Книга: Витязь
Назад: Часть вторая Воин
Дальше: Глава 2 Немного истории

Глава 1
Видения

На солнечной поляночке…
Из песни
Бомбардировщики идут колонной звеньев. Двенадцать машин – четыре звена по три самолета.
Август сорок первого. Двадцать третье число. Авиация Северного Флота направляется бомбить Киркенес. Эскадрилья Савинова обеспечивает прикрытие бомберов на пути следования и подавление немецких зениток…
У фрицев посты предупреждения работали хорошо. Еще на подходе к цели строй бомбардировщиков атаковали «мессеры». Дело могло закончиться плохо, но Савинов загодя эшелонировал свою эскадрилью по высоте. Пара Челомея прикрывала бомберов снизу, Сашка со своим ведомым шел рядом с бомбардировщиками с небольшим превышением, а пара Косталевского забралась на три с половиной тысячи метров. Солнце светило вовсю – плохой погоды, неделю прижимавшей авиацию к земле, как не бывало. «Мессеры» не преминули этим воспользоваться. Зашли со стороны солнца и спикировали на ведущий ДБ-3. Пару Косталевского они не заметили.
Тот тут же наказал их. Его МиГ в пикировании настиг фашистов и один «Мессершмитт» закувыркался к земле. Ведущий не заметил потери и продолжил атаку, но строй бомберов встретил его плотным огнем. Скорее всего, вражеский истребитель получил повреждения, потому что сразу отвернул в сторону и вышел из боя со снижением.
Потом было еще несколько атак. Самолет Челомея получил повреждения, и ему пришлось возвращаться. Их осталось пятеро, но цель была уже внизу и бомбардировщики легли на боевой курс. Земля плевалась в них огнем. Разноцветные трассы эрликонов тянулись к самолетам, как щупальца невиданного спрута. Черные шапки разрывов заполнили небо. Истребители бросились в этот ад. Зенитки словно обезумели. Их огонь все усиливался. Казалось чудом, что бомберы еще все целы и продолжают спокойно вываливать свой смертоносный груз прямо на заводские цеха. На земле бушевало пламя.
Самолет Савинова проскочил сквозь хвост густого дыма, поднимающийся от горящей топливной цистерны, застрявшей на подъездных путях, и Сашка увидел зенитную батарею. Орудия стояли прямо на разгрузочной платформе. Он нажал на кнопку, и дымные струи эрэсов, рванувшихся из-под крыльев, заставили его «ишачок» содрогнуться. На платформе образовался маленький вулкан. Сашка всадил туда для полной уверенности пару очередей из пушек и взял ручку управления немного на себя. Под ним пронеслась развороченная платформа и крыши складов. Оттуда яростно палили из всего, что стреляет, наверное даже из пистолетов. Он оглянулся назад. Ага, Макеев как привязанный следует за ним. Его эрэсы ударили по складам. Молодец, лейтенант!
Мимо замелькали трассы. Савинов взглянул вперед и обмер. Склады закончились. Впереди маячило здание заводоуправления, с крыши которого вел огонь еще один эрликон. Самолет дернулся. В кабине запахло дымом. Вихрем промчавшись над злополучной зениткой, Сашка заложил вираж и, выполнив противозенитный маневр, вышел из зоны огня. В висках стучала кровь. Проклятье! Чертовы фрицы! Он еще раз оглянулся. Хорошо, Макеев здесь. Запах дыма усилился. Мотор чихнул и стал работать с перебоями.
Ведомый пристроился рядом. Сашка увидел его встревоженное лицо в проеме кабины. Жестом показал, мол, «все нормально, справлюсь, иди на прикрытие бомберов». Те уже легли на обратный курс. Макеев помотал головой и указал рукой на капот Сашкиной машины. Тот высунул голову из кабины и увидел язычки пламени, снизу вырывающиеся из-под капота. Приехали!
Горю, такую мать! Если огонь доберется до баков с топливом – хана! Прыгать – нет высоты, да и внизу фрицы. Городские кварталы остались позади, и Сашка решил до последнего тянуть к линии фронта, а потом идти на вынужденную посадку. Самолет Макеева с белой семеркой на руле поворота медленно летел рядом. Летчик вовсю вертел головой, следя за воздухом. Опекал.
Савинов пожалел, что не может поблагодарить его за верность. Просил же установить радиостанции на самолеты, но в ПАРМе сказали, что оных в наличии нет – со снабжением плохо. Перед войной рации на самолетах были. Но их сняли – мол, утяжеляют машину и толку мало. Но толку нет, когда обращаться не умеешь. Сашка пообещал себе, что если выберется из переделки живым, то добьется решения этого вопроса.
У немцев приемопередатчики стоят на всех самолетах. И им они не мешают, а очень даже наоборот. Остается надеяться, что с земли не заметят подбитый советский самолет и не наведут по радио своих стервятников. Правда, надежда очень слабенькая.
Только он подумал об этом, как внизу показалась дорога, забитая немецкими войсками. Они тут же открыли огонь из винтовок и пулеметов. Скорость была такой маленькой, что Савинов почувствовал себя голым канатоходцем, в лучах прожекторов идущим под куполом цирка. Но вот дорога позади. Он перевел дух. Рано! Мотор вдруг начало трясти как в лихорадке. Было такое ощущение, что машина сейчас просто развалится в воздухе. Чуть убрал газ. Тряска прекратилась, но скорость упала еще сильнее. Он еще раз высунулся из кабины. Из-под капота валил дым, правда, пламени было не видно. Высота двести метров. Внизу – сопки, заросшие лесом, цепь мелких озер и речушек, скалы. Сесть негде. Взгляд на планшет с картой, пристегнутый к бедру, – треть дороги позади. Где-то севернее – Печенга. С каждой минутой линия фронта все ближе, но до нее еще полсотни километров. И это если линия фронта осталась на том же месте, где и была. Фрицы медленно, но упорно продолжают наступать.
Савинов прислушался к работе мотора. Вроде тянет. Значит, надежда есть. Впереди показалось что-то вроде широкого луга, поросшего зеленой травой. Сашка слегка довернул в его сторону – на всякий случай. Как говорится, случаи бывают разные. Мотор, словно обидевшись, чихнул и замолк. Сразу стал слышен шум ветра, врывающегося в открытую кабину, словно Савинов вернулся в Аэроклуб и снова летал на планере. Родной И-16 теперь и был планером, правда с тяжеленным довеском мертвого мотора и короткими крыльями. Земля неудержимо тянула его к себе, но до луга осталось всего ничего. Сашка решил сажать самолет на брюхо. Это сверху все кажется ровным, а на самом деле там могут быть кочки и канавы. Самолет может скапотировать, встав на нос или перевернувшись. Во втором случае пилот имеет все шансы остаться без головы.
Решение не выпускать шасси спасло ему жизнь. Симпатичный зеленый лужок на поверку оказался торфяным болотом. Савинов понял это в самый последний момент, а в следующее мгновение истребитель уже бороздил брюхом болото, вздымая целые фонтаны грязи. В конце концов он остановился, уткнувшись носом в какую-то корягу, и стал медленно погружаться. До опушки леса оставалось всего с десяток метров. «Ох и посчитали бы мы деревья, будь это действительно луг», – подумал Савинов, спешно отстегивая привязные ремни и освобождаясь от парашюта. Открыть боковой лючок, спрыгнуть на крыло – пара секунд. Теперь планшет в зубы, НЗ за пазуху – и на берег. Под ногами зачавкала трясина. К счастью – не очень топко. Над головой с ревом пронесся самолет Макеева. Покачал крыльями и ушел в сторону Мурманска. Прощай, дружище! Надеюсь, свидимся.
Комары и вездесущая мошка радостно приветствовали его появление. И тут же приступили к приему пищи. Слава богу – уже конец лета, а то сожрали бы совсем… Потом он долго продирался сквозь бурелом, блуждал среди сопок, сверяясь с картой. Приходилось держаться подальше от населенных пунктов, но все же пару раз он едва не нарвался на фрицев. Один раз вышел к дороге. Долго сидел, прислушиваясь. Тишина… Крысиным броском пересек полотно и сразу углубился в ельник, стараясь уйти как можно дальше. Откуда-то слева вдруг донесся звук работающего автомобильного мотора. А потом он услышал впереди канонаду. Орудия били и били, но разрывов он не слышал. Значит, батарея немецкая. Скорее всего, обстреливают какие-то наши позиции, расположенные севернее. Он пошел, ориентируясь на звук, но стрельба скоро прекратилась. Однако это подтверждало, что направление выбрано правильно. Вперед!
Так прошло несколько дней. Ночи были уже холодными, но на первых порах спасало теплое летное обмундирование. Ему удавалось обходиться без костра, но было понятно – это только до заморозков. Савинов оброс щетиной и похудел. НЗ изрядно сократился. Вначале там была банка тушенки, две плитки шоколада «Спорт» и галеты. Он тщательно разделил все это на маленькие порции и два раза в день позволял себе символически поесть. На второй день он заметил, что канонада не приблизилась, а даже наоборот – несколько отдалилась. Залпы звучали глуше. Неужели фронт отодвинулся? На третий день это подтвердилось. Артиллерия была слышна уже совсем глухо, как если бы где-то далеко, за горизонтом ворочался грозовой фронт. А еще через день он ночевал в оставленных советскими частями окопах. Земля вокруг них была изрыта воронками, усеяна стреляными гильзами и осколками снарядов. Вот куда били немецкие пушки. Тел убитых видно не было, – может быть, немцы похоронили всех, а может, наши отступили в полном порядке, унося раненых и убитых. Наутро он наткнулся в лесу на труп красноармейца, лежавший рядом с неглубокой воронкой. «Миномет», – определил он, заметив в кустах ребристый хвостовик мины. «Били по площадям, – не повезло парню». Убитый лежал ничком, выбросив вперед руки с зажатой в них винтовкой. Спина и ноги его были изрешечены осколками. Из развороченного сидора выкатилась банка тушенки, помятая, но целая. Сашка присел рядом с мертвым на корточки и огляделся. Вполне возможно, стоит только поискать – и обнаружится еще немало погибших. Искать он не стал.
Через два часа он уже шел дальше, оставив позади аккуратный холмик. Прощай, неизвестный друг! Спасибо тебе… Документов у убитого не оказалось. Сашка забрал с собой винтовку и подсумки с патронами. За пазухой побрякивали банки с тушенкой, которых оказалось целых три. Еще он разжился сухарями, завернутыми в тряпицу. Теперь можно жить!
Вскоре канонада стала приближаться. Следовало удвоить бдительность, в лесу вполне могли встретиться немецкие патрули. Он петлял окольными тропами, среди запахов хвои и смолы, все чаще и чаще натыкаясь на свидетельства боев. Похоронить всех убитых было не в его силах. В одном месте на опушке леса он наткнулся на сгоревший немецкий танк. Лобовая броня его была разворочена прямым попаданием, по виду напоминая кусок пластилина, в который с раздражением воткнули большой гвоздь. Серая краска облупилась и вздулась пузырями, башню покрывал толстый слой черной копоти. Хорошо горело!

 

Странная штука – память. Временами она возвращает нас к событиям, которые, казалось бы, не имеют никакого отношения к настоящему моменту. С тех пор прошел почти год, и в то же время все это будет через восемь с гаком столетий. Бред!
Чудом перебравшись через линию фронта, он попал в расположение нашей пехоты, закрепившейся на склонах небольшой сопки. Оттуда Савинова доставили в часть. Его встречал почти весь полк. На КП едва не на руках внесли. Больше всех радовался Сережка Макеев. «Я же говорил!» – провозглашал он… Сергей погиб потом, осенью, отражая налет вражеских пикировщиков. А тогда у Савинова от дружеских хлопков болели плечи… а через пару дней за ним приехали из НКВД… Н-да… Сашка осторожно пошевелился, поудобнее устраиваясь на расстеленном на камнях толстом меховом плаще.
Каменный палец, на верхушке которого он находился, был высотой метров сорок. Обдуваемый всеми ветрами скальный останец возвышался над рекой слева от стоянки. Окрестности отсюда просматривались прекрасно. Поросшие лесом сопки, на юго-западе плавно переходящие в предгорья Хибин, мрачно темнели под сумрачным небом. Там же, на юго-западе, полупогрузившись за горизонт, устало рдело солнце. Ночь. Река серебристо-розовой глянцевой полосой беззвучно текла на восток, исчезая за мысом. Изредка по поверхности воды шли круги. «Рыба играет». За мысом тоже высились скалы, окруженные густым лесом, но за ними смутно угадывалось большое открытое пространство. Море.
Над зимовьем повисла тишина. «Пардус», наполовину вытащенный на берег, темнел на фоне реки причудливым фантастическим силуэтом, отдаленно напоминающим отдыхающего плезиозавра. Где-то под его корпусом замер невидимый для чужих глаз страж. Изогнутый нос «Змиулана», словно хобот гигантского слона, выступал из дверей корабельного сарая. Вчера там стучали топоры. Удирая, викинги ухитрились проломить днище лодьи, бросив через борт увесистый камень. Рядом смутной тенью маячил деревянный навес, где содержались раненые из числа пленных скандинавов. Троих легкораненых пленников вчера зарубил на тризне Ольбард. Вот вам и человеческие жертвы. Правда, им дали мечи, и они могли сражаться за свою жизнь, но против князя – это примерно как с ломом против танка. Сашка всерьез восхищался искусством, с которым холодноглазый Хаген владел мечами. Но и тот теперь лежит в бреду под навесом, побежденный с удивительной легкостью. Ольбард оказался действительно первым среди равных. Первый воин…
За покрытым дерном длинным домом, в котором ночевала дружина, высился свежий земляной курган с опаленной вершиной. Там наверху недавно полыхал погребальный костер, провожая в Ирий и Вальхаллу души погибших героев. Перун и Один получат пополнения для своих воинств.
Окружающий пейзаж казался нарисованным на холсте неким художником, предпочитающим мрачные тона и настроения. Мир застыл в предчувствии скорого рассвета. Еще полчаса, и солнце, почесав усталый бок о горизонт, снова упрямо полезет вверх. Задвигаются тени, проснутся птицы, и все оживет. Подует ветер, который, быть может, разгонит вялые облака. И будет день…
«Интересно, что сейчас поделывает князь?»

 

А Ольбард спал. Сновидения поначалу роились и сливались в цветистую невнятную мешанину. Потом откуда-то вдруг всплыло лицо Александра. Сон прояснился, и, как всегда в настоящем сновидении, Ольбард уже знал, что он спит.
Александр во сне был странно одет – в поле зрения находились лишь его плечи и лицо, но была хорошо видна куртка из плотной кожи с меховым воротом и странной металлической полоской спереди – там, где должна быть застежка. Поверх куртки его грудь перетягивали ремни белого цвета, сделанные из какого-то толстого материала, скреплявшиеся круглой металлической пряжкой. Все это сверху перекрывали ремни другого цвета. Александр смотрел куда-то в сторону вниз. На голове его было что-то вроде кожаного подшлемника мехом внутрь, к которому ремешком крепился предмет, напоминающий защитную полумаску от шлема. Но почему-то в нее были вставлены стекла. Ольбард заметил, что стекло – купол в металлическом переплете – находится и за головой Александра. Раньше он видел столько стекла только в Царьграде, но там оно не было таким прозрачным…
Александр время от времени поворачивал голову, словно осматривался, выискивая врага, а потом снова возвращался к наблюдению – за чем-то, что происходило внизу. Ольбард слышал ровный гул, но не понимал, откуда он идет. Александр, судя по движению плеч, что-то делал руками. Облака за стеклянным куполом вдруг качнулись и поплыли в сторону. Они казались удивительно близкими.
Ольбард захотел увидеть то, что привлекло внимание Александра. Окоем переместился скачком, и пространство ударило Ольбарда в грудь. Он судорожно вдохнул. Внизу, в безмерной дали, блестела гладь моря. Горизонт был так необъятен, что ощутимо изгибался, хотя, быть может, это только казалось. Сквозь сверкание водной равнины двигалась тонкая цепочка кораблей. Корабли даже с этой высоты казались очень большими, и нигде на них не было заметно ни парусов, ни весел. Однако двигались они споро – пенные следы за ними уходили к самому горизонту. И еще были дымы, словно на палубах странных кораблей горели огромные костры.
Строй кораблей вдруг стал уползать в сторону, и Ольбард ощутил мучительное чувство падения. Только в этот миг он осознал, что летит вместе с Александром на странной, крылатой лодье. Лодье, парящей как птица. Облака снова поплыли в сторону, да так резко, что Ольбард вдруг увидел море не внизу, а сбоку. Сквозь усилившийся гул он услышал, что Александр что-то сказал. Слов было не разобрать, но они падали резко, словно удары. Команды? В следующий миг Ольбард увидел несколько других металлических птиц. Они были ниже и летели к цепочке кораблей. На их неподвижных крыльях вращались сияющие круги. Птицы росли, и Ольбард понял, что они приближаются. Море теперь было прямо впереди.
Со спины одной из птиц сорвались огненные светлячки. Миг – и целые струи светлячков затанцевали вокруг. Александр снова что-то сказал. Похоже – выругался. Ольбард чувствовал, что чем ближе мелькают эти сгустки огня – тем опаснее. Эти птицы хотели убить Александра.
Они были уже не внизу – впереди. Мгновение – и они выше. Внезапно море провалилось куда-то вниз. Прямо перед глазами возникли огромные грязно-голубые крылья одной из чужих птиц с черными крестами. Александр испустил боевой клич. Его крылатая лодья вздрогнула, изрыгнув струи огня, и чудовищная тень над ними вдруг разломилась, исчезнув в яростном пламени. Потом все смешалось. Александр куда-то исчез. Образы чудовищных форм сменяли друг друга с невообразимой быстротой. Как только их пляска прекращалась, появлялись новые видения…
…Огромные волны ворочали на себе исполинские стальные острова. Эти острова увенчивали железные крепости, из которых валили клубы черного дыма. Крепости двигались, проламывая грудь моря своей тяжкой мощью, щетинясь длинными шипами. На кончиках шипов вспыхивали языки пламени, окутанного дымом. Тяжкий грохот раздирал воздух. На горизонте, куда были направлены самые длинные из шипов, двигались другие стальные острова – язык не поворачивался назвать их кораблями. Там тоже сверкал огонь. Что-то с воем приносилось оттуда и ударами грома рушилось в воду, словно на «островах» были огромные метательные машины. Все море покрылось гигантскими всплесками. Вдруг один из «островов» получил удар. Его тело содрогнулось. В небо взметнулся исполинский столб огня. Воздух наполнился клочьями рваного железа, и море жадно поглотило останки колосса…
…По снежной равнине мчались всадники. Их было так много, что они казались черной волной, наступающей на белый берег. У них был знак в виде червонного полотнища, и они не носили доспехов. Навстречу им тянулись уже знакомые огненные струи. Кони с визгом валились, давя седоков. Червонный знак падал, но тут же вновь взлетал вверх. Время от времени земля вспучивалась, разлетаясь во все стороны, как будто кто-то невидимый с треском втыкал в нее и тут же выдирал обратно огромное копье. Всадников разметывало в стороны, но все новые и новые рвались вперед, воздев над головой тонкие изогнутые клинки. Над ними катился, приводя в дрожь, жуткий, звериный вой: РРРА-А-А!!! УРР-РР-РА-А-А-А-А!!!
Ольбард вынырнул из сна словно утопающий, судорожно хватая ртом воздух. В доме было тихо. Слышалось дыхание спящих. Кто-то из раненых застонал во сне. Ольбард приподнялся на ложе и тут же встретился взглядом с Диармайдом.
– Видение? – сын Зеленого Эрина вопросительно приподнял брови. Ольбард кивнул. Он огляделся и, не найдя искомого, снова посмотрел на Диармайда:
– Где Александр?
– Он взял утро на верхней стороже. Не спится ему. Что видел – скажешь ли?
– Видел войну, на которой он сражался… Что-то говорит мне, что эта война последняя…
– Рагнарек? Конец времен?
– Не знаю… – Ольбард помолчал. – Летающие корабли сражаются в небе, стальные острова изрыгают пламя… Это, может быть, и есть гибель богов.
Он задумчиво потер подбородок, отметив, что щетина отросла, – пора бриться.
– Как Гедемин?
– Выкарабкается… Одним шрамом больше. А вот Василько может не дотянуть до утра. Рана воспалилась. Храбр зашил рану, да дюже сильно порублен воин. Стурлаугова рука… Странно, что Василько еще не ушел к богам… Сильный муж. А ведьма Хагенова говорит – выживет, мол.
Ольбард поднялся:
– Пойду посмотрю его. – Он надеялся, что Василько выживет – терять друзей всегда тяжело. – У нас только половина людей сейчас способна держать мечи. Остальные изранены. Пятнадцать воинов уже в дружине Перуна. Еще трое на грани. Когда окрепнут те, чьи раны не так тяжелы, будет по четыре с половиной десятка людей на лодью. А нам еще волоками идти… Зазимуем в Белоозере, а там… Стурлауг не уйдет от меча.
– Или петли, – Диармайд хищно прищурился. Его глаза в свете лучины блеснули звериным. – Может, ты хочешь ему честной смерти?
Ольбард усмехнулся. Диармайд давно знал его и по усмешке определил – решение останется за князем. Он кивнул и откинулся на ложе. Только лишь толстые доски скрипнули под ним, а он уже спал. Ему снился Зеленый Эрин – Ирландия, в которую он пока что не мог вернуться…
Назад: Часть вторая Воин
Дальше: Глава 2 Немного истории