Чем дальше все заходит, тем чаще я думаю: а чего это, собственно, меня понесло вместе с Мидарой и другими в это путешествие?

С ребятами-то ясно.

Мидара хочет вернуться домой и отомстить. Мидарина прихихешница — эта как собачка всюду потащится за своей госпожой, даже если та вздумает отправиться в христианский ад или к нашему Имдану (тьфу-тьфу, не к ночи!).

Князюшка наш возвращается к своим девицам и поместьям. Василий тоже хочет домой, где вроде бы житье было более-менее, хотя не особо так уж медом намазано.

Ингольф — ну, с этим все понятно: у него, по-моему, между нами говоря, не очень много мозгов. И как он ухитрялся командовать пиратами? В нашем деле ведь ум — первое дело (как говорит Василий — каламбур). Секер — этому все равно куда, тоскует человек, а почему — откуда знать?

А вот я… Почему это я поперся вместе с ней, а главное — куда? Не домой же мне возвращаться да опять на реке барки потрошить? Не-ет, теперь я поумнел. Саблей да пистолем много денег не заработаешь, а вот смерть найдешь — это вернее.

Так почему же? Думаю, а ответить толком не могу. Не для меня вся эта… как ее там князь Дмитрий называл… «писихология».

Наверное, потому же, что стал пиратом. Я рисковый человек, и мне обычная жизнь — не в жизнь. А тут столько всего повидал…

И вот я все думаю: остаться мне на Таххаре или нет? Мир — дай боги всякому, одни летающие корабли чего стоят! Лучше мира нам пока не попадалось, а попадется ли — вопрос… Думаю, если я здесь год-полтора прокантуюсь, более-менее вникну, что к чему, то, глядишь, смогу дела проворачивать. Тут хотя на всей земле одно государство, а контрабанда и все такое имеется. Только вот если хоть в чем-то ошибусь, пока не привыкну, то не выплыть… Каюк тебе будет, ОрминисАлл. Да и с другой стороны, что-то не особо лежит у меня душа к этому миру.

Думать надо и решать, да побыстрее: не навек же мы тут застряли.