– Отступить? – голос генерала походил на рев разбушевавшегося быка, но на посланника такой тон не произвел нужного впечатления.

Несколько приехавших с генералом высших офицеров обменялись удивленными взглядами – Гарнье редко сбивался на крик.

Невысокий, слегка полноватый, с лысой круглой головой, гонец учтиво выслушал рев главнокомандующего вооруженных сил Римской республики. На бесстрастном лице пробравшегося через неприятельские заслоны посланника не дрогнула ни одна мышца, лишь глаза настороженно сощурились, превратившись в узенькие щёлочки.

– Вас никто не заставляет отступать, мой генерал.

Гарнье поперхнулся:

– А что же вы от меня требуете, черт вас побери?! Что значит, «всеми силами двигаться на север»?

В руке его мелькал истрепанный листок со смазанной печатью и расплывшимися буквами. Это и был доставленный приказ нового главнокомандующего вооруженными силами Франции в Италии Наполеона Бонапарта. И этот приказ тяжело было расценить как-то двояко.

Будь это послание от кого другого, Гарнье порвал бы бумагу и выгнал гонца. Тем более, что приказ был здорово подпорчен водой – курьер напоролся на заставу карбонариев, потерял эскорт и спасся только в трясине болота. Будь послание от другого главнокомандующего, Гарнье бы придрался к размокшей трудночитаемой печати, не узнал бы протянутый, как последний аргумент, перстень. Будь послание от кого другого… Но…

С корсиканцем Гарнье был знаком давно, с Вандеи, где Наполеон, тогда еще капитан, подавлял восстание роялистов. Гарнье уже щеголял поясом батальонного командира, и два птенца революции легко нашли общий язык. Неудивительно, что слухи о том, что новым рулевым деморализованных республиканских сил назначат именно Бонапарта, вселил в Гарнье надежду и в собственный взлет. Он рассчитывал, что корсиканец, выйдя из Франции со свежей армией, окажет поддержку своему старинному приятелю: пришлет десант или отправит на выручку пару корпусов.

Вместо этого, Бонапарт требовал всеми силами двигаться ему навстречу, обеспечивая прикрытие правого фланга разворачивавшегося фронта.

– У вас странный акцент? Каково ваше звание, кстати?

– Я – капитан, месье. И я – корсиканец, как и Бонапарт, так что удивляться акценту нечего.

Генерал, чьи мысли витали далеко отсюда, покачал головой:

– Гражданин… Не месье – гражданин. Оставьте свои пережитки… – он вздохнул. – Корсика… Это многое объясняет.

Гарнье просчитывал варианты.

Как ни крути, а карьера его висела на ниточке. Прими он бой с превосходящими силами, да еще имея угрозу с тыла, или оставь Рим, который обязан защищать – все грозило поставить крест на амбициях, свернуть дорожку такого многообещающего взлета обратно, в грязь. Единственно, что могло служить гарантией, это был непосредственный приказ. Подчинившись ему, генерал всегда мог сбросить с себя бремя ответственности на плечи другого. Вот только имеет ли он право слушать такие приказы? Ведь номинально он, глава вооруженных сил Римской республики, не подчиняется другим генералам Франции. Только самой Директории.

– Я думаю, что отступить для нас – сейчас важнее, чем… – неуверенно начал речь кто-то из старших офицеров, но его прервал рев генерала.

– Я сюда поставлен не Бонапартом, а Директорией! У нас равные звания! Я не могу отступить! – упрямо гремел Гарнье.

Посланник тихо возразил:

– По нашим данным, враг собираются перебросить кораблями корпус Фрелиха к Риму, заперев город с юга. А это – тысяч семь-восемь. Еще тысяч пять подойдет с севера. Если они соединятся, то вы окажетесь в мешке, запертыми и бесполезными. Франция потеряет пять тысяч воинов, а с учетом Моннье – и все восемь. Эти солдаты нужны Бонапарту, и нужны живыми и готовыми к бою, – Гарнье возмущенно засопел, но лысый курьер не стал останавливаться. – Не мне вас учить, генерал, что есть время для смерти, а есть для маневра. От вас Родина сейчас ожидает именно умения сохранить войска.

Полковники, приехавшие в резиденцию вместе с командиром, одобрительно зашумели.

– Поэтому вам предписывается выступить к восточному побережью, по мере сил избегая боев, и, обогнув неприятеля, повернуть к Парме, навстречу основным силам.

Один из офицеров штаба решился влезть в разговор:

– В городе зреет недовольство, священники сеют раздор и возмущают народ. Если противник начнет осаду, то нам ударят в спину.

Гарнье молчал. Его слегка выпяченные глаза тяжело переходили с одного предмета меблировки на другой, рот бессильно открывался, будто французу не хватало воздуха, руки хаотично шарили по столу. Внезапно лицо его побагровело, он покачнулся, схватился за грудь.

– Воды! – закричал адъютант, подхватывая патрона под локоть.

Полковники подскочили, помогая удержать массивное тело командира.

Гонец бросился к стоявшему на маленьком столике графину с водой. Наливая воду, он чему-то усмехнулся и полез в фужер ложечкой для варенья – то ли размешивая, то ли вылавливая нечто. Это не прошло незамеченным.

– Проклятые мошки, – гонец стряхнул ложку и протянул адъютанту воду.

Гарнье, усаженный в кресло, протянул руку к стакану, но его кисть перехватил адъютант.

– Месье, вы так спешили сюда с посланием, а мы даже не предложили вам попить.

Курьер пожал плечами. Ерунда, мол.

Но адъютант настаивал.

– Выпейте вы сначала… Вы, верно, страдаете от жажды!

– Спасибо, не хочу.

Посланник все протягивал стакан, на который недоумевающее уставились собравшиеся в зале офицеры.

– Я настаиваю, – пальцы адъютанта легли на рукоять пистолета.

Смекнув, что происходит что-то неладное, затихли полковники, обсуждавшие варианты защиты города. Генерал тем временем понемногу приходил в себя и без их помощи, лицо приобретало нормальный оттенок, успокаивалось дыхание.

Посланник ухмыльнулся, цокнул языком и двумя мощными глотками осушил фужер.

– Довольны?

Адъютант выхватил из рук курьера стакан, посмотрел стекло на свет, проверяя не осталось ли налета на стенках, провел по краю пальцем, принюхался. Затем собственноручно налил в фужер воды из графина и протянул шефу. Гарнье вцепился в тонкую стеклянную ножку, как тонущий ухватывается за соломинку.

– Мне не доверяют? – голос капитана, пробравшегося в Рим через вражеские территории, был сух.

Адъютант искоса посмотрел на оппонента и нехотя попросил прощение за свое поведение.

Белли, а «гонцом» был именно он, сделал вид, что удовлетворен извинениями.

Генерал перебрался на софу и отлеживался. Прибежавший врач потребовал очистить зал от всех посторонних. Конрад двинулся на выход.

У самых дверей его перехватили. Двое гренадер во главе с молоденьким офицером предложили сопроводить «гражданина посланника» в его апартаменты. Белли напрягся, решая, что ему делать. И ощутил, как за спиной снова притих зал.

– Конечно. Я и сам не прочь отдохнуть, – с улыбкой на устах выдавил шпион, знаком показывая, что готов следовать за сопровождающими.

Офицер повел его вглубь дворца.

Когда проходили через приемную, Конрад отметил, что в ней столпилось человек десять гренадер, занимающихся охраной палаццо. Для чего, было понятно без объяснений.