличивалось, но ни один из них так и не перекинулся в волка, не получил вечной молодости, как обещал Отец Горечи. Людины по-прежнему старились и умирали. Людины роптали, многие покидали братство, не давшее им ничего, кроме пустых обещаний. Когда положение стало совсем скверным, Зосима услышал голос, который сказал, что лишь колдун из будущего сможет укрепить его власть, вернуть былое могущество. Колдун превратит людинов в упырей, напоит их тела темной безудержной силой. Голос приказал Зосиме бросить в колодец одного из лютичей – Кукшу. Посланец перенесется в грядущие времена и найдет колдуна.

Кукша прошел шагов триста, остановился у расколотого молнией валуна, на котором была выбита голова волка. От камня шла мало кому известная тропа к Зосимовому жилищу. Изба стояла уединенно, посреди топкого болота, на небольшом островке, по краям заросшем высокой осокой. Ни один из простых лютичей не ступал по тайной тропе, лишь несколько избранных, в число которых входил и Кукша, порой посещали старца.

Зосима, отсчитывая прожитые годы, делал зарубки на бревне, которое было вкопано в земляной пол его жилища. Когда Кукша отправился на чужбину, он втайне от поганого старца сосчитал зарубки. Их было шестьдесят шесть. Отсутствовал он одиннадцать лет. Значит, если бы колодец переместил одного его, а не целую компанию, то зарубок этих сейчас должно было быть семьдесят семь. А как на самом деле? Ответить можно, лишь добравшись до Зосимового жилища.

Тропка, вьющаяся по болоту, стала едва различима – cтемнело. Лишь луна бледным светом освещала топь, делая ее еще более зловещей. Низкорослый кустарник и чахлые деревца, вылезающие у берега, раскачиваемые ветром, отбрасывали корявые метущиеся тени. Кукше казалось, что это из преисподней к нему тянутся костлявые руки, готовые разодрать…

«Старик в полнолуние всегда на капище, – подумал Кукша, – изба наверняка пуста, чего еще ждать?!» Он подобрал валявшийся рядом осколок валуна и пошел по тропе…

Засыпанная землей до самой обложенной мхом и берестой крыши, изба походила на огромную болотную кочку, которую зачем-то обнесли частоколом. Островок был совсем небольшим, шагов пятьдесят в поперечнике, ровным и каменистым.

Кукше казалось, что он ступает по черепу неведомого существа, погребенного в болоте. На колья частокола были насажены головы волков, ветер трепал ошметки полуразложившейся плоти, распространяя страшное зловоние. Волки всматривались в Кукшу пустыми глазницами – безмолвные стражи гиблого места. От этих взглядов становилось не по себе. Ни одна живая тварь не должна пересечь круг, по которому разбросаны кости и внутренности каких-то животных, птичьи лапы, кабаньи клыки.

Задерживая дыхание, Кукша вошел в проем. Вдоль тропы, ведущей к избе, были уложены заячьи черепа – Зосима всегда был не чужд дешевого символизма. На небольшом колышке сидел, нахохлившись, привязанный за лапку одноглазый филин. Когда Кукша прошел рядом, птица забеспокоилась, принялась хлопать крыльями, вертеть головой.

Наконец он отодвинул медвежью шкуру и переступил порог. Воздух в жилище Отца Горечи был настолько спертым, что Кукша закашлялся. Ночь, из которой он только что пришел, показалась ему ярким днем, внутри царил мрак, как в колодце или бездонном омуте. Кукша на ощупь нашел волоковое оконце и отодвинул заслонку. Лунный свет чуть рассеял тьму, обрисовались предметы: напротив входа, в углу, возвышалась курная печь ульевидной формы, сложенная из небольших голышей, вдоль левой стены стояла широкая лавка, рядом с ней застыл здоровенный пень, играющий роль обеденного стола, на котором обосновалась деревянная плошка с водой. Столб, на котором Зосима делал зарубки, был едва различим и находился в полуметре от печи. За более чем десятилетие ничего не изменилось! Впрочем, за какой срок, еще надо выяснить.

Огонь очага позволял Зосиме разглядывать зарубки, но сейчас печь была холодна, как мертвец. Кукша опустился на колени и принялся считать на ощупь. Одна, вторая, третья… Вдруг за спиной послышалось сиплое дыхание. Кукша резко обернулся. На пороге стоял Зосима, отблеск лунного света лежал на его лице. На ногах Зосимы были заячьи поршни, оттого поганый старче ступал бесшумно.

– Как ты посмел вернуться, – закричал он, – ты, ничтожный червь, убирайся! Не то я раздавлю тебя!

На Зосиме была накидка из волчьих шкур, в руке поблескивал нож – на капище приносили жертву. Всем своим видом он должен был внушать страх, но Кукша чувствовал лишь брезгливость. Кукша посмотрел на перекошенное злобной гримасой лицо, на распахнутую волчью пасть прямо над его головой, на руку с ножом, которая напоминала куриную лапу, на дрожащие колени и… расхохотался. Это ничтожество просто не может быть тем, кто он есть, не может и не будет.

Одним прыжком он очутился рядом, выбил нож, с силой пнул в живот. Зосима отлетел к стене, охнув, сполз на пол.

– С каким бы удовольствием я выпустил из тебя кишки твоим же ножом, – прошипел Кукша, – но ты мне нужен живым.

Зосима попятился вдоль стены:

– Чего ты хочешь?

– Ты отдашь мне братство!

– Нет, нет, – замахал руками Зосима, – не видать тебе власти.

– Ты так думаешь?!

Кукша схватил старца за бороденку, потянул, заставив встать на четвереньки и доползти до пня. Потом выплеснул из плошки почти всю воду, оставив лишь на глоток, размял в пальцах какой-то кругляш, извлеченный из кармана, и бросил щепоть в посудину.

Кукша отпустил бороду и, схватив Зосиму за волосы, запрокинул ему голову назад, взглянул в глаза:

– Сам выпьешь или залить в тебя?

– Выпью, – прохрипел Зосима, и Кукша отпустил его.

Старик дрожащей рукой взял плошку, сделал глоток. Кукша ждал. Зелье, захваченное из будущего, подействует, когда сердце отсчитает двести ударов. Приготовленный для послушников братства Пасеки наркотик сослужит добрую службу и здесь. Превратит Зосиму в покорного барана, поможет внушить ему то, что хочет Кукша.

Наконец по телу Зосимы пробежала дрожь, голова принялась болтаться, как у тряпичной куклы. Кукша схватил его голову обеими руками и уставился в глаза.

– Твое тело стало моим телом, – шепотом проговорил Кукша, – твои глаза – моими глазами. Ты чувствуешь, видишь, слышишь то же, что и я. Ты стал мной, Кукшей. Зосима стар, час его близок. Великая Сила даровала Зосиме новое тело, теперь он стал Кукшей. Но паства об этом еще не знает. Ты отправишься на капище и скажешь, что Великий Дух выбрал Кукшу, что Кукша теперь – Отец Горечи. Ты понял меня, старик?

– Я понял тебя, – едва шевеля губами, прошептал Зосима.

– Потом ты умертвишь свое старое тело, ведь в двух телах человек жить не может. Ты перережешь себе глотку. Ты понял меня, старик?

– Да.

– Ты сделаешь все, как я тебе приказал.

– Да, я сделаю все!

Кукша отпустил старика. Тот повалился на земляной пол, замер, словно мертвый. Кукша содрал с него накидку из волчьих шкур, набросил себе на плечи. Зосима сам отречется от власти, а потом убьет себя. Более эффектного «вступления в должность» и не придумаешь.

Кукша вернулся к столбу, сосчитал отметки – их оказалось семьдесят шесть, до появления колдуна оставался всего год. Вложил Зосиме в руку нож и приказал отправляться на капище:

– Ты знаешь, что делать!

Кукша отправился следом за ним.

Он не будет выходить на капище вместе со старцем, укроется от случайных взоров за могучим дубом, который стоит недалеко от поляны, и будет ждать, всматриваясь в просветы между ветвей. Когда старик убьет себя, когда страх захлестнет лютичей, только тогда он появится. И примет власть.

Лютичи, как Кукша и думал, еще не разбрелись. До утра они будут пожирать мясо быка, принесенного в жертву, выть по-волчьи да совокупляться.

Зосима вышел на поляну и, подойдя к идолу, замер, подставив лицо лунному свету. Лютичи прекратили свои бесчинства, уставились на него. Тогда он завыл.

Протяжный, наполненный первобытной тоской волчий вой повис над капищем. Кукше на миг показалось, что Зосима и в самом деле превратился в волка, ночного скитальца, не знающего покоя.

– Великий Дух дал Отцу Горечи новое тело, – закричал он, вскинув обе руки, – он облюбовал тело Кукши! Когда моя безобразная плоть умрет, ваш повелитель примет новое обличье.

Зосима провел лезвием по горлу, из ужасной раны ударил кровавый фонтан. Старик забулькал, заклокотал, повалился на землю. На бледном лице его блуждала улыбка. «Глупец, он действительно думает, что обретет иное тело», – усмехнулся Кукша.

Лица лютичей, освещенные сполохами костров, были пронизаны диким ужасом. Почитатели Волка что-то шептали, видимо, обращаясь к великому духу. Но разве он снизойдет до того, чтобы ответить простым смертным? Дух будет говорить только со жрецом!

Одновременно из десяток глоток вырвался крик:

– Вернись к нам, Отец Горечи!

Лютичи принялись кататься по земле, выть, рвать на себе волосы. Кукша ждал. Ждал, пока их отчаяние не дойдет до предела.

Вот кто-то достал нож; разорвав рубаху, принялся полосовать грудь.

– Возьми всю мою кровь, повелитель, только вернись, вернись к нам!

То тут, то там лютичи резали себя, поливая кровью капище.

Пора.

Кукша вышел из своего укрытия, медленно подошел к идолу.

– Я тот, кого вы ждали!

Над капищем повис радостный вопль:

– Веди нас!

– Я дам то, что обещал. Я научу вас, как стать волками, как сохранить молодость, как обрести заново молодые тела! Смотрите – я жив, я возродился. Смотрите – мое тело напоено силой!

Вновь раздались радостные возгласы.

– Ваша жизнь – сон! Ваши лица – бледные тени! – бесновался Кукша. – Я разбужу вас! Я укажу путь! Хотите ли вы этого?

– Веди нас!

– Ваш повелитель к вам вернулся! Ваш повелитель позаботится о вас!

Лютичи повизгивая бегали на четвереньках, видимо, подражая волкам, облизывали друг друга, совокуплялись.

«Как же просто управлять вами, – криво усмехнулся Кукша, – всегда, во все времена. И как же вы заслуживаете того, чтобы вами управляли!»

– Веселитесь, братья, – закричал он, – покажите, как рады вы возвращению вашего повелителя.