Глава 18
У морского народа
— За ноги его, что ли, тряхнуть?
Густой бас Олафа прорвался сквозь колокольный звон.
«Откуда здесь колокола? — отстраненно подумал Вратко. — Тут и церкви-то совсем не такие… А лежать-то как жестко…»
— Еще чего удумал! — сварливо отвечал викингу Вульфер. — Себя потруси!
— А я что? Я спросил…
— Ромея откачивай! — Это уже Гуннар. Голос усталый, но решительный и деловитый. — Подарком я займусь…
Сильные руки рывком подняли новгородца над землей. Он охнул от неожиданности и поперхнулся хлынувшей из горла водой. Тут же твердое колено воткнулось парню под дых.
— Вот так… — приговаривал кормщик, надавливая сверху. — Давай, выпускай водичку…
Потоки воды лились и лились, словно Вратко превратился в бочонок. Холодная и безвкусная, она выплескивалась через рот и через нос, судорогами отзывалась в животе, на который по-прежнему безжалостно давил Гуннар.
— Молодец, парень, молодец… — хвалил викинг после каждого спазма.
«Чтобы ты пропал, — устало думал словен, задыхаясь и захлебываясь. — Сколько же можно издеваться?»
Наконец водопад стих, а вскоре и вовсе прекратился.
— Теперь полежи чуток, — бережно, что особо удивило словена, кормщик уложил его на спину. Под ребра уперся острый камень.
Вратко хотел пошевелиться, подвинуться в сторону, но не смог. Руки и ноги будто свинцом налились. Веки тоже не хотели подниматься.
«Сейчас бы поспать…»
— Слышь, Гуннар, — послышался зов Олафа. — Ромей что-то не дышит совсем…
— Не умеешь — не берись, — ворчливо отозвался кормщик.
— Попробуй ты. У тебя здорово получается.
— Язык ему вытащи… — назидательно произнес Вульфер. — Ему язык, поди, глотку закрыл…
«Значит, мы выплыли? Пусть не рыбы, не тюлени, а все же сумели… — устало соображал новгородец. Мысли разбегались, как муравьи из потревоженного муравейника, и собрать их вместе казалось непосильной работой. — Викинги, конечно, люди к воде привычные, а Вульфер-то каков! Не скажешь, что старик…»
— Во! Хорошо! Теперь дави его коленкой! — распоряжался Гуннар.
Послышалось бульканье, словно кого-то вытошнило. Вратко догадался, что это спасают Димитрия. Через силу новгородец открыл глаза. И снова прищурился от яркого ослепительного света, резанувшего не хуже острого ножа.
«Это после мрака пещер, — догадался он. — Надо по чуть-чуть…»
Парень попытался смотреть из-под ресниц, и на это раз у него получилось.
Сперва он увидел затянутое облаками небо. Длинные, багровые снизу и синевато-серые сверху полосы и гряды не давали возможности разглядеть синеву.
«Небо на закате красное, к непогоде».
Самую малость повернув голову, Вратко разглядел широкую спину Олафа. Куртка хёрда промокла и блестела, но он не замечал холода, заботливо поддерживая голову брата Димитрия. Гуннар перекинул херсонита через колено и двумя ладонями давил ему на спину. С каждым нажатием изо рта монаха вытекала тоненькая струйка пенистой воды.
— Будет жить! — с торжеством в голосе крякнул кормщик. — Как там одноглазый, сакс?
— Плох! — ответил Вульфер.
Его Вратко не видел, но догадался, что оборотень возится с нахлебавшимся воды Нехтой.
— Дышит хоть?
— Да еле-еле… В гроб кладут краше.
— Ты бы с тюленями поговорил… А, сакс? Может, помогут?
— Может, и помогут… — уверенности у Вульфера не хватало. Это было слышно сразу.
Вратко хотел приподняться, чтобы посмотреть, что же делают его друзья, но это усилие отняло у него последние силы. Глаза закрылись, и новгородец погрузился в тяжелое забытье.
Проснувшись, словен увидел низкий потолок и похолодел. На краткий миг ему показалось, что побег из пещеры приснился или привиделся наяву. Но потом парень почувствовал приятное касание меха к голому телу, разглядел глиняную кружку в изголовье низкой лавки. Еще через мгновение пальцы выпростанной из-под одеяла руки коснулись оскепища. Гладко отполированная деревяшка стала за время блуждания в подземельях такой родной, как будто Вратко не расставался с ней всю жизнь.
Ну, раз не отняли оружие, значит, у друзей. Не в плену, а в гостях.
Новгородец огляделся по сторонам. Лавка, стоявшая у противоположной стены оказалась пуста, хотя и застелена меховым покрывалом.
Выходит, он тут валяется в то время как его друзья уже на ногах?
«Вставай немедленно, ворлок неудачливый!»
Вратко хотел было вскочить, но, вспомнив о своей последней попытке пошевелиться, вначале прислушался к собственному телу — не подведет ли?
Мышцы на руках и ногах болели при малейшем движении. Так бывает после тяжелой и непривычной работы, но обычно проходит через пару дней.
А вот боль под правой лопаткой — это, скорее всего, следствие драки с ужасом глубин. Или сражения в развалинах аббатства Стринешальх? Тогда пикт тоже неплохо приложил его спиной о камни. А колено? Вратко попробовал пошевелить левой ногой… Получалось не очень. Кажется, колено опухло. Суметь бы на ноги встать. Ко всему прочему болели левые плечо и локоть. Да и на животе, похоже, налился здоровенный синяк. Это не считая рассеченной брови, которая отозвалась, как только он слегка приподнял голову.
Да уж… Отлеживаться и отлеживаться после тех приключений, которые выпали на его долю.
Несколько долгих мгновений Вратко колебался: остаться ли нежиться под теплым одеялом или все-таки встать и разузнать, где он и что с его друзьями? В конце концов он выругал себя, обозвав дряхлой развалиной и бессовестным лентяем, и осторожно сполз с лежанки.
Почему-то словен нисколько не удивился, когда обнаружил свою одежку, высушенную и даже, кажется, кое-где заштопанную, на земляном полу около лавки. Неторопливо, чтобы не причинять себе лишней боли, оделся. Сунул ноги в сапоги.
Из-под полога, завешивающего вход, пробивался дневной свет. Не слишком яркий, но чего еще ждать от середины осени? После битвы у Стэмфордабрюгьера небо над Англией затянуло дождевыми облаками. А скоро и снег пойдет.
Опираясь на копье Ассал, Вратко медленно выбрался на свежий воздух.
Впереди, сколько видел глаз, простиралось море. Грязно-зеленое, осеннее, испещренное желтоватой пеной волн, набегающих на скалистый берег. Серое с синевой небо смыкалось с водой вдоль линии окоема.
Над гребнями волн парили чайки. Большие, с серебристо-серыми спинками и острыми крыльями. Их пронзительные, тоскливые крики отражались от вздымающихся за спиной у новгородца скал, которые окружали серповидную бухточку не больше версты в ширину.
Внизу у полосы прибоя кипела жизнь.
Еще никогда в жизни словен не видел такого странного поселения.
Нет, на первый взгляд все обычно. Так себе, рыбацкая деревушка. На длинных жердях сушились сети. Отдельно развешанные рыбины вялились на солнце и ветру. Женщины копошились у растянутых на колышках шкур: скоблили, вычищали, натирали золой… Некоторые расположились с плетеными корзинами на прибрежных камнях. Словно ждали рыбаков с уловом. Только лодок не было нигде поблизости. Не было их на берегу. Не мелькали в море паруса. Зато целая орава мелких тюленей плескалась в обрушивающихся на берег волнах. Ныряли, выпрыгивали, плюхались обратно. Ну, чистая ребятня! Время от времени они подплывали и бросали в руки сидевших на скалах женщин раковины, комки бурых водорослей, а когда и блестящую рыбешку.
«Вот они, роаны, — догадался Вратко. — Плавают, видно, молодые. На берегу — взрослые. А мужчины племени, должно быть, где-то на рыбалке или охоте. Или как они это занятие называют?»
Целый поселок оборотней!
Парень с интересом смотрел, ожидая увидеть в роанах какие-то особенности, которые позволили бы раз и навсегда сказать: это не люди. Искал и не находил. Росточком люди-тюлени, правда, не вышли. Ну, так и динни ши, верные слуги королевы Маб, не великаны. В отличие от подземельщиков обитатели побережья казались смуглыми — ветер и солнце продубили кожу даже молоденьких женщин. Старухи были вообще темнокожими, подобно купцам, приезжавшим в Новгород из далеких южных городов Дамаска, Мосула и Тебриза. Тонкая кость и чуть раскосые глаза. Волосы черные и вьются. Не в кудряшки, как у новорожденных ягнят, а падают волнами, как у пиктов.
Как у Рианны…
Сколько дней он уже не видел ее?
Десять или двенадцать? А кажется, будто бы год. Или больше.
«Ладно! К чему терзаться? Будем живы — свидимся. А нет, так и думать не о чем…»
Вратко тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли. И увидел машущего рукой Олафа. Светловолосый викинг возился у костра вместе с оборотнем. Язычки пламени жадно лизали дно котелка, а Вульфер сосредоточенно сыпал в варево какую-то сушеную травку из мешочка. Не иначе здесь уже раздобыл — старый запас сакса вряд ли пережил купание в подземном озере.
Услышав негромкое покашливание из-за спины, словен обернулся и увидел сидящего прямо на земле Димитрия. Херсонит подслеповато щурился против солнца. На его коленях лежала раскрытая книга. Та самая, найденная в друидском схороне.
— Проснулся? — улыбнулся монах.
— Ага! — кивнул Вратко. — Ты тоже, я вижу.
— И я тоже. С жизнью прощался, честно признаюсь. Думал: не выплыву. Но ничего. Господь не оставил раба своего.
Херсонит перекрестился. Вратко последовал его примеру. Он после знакомства с отцом Бернаром начал испытывать отвращение к христианским символам, но почему-то общение с греком заставило парня взглянуть на религию и служащих ей людей совсем по-другому.
— На холодной земле сидишь, брат Димитрий, — помолчав, проговорил словен. — Простудишься, не приведи Господь.
— А! — легко отмахнулся грек. — Я шкуру подстелил. Садись рядом, я подвинусь…
Вратко пристроился плечом к плечу с монахом, привалился спиной к стене хижины, в которой отлеживался. От камня тянуло прохладой. Он уже не успевал прогреваться днем.
— Я тебя поблагодарить хотел, — глядя на далекий окоем, проговорил словен. — Еще там, в пещере. Да не успел. Надо исправляться.
— За что? — Димитрий перелистнул очередную страницу. Покачал головой. — Ох, как плохо… Половину записей смыло… Так за что благодарить-то хочешь?
— Как это за что? Ты всех нас спас. Молитвой.
— Не я вас спас, Вратко из Новгорода. Господь всех нас осиял благодатью своей, вселил в мое жалкое тело силу, укрепил дух и защитил от порождений бездны диавольской. Его и благодарить надо. Его и только его.
Словен перекрестился:
— Благодарные и суще недостойные рабы Твои, Господи, о Твоих великих благодеяниях на нас бывших, славяще Тебя хвалим, благословим, благодарим, поем и величаем Твое благоутробие… Видишь, помню еще.
— У кого слова молитв запечатлены в сердце, тот их не забудет.
— Вот ты говоришь со мной ласково, как с братом по вере… — Словен наклонился вперед, заглядывая Димитрию в лицо. — А ведь я — колдун. Запятнал свою душу черной волшбой. Ты сам видел.
Грек пожал плечами:
— Скажешь тоже — черная волшба! Разве ты демонов призывал или котов мучил для колдовства?
— Не-ет… — оторопело протянул Вратко.
— А может, ты злое замышлял, когда вирши свои складывал… Как они у варягов зовутся?
— Висы… Не замышлял я злое. Только о спасении думал.
— Вот видишь! Тьма, она не в словах, она в поступках. Вспомни бенедиктинца своего.
— Отца Бернара, что ли?
— Его.
— Не хочется мне его вспоминать.
— Ничего. Не помешает. Ты же мне рассказывал, как он словом Божьим зло творил. Хотя и был уверен, что правое дело вершит. Думаю, без этой уверенности не помог бы ему Господь, не поддержал бы.
— Значит, Иисус уверенных поддерживает?
— Эх, Вратко… Упрощать-то тоже не надо. И не уверенность в собственной правоте нужна, ее и у язычников хватает, и у вероотступников — хоть отбавляй… Вера нужна. Настоящая, крепкая, беззаветная. Тогда Господь поможет. Ибо сказано: «В руки Твоего превеликого милосердия, о Боже мой, вручаю душу и тело мое, чувства и глаголы мои, советы и помышления мои, дела мои и все тела и души моих движения. Вход и исход мой, веру и жительство мое, течение и кончину живота моего, день и час издыхания моего, преставление мое, упокоение души и тела моего».
— Так, может, мое волшебство тоже от Господа? Как и твои чудеса…
— Не знаю… — вздохнул Димитрий. — Я же всего лишь смиренный монах, искатель новых знаний. Я не богослов, не иерарх. Мне ли решать, что от Господа, а что от сатаны, если на этот даже архиепископы не могут ответить?
«Конечно, — подумал парень. — Так проще жить. Зачем искать ответы на вопросы, если есть отцы церкви, призванные этим заниматься? Они все обдумают и решат за тебя. А потом скажут: это враг, а это друг; это от Бога, а это от лукавого; с этим дружи, а этого убей…»
Херсонит правильно истолковал его молчание.
— Ты не подумай, Вратко из Новгорода, что я прикрыться хочу чужими спинами. Ты же видишь, мне все равно — колдун ли, оборотень ли. Лишь бы человек был хороший. — Монах обезоруживающе улыбнулся. — Я в своих странствиях видел многих идолопоклонников и язычников, которых не погнушаюсь назвать друзьями. Но могу также вспомнить людей, считающих себя добрыми христианами, исправно посещающих храмы, жертвующих церкви десятину, исповедующих и причащающихся согласно уставу. Но вместе с тем они совершают поступки, не внушающие ничего, кроме отвращения. Думаю, ты и сам можешь припомнить много таких людей.
— Ну да, — кивнул словен. — Взять хотя бы Гюнтера, купца гамбуржского.
— Вот-вот. И я про него сразу подумал. Так что иерархи иерархами, а каждый человек сам для себя решать должен, с кем дружить, кому руку подавать. Я всегда сам смотрю, что за человек…
— Ну да! — перебил монаха Вратко. — А если ты дружишь с кем-то, а его вероотступником объявят, анафему огласят? Что тогда делать будешь? Пойдешь против епископов?
Димитрий задумался, замолчал.
Над морем кричали чайки. Весело голосила детвора роанов, успевшая выбраться на берег и принять облик, подобный человеческому. Теперь они гонялись друг за дружкой, прыгая по камням, взбираясь на отвесные скалы. Наблюдавшие за ними матери и бабки нисколько не возражали. Напротив, криками подбадривали отстающих, хвалили особо отличившихся. Вернее, это Вратко так думал, что хвалили и подбадривали. Речь тюленей-оборотней, хоть и неуловимо напоминала говор пиктов или динни ши, пока еще ускользала от новгородца. Так что смысл восклицаний он скорее угадывал по выражению лиц и тону голосов.
Из-за нагромождения валунов появился Гуннар, перепоясанный мечом, а с ним невысокий плотный роан с улыбчивым лицом. Они присоединились к кашеварам. Кормщик что-то негромко рассказывал, отмахивая ладонью. Слушая его, Вульфер неодобрительно качал головой. Потом пожал плечами и пальцем показал на Вратко.
Викинг обернулся и подмигнул парню. А роан с достоинством поклонился.
Новгородец привстал и поклонился в ответ, как того требовали правила приличия. А когда плюхнулся на нагретое место, услышал неторопливые, рассудительные слова херсонита.
— Господь наш, Иисус Христос говорил: «Итак во всем как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки». Я, конечно, не пророк, но эту заповедь Сына Божьего всегда стараюсь выполнять. И если моему другу огласят анафему, это не значит, что я отвернусь от него.
— Спасибо, — грустно улыбнулся парень.
— Ты о чем это?
— Да так, ни о чем, — отмахнулся Вратко и, чтобы направить неприятный разговор в другое русло, спросил: — Сильно книга-то попорчена?
— Да не то чтобы сильно, — радостно ухватился за его вопрос грек — видно, и сам хотел оставить споры о вере и ее отношении к чародейству. — Я боялся: совсем ничего прочитать не смогу. Но Господь миловал — страницы почти все позатекали, но буквицы уцелели. Хорошие раньше чернила делали — не чета нынешним. Кое-где, конечно, размазалось, а иногда и смылось… Ничего, разберем. Не в этом главное горе.
— А в чем?
— Язык, которым книга писана… Очень уж он непонятный. Вроде бы латынь, а какая-то не такая…
— Латынь? Выходит, не друиды книгу писали, а монахи?
— С чего ты взял?
— Ну, так друиды бы по-своему писали…
— По-друидски, что ли? — рассмеялся Димитрий.
— Почему? — немножко обиделся Вратко. — Мне Рианна рассказывала… Рианна, она из пиктов, ее народ жил тут еще до римского завоевания…
— Никогда не слышал.
— Будет время — расскажу. А еще лучше, пусть она сама тебе расскажет про народ Чаши и народ Зверя, про то, как могущественное племя, заселявшее половину острова, превратилось в ораву дикарей. Между прочим, в развалинах аббатства на нас пикты набросились.
Херсонит перекрестился:
— Спаси и сохрани… Чего же они хотели?
— Кто его знает? Я думаю, они просто спрятаться в Стринешальхе хотели, а тут мы. Народ дикий, даром что древний. Вот и кинулись в драку.
— Думаю, не все так просто, — покачал головой грек.
— А что толку гадать? Пикты теперь уже не расскажут. Саксы, что рядом с аббатством живут, тоже, как я понял, не сильно-то рвутся нас приютить. Да я не про это говорил…
— Прости. Я, кажется, понял, что ты сказать хотел.
— Друиды были у бриттов и у скоттов, у ибернов и у пиктов. А наречия у всех разные были. Стали бы они на латыни книгу писать?
— Да кто его знает? — пожал плечами Димитрий. — Может, и стали бы. Как раз для того, чтобы другие народы, у которых речь отличается, могли понять написанное. Мне кажется, тут вопрос в другом: знали ли друиды буквицы? Ты не подумай чего, но у вас, словенов, как у полян, древлян да кривичей, разве была грамота до Кирилла и Мефодия?
— Ну… Вроде не было. Нарочно ведь князья Ростислав, Коцел да Святополк посольство в Царьград посылали. Как там сказано было: «Земля наша крещена, но нет в ней учителя». Так будто бы…
— Вот видишь! А речь-то была и до Кирилла Философа!
— Была. Так и со скоттами, может быть. Хотя… Лучше всего Вульфера спросить. Он давно уж тут живет, наверняка знать должен.
— Значит, монахи писали книгу?
— Да. Монах. Может, постарше Беды Достопочтенного… Слыхал о таком?
— Слыхал. Вульфер как-то поминал. А ты читал его книги?
— Нет. Не пришлось. Я-то думал в Англии разыщу да почитаю…
— Так может, это его книга? Ну, я хотел сказать, он писал, Беда?
— Нет, Вратко. Я так не думаю. Беда Достопочтенный писал бы на обычной латыни, какая среди монахов латинского обряда принята. А я ее хорошо знаю. Почти как родной мой греческий. Иногда даже думаю на ней.
— Ясно, — новгородец кивнул, хотя на самом деле ему ничего не было понятно. Зачем нужна книга, прочесть которую ты не в состоянии? Или монах сразу, еще в подземелье, не увидел, что язык непонятный? А если увидел и все равно тащил, как это назвать можно? Глупостью? Жадностью?
— А ты, Вратко из Новгорода, грамоте учен? — прищурился грек.
— Да уж, учился… — С легким оттенком гордости — ишь ты, уличить хотел в безграмотности, да не тут-то было! — Могу купчую составить, могу Святое Писание читать. Я же купеческий сын как-никак.
— Верно! А я и запамятовал! — неизвестно чему обрадовался херсонит. — Это хорошо, что ты кириллицу разумеешь. А хочешь, я тебя латыни выучу? И по-гречески могу…
— На что мне латынь?
— Понимать будешь.
— Да я разговор и так понимаю.
— Это я вижу. Ты, Вратко, вообще молодцом. Я вдвое старше, а ведь ты меня превзошел. Речи понимаешь многих народностей. Больше, чем я.
— Мне нравится просто. — Парень не любил, когда его сильно уж хвалят. Ну, чуть-чуть «леща» подпустил, и ладно. А зачем же так долго? — Хорошо бы с каждым встречным на его языке говорить. И ему приятно, и тебе радостно.
— Это верно! — подхватил Димитрий. — Сам такой, понимаю тебя. А насчет грамоты латинской ты подумай. Вдруг пригодится?
— Да где она пригодится мне?
— Пути Господни неисповедимы.
— Ну, не знаю…
— Да не спеши. Я же не подгоняю тебя. Подумай как следует. А надумаешь, скажешь.
— Ладно, — согласился Вратко. — Подумаю.
Он увидел, что к ним идут Гуннар, Вульфер и тот самый улыбчивый роан.
— Подумай, подумай, — покивал Димитрий. — Могли бы книгу эту вместе разбирать…
Новгородец рассеянно кивнул, поднимаясь навстречу старшим товарищам.
— Поздорову тебе, Вратко из Хольмгарда! — Сакс, по обыкновению, улыбался. Парень не был уверен, смог бы сам сохранить способность радоваться любому мигу, если бы прожил больше двух сотен лет.
— И тебе поздорову, почтенный Вульфер.
— Вижу, ты уже отлежался, — Гуннар тоже не сумел сдержать улыбку.
— Отлежался. Только кости болят, будто по мне вся конница Гарольда Годвинссона проскакала.
— Это что! Одноглазый до сих пор пластом лежит. Я уж думал, не спасем. Но Вульфер справился. Откачал дурака.
— Почему дурака?
— Да потому дурака, — вмешался оборотень, — что дышать под водой не надо, если ты не рыба. Все это понимают, а славное воинство великой королевы — нет.
— Олаф говорит, — добавил кормщик, — он почти сразу наглотался. Так и вытащили — мертвяк мертвяком. Да что мы это все об одноглазом? Позволь познакомить тебя с нашим другом. Это — Кра-Аранг.
Роан поклонился, прижимая обе ладони к сердцу. Вот тут-то Вратко и заметил, что между пальцами у человека-тюленя — перепонки.
«Что-то он не такой, как тот мертвяк, что мы в пещере видели. Тот больше на зверя походил, а этот — обычный человек…» Парень решил для себя, что после расспросит о различиях, и поклонился в ответ.
— Поздорову тебе, Кра-Аранг. Спасибо, что помог нам, не бросил.
Ответных слов роана парень не понял, но помог Вульфер.
— Он говорит, — пояснил оборотень, — что рад помочь смельчакам, не убоявшимся ужаса глубин. Еще он говорит, что жалеет обо всех погибших воинах Полых Холмов, хоть и нет между ними дружбы. Когда-то… Это я уже от себя, — продолжал сакс. — Когда-то роаны просили помощи и защиты у королевы Маб. Им приходится тяжело. Раньше поселки морского народа прикрывала завеса колдовства. Слабенькое чародейство у роанов — едва-едва хватает, чтобы защищаться от людей. И если с бриттами они жили в мире, даже служили некоторым, самым сильным и мудрым, друидам, то с саксами, заселившими Мерсию и Нортумбрию, дело не заладилось. Слишком уж жадными оказались мои соплеменники… А христианские священники и вовсе объявили травлю на оборотней. Мне это знакомо не понаслышке. Одно время за голову роана платили четверть марки серебра. Теперь их осталось мало. Кра-Аранг — последний вождь здешнего племени. Ты уже заметил, как мало у них взрослых мужчин? Старики, женщины и дети. Уже несколько лет самые смелые воины пытались добыть треножник из подземного схорона, желая таким образом заслужить дружбу и защиту королевы Маб. Но чародейство друидов слишком хорошо охраняет их тайны.
— Так ужас глубин служит друидам? — удивился Вратко.
— Вряд ли… Слишком это тупое и кровожадное создание, — почесал затылок старик. — Я так думаю: волшебство друидов не дает чудовищам уходить далеко от схорона. Вот они и кружат поблизости, голодные и злые. Набрасываются на каждого, кто оказывается поблизости.
— Ясно… Жалко мне роанов, — вздохнул парень. — Помочь бы им как-то.
Кра-Аранг снова что-то сказал.
— Он говорит, — перевел Вульфер, — что теперь воинам-роанам не нужно будет погибать в подземельях. Теперь они смогут подготовиться к походу на север, в Шотландию.
— Там людей меньше, легче затеряться, — пояснил Гуннар. Очевидно, кормщик уже вволю наговорился с людьми-тюленями, знал все их насущные заботы.
— Я им советовал плыть в Лапландию, — добавил сакс. — Там людей еще меньше. Да и Финн поможет, не выдаст. Но они говорят, что слишком далеко — старики и дети не выдержат перехода. Кроме того, слишком легко потерять лодки со скарбом в открытом море. Они боятся остаться без пожитков и припасов. Только несколько молодых воинов согласны плыть в неизвестность. Остальные против. Вождь вынужден считаться с мнением народа.
«Побольше бы таких вождей… — подумал Вратко. — Когда-то и у нас, в Новгороде, вече все дела решало, и не поздоровилось бы тому князю, который против воли Господина Великого Новгорода пошел бы. А сейчас? Всю вольницу подмяли, что хотят, то творят…»
— Я знаю, чем помочь им, — сказал парень. — Нужно, чтобы королева Маб узнала, как нам помог Кра-Аранг. Тогда она не откажет в поддержке роанам.
— Плохо ты знаешь ее величество, — кривовато усмехнулся оборотень. — Хотя… Насколько я вижу, ты ей нужен. Глядишь, к словам могучего ворлока из Гардарики она и прислушается. Главное, — он понизил голос до хриплого шепота, будто кто-то мог подслушать. — Главное, чтобы Керидвена не решила, что ты ей дорожку перебегаешь. Тогда берегись. Я не всегда смогу рядом оказаться, а Морвран гораздо опаснее, чем кажется на первый взгляд.
— Спасибо. Я буду осторожен, — вздохнул словен. — Мне бы скорее отделаться от обещания, данного королеве…
И тут он вспомнил о камне, которые передал ему умирающий Лохлайн. К чему тянуть? Неизвестно, что за трудности и опасности подстерегают их на обратном пути. Уж лучше сразу вызвать Маб. А там пускай сама решает, что дальше делать.
Он полез за пазуху, вытаскивая сверкающий самоцвет. Солнечные лучи отразились на гранях, бросили блики на лица людей и оборотней.
— Это что за игрушка? — нахмурился Гуннар. — Где раздобыл?
— После расскажу, — попытался отмахнуться словен, да не тут-то было.
Викинг и сакс насели на него, как лайки на медведя, и не успокоились, пока не выведали все.
— Пожалуй, ты прав, — сказал Вульфер, выслушав рассказ словена. — Тянуть нельзя больше. Битва при Стэмфордском мосте за четыре дня до Святого Михаила была, а нынче уж сутки минули, как день Святого Уилфрида Йоркского прошел. Вызывай королеву!
— Э! Нет! — воспротивился Гуннар. — Не раньше, чем поедим. А то знаю я этих королев с чародейками. Как закрутятся с заботами и хлопотами, а мне голодать надоело.
Вратко прислушался к собственным ощущениям. Сколь ни горел он желанием выполнить как можно быстрее миссию, возложенную на их отряд великой королевой, а урчание в животе подсказывало — на сытое брюхо с коронованными особами общаться легче.
