– Бей!!!

Стена щитов мгновенно рассыпалась, и густая роща за городскими стенами наполнилась звоном оружия. Сашка принял удар на щит, рубанул в ответ и шагнул назад, держа боковым зрением двух других воинов из своей тройки-звена. Согуд и Лют быстро выдвинулись вперед. Их мечи обрушились на черноволосого противника с двух сторон. Тот отразил удар, но для этого ему пришлось задержаться на месте. Согуд атаковал снова, Савинов прыгнул вперед, а Лют в это время уже обошел врага сзади. Треск, звон! Черноволосый опустился на колено, уронив щит, – «убит». В этот миг Люта ударили сзади. Согуд успел подставить меч. Тройка поворотилась навстречу новой опасности, выставляя навстречу уже не одну, а две вершины треугольника. Савинов оказался позади, следя за спинами бойцов, прикрывал их от случайных ударов. Улучив момент, рванулся вперед…

Учебный щит, сколоченный из толстых досок, очень тяжел – гораздо тяжелее настоящего. Мечи из сырого железа, без заточки, тоже тяжелее боевых. Вместо кольчуг – толстые стеганые полушубки – это летом-то! Жара несусветная. Пот градом. Однако никто не ропщет – дело привычное. Воин должен постоянно упражнять свое умение, иначе грош цена ему, и никакой князь не станет кормить лентяя да неумеху. Сашка оценил и предусмотрительность Ольбарда. Тот в зародыше старался подавить вражду между своими воинами и, помня историю с неудачной местью Согуда, поставил его и Савинова в одну тройку. Хочешь не хочешь, а придется искать взаимопонимание…

Ольбард гонял свою дружину до седьмого пота – не все же сидеть пировать. Он и сам здесь. Сегодня – бьется за ту Полуночную сторону, а завтра, глядишь, и за Полудень выйдет. Ольбард хороший князь – заставляет своих воинов упражняться каждый день. Именно поэтому в настоящем бою его дружина теряет мало людей. Они умеют ударять все, как один, поворачивать и нападать единым стальным потоком, отступать, не теряя порядка, и тут же вновь атаковать несокрушимым монолитным строем. Умеют и биться вот так – россыпью, но не каждый сам за себя. Савинов сравнивал это построение с тактикой истребительной авиации. Правда, там тройки, которые, кстати, тоже именовались звеном, не прижились. В круговерти воздушного боя третий часто отрывался от товарищей и погибал, поэтому Савинов давным-давно добивался от начальства перехода на звенья из двух самолетов. И добился-таки… Здесь иное – человек, как ни странно, гораздо маневреннее самолета. Конечно, он не умеет летать, но в том пространстве боя, что ему доступно, – человек – практически идеальная боевая машина. Он может, в отличие от самолета, мгновенно изменять направление движения, поворачиваться на месте на 180 градусов, атаковать сразу в две стороны. А в рассыпном строю… Храбр сравнивал плотное построение, аналог фаланги, – «стену» – с чешуйчатым панцирем. Он крепок своими чешуями, заходящими одна за другую, и гибок, но все же стесняет движения. Кольчуга не так хорошо держит удар, но она гибка. У справного же воина есть и панцирь, и кольчуга. Он может надеть их вместе, а может использовать по отдельности. Рассыпной строй хорош в лесу и на сильно пересеченной местности, а так же когда враг сам действует рассыпным строем, уклоняясь от столкновения со «стеной». Тогда удобно применить оба способа, оставив часть дружины в плотном строю, чтобы использовать на опасном направлении.

Савинов никогда ничего не читал о таком способе боя. В книгах утверждалось, что варвары атаковали беспорядочной толпой, хотя про галлов и германцев говорилось, что они знали и умели применять плотные построения тяжелой пехоты. А на практике выясняется, что не всякая толпа – действительно беспорядочна. Что тройки в рассыпном строю взаимодействуют между собой, словно шестеренки, выставляя против каждого бойца-одиночки двойной, а то и тройной численный перевес. И это при том, что врагов может быть больше! Именно так сражались русы с весинами на реке, когда Сашка впервые окунулся в безумие берсерка. Но в тот раз он и не мог ничего заметить. Именно потому во тьме дальнего зимовья звучало: «Бей! Бей!!!» – по этой команде собираются тройки-звенья, но тогда не многим удалось соединиться – слишком внезапным был вспыхнувший бой. И все же они победили…

Сашке нравилась эта поистине гениальная система, но его беспокоило, что русы очень редко эшелонируют боевой порядок в глубину и еще реже оставляют резервы. Нет, – они прекрасно умеют это делать, но предпочитают ставить на прямой бой. Он подумал о том, что надо бы предложить пару новшеств – дружина Ольбарда достаточно велика для этого.

Недаром же Савинов с детства просиживал многие часы в библиотеках. Военная история, мемуары полководцев и книги об этих полководцах, написанные другими людьми. Карты, схемы сражений, примеры тактических построений, ошибки военачальников и их удачные находки, достоинства и недостатки античной фаланги и преимущества римского легиона… Информация, которая до поры до времени лежала под спудом в кладовых Сашкиной памяти, теперь будет востребована. А Юрка-то, помнится, смеялся над увлечением своего друга. «Ну ты прямо Искандер Двурогий! Александр Великий, по прозвищу Сандаль! Как там персы? Трепещут?»

После учебного сражения воины искупались в реке, смывая пот и пыль. Иные спешили охладить ушибы и синяки, которые случались нередко, но серьезных ран, как говорил Храбр, – не бывало почти никогда. Если кто-то получал такую, – значит, он плохо обращается с оружием и не умеет видеть рисунок боя. А это – позор для воина…

Потом дружина собралась и направилась в город, стены которого виднелись в просветах деревьев. Стайки мальчишек, которые, несомненно, наблюдали весь процесс от начала до конца, с воплями, подражающими боевому кличу, то обгоняли колонну, то пристраивались по бокам и старались идти в ногу. «Как во все времена, – подумал Савинов, глядя на их сурово-сосредоточенные физиономии, – мальчишки хотят быть воинами и, конечно, играют в войну. Мы играли в Белых и Красных, в индейцев и казаки-разбойники, а эти наверняка играют в варягов, берсерков или русов с урманами».

Под этим почетным эскортом дружина миновала посад и вступила в городские ворота. Несколько дней назад, когда Сашка впервые увидел эти стены, сложенные из титанически огромных дубовых бревен, берег перед пристанью был сплошь покрыт воинами, облитыми сверкающей сталью. За ними стояли горожане, все в праздничной одежде, – их было не меньше десяти тысяч. Возможно, сюда собрались люди с ближайших выселков и пригородов. Когда князь ступил на берег, дружина взревела, потрясая обнаженным оружием: «Слава! Слава!!!» Ольбард с сыном, рука об руку принимая приветствие воинов, отсалютовали в ответ мечами. Юный княжич, несмотря на свои пятнадцать лет, оказался здоровенным широкоплечим парнем, ростом с Савинова и, видно невооруженным глазом, – давно уже не ребенок. Звали его соответственно – Буривой. Пока отсутствовал отец, княжич распоряжался здесь всем, и, насколько мог понять Сашка, справлялся неплохо. Конечно, у него были хорошие советчики, но в пятнадцать-то лет! В его мире парень в таком возрасте – подросток. Конечно, в Гражданскую войну, что на стороне красных, что за белых воевало немало таких мальчишек. Но это – исключения, а здесь – скорее правило, особенно для сына воина. Учить детишек боевым навыкам варяги-русь начинают с малолетства.

Кстати, неожиданно выяснилась интересная вещь. Он сначала пришел к выводу, что варяги – это просто название, которым именуют русов остальные славянские народы. Отчасти это оказалось правдой. Именно так их и называли новгородские словене, кривичи, поляне, вятичи и другие, но оказалось, что и русы себя так называют. Но не все. Русы – это народ. Где их изначальный дом, Сашка так и не смог выяснить – почему-то это было окружено тайной. По отдельным признакам он понял, что это где-то в тех местах, в которых без малого через семьсот лет Петр Великий прорубит окно в Европу. Русы – народ, а варяги – члены воинского братства, своеобразная военная каста, наподобие индийских кшатриев. Но если последним можно было только родиться, то варягом, как и русином – профессиональным воином, мог стать любой достойный. Причем совсем не обязательно рус по происхождению. На чьей бы службе ни находился варяг – в первую голову для него верность варяжскому братству и клятве. Все это сильно напоминало рыцарский Орден. Впрочем, таковые наверняка появились не на пустом месте.

Дружина шла по городу. Гулко звучали под ногами мостовые, собранные из тщательно уложенных деревянных плах. Улица широкая. С обеих сторон – добротные, в два-три этажа, дома, украшенные резными наличниками окон и венцами, с коньками, утицами и ящерами на крышах. Вдоль улицы по высоченному забору разгуливал матерый рыжий котище, разглядывая идущих мимо людей янтарными хитрющими глазами. «Да уж – это вам не диванный тигр!» Судя по наличию на заборе кота, можно было сделать вывод, что в доме живет кто-то далеко не бедный, с амбициями. Домашние кошки, – как выяснил Савинов, – в здешних местах пока редкая диковина. Против мышей здесь держат ежиков да полозов с ужами…

Народу кругом было много. Люди шли по своим делам. Степенно, без страха, давая дорогу дружине. Приветствовали, перебрасываясь шутками со знакомыми воинами. Девушки подносили испить, иные – стыдливо опуская глаза, другие же со смехом провожали острым словцом. Ворота многих дворов были открыты. Из них выезжали возы – спешили на торг. Звенели кузни, суетились приказчики, дюжие работники катили куда-то бочонки, волокли мешки и кули. Под ногами сновали дети, вперемешку с шустрыми собаками. Отовсюду неслись разнообразные запахи. Тянуло углем, горячим железом, смолой, сеном и конским потом. Одуряюще пахло едой, аж живот подводило, – немудрено после утра, сплошь занятого воинскими упражнениями. Короче, жизнь в Белоозере била ключом.

Сашке нравился местный народ, здоровый и сильный, не ломающий перед князем шапки и не гнущий спины, что опять же вразрез с марксистско-ленинской теорией. Никаких тебе закабаляемых крестьян, черни, злобных бояр и всего такого. Конечно, бояре есть, как есть, например, закупы и полусвободные, продавшиеся в работники за долги. Но подавляющее большинство – свободные, гордые люди, знающие себе цену. Какое государство они могут построить!

Дружина вышла наконец из тесноты улиц на широкую площадь, над которой возвышалась вторая, внутренняя крепость – детинец, за стенами которой виднелись маковки крыш княжьего терема. На этой площади обычно собиралось городское вече, а сейчас гудел торг и звучала самая разная речь. Из истории Сашка не помнил, чтобы торг в Белоозере был особенно богат. Но местные утверждали, что здешнее торжище – второе после Новгородского на всем Севере. Не зря, мол, на арабском пути сидим! Здесь торговали не только словене и весь, но и меря и биармы. Важно шествовали урманские гости, темнолицые хазары демонстрировали стати быстроногих степных коней, арабские купцы разворачивали полотнища разноцветных тканей, звенели булатными клинками и доспехами, кричали, зазывали, хвалились.

Савинов сказал себе, что обязательно заглянет сюда. Из добычи на его долю пришлась немалая толика, и он мог позволить себе приобрести коня и снаряжение, да и другие вещи не помешают. Бумага, например. Он знал, что пишут здесь на пергаменте, а повседневные записи – так и на бересте делают, но если арабы везут сюда товары с востока, то, может, и бумагу какой купец прихватил, да и кисти. Рисовать хотелось безумно. Сашка, конечно, особенным художником не был, рисовал любительски. Но глиф на щите, который он сделал сам, воины обсуждали до сих пор. По совету Хагена он довольно натуралистично изобразил там вставшего на дыбы бурого медведя, держащего в лапах щит и меч. Медвежьим щитом на рисунке служил металлический умбон – бляха, защищающая центр оружия и руку, держащую его. Вкруг шел плетеный узор из растений и неведомых зверей, в котором Савинов смешал кельтские, скандинавские и славянские мотивы…

Жил он пока в дружинном доме у князя, но тот обещал вскорости выстроить ему двор. «Ты бы себе хозяйку завел, что ли, – сказал Сашке Храбр. – А то пустовато будет в новом-то доме. Вот скоро Перунов день, гуляния, – там и смотри в оба!» Сашка шутливо пообещал, что смотреть будет обязательно и даже потрогает.