Прошло много дней. Береговая линия понемногу поворачивала к югу. Корабли русов старались держаться недалеко от берега. Иногда приходилось приставать к нему в поисках пресной воды и пищи. Запасы кончались. Несколько раз возникали стычки с феннами, поселения которых время от времени встречались недалеко от береговых утесов. Серьезных потерь не было – Ольбарду всякий раз удавалось решить дело миром…

В море попадались крупные льдины. На одной из них видели белого медведя. Поохотиться не удалось. Заметив людей, зверь ушел. Ольбард отметил для себя поведение зверя – возможно, сюда заплывают урмане, а может, и еще кто… Вскоре берег стал все явственнее сворачивать к Полудню. Великое множество птиц гнездилось на встречающихся повсюду небольших островах. В воздухе стоял несмолкающий гам…

Еще через пару дней стала портиться погода. Небо затянула белесая мгла. Низкие облака летели над самой водой. Холодный дождь сек лицо, мешаясь с брызгами волн. Лодьям пришлось уйти дальше в море, чтобы не разбиться о скалы. Море потемнело и вздулось горбом. Горизонт приблизился, щетинясь острыми гребнями волн. Внезапно стало совсем темно. Из туч повалил снег, скоро сменившийся дождем. Сверкнула молния. Гром с рычанием обрушился вниз. Раз, другой… В темноте потеряли «Пардус». Лишь раз, ошую, его силуэт выхватила из мрака вспышка молнии. Ледяные валы хлестали через палубу. Приходилось вычерпывать воду из-под настила. Ольбард, перекрикивая рев шторма, приказал воинам привязаться к снастям…

Когда все закончилось, «Пардуса» нигде не было видно. Тучи продолжали низко висеть над водой, но ветер ослаб. Море светлело. Гребни «морских коней» стали более пологими. Все вглядывались в горизонт, надеясь, что вот-вот покажется над ним червленый парус с изображением рычащего парда. Но нет… Вдруг кто-то из воинов вскрикнул, указывая на небо. Тучи над «Змиуланом» внезапно расступились. Оттуда хлынул янтарный солнечный свет. Радуга легла на воду как мост. Воинам показалось, что они видят в нестерпимом сиянии стальные ворота Вальхаллы, сделанные из клинков мечей. Воздух вздрогнул. Крылатая тень скользнула над водой. От нее отделилась человеческая фигура, сияющая в лучах Солнца, и рухнула в воду рядом с бортом лодьи.

Тело Ольбарда ответило быстрее, чем его ум. Не успев еще осознать происшедшего, он нырнул с борта вслед за уходящим в глубь сияющим пятном. Толща воды давила на уши, но он упорно погружался все глубже. Сияние приближалось. Сквозь гул пучины чудилось странное пение, словно хрустальные струны вздрагивали на ветру… Наконец он смог ухватить тонущего за руку, рванулся наверх. Вдруг плыть стало легче – кто-то из дружины нырнул следом, помог. Сверкающая на солнце поверхность воды надвинулась и разлетелась самоцветными брызгами. С борта уже тянулись руки воинов, подхватили, втащили на палубу. Рядом как конь отфыркивался Эйрик. Это он последовал за князем.

Спасенного положили на палубу. Ставр перекатил бесчувственное тело на живот, крякнул, приподнимая, подставил колено и сильным движением сдавил человеку ребра. Раз и еще раз! Тот закашлялся и изверг из себя морскую воду. Ставр звонко хлопнул его ладонью по спине и улыбнулся: «Жить будет!»

Ольбард сбросил с себя мокрое платье, отжал из усов влагу. Храбр накинул ему на плечи плащ из толстой шерсти – вода ледяная. Принесли бурдюк с медом. Князь отхлебнул, передал Эйрику и кивнул на спасенного человека:

– Разотрите его и укройте мехом. Придет в себя – узнаем, зачем он вернулся из Вальхаллы.

Как-то раз, еще в детстве, он слышал от заезжего скальда сагу о витязе, который возвратился из Чертога Героев, чтобы помочь побратиму в беде. Русы чтили славянских богов, но не обижали и урманских, а у дружины представления о горнем мире были очень своеобразными. Ольбард верил и в Ирий и в Вальхаллу – почему бы не быть им обоим? От его взгляда не ускользнул загар спасенного. Кисти рук да нижняя часть лица были заметно темнее всего остального тела, как если бы воин носил шлем с полумаской и полный доспех. Носил, почти не снимая.

Но было еще нечто, с чем князю уже приходилось встречаться. Звон хрустальной струны…