21

На этот раз все было иначе. Не было взрывов, потрясающих лодку до последнего болта. Не летали в кубриках ботинки вперемешку с матросами. Палуба вдруг снова стала палубой, а стена в каюте — стеной, и раздавленный портрет Карла Денница поднялся на уровень глаз.

— Что? Опять! — крикнул, не сумев устоять на ногах, Герберт.

Гюнтер удержался на ногах и, переступив через упавшего второго помощника, прильнул к перископу. И, уже не зная, радоваться или удивляться, произнес, не отрывая глаз от искрящейся вокруг пустынной синевы:

— Мы снова в море.

Ворвавшийся воздух наполнил центральный пост запахом соли и свежести. Гюнтер выбрался на мостик и обвел биноклем горизонт, еще раз удостоверившись, что вокруг на несколько миль нет ни единой точки. Судя по повисшему у самого моря солнцу и прохладному, еле ощутимому ветру, сейчас было раннее утро. Оно напомнило Гюнтеру то утро, с которого все и началось. Такой же штиль и застывшее, как гладь пруда, море. И тишина такая, что было слышно, как кто-то поднимается вверх по трапу.

Гюнтер даже посмотрел повнимательнее по курсу — не возникнет ли сейчас на горизонте американский пароход?

Рядом появился Отто.

— Сколько сейчас на хронометре? — спросил его Гюнтер. — Хочу попробовать снять место.

— И пробовать не стоит. Уверен, что мы все там же. В пространстве нас не двигают ни на метр, вопрос в том, где мы сейчас по времени.

— Удивительно похоже на то роковое утро. Тебе не кажется?

— Да. Я еще тогда поразился. Обычно Мексиканский залив неспокойный, а в тот день все будто застыло. Теперь бы определить, какой сейчас год. Или хотя бы столетие?

— Лучше всего это можно сделать, осматривая побережье. Пойдем к берегам Америки или вернемся назад и пройдем вдоль берегов Кубы.

— Вдоль островов лучше. Там жизнь, как на ладони, и не упрятана в глубь материка.

Винты за кормой ожили и, взбивая пену на застывшей глади, потащили лодку на восток, навстречу поднимающемуся солнцу. К накалившемуся на солнце ограждению мостика невозможно было прикоснуться, чтобы не обжечь руку. Старший на вахте Герберт сел на нагретые доски палубы и, свесив на грудь голову, сначала прислушивался к ленивой болтовне разомлевших на жаре матросов, затем задумался над невероятными приключениями, выпавшими команде, и, не заметив как, задремал. Разбудил его истошный крик у самого уха:

— Корабль!

— Нет, это облако… Хотя нет, точно корабль!

Сигнальщики замерли, направив бинокли в одном направлении, по курсу.

Герберт вскочил и, закрывшись ладонями от слепящего солнечного света, посмотрел вдоль вытянутой руки матроса. На горизонте виднелась тонкая черная линия поднимающегося в небо дыма.

— Командира на мостик! — заорал он в открытый люк рубки.

В бинокль темная точка, будто восклицательный знак, вытянувшая вверх дымный столбик, превратилась в широкий приплюснутый корабль. Низкие борта с мощной, в три этажа, надстройкой заканчивались торчащей в небо единственной трубой.

Гюнтер долго не мог понять, что такого необычного в этом корабле. Из-за непропорциональной ширины ему вначале показалось, будто судно расположено к ним бортом, но, присмотревшись, Гюнтер понял, что они сближаются на встречных курсах. Через полчаса уже были видны многочисленные иллюминаторы на белых стенах надстроечных этажей.

— Дым какой-то неестественно черный, — ни к кому не обращаясь, произнес он вслух.

— Это потому, что в их топках горит уголь, — откликнулся Отто.

— Уголь?! — удивленно переспросил Гюнтер.

— Я еще застал такие корабли, — ответил старпом. — Такой жирный, черный дым может давать только уголь.

В голове опять взорвался невообразимый бедлам: куда их теперь занесло?! Когда же, наконец, господа Созидатели наиграются с ними и вернут домой?!

Неожиданно он понял, что так отличало это судно от привычных контуров кораблей.

— Отто, ты тоже это видишь?

— Гребные колеса по бортам?

— Значит, видишь. О, господи… — простонал Гюнтер.

Еще через полчаса стали видны пестрые наряды людей, высыпавших на верхнюю палубу полюбоваться утренним солнцем.

— Он полон пассажиров, — подал голос Отто.

— Вижу.

Шлепая по воде теперь отчетливо различимыми широкими колесами, корабль шел навстречу, не изменяя курса. Из чего Гюнтер заключил, что их пока не видят.

— Ты флаг видишь? — спросил он Отто.

— Вижу, но пока не пойму чей.

— Где?

— Между трубой и кормой.

Теперь и Гюнтер заметил, что на корме стоит флагшток, а от него к верхушке трубы тянется трос, на котором обвисло полотнище флага. Чтобы так вывешивали флаг, он видел впервые. Всю его площадь перечеркивал белый крест, а получившиеся угловые квадраты по диагонали были закрашены красным и синим цветами.

Наконец, когда до корабля оставалось менее полукилометра, на них обратили внимание. Лица на палубе, как по команде, повернулись в их сторону. Гюнтер внимательно следил за общей реакцией. Но никто не бросился расчехлять спрятанную в носу пушку или в панике разбегаться по каютам. Наоборот, сквозь шипение рассекаемой носом лодки воды стал слышен низкий гудок парохода. Их приветствовали. Судно немного изменило курс и теперь направило нос прямо на лодку. На всякий случай Гюнтер вызвал к орудию расчет.

Теперь все верхние палубы были заполнены высыпавшими из внутренних помещений парохода пассажирами. Они размахивали руками, в перерывах между гудками на мостик доносились возбужденные крики. По белым форменным рубашкам Гюнтер опознал немногочисленную команду. И хотя до дымящей трубы было подать рукой, он продолжал смотреть в бинокль, определяя мельчайшие подробности. Теперь отчетливо были видны лица с беззвучно открываемыми ртами. Бросилось в глаза, что на фоне белых рубашек резко выделялись черные лица. Вся команда корабля состояла из чернокожих матросов. У пассажиров, наоборот, в основном были белые или смуглые лица.

— Что скажешь, Отто?

— Похож на колесный пароход прошлого столетия. Оружия нет. Флаг чей-то напоминает, но чей, не могу понять. По одежде определить вообще невозможно. Насколько я знаю, женщины в девятнадцатом веке носили длинные и широкие платья, а эти все в узких и коротких, с обрезанными рукавами. А впрочем, сейчас все узнаем. Смотри, похоже, это капитан.

Гюнтер увидел, как на носу судна с огромным рупором в руках, в расшитой блестящими нитями желтой фуражке появился невысокого роста чернокожий и несколько раз приветливо взмахнул рукой. Заметив, что пароход начинает замедлять движение, Гюнтер тоже дал в машинное отделение команду застопорить ход.

Наконец корабли замерли бортами друг против друга. Теперь до спускающегося к воде трапа парохода было не больше двадцати метров, и Гюнтер удивленно рассматривал огромное, закрытое защитным крылом гребное колесо с деревянными лопастями.

Но еще больше поражало, с каким изумлением пассажиры смотрели на их лодку. Такое им явно пришлось видеть впервые. Первым тишину нарушил капитан парохода. Выкрикнув в рупор несколько фраз, он умолк, ожидая ответ.

— Ты понял, что он сказал? — спросил Гюнтер старпома.

— Язык очень похож на испанский, да только переводчиков у нас уже не осталось. Попробуем ему ответить на английском.

— Давай ты. У тебя понятней получится.

Отто поднес к губам мегафон и медленно, разделяя паузами слова, как при типовом радиообмене, спросил:

— Сообщите название судна, куда идет и под каким флагом.

Капитан явно растерялся. Такое официальное общение было для него в диковинку. Затем, расценив, что его просто разыграли, с громким хрюканьем засмеялся в рупор. Еще раз приветливо взмахнул рукой, извинился за свой неважный английский язык и доложил:

— Вас приветствует капитан туристического шлюпа «Золотая линия». Совершаем круиз по островам этого моря, а флаг — при этом он, вжившись в шуточную роль, будто на празднике Нептуна, артистично вытянул руку и указал на свисающее за спиной полотнище, — американский!

Гюнтер чуть не свалился с мостика.

— Американский?!

— Здесь что-то не так. Возможно, он имеет в виду какое-то государство Латинской Америки? — ответил Отто.

Но рассуждать дальше не дал капитан шлюпа. Продолжая играть для собравшихся вокруг пассажиров, он торжественно склонил голову и, приложив руку к груди, спросил:

— Какой корабль прислал нам на встречу владыка морей?

— Это подводная лодка флота Германии! — прогремел мегафоном ему в ответ Отто.

Теперь удивляться настал черед капитана. Он растерянно опустил рупор и, прищурившись, смотрел на висевший над рубкой красный с черным кругом и расходящимися в стороны линиями флаг Кригсмарине.

— Может, спросить его прямо — какой сейчас год? — предложил Герберт.

— Подождем. А то можем показаться похожими на праздно шатающихся в море сумасшедших, — ответил Гюнтер. — Скоро сами догадаемся.

Наконец капитан шлюпа оправился от растерянности и, тоже сообразив, что он чего-то не понял, крикнул на корму, чтобы спустили шлюпку. Возвратив на лицо улыбку, произнес в рупор:

— Господа! Я приглашаю вас на борт!

— Ну вот, сейчас все и узнаем, — кивнул Гюнтер. — Герберт и ты, Отто, пойдете со мной, а старшим на лодке оставим Эрвина.

Через минуту шлюпка была у борта лодки. Забрав подводников, она вернулась к ступеням металлического трапа, прикрепленного вдоль борта шлюпа.

— Я капитан Мбана, — представился чернокожий обладатель желтой фуражки и протянул для рукопожатия руку.

Гюнтер оглядел улыбающихся пассажиров. Типичное, прожигающее жизнь богатое сословие. Дамы в диковинных шляпах с цветами на полях. Мужчины в легких белых костюмах.

Засвидетельствовав почтение каждому подводнику крепким рукопожатием, капитан указал на распахнутую дверь своей каюты. После аскетических кубриков лодки она показалась шатром шейха. Переступив комингс, Гюнтер утонул ботинками в пушистом ковре. На стенах тоже висели пестрые ковры, украшенные скрещенными морскими кортиками и обнаженными шпагами. Рядом с дверью, в углу, стоял массивный диван, обтянутый светлой кожей, а напротив, у раскрытого иллюминатора, занимал несколько метров площади огромный рабочий стол с выгнутыми ножками. Гюнтер и Отто переглянулись. Убранство каюты пока давало очень смутное представление о временном периоде. Классическое гнездо сибарита, не более. Мбана, уловив произведенное на гостей впечатление, довольно улыбнулся:

— Располагайтесь, господа. — Показав пример, он первым плюхнулся в кресло. — Простите за невежество, но каждая секунда ожидания дается мне пыткой. Скажите, что означает ваша фраза «подводная лодка»? Это какой-то новый класс судов?

— Это означает то, что наш корабль может двигаться под водой, — ответил Гюнтер.

— Под водой?! — Мбана вскочил с кресла, с недоверием заглянул в лица гостям, но, поняв, что его и не думали разыгрывать, задумчиво протянул: — Я что-то читал об этом в прессе. Самые смелые инженеры писали о теоретической возможности погружения корабля под воду, но ведь это были не более чем фантазии! Я даже предположить не мог, что Германия так далеко продвинулась в этом вопросе. Почему об этом не писали в газетах? Может, это все-таки шутка? — Мбана растянул в улыбке белозубый рот.

Но никто не удостоил его ответом. Отто сел на диван и взял со стоящего рядом столика толстый рекламный буклет. И без знания испанского языка можно было догадаться, что это описание туристических маршрутов по островам. Гюнтер озадаченно посмотрел на висевшую на стене карту Карибского бассейна. Вся она пестрела красными штрихпунктирными линиями. Но удивило его не это. За последние несколько недель, проведенные в этих водах, он уже успел выучить раскрашенные в разные цвета, из-за обилия стран, контуры многочисленных островов. Но сейчас они почему-то были все одного цвета. Остров Куба, Гаити и цепочка Антильских островов — все они имели один светло-голубой оттенок.

Гюнтер сощурился и прочитал длинное, протянувшееся через все Карибское море название: «Острова Синего волка».

— Странно… — промычал он себе под нос.

Над картой висел портрет. Чернокожее лицо ослепительно улыбалось, растянув и без того широкие ноздри, а на голове красовалась высокая и округлая, как мусульманский минарет, расшитая золотом корона. Что-то в этом лице показалось Гюнтеру знакомым. Белые глаза с искрой иронии и невероятно широкие скулы. Несколько легких штрихов и, возможно, он бы узнал, где уже видел это лицо.

— Кто это? — не удержавшись, спросил он, кивнув на портрет.

Мбана едва не задохнулся от возмущения. Обиженно поджав губы, он ответил с вызовом в голосе:

— Короля Америки Базилио Первого знает весь мир!

Гюнтер еще раз удивленно посмотрел на портрет:

— Извините, капитан. Я не узнал его в таком ракурсе.

«Надо все же больше слушать и меньше говорить», — решил он для себя.

— Когда в Америке были короли? — спросил он Отто, удостоверившись, что немецкий язык Мбана не знает.

— Никогда.

Нет, все-таки что-то в этом портрете ему знакомо. Гюнтер отступил на шаг назад и попытался представить лицо без короны. Капитан уже успокоился и, обратив внимание, как внимательно гость рассматривает короля, примирительно произнес:

— Вы, европейцы, очень поверхностно относитесь к культуре других стран. А ведь династия наших королей очень знаменита. В отличие от ваших, она никогда не прерывалась. И взгляните на генеалогическое древо — что ни имя, то звезда в истории Америки! А все потому, что никто ни на шаг не отступал от постулатов Основоположника. Вам его тезисы кажутся спорными. Но я даже сейчас убеждаюсь, как они гениальны. Вот, к примеру, первый и главный тезис: никогда не пускать на наш материк белых людей. Человек из Европы может посетить Америку только как турист! А взять его последующие предсказания? Ведь многие годы никто не мог разгадать загадочные фразы Основоположника. Некоторых слов даже не было в обиходе, но потом они появились, и все лишний раз поразились дару предвидения гения, положившего начало династии Герреро.

Рекламный буклет выпал из рук Отто. Гюнтер от волнения забыл, что нужно дышать. Конечно, ему знакомы и эти широкие скулы, и не менее широкий нос, и передаваемая из поколения в поколение ирония в глазах.

— Имя вашего Основоположника Удо Герреро? — уже не сомневаясь, спросил Отто.

— Браво, господа! — воскликнул Мбана. — Простите, что плохо о вас подумал. Вы меня потрясли своими знаниями. Великий основоположник королевской династии Удо Герреро на многие века предопределил наш путь развития. Он создал свод законов, который мы должны неукоснительно соблюдать, чтобы всегда быть свободными. Он так и написал: если мы ослушаемся его, то превратимся в рабов белых людей. Я не знаю значения слова «рабы», но если так сказал Основоположник, то эта мудрость незыблема! То, что даже вы о нем знаете, говорит о величии Удо Герреро!

«Всего три недели назад я мог запросто дать подзатыльник вашему Основоположнику», — чуть не произнес вслух Отто, но, спохватившись, прикусил язык. Он поднял буклет и, все еще пребывая под впечатлением услышанного, принялся рассеянно его перелистывать. На вопрос: какой сейчас год, они так и не получили пока ответа. Отто раскрыл первый лист, где обычно печатается название издательства и год издания. Издательство было, но год отсутствовал. Безрезультатно попытавшись разобрать испанское название, он пролистнул еще несколько листов, разглядывая рекламные рисунки, черно-белые фотографии видов островов и песчаных пляжей. Его взгляд споткнулся о четкий, подретушированный снимок с длинной, напечатанной мелким шрифтом подписью.

— Гюнтер, взгляни, — прошептал Отто.

То, каким тоном он это произнес, заставило Кюхельмана выйти из ступора. Он заглянул через плечо Отто и напрочь забыл об Удо с его королевскими амбициями.

— Что вы там увидели? — спросил Герберт.

— Ты, кажется, просил Вилли писать письма? — справился наконец с растерянностью Отто. — Он черкнул нам пару строк. Капитан, вы не могли бы перевести подпись под этим снимком?

Мбана мельком заглянул в буклет и ответил:

— Вас заинтересовал этот булыжник? Напрасно. Здесь написано, что это один из немногочисленных памятников, оставшихся от населявших когда-то эти острова белых племен. Господа, между нами говоря, я не слишком верил бы этой подписи. Рекламный трюк. Скорее всего это причуда природы, у нее богатая фантазия. Я и не такие чудеса видел.

— Во всяком случае, мы теперь хотя бы знаем, что Вилли выжил, — произнес Гюнтер, не особо прислушиваясь к разъяснениям Мбаны.

— Да… Но какой молодец! Додумался ведь, и как похоже, — согласился Отто, разглядывая фото. — Вот вход в бухту, а это обломки утеса.

Гюнтер не мог не согласиться, что высеченная из монолитного камня, оставшегося от когда-то могучей скалы, рубка их подводной лодки была как настоящая. Даже штырь перископа с бульбой на конце, изображавшей стеклянный глаз, и аккуратно обозначенное камнями ограждение рубки не оставляло сомнения в знании скульптором своего дела. И чтобы уж совсем не возникало вопросов, на серой стене рубки белым было старательно выведено «U-166».

— Я ничего не понимаю, — развел руками Гюнтер. — Где мы? Что творится вокруг? Какой сейчас год?

— Так давайте его прямо и спросим, пусть скажет: какая сегодня дата? Объясним, что долго были в море! — предложил Герберт.

Но в следующий момент он увидел на капитанском столе небольшой, скрепленный блестящей металлической скобой перекидной календарь.

— И спрашивать не надо. Сейчас я вам точно скажу.

Довольный собственной сообразительностью, Герберт не спеша пошел вдоль стола и как бы невзначай заглянул в раскрытый лист. Если бы он неожиданно ударился лбом о стену, то испытал бы шок куда меньший. Боясь ошибиться, он еще раз посмотрел на число календаря. Цифра «один» перевода не требовала. Под ней на испанском был указан месяц agosto. Тонкости перевода его сейчас волновали меньше всего. Немигающим взглядом Герберт смотрел на стоящую под названием месяца цифру — 1942. Рука сама потянулась к кобуре.

Америка! Война! 1942 год! Их обманули как младенцев! Плен! Только не это!

Выхватив «вальтер» и направив его на капитана, Герберт истошно заорал:

— Командир, уходите! Я их задержу!

Гюнтер с Отто вскочили, уставившись на лейтенанта.

— Герберт, что случилось?

— Убери пистолет!

— Командир! Сейчас сорок второй год! Это засада!

Вскочил и перепуганный Мбана:

— Господа, что не так?! Господа! Господа! Я чем-то вас обидел?

— Какой сейчас день?! — выкрикнул, вспомнив английский, ему в лицо Гюнтер.

— Первое августа.

— Год?! Какой год?!

— Тысяча девятьсот сорок второй, — уже не на шутку перепуганный, пролепетал Мбана.

— Здесь что-то не так! — Отто подскочил к Герберту и накрыл пистолет ладонью. — Спрячь.

Гюнтер оглянулся на дверь — не ворвутся ли сейчас вооруженные матросы?

— Сейчас идет война?! — спросил он, отойдя в угол так, чтобы были видны иллюминаторы и обе входные двери капитанской каюты.

— Война? — Лицо капитана вытянулось в удивленной гримасе. — Что вы, господа? Какая война? Войны не может быть! Наш король Базилио большие друзья с вашим императором Зигфридом! Господа, это недоразумение!

— Что? Каким императором?

— Да! Да! С вашим императором! А вы разве не знали? Базилио Первый пересек океан, чтобы поздравить ваш престол с рождением наследника!

— Рождением кого? — прошептал Гюнтер, чувствуя, как под ногами уплывает пушистый ковер.

Мбана наморщил лоб и задумался, затем радостно всплеснул руками:

— Я понял! Вы очень долго не были дома! Я счастлив, что смогу первым рассказать такую важную для вас новость. Уже два месяца, как у вашего императора родился сын. Назвали Вильгельмом! А впрочем, что я вам говорю. Взгляните сами.

Мбана открыл ящик стола и вытащил пухлую стопку газет.

— Вот! Смотрите.

Он ткнул в фотографию на первой странице. Стоя в открытой карете, мужчина в кителе с расшитыми погонами высоко в руках держал младенца. Подпись под снимком гласила на английском языке, что весь мир поздравляет престол Германии с рождением долгожданного наследника.

— Капитан, у вас очень душно. Нам нужно выйти, — произнес Гюнтер, чувствуя, что он действительно задыхается.

— Да, конечно, — засуетился Мбана. — Вам, европейцам, бывает тяжело в наших широтах.

Гюнтер вывалился в распахнутую дверь, не обращая внимания на шарахнувшихся в стороны пассажиров.

— Отто, ты что-нибудь понимаешь? Что происходит?

— Смутно. Похоже, что нас вернули в свое время. Да только оказалось оно уже не нашим.

— Почему? Потому, что мы побывали в прошлом?

— Не знаю. Может, это мы все изменили. Может, Вилли, а может, и Удо. А скорее всего все, вместе взятые. Вспомни, мы уничтожили такую ключевую фигуру в истории, как Дрейк. А ведь именно он помог англичанам разбить Непобедимую армаду испанцев. И вот чаша весов качнулась в другую сторону и пошла совсем другая история. А может, мы были всего лишь скальпелем, с помощью которого Созидатели вырезали раковую опухоль человечества. Вспомни, ведь историю последних нескольких веков мы учили только по сражениям, победам, войнам. А сейчас они не знают, что это такое. Полистай любой наш путеводитель для путешественника. Что ты там увидишь? Памятник павшим в такой-то войне на одной странице. Мемориал защитникам от такого-то агрессора на другой. А у них? Красивые острова с причудами природы, песчаные пляжи.

— Но почему такое отставание в прогрессе?

— Опять же — потому что не было войн. Войны, при всей их кровожадности, всегда тянули человечество вперед семимильными шагами. Думай или исчезнешь! Не было бы войн, и человечество не терзалось бы бессонными ночами, придумывая, как обогнать противника, а лениво дремало, ожидая, когда яблоко открытия само упадет на голову.

Думая каждый о своем, они надолго замолчали.

Молчал Гюнтер, переваривая свалившуюся на голову информацию. Молчал Отто, задумчиво уставившись в бескрайнюю даль. Молчал Герберт, растерянно глядя на лица командира и старпома. Наконец он не выдержал и с тревогой в голосе спросил:

— Что же нам теперь делать?

— Жить, — мгновенно откликнулся Отто.

— Я не могу прийти в себя, — меланхолично произнес Гюнтер. — Все не так. Все иначе. Нет той, воюющей с целым миром Германии, и правит ею какой-то император Зигфрид. Нет фюрера.

— Ну почему же, может, и есть. Да только теперь он, наверное, рядовой обыватель. Может, картины пишет? Другие времена, другие ситуации, другие люди.

— Герберт правильно задал вопрос: что нам теперь делать?

— Топлива у нас достаточно, чтобы вернуться в Европу. Лодку придется уничтожить, она надолго обогнала это время, могут возникнуть ненужные вопросы. Растворимся среди людей и будем жить. Это мое предложение, командир. Но вообще-то я думаю о другом. Я столько знаю, что просто не могу держать в себе все доверенное мне откровение мира. Но если я начну об этом рассказывать людям, то на меня объявят охоту все дома для душевнобольных Европы. Может, мне начать писать книги, как англичанин Герберт Уэллс, выдавая свой опыт за фантазии? Как думаешь, командир, получится у меня писать книги?

— А как же Гертруда? — вдруг испугавшись, спросил Гюнтер.

— А что Гертруда? Поищи ее и наверняка найдешь. Придется только опять знакомиться, но ведь особого труда это не составит? Все ее привычки и привязанности ты знаешь. Ведь знаешь, Гюнтер?

— Да. Она любит чайные розы и австрийский горький шоколад.

— Уверен, что теперь ты покоришь ее сердце еще быстрее, чем в первый раз.

— Отто, ты как будто радуешься, что все так произошло?

— Скажу честно — да! Такой мир по мне. Тихий и спокойный, как это море. А вся эта шелуха прогресса со временем приложится. Не стоит она того, чтобы платить такую цену.

«Может, и прав старпом, — подумал Гюнтер, — жизнь всегда продолжается, даже тогда, когда кажется, что ты в ней лишний. Но это только кажется!»