Мы втроем сидели в кунге грузовика и молча пили чай.

Весь вчерашний и позавчерашний день мы, вместе с двумя десятками подчиненных, потратили на заготовку мяса.

На старом «мицубиси», выпуска 2002 года, Дмитрий, Ингольф, Хитти и я гонялись за бизонами, потом с помощью грузовой стрелы затаскивали туши в кузов и отвозили в лагерь, где остальные под началом Мидары свежевали их, укладывая мясо в два огромных рефрижератора.

Охота была удачной — около полусотни разделанных бизоньих туш лежало сейчас в холодильниках. Этого должно было хватить на пару месяцев как минимум.

Завтра утром мы возвращались на базу.

Несмотря на заметную усталость, спать почти не хотелось.

Мы заканчивали ужин, состоявший из сельдей в винном соусе, тушеных грибов и фазаньего филе в маринаде. На десерт были персики в сиропе. Не то чтобы мы так уж любили консервы, но от бизоньего жаркого нас уже мутило.

На импровизированном столике стояли две непочатых бутыли вина, но никто пока не выражал желания взяться за них.

Было слышно, как за стенкой трейлера негромко тянула свою бесконечную заунывную песню без слов Хитти, а Ингольф пытался ей подпевать.

«Оттащить, что ли, вино Ингольфу?» — лениво мелькнуло в голове.

Взяв одну бутылку, я вышел из трейлера, направившись к костру.

Оба певца сидели обнявшись, причем голова охотницы, не отличавшейся низким ростом, только немного возвышалась над плечом скандинава.

Их было только двое — вся остальная экспедиция уже благополучно спала.

Хитти выглядела довольно странно даже по меркам базы. Высокие мужские сапоги красного сафьяна на высоких, красных же каблуках — по моде восемнадцатого века. Синие джинсы, усаженные начищенными медными заклепками. И безрукавка из рысьей шкуры на голое тело. Короткую для ее метра восьмидесяти, крепкую накачанную шею обвивало ожерелье из искусственных гранатов и аметистов, а из-за голенища сапога торчала рукоять тесака.

Мышцы под загорелой кожей рук не так уж сильно уступали моим, но все равно рядом с Ингольфом она смотрелась тоненькой девочкой. Выглядела она лет на двадцать пять, если не на тридцать, хотя было ей двадцать с небольшим — тяжелое детство и трудная молодость успели наложить свой отпечаток.

Поблагодарив меня за выпивку, Ингольф вновь принялся подпевать замолкшей было Хитти, и я быстро ушел, подумав, что мое присутствие им мешает.

История появления Хитти на базе была весьма своеобразной и в какой-то мере поучительной.

Одна из наших флотилий сделала промежуточную остановку в мире, обозначенном на картах как безлюдный.

В действительности это оказалось не так — какие-то дикари там обитали.

И вот один из матросов — бывший сержант Иностранного легиона, — отправившись на прогулку, совсем недалеко от стоянки случайно наткнулся на купающуюся в ручье юную дикарку. Тупоумный легионер не удивился, обнаружив человеческое существо в якобы безлюдном мире, да и вообще, наверное, не стал терзать себя мыслями, откуда она тут. (А заодно — что рядом могут быть ее куда менее симпатичные соплеменники с каменными топорами.)

Он просто вознамерился сделать то, что привык делать с женщинами на тех войнах, в которых участвовал.

Он не учел того, что перед ним — первобытная девушка верхнего палеолита, способная пройти с тяжелым грузом десятки километров и голыми руками справиться с волком.

Прибежавшие на истошные крики бедолаги обнаружили его бессильно распростертым на песке без сознания, в то время как Хитти уже направлялась к нему со свежевыломанной суковатой дубиной, явно собираясь раскроить череп поверженной жертве.

Увидев новых врагов, она поступила весьма разумно, а именно — не пытаясь принимать неравный бой, кинулась бежать со скоростью, способной привести в восторг любого тренера по легкой атлетике. Никогда бы ей не попасть в плен, если бы случайно не подвернулась нога, запнувшаяся о корень. Воспользовавшись моментом, ее запутали в весьма кстати находившуюся неподалеку рыболовную сеть и в таком виде оттащили на корабль.

Насильник-неудачник, кроме сотрясения мозга, отделался тремя сломанными ребрами и открытым переломом запястья на левой руке. А также повреждением, называвшимся на языке медицины «гематома тестикул». Кроме того, он получил взыскание за самовольство и был понижен в должности за действия, которые могли навлечь на экспедицию нападение местных жителей.

С пленницей было сложнее.

Что с ней делать, не знал никто.

Ни один капитан не соглашался взять к себе в команду столь необычного матроса, да и учить ее пришлось бы слишком многому.

Определить в веселый дом — отпадало по многим причинам.

Взять ее в жены тоже никто особенно не рвался — по этому поводу ходила шутка, что как бы прекрасная дикарка в один прекрасный день не слопала супруга.

(Тем не менее мужским вниманием она не была обойдена, доказательством чему были двое детей.)

В конце концов, когда она малость пообвыклась на базе, ее определили во вспомогательную службу, где Хитти довольно быстро стала кем-то вроде старшего охотника.

Огнестрельное оружие после периода некоторого страха она освоила весьма неплохо, а по выносливости и знанию повадок разной живности ей и без того не было равных.

Когда я вернулся в фургон, Мидара и Дмитрий о чем-то тихо беседовали, но мое появление заставило их замолчать и вновь приняться за трапезу.

Я последовал их примеру.

Мидара подлила себе кипятку, мелкими глотками отпила из чашки. В отличие от нас, довольствовавшихся алюминиевыми кружками, она пила чай из чашки настоящего китайского фарфора ручной росписи, это был своего рода ритуал — в любых условиях, в самых тяжелых походах пить из дорогой и хрупкой посуды.

— Слыхали? — обратилась она к нам. — Скоро закроют Фальдор.

— Что так? — пожал я плечами. — Вроде там все спокойно, тихий такой континуум…

— Да говорят, слишком давно уже мы там пасемся. Опять же, после того как Тромп погиб, мы многих оттуда завербовали. Уже слухи пошли всякие: насчет кораблей с командами из утопленников с Проклятых островов да капитанов, которые нечистой силе душу продали и честных моряков к себе заманивают, чтобы и их души загубить.

— Ну так это же обычное дело, такие истории во всех мирах рассказывают, обычная моряцкая болтовня, — все еще недоуменно бросил я.

— Тхотончи вместе с магами решил портал законсервировать, а наше дело — исполнять, — подытожила Мидара.

Мы опять помолчали. И в этом молчании моих друзей мне почудилось нечто многозначительное. Я уловил странный взгляд Дмитрия, брошенный на Мидару, и мимолетное выражение лица вице-командора при этом.

Я было подумал, не хотят ли они мне что-то сказать, но оба по-прежнему молчали, уткнувшись в кружки.

Становилось прохладно. Мидара поглубже запахнула свою замшевую, индейского фасона, куртку с бахромой.

— Говорят, Ингольфа заберут от нас, — произнес в задумчивости Голицын.

— Куда?

— На «Грифон». Он же у нас викинг.

Я усмехнулся про себя. Помнится, Ингольф жутко обиделся, когда я случайно назвал его викингом.

— Всю жизнь был честным хевдингом, а ты меня как обозвал?! — возмутился он. Как выяснилось, в его время слово «викинг» было грубым ругательством, обозначавшим что-то очень нехорошее. Что-то вроде беспредельщика или отморозка, если пользоваться лексиконом Сашка.

— Жаль будет, — пожал я плечами. — Уже привыкли к нему, да и рулевой он — дай боже…

Мы еще немного поговорили о прошедшей охоте и о предстоящем переделе маршрутов из-за закрытия Фальдора, обсудили последние поселковые сплетни — капитан Сун Линь, он же Китаец, вознамерился будто бы взять в жены младшую дочь Беспредельного, на что требуется особое разрешение, ибо детей персонала не очень охотно оставляют на базах.

Между тем в душе у меня разрасталось некоторое беспокойство.

В беседе нашей проскальзывало нечто напряженное, натянутое. В воздухе как будто что-то висело. Я уже отчетливо догадывался, что затевается серьезный и необыкновенно важный разговор, но мои товарищи не знают, как лучше приступить к нему.

— Скажи, Василий, — вдруг вполголоса обратилась ко мне Мидара. — Скажи-ка мне: неужели ты никогда не задумывался о том, чтобы покинуть наших хозяев?

Я непроизвольно вздрогнул.

И, видимо, чтобы у меня не осталось сомнений, она совсем тихо произнесла:

— Ты никогда не хотел бежать отсюда?