VIII. О партии

От книг подобных этой читатели ожидают, что основное внимание автор уделит политическим партиям. Я сознательно избегал любых партийных вопросов, поскольку их полнообъемное содержание отвлекло бы внимание политических комментаторов от более глубокого структурного феномена, формирующего направления политики, и от политиков, которым в этой главе будет уделено больше внимания. Идентичность правящей партии – только один из факторов, воздействующих на модели политики, рождающиеся в определенное время в разных местах. Парижские власти всегда будут искать способы более жесткого регулирования финансовых трансакций, чем это принято в Лондоне, даже если в первой столице у власти находится голлистское правительство, а во второй – Лейбористская партия. В силу исторических причин все партии, составляющие политический спектр Франции, являются сторонницами сильной роли государства, в то время как английская экономика в значительной степени зависит от деятельности лондонского Сити. Буржуазные правительства североевропейских стран всегда будут поддерживать более сильное государство всеобщего благосостояния, чем демократические администрации США, так как первые имеют положительный исторический опыт функционирования этой системы, в то время как в Вашингтоне доминируют корпоративные лобби, действующие от имени и по поручению богатых американцев, которые очень не любят платить налоги. Поэтому я хотел отобразить борьбу между различными политическими подходами на уровне более глубоком и устойчивом, чем тот, на котором ведутся избирательные кампании (основывающиеся преимущественно на рекламных лозунгах).

Вторая причина, по которой я не уделял особого внимания партиям, становится понятной, если вспомнить о том, чем заканчивалась предыдущая глава книги. Наличие государства и партий – это необходимое, но не достаточное условие достижения целей социал-демократии. Идея о том, что человек может делегировать политическим лидерам ответственность за решение глубоко волнующих его лично проблем, подразумевает, что никто из политиков не заслуживает такого доверия. Аналогично никто не будет перекладывать свою ответственность за воплощение идеи, в которую верит он лично, на партию (она в лучшем случае включит эту идею в свою программу в качестве одного из пунктов). Социальная демократия должна быть более широким движением, чем партия, тем более что эсдекам, участвующим в тех или иных кампаниях, нередко приходится объединять усилия с людьми, имеющими различные партийные пристрастия или не имеющими их вовсе. Это хорошая новость для граждан, которые хотели бы сыграть отведенную им роль, но не желают участвовать в выборах или медленно подниматься вверх по партийной иерархии. Вы вносите свой вклад в дело социал-демократии всякий раз, когда участвуете в кампании, направленной против отрицательного воздействия маркетизации. Это могут быть призывы к улучшению ужасных условий труда рабочих-швейников в странах третьего мира, или к ограничению воздействия телевизионной рекламы на маленьких детей, или в защиту неких идей, необходимость которых игнорируется рыночными процессами. В последнем случае речь может идти о самых разных, очень далеких друг от друга вещах. Например, о выделении местной общине необходимого ей земельного участка, предназначавшегося для частного строительства. Либо о защите культурного или научного проекта, который ценен уже сам по себе. То же самое происходит всякий раз, когда вы уплачиваете профсоюзные взносы или агитируете знакомого стать членом профессионального союза. В каждом из перечисленных случаев социал-демократия соответствует той роли, которую мы ей назначили, – роли главного борца с крайностями неолиберализма первого и третьего родов.

С этой точки зрения диапазон возможного участия в социал-демократической деятельности, а также в усилиях, направленных на то, чтобы придать цивилизованный характер маркетизации, является очень широким. Доступ к этому делу открыт не только небольшим группам политиков с их советниками и учеными, но и большим массам людей «без отрыва» от их повседневности. Некоторые могут возразить, что многие из перечислявшихся нами вещей делаются совсем не социал-демократами, а людьми, которые следуют своим религиозным убеждениям, являются ответственными гражданами или просто выполняют свою работу. Это не проблема. Организации, члены которых объединены некоей общей идеей (политические, религиозные или любые другие), всегда стоят перед выбором: либо они рассматривают себя как передовой отряд широких масс, как часть более широкого и более аморфного, чем они сами, движения, либо включают в свои ряды только истинных приверженцев более узко определенного проекта. В соответствии с принятым в главе VII подходом я являюсь сторонником первой точки зрения и выступаю против узости и ортодоксальности, против того, чтобы заранее назначать правых и виноватых. Напротив, я всегда готов принять новые прозрения, от кого бы они ни исходили. Неприемлемость неолиберализма обусловлена, в частности, тем, что для выделения различных групп общества используется очень четкий узкий фокус. Но для того чтобы оспорить его положения, мы не хотели бы обращаться к движениям, основанным на сходных принципах, таким как ортодоксальный марксизм или радикальный ислам. Основная критика неолиберализма должна обращаться к многообразию и неопределенности человеческих целей и средств их достижения, что с необходимостью должно отражаться в способе организации конфликта.

Наконец, отказ от рассмотрения повседневных партийных проблем позволил мне сосредоточить внимание на изучении направлений использования исторического наследия социал-демократии наиболее уместными в наши дни способами без тесной их увязки с существующими партийными программами или проблемами отдельных национальных государств. Таким образом, моя цель состояла в рассмотрении направлений политики, ее типов и целей, а не проведения избирательных кампаний.

Высока вероятность, что практическим осуществлением этих идей будут заниматься национальные правительства, включая социал-демократические. Следовательно, мне никак не избежать вопроса о партиях. Использовавшийся в предыдущих главах подход отнюдь не предполагает фаталистический структурализм, лишенный акторов. В них много говорилось о лоббистских группах, представляющих интересы самых состоятельных людей, благодаря усилиям которых международные финансовые рынки все еще нуждаются в должном регулировании, а функции по предоставлению общественных (государственных) услуг передаются «избранным» фирмам на льготных условиях. Это вызывает немалую озабоченность профсоюзных лидеров, которые изыскивают способы добиться, чтобы улучшение жизни трудящихся не оказало отрицательного воздействия на конкурентоспособность фирм. На этом фоне перед нами предстало множество энергичных групп, пытающихся привлечь внимание правительств к тому, что они рассматривают как отрицательные экстерналии, вызванные различными аспектами маркетизации. Данные утверждения оспариваются теми, кто пытается показать, что маркетизация будто бы соответствует интересам общества в целом.

В предыдущих главах четко и ясно была охарактеризована денежная политическая опора неолиберализма. Но если отвлечься от членства в профсоюзах, я лишь бегло перечислил элементы соответствующей базы социал-демократии, упоминал о неравенстве в силе различных классов. Возникает вопрос: является такое неравенство причиной или следствием политики? Конечно, и тем и другим. Низкие уровни неравенства в значительной степени ограничивают способность богатства к превращению в политическую силу. Отсюда существенно более низкая вероятность того, что результаты политики будут содействовать усилению неравенства и т. д. Структура общества и результаты осуществления политики, взаимодействуя, усиливают друг друга. Богачи и корпорации непрерывно работают над тем, чтобы эти взаимодействия оборачивались в их пользу, и социал-демократы не имеют права пустить дело на самотек (об этой опасности мы говорили только что).

Как я уже упоминал, по-моему, одной из самых важных сильных сторон социальной демократии является ее потребность в интернализации противостояния императивов рынка и императивов целей, которые игнорируются или уничтожаются рынком. Вспомним хотя бы пример с профсоюзами, пытающимися согласовать нужды своих членов с конкурентоспособностью. Но, как мы увидели в главе V, профсоюзы действуют подобным образом только тогда, когда они имеют определенную структуру. Если мы отвлечемся от профсоюзов и обратимся к массовым кампаниям, которые, по нашему мнению, являются членами более широкого социал-демократического семейства, большинство из них вообще не сталкиваются с подобными ограничениями. Организованная некоей группой кампания в защиту местной природы, которой угрожает строительство новой железнодорожной линии, отнюдь не должна искать равновесие между рельсовыми путями и потребностью в сохранении местных лесов и полей. Но должны же существовать точки соприкосновения интересов, в которых эти конфликты разрешаются? И если социал-демократы считают поиск таких взаимоприемлемых решений заботой кого-то другого, они обречены на то, что их движение пополнит собой массу других протестных групп.

Приведенные выше рассуждения подводят нас к нормальному случаю политических партий, стремящихся стать правящими. Это трудная цель. Партия должна будет сформулировать общие требования и идеи, с которыми она выступит в ходе избирательной кампании, одновременно разрешая конфликты между ними и потребностями рынка. В большинстве стран Западной и Центральной Европы партии, которые исторически были носителями социал-демократических идей, являются одной из двух крупнейших общенациональных партий. Может показаться, что мы получили удовлетворительное решение агентской проблемы: «Продолжайте в том же духе, социал-демократические партии, продолжайте!». Однако ряд серьезных проблем, к рассмотрению которых мы переходим, заставляет усомниться в правильности этого решения.