Книга: Идущие сквозь миры
Назад: Файтах
Дальше: Мидара

Василий

Получив документы, мы осмелели и расслабились. Хотя документы эти, как нас честно предупредили, слишком пристрастной проверки не выдержат, но это лучше, чем ничего.
И, естественно, стали чаще выглядывать в город.
В тот день, вернее, вечер, нас выгнало туда стремление вооружиться.
Из нашего и без того небогатого арсенала уцелели только небольшой браунинг с одной обоймой, который случайно захватила с собой в тот день Мидара, да крошечный двухзарядный пистолетик — все остальное пропало вместе с «Чайкой».
На этажах гостиницы были разбросаны мелкие магазины, торгующие всем, что может понадобиться постояльцам, — от жевательных пастилок, заменявших тут зубную пасту, до ювелирных украшений. Точно так же были раскиданы по этажам бары, небольшие ресторанчики — местные нравы, как я успел понять, не приветствовали больших увеселительных заведений. Но вот насчет стреляющих и колющих предметов тут было глухо.
Порасспросив швейцаров и горничных, мы узнали, что оружейные магазины в городе имеются, но в весьма небольшом количестве.
В один из них мы втроем и отправились — Рихард, Ингольф и я.
Проездив час на монорельсе и колесных платформах (что-то вроде троллейбусов), мы вышли на нужной улице — это было почти на окраине.
Магазин мы обнаружили по вывеске — три скрещенных двойных топора-лабриса, повернутых обухом вверх.
Мы зашли внутрь. За прилавком, что нас порядком удивило, стоял вовсе не какой-нибудь немолодой крепыш с дубленым загривком и короткой стрижкой, на лице которого явственно написаны годы, проведенные в армии, — именно так выглядели продавцы в большей части оружейных лавок, куда заносила нас судьба. Нет, в роли продавца тут выступала довольно юная девица, при нашем появлении едва пошевелившаяся.
Даже беглый осмотр витрин убедил меня, что ничего по-настоящему серьезного тут не продавалось.
Маленькие короткоствольные пистолеты небольшого калибра, годящиеся разве что для стрельбы в упор, пистолеты пневматические, гражданские разрядники, стрелявшие крошечным гарпунчиком на стальной леске, по которой шел ток.
В одной из витрин расположилась целая коллекция разнообразных дубинок — от обычных пластиковых до электрошоковых и телескопических, с динамической силой удара в восемьдесят кило.
Из более солидных вещей было лишь с полдюжины типов охотничьих ружей.
Рихард осведомился у скучавшей за прилавком девушки, можно ли купить какое-нибудь из них.
На что та — невыразительного вида существо лет восемнадцати, ну никак не гармонировавшее с понятием «оружейный магазин», — ответила, что, разумеется, уважаемые господа могут купить любое из этих изделий, предъявив документы, а также свидетельство о благонадежности из полицейского комиссариата не более чем месячной давности. А чтобы приобрести охотничье оружие, нам понадобится к тому же законным образом оформленная охотничья лицензия, или удостоверение окружного стрелка, или грамота о принадлежности к сословью фермеров.
Попутно мы узнали, что точно такие же документы нужны, если уважаемые клиенты захотят приобрести капкан или отравленную приманку.
Ингольф не удержался и спросил, кто такой окружной стрелок. На что девица ответила, что это очень важная и уважаемая должность: так называется человек, занятый истреблением на вверенной ему территории бродячих собак, кошек, крыс, мышей и прочих вредных животных. Оные стрелки входят в Генеральное Управление окружных стрелков, действующее под эгидой Всепланетной природоохранной инспекции, и она даже может сообщить адрес, куда следует обратиться, если мы захотим поступить на эту службу.
Я несколько обеспокоился — мы очередной раз выдали свою неосведомленность о местной жизни, — но девица не производила впечатления слишком умной. В худшем случае примет нас за какую-нибудь тупую деревенщину из самых глухих урочищ Серебряных гор или Большого императорского хребта (так здесь именуются Кордильеры). Да, в конце концов, мало ли шляется всяких странных типов в третьем по величине городе Межокеанских провинций, заселенных на две трети потомками выходцев со всех имперских земель и на треть — со всего остального мира?
Уже когда мы, сконфуженные, отошли от магазинчика шагов на двадцать, Рихард вдруг рассмеялся. Как оказалось, развеселило его то, что на витрине, где демонстрировались разнообразные капканы, он увидел несколько моделей мышеловок. Их тоже нельзя было приобрести без соответствующей бумаги.
(К слову: позднее мы узнали, что бумаги нужно оформлять не только для ловли мышей, но даже на отлов жуков и бабочек, не считая «вредителей садов, пашен и амбаров», — так гласил соответствующий указ. И за незаконный отлов насекомых полагался довольно-таки чувствительный штраф. Непонятно, правда, кому нужно их отлавливать? В Каоране, по крайней мере, жуков и гусениц не ели.)
Покинув магазин, мы свернули не в ту сторону и поняли это только тогда, когда вместо станции монорельса оказались черт-те где.
Точнее, в квартале весьма подозрительного вида, кишащем странного вида народом. Взор мой выхватывал из толпы то толстую, накрашенную не хуже индейца девку в компании аж трех мужиков, лапающих ее так, словно они собирались приступить к более тесному общению прямо здесь. То сбившихся плотной кучкой типов с недобрым, крысиным взором исподлобья. То широко и вместе с тем страшновато улыбающихся наркоманов, которых даже со спины выдавали дерганая размашистая походка и вихляющиеся движения тела. В толпе мелькали мужеподобные бабы в кожаной одежде, усаженной декоративными металлическими пластинами и шипами, небрежно поигрывающие хлыстом — средством добычи денег, и томные красавчики с подведенными глазками, в длинных женских платьях.
Попадающиеся навстречу типы в масках и широких нетопырьих плащах придавали всей картине незабываемый колорит: смесь чего-то зловещего и одновременно карнавального.
По крайней мере, хорошо, что маски тут носят не все: вот бы был номер, выглядели бы мы не лучше, чем компания европейских женщин в мини-юбках и с открытыми лицами, свалившаяся неизвестно откуда на площадь горного селения где-нибудь в Пакистане.
Кто это такие, мы еще не успели узнать. Может быть, таков обычай этого народа? Или их вера? Или так одеваются члены здешнего общества любителей канареек? Не расспрашивать же встречных или соседей по гостинице…
Все равно как у меня дома кто-то спросил бы, к примеру: а что это за дядьки в серой форме на машинах с мигалкой?
На тротуарах расположились торговцы (в основном торговки) — траченные жизнью особы, продававшие пиво, разливаемое ими прямо из открытых деревянных и пластиковых корыт, и нехитрую закуску к нему.
Узкие улочки, потемневшие глухие стены домов в шесть-семь этажей.
Непрерывная вереница разнообразных заведений довольно убогого вида — головизионных залов, кабаков, «клубов зажигающего танца» — проще говоря, тех же кабаков, но со стриптизом.
Ближайшая из пивнушек называлась, насколько я мог понять, «У Хиракла». На витраже, стилизованном, если судить по фильмам, под древнеалийский стиль, был изображен сам Хиракл, списанный с местной знаменитости Малангана Тиру в одноименной роли, раздирающий пасть очередному мифологическому страховиду. Только надписи не хватает: «Так будет с каждым, кто не купит нашего пива!» — подумал я. Реклама этого напитка успела навязнуть у меня в зубах. В гости к Хираклу лично мне идти не особенно хотелось. Не говоря уже о том, что нас ждали более важные дела, у местных отвязанных сопляков в последнее время завелась дурная привычка — устраивать драки в кабаках, при этом разнося все, что попадалось под руку. Вот как раз сейчас из дверей голо вывалилась возбужденная толпа малолеток. Мы на всякий случай остановились, пропуская их. Перед просмотром они употребляли коктейль из нескольких слабых наркотиков, обострявший восприятие и вызывавший нечто вроде эффекта присутствия. Своего рода суррогат знакомых мне виртуальных игр.
Как я понял, мы оказались где-то на окраине Старого города — в кварталах, построенных на месте снесенных домов, с которых когда-то начинался Лигэл.
Ныне это был район множества кабачков, пивных, злачных мест. Настоящий муравейник из узких и кривых улиц, совсем не похожих на прямые и спиральные проспекты других районов. Драки, скандалы и прочие мелкие происшествия были тут обычным делом.
Я уже хотел свернуть обратно, но у Ингольфа были, видимо, другие планы.
Он остановился у лотка уличного торговца горячей пищей и, купив у него кусок запеченной осетрины, завернутый в лепешку, принялся с аппетитом нажевывать.
С удивлением я увидел, что и Рихард присоединился к нему.
А я с недовольством и беспокойством оглядывался вокруг.
Похоже, в этом районе Лигэла обитали люди, представлявшие дно этого мира, — от опустившихся бродяг-оборванцев до вполне вроде бы нормальных на вид личностей, но со специфическим выражением лиц и глаз, так хорошо знакомым мне.
Чутье подсказало мне, что отсюда надо побыстрее убираться.
И чутье не обмануло.
В мою сторону направлялся мускулистый, поджарый, крепко сбитый тип в шелковой красной жилетке. Шею его обматывало с дюжину рядов тонкой серебряной цепочки, пальцы были усажены замысловатой формы шипастыми перстнями. В ухе была серьга в виде миниатюрной каракатицы, держащей щупальцами шарик золотистого топаза.
Его лицо было презрительно надменным, бритый наголо череп украшала многоцветная татуировка — растопыривший лапы паук.
Следом за ним нарочито небрежно потянулись еще несколько человек — я насчитал пятерых, включая тощую девчонку, чье лицо было разрисовано горизонтальными полосами зеленого цвета.
Здравый смысл подсказывал мне, что направляется он ко мне не с тем, чтобы пожелать доброго вечера. В некотором беспокойстве я поглядел туда, где вкушал свою осетрину Ингольф.
— Ты не выпьешь со мною пива? — спросил амбал, приблизившись.
Несколько секунд я пребывал в замешательстве.
За этим предложением могло крыться все что угодно — от желания нетрезвого завсегдатая поболтать со свежим человеком до приглашения к однополой любви.
— Извини, я не пью пива, друг, — сказал я как можно доброжелательней. Должно быть, улыбка моя была довольно жалкой. Он словно бы этого и ждал.
— Тебе, стало быть, не нравится пиво? А может быть, ты хочешь вина?
— Он, наверное, вообще ненавидит пиво! — пискнул высунувшийся из-за плеча бритоголового коротышка.
Слишком поздно я сообразил, в чем тут дело.
Пиво было национальным таххарским напитком, в то время как вино больше любили в сгинувшем Каоране (это, кажется, единственное, что достоверно известно о них широкой публике). И до сих пор среди подданных императоров дома Хайгетов принято хвалить пиво, а вино — ругать (хотя пьют его не меньше).
— Эй, приятели. — На выручку мне пришел Ингольф, приближаясь к нам нарочито неторопливой, тяжелой поступью. — Если мой друг вас чем-то задел, то прошу его простить. Если что, могу поставить всем выпивку.
Но компанию не привлекла идея выпить за чужой счет.
— Не лезь, мужик, — махнул рукой атаман, как от мухи отмахнулся. — Мы уважаем гостей и не хотим, чтобы с ними приключились неприятности. Но если ты напросишься, с тобой может случиться такое, от чего твоя мамочка будет плакать.
Лицо Ингольфа потемнело.
— Полегче, — не предвещающим ничего хорошего тоном процедил он. — Моя мать давно умерла, но мне не нравится, когда всякие жирные свиньи треплют ее имя своими грязными языками.
Последние слова были восприняты всеми пятью как сигнал к началу драки.
Трое во главе с бритоголовым кинулись без предупреждения на Ингольфа, двое — девка и коротышка — атаковали меня как представляющего, по их мнению, наименьшую опасность.
Я успел вырубить девку — она подставилась по-глупому, — отмахнулся от коротышки, но третий из компании, до того державшийся сзади, неожиданно выхватил из широкого рукава электрохлыст. Судорога буквально разодрала меня на части.
Сквозь дымку я видел плюющийся молниями пистолет в руке Ингольфа, непонятно как у него оказавшийся, держащегося за плечо бритоголового и Рихарда, молотящего его ногами, увидел, как один из бандитов, зажимая руками окровавленное лицо, валится на асфальт… Потом все исчезло во тьме с редкими искрами.

 

— Ну я же говорил — жив он, все в порядке. А вы уже хотели его эликсиром потчевать! — Это были первые слова, которые я услышал, выплыв из забытья.
Открыв глаза, я обнаружил, что нахожусь у нас в номере и вокруг меня собралась вся наша команда, включая даже Файтах.
Как коротко рассказали Ингольф и Рихард, разметав банду по сторонам, они подхватили мое бесчувственное тело, остановили проезжавшую мимо машину и, сунув водителю изрядное количество «синеньких», рванули к гостинице.
Потом выяснилось, что водителю отвалили треть имевшейся у нас суммы.
Оставалось надеяться, что такие деньги отобьют у водителя память напрочь.
По случаю моего возвращения к жизни тут же была распита бутылочка местного коньяка. Убедившись, что со мной все в порядке, все разошлись по комнатам. У меня остались только Рихард и скандинав.
— Занятная штукенция… — Ингольф еще раз осмотрел тупорылый короткий пистолет-разрядник. — Занятная. Но не по мне.
— Не по тебе? — хмыкнул Рихард. — Да ты им всю шайку положил. И одного, как мне кажется, насовсем.
— Нет, — усмехнулся Ингольф. — Этим я положил половину. Остальных — кулаком. Если на то пошло, ты больше сделал, когда стрелялку у лысого забрал. И где он ее прятал, такую здоровую?
Я попытался встать, но головокружение и головная боль уложили меня обратно на диван.
Черт, как все неудачно обернулось! — думал я, слушая веселую болтовню друзей. То, что мы вполне могли расстаться с жизнью на этой поганой улице — это само собой. Но мало того: что, если бы нас, к примеру, загребли в полицию? В таких местах полиция, судя по моему предыдущему опыту, не должна усердствовать, но кто знает… С нашими паршивыми справками — как бы мы выглядели?
Да, опасность может грозить и с другой стороны. Одно дело, если мы нарвались на мелких шакалов-одиночек. Тогда они, скорее всего, забьются куда-нибудь в норку и постараются не попасться нам на глаза.
Но вдруг мы задели серьезную местную братву и те захотят разобраться с наглыми чужаками? Хотя эта компания на серьезных не тянет, но кто знает?
Впрочем, что беспокоиться о таких мелочах — неизбежных последствиях, в сущности, нашего странствия?
Вся наша жизнь, весь путь, которым мы шли этот год, — путь по краю.
Рихард, что-то напевая себе под нос, тем временем внимательно изучал оружие, доставшееся нам по случаю. Поднявшись с дивана, я присоединился к нему.
Это был местный армейский пистолет-пулемет калибра пять миллиметров, под патрон со сгораемой гильзой, снаряженный пулями в титановой оболочке, с магазином на девяносто патронов и электронным прицелом, для которого нет разницы между ночью и днем.
При нем же был и подсумок, набитый патронами. Нам здорово повезло, что типы, с которыми мы столкнулись, наверняка толком не умели с ним обращаться. В противном случае все бы могло кончиться куда печальней.
Оружие серьезное — опасней его только боевой разрядник да еще лучемет.
Так что наша вылазка увенчалась успехом, хотя и не в том смысле, в каком мы рассчитывали.
А главное — все кончилось хорошо. И уже на следующее утро я чувствовал себя великолепно, словно не валялся вчера полтора часа без сознания.
И, кстати, эту историю мы не поведали Мидаре, появившейся следующим вечером: не столько чтобы не огорчать ее, сколько чтобы не услышать от нее чего-нибудь насчет взрослых людей, которых нельзя оставить одних.
Назад: Файтах
Дальше: Мидара