В селе их ждало разочарование. Ни Карабариса, ни загадочного старика там не было.

Один из оставшихся на излечение юнаков рассказал, что арамбаши будет в Грабичах только через неделю, а уж брат его, – именно им оказался загадочный старец, – и вовсе уехал за море и вернется, когда пожелает.

Нелли чуть не плакала.

В деревне возвращения четы ожидали несколько ходоков с побережья. Каждому казалось, что «добрый» предводитель разбойников не откажет в помощи именно ему. Гости помогали селянам по хозяйству, ухаживали за ранеными и занимались ремонтом сожженных домов. Одну из таких обугленных мазанок, оставшуюся без хозяина после набега турок, сельчане приспособили под жилье для прибывавших просителей.

Прожив день в гостеприимных Грабичах, Данко и Нелли отправились назад, к побережью. Только не в сторону Гроватичей, а к одному из городов-портов Бока-Которской бухты, Рисану. Там они собирались обвенчаться.

Мальчишка проводник перевел их через горную гряду. Стражи перевалов, довольствовались скромными подношениями в виде копченой курицы и куса солонины и показали короткий путь к окружной дороге, петлявшей между городами бухты. На нее путники выбрались еще засветло. До города оставалось не больше часа ходьбы по наезженному тракту, когда за спиной раздался топот копыт.

Прятаться было негде. Безлюдный склон просматривался на добрую милю, а кусты, способные скрыть человека, повырубили местные жители.

Данко и Нелли отошли на край большака и склонили головы.

Два десятка запыленных всадников вылетели из-за поворота и вихрем пронеслись мимо. Длинные плащи, высокие тюрбаны с перьями, голые ноги и, самое главное, кривые сабли на боках. Им не надо было представляться – турки, хозяева окрестных земель, спешили по своим делам. Отряд уже миновал двух замерших на обочине смердов, когда предводитель турок резко остановил своего скакуна. Благородное животное обиженно заржало. Турок развернул лошадь и подлетел обратно к согнувшимся в поклоне селянам.

Осман был уже не молод. Одутловатое лицо покрывали глубокие оспины, длинные седые усы свисали почти до груди, под густыми бровями блестели глаза. Но подъехав к двум путникам, он легко перегнулся в седле, почти достав до земли пером с высокой шапки, заглянул в лицо крайнему крестьянину, молодому и стройному телом.

Нелли еще ниже согнулась в поклоне, надеясь, что мех купленной папахи укроет лицо. Не получилось.

Осман хмыкнул, ударом хлыста сбил с головы Нелли шапку. Девушка вскрикнула от неожиданности, по плечам водопадом разлетелись густые волосы.

Данко попробовал загородить невесту.

– Уважаемый господин, мы идем в Рисан. Моей… моя…

Осман криво ухмыльнулся. Лицо растянулось в усмешке, но глаза как были, так и остались двумя холодными камешками.

– То-то мне показалось что-то странное в вас.

– Уважаемый господин, мы следуем…

Сбоку подлетел пышущий гневом турок, в руках его блестела сабля:

– Шпионы!

– Меня зовут Данко. Я – сын торговца рыбой по имени Тодор. Мы – подданные Великой Порты и… исправно платим налоги. Она – моя сестра! В Рисан мы идем!

Но его никто не слушал. Предводитель всадников разглядывал испуганную девушку, остальные османы, злые оттого, что чуть не прозевали переодетых лазутчиков, теснили лошадьми Данко. Тот ухватил свою невесту за руку, не желая расставаться.

Вот чей-то конь слишком сильно толкнул пятящегося юношу, тот пошатнулся, врезавшись в стремя другого турка. Всадник перетянул неловкого нагайкой. Защищая голову, Данко резко поднял дорожный посох, и тут же мелькнули сабли в ладонях воинов султана. Сразу несколько клинков, под душераздирающий визг Нелли, врезались в затылок и шею паренька. Янычары били сильно, но незаточенной стороной и не насмерть. Командир приказа рубить не давал – чего тут спешить? За самоуправство можно и самому головы лишиться.

Тупая сторона сабли лучше острой. Но когда клинок в руках опытного бойца, то часто хватает и этого. Один удар Данко выдержал бы легко, пять – не сумел. Из раскроеной головы хлынула кровь, юноша повалился наземь, в пыль дороги. Кто-то из всадников ухватил зашедшуюся в крике Нелли за волосы и притянул к лошадиному боку, затыкая рот попоной.

Командир осман подал знак, чтобы девушку развернули к нему.

– Ничего, – резюмировал он увиденное. – А я думал, что подарить Салы-ага…

Турок повернулся к почтительно столпившимся вокруг нукерам:

– Тут же и подарок, и дело нужное. Аллах, воистину, награждает нас, лишая врагов наших разума. Бабу – в мужской одежде на дорогу выпустить?! Какой добрый турок проедет мимо?!

Османы заулыбались. Предводитель всадников тоже ухмыльнулся собственной шутке. Девушку скрутили, заткнули рот и втянули на круп запасного коня.

– А этого? – подъехавший онбаши улуфажей, конных янычар, указал саблей на распростертого в крови паренька.

– Добить.

Предводитель уже развернул коня в сторону города. Следом припустил эскорт.

Два последних всадника придержали лошадей, спешились, подошли к телу. Залитое кровью, скрюченное, оно не подавало признаков жизни.

Один из осман вытащил саблю, склонился к побитому лазутчику, ткнул лезвием в живот, потом сделал знак товарищу. Оба, чертыхаясь, обошли кровавую лужу.

По-хорошему, им следовало бы перерезать глотку шпиону. Но перед прибытием в Рисан каждый из них надел на себя выходную одежду, щегольские туфли из крашеной кожи, лучшие пояса. Все – для того, чтобы предстать перед Салы-ага при полном параде. Теперь туркам очень не хотелось марать дорогую ткань и пачкать обувь. А уж забрызгать ее кровью – и подавно. Сторонясь, на вытянутых руках, улуфажи оттащили труп от дороги и скинули тело в ближайшую расщелину. К утру волки и косточек не оставят!

… Когда за последними янычарами уже давно осела пыль, «труп» дернул ногой, охнул, зашелся в кашле и рывком сел.