Нелли погладила морской окатыш, подхватила камешек и запустила его по ровной глади заливчика. Ливка лишь пожала плечами на такое ребячество.

– Ты долго прохлаждаться будешь?

Девушка вздохнула и вернулась к тому, чем занималась до этого – разделке рыбы.

Изувеченная спина затянулась и заросла невероятно быстро. Помогли ли этому отвары, которыми сербка промывала спину товарки, или соленый живительный воздух – неизвестно. Ливка приписывала заслуги исключительно себе.

– Ну? Я долго ждать буду?!

Нелли подхватила корзину с потрошенной, разрубленной на куски рыбой, и двинулась к приятельнице.

– Когда в город собираетесь?

Сербка пожала плечами.

– Тебе-то зачем?

Девушка задумалась. «Действительно, какая теперь разница?».

– Не знаю… Просто так спросила.

Ливка улыбнулась, стряхнула с передника налипшую чешую и, склонив голову набок, растягивая слова, поинтересовалась:

– Этого «не знаю», случаем, не Данко зовут?

Девушка вспыхнула. Чтобы скрыть смущение, она ниже нагнулась над столиком для разделки, начала перебирать приготовленные к посолу куски.

– Вот еще… Я думала, что, может быть…

Ливка уже, не скрываясь, громко расхохоталась:

– Спросила… «В город»… Так и говори, что ждешь момент, чтобы на красавчика своего вислоухого посмотреть.

– Вот и неправда! Никакой он не висло… – Нелли осеклась, а сербка захохотала пуще прежнего.

Данко был сыном торговца, скупавшего у отца Ливки, старого Бояна, его продукцию. Часть улова жители деревни солили, но лучшую рыбу отвозили на рынки портовых городов. Боян сбывал все через венецианца Тодора. Его сын, улыбчивый и всегда веселый Данко, часто приезжал вместе с отцом в захолустную рыбацкую деревушку.

В последнее время на дорогах стало небезопасно. Юнаки, которые до этого вполне сносно уживались с новой властью, развернули настоящую войну с турками, вылавливая купцов, мелкие армейские разъезды, сжигая и грабя дома горожан из числа тех, кому не нашлось места за городскими стенами.

В Гловатичах было безопасно, да и торговцы в село приплывали, а не прибывали посуху, но Теодор от путешествий пока воздерживался, резонно полагая, что лишний медяк не вернет ему попорченную собственную шкуру. Так что Боян, чтобы не потерять скоропортящийся улов, был вынужден скидываться с соседями и свозить рыбу на склад Тодора в неблизкие Радовичи. Такое путешествие занимало целый день.

– Вот еще… Надо очень… – бормотала Нелли, усиленно делая вид, что все ее внимание приковано исключительно к работе.

Ливка посерьезнела. Она была старше подруги, опытней и смотрела на многие вещи уже по-другому.

– Думай сама, Орнелка. Думай, пока можешь… На тебя Йован заглядывается, а у его отца всего один сын и два баркаса… Думай! Ты понимаешь, что без приданного, только за красивые глаза, Данко тебя на сеновал пригласит, а не к венцу?! Пока свербит внизу, а в сердечке птички поют, оно, может, и так сойдет. А пройдут годы?

Лицо сербки стало жестким. Здесь не любили рыжеволосых, а уж хромоногую Ливку и вовсе никто не рассматривал как завидную партию. Она к этому привыкла, повзрослела, и на многие вещи смотрела вполне прагматично. Успеху у парней своей бойкой малолетней и симпатичной подружки Ливка не завидовала.

– Думай, Орнелка! Пока голову не потеряла.

Нелли шмыгнула носом и вернулась к рыбе.

Чуть погодя, над столом согнулась и Ливка. Душеспасительные беседы на сегодня были закончены.