Глава 24

Сэр Томас Ворд, вздохнув, принялся за третье на сегодняшний день письмо.

Первое было адресовано сэру Джорджу Бингу, виконту Торрингтону и первому лорду Адмиралтейства — ведь официально Ворд выполнял именно его задание. Однако письмо это было совсем коротким, в нем описывался только сам факт полета русского воздушного шара. Дело в том, что виконт тяжело болел, и Ворд не был уверен даже в том, что он успеет прочитать его послание. Поэтому второе письмо адресовалось наиболее вероятному преемнику Бинга, сэру Чарльзу Уэйджеру. В нем посол изложил не только то, что видел своими глазами, но и то, что ему довелось услышать, в том числе и от молодого императора. И теперь он собирался приступать к третьему посланию.

Оно было предназначено Роберту Уолполу — пожалуй, самому влиятельному человеку в Англии, которого за глаза именовали премьер-министром, хотя официально такой должности не существовало. Он принял Ворда перед отъездом того в Россию и поручил ему писать о всем, что покажется интересным в этой стране, не думая о том, что слишком подробное послание может показаться скучным. И вот настал момент не только выполнить поручение, но и донести до руководства Великобритании мысли, которые давно не давали покоя Томасу Ворду.

Империя должна узнавать о всех мало-мальски значимых событиях, происходящих в мире. Причем не после того, как они уже свершились и начали приносить плоды, а в тот момент, когда к ним появились первые предпосылки! И, значит, нужна государственная служба, которая будет заниматься именно этим.

Что-то подобное делал недавно умерший Даниэль Дефо, известный широкой публике нашумевшим романом о Робинзоне Крузо, а также политическими памфлетами. Однако он не занимал никаких официальных должностей и не мог привлекать хоть сколько-нибудь значительные средства, а после его смерти само собой разрушилось даже то немногое, что он успел создать. Ныне, когда Британская империя столкнулась с одной из самых серьезных угроз для своего процветания, такое положение дел смертельно опасно.

Ворд отодвинул бумагу — надо сделать перерыв, а потом свежим взглядом оценить написанное, после чего думать, как наиболее убедительно изложить то, чему он недавно стал свидетелем в Москве.

Итак, вопрос создания летающих кораблей перешел из разряда беспочвенных фантазий в реальную плоскость. А для них то, что Англия — это остров, никакой роли не играет! И могущество королевского флота им тоже почти безразлично. Значит, необходимо собрать максимум сведений о конструкции и возможностях русских небесных шаров.

Кое-что Ворд уже знал — материалом для изготовления шара послужили бумага и легкая ткань, а главной деталью, благодаря которой этот мешок поднялся в воздух, было устройство, похожее на самовар, только с медным баком снизу. Причем оно работало на новомодном и очень дорогом лекарстве — керосине. Каковое свойство, кстати, говорит о том, что молодой русский император придает воздушному флоту огромное значение. Ведь ни для кого не является секретом его прижимистость, а тут он без колебаний пошел на такие большие расходы. Да и выдающееся по пышности празднество в честь благополучного завершения полета, произошедшего аж в Можайске, тоже говорит само за себя. Причем полет явно планировался именно туда, ибо утром, когда воздушный шар только надувался, англичанин ясно слышал, как один из солдат охраны сказал слова "загнать за Можай".

Кроме того, Ворд своими глазами видел, что воздушный шар способен маневрировать, и получил от молодого царя вполне похожие на правду объяснения, как это происходит. Действительно, очень часто приходится наблюдать, как ветер дует в одну сторону, а облака плывут в другую, иногда прямо противоположную. Да и все остальное, сообщенное Петром, выглядело весьма и весьма правдоподобно.

Россия сможет без особого труда увеличить производство бумаги и ткани, ведь сырье для этого она имеет в неограниченных количествах. А шар, всего в десять раз более крупный, чем недавно летавший, действительно сможет поднять в тысячу раз больше, если подъемная сила пропорциональна его объему.

В силу означенных причин Ворд счел нужным согласиться со всеми требованиями молодого императора по поводу совместной компании, дабы Англия поскорее получила возможность отправить в Россию достаточное количество своих подданных. Кроме официальных, перед ними должны стоять две тайные задачи.

Первая — это собрать все сведения, могущие быть полезными Великобритании в вопросе создания собственного небесного флота.

Вторая — сделать так, чтобы Россия на пути в небо столкнулась с как можно более серьезными трудностями.

С тем, что нечто подобное, пожалуй, будет иметь место, русский император был вполне согласен. Если бы эта орава шпионов, которую сюда хочет протащить Ворд, собиралась заниматься только сбором информации, то и хрен бы с ней! Из тех соображений, что на самом деле упомянутой информации очень мало, правдивой среди этих крох и вовсе мизер, а реальная ее ценность не очень сильно отличается от нуля. Но ведь начнут, гады, пакостить еще и материально! Например, без принятия особых мер он, Новицкий, ни за что сейчас бы не стал страховать мануфактуру старшего Уткина. Потому как сожгут, точнее попытаются, это к гадалке не ходи. Да и самому придется принять меры по усилению личной безопасности, ибо ежу понятно, что со сменой императоров Россия скорее всего откажется от создания своего воздушного флота.

Так, это ладно, прикинул Сергей, меня сейчас и свергнуть, и банально прибить не очень просто, причем я даже без всякой аэронавтики не собирался останавливаться на достигнутом. Но ведь и Лене может угрожать опасность! Особенно если на ней жениться, что вовсе не исключено. Значит, ее охрана должна быть усилена в первую очередь.

Тут, конечно, очень вовремя подвернулся отец Антоний, продолжил свои рассуждения император. Не очень ясно, насколько в действительности он был близок к могиле, но то, что после нескольких уколов здоровье пациента пошло на поправку, сомнений не вызывало. И, значит, теперь ему предстояло стать организатором и первым руководителем русской контрразведки, причем в достаточно благоприятных условиях, кои выпадали далеко не всем его коллегам в других временах и странах. Ведь сейчас известно, когда, откуда и в каких количествах явятся потенциальные шпионы, а также что будет являться их основной задачей. Так что пусть организовывает… как бы его назвать… ладно, с учетом сана основателя конторы пусть это будет Государственное благочиние, сокращенно ГБ. Фронт работы для него уже есть.

Все бы хорошо, но ведь теперь придется действительно развивать воздухоплавание, с чувством, похожим на раздражение, подумал молодой царь. Разумеется, не в тех объемах, кои будут задекларированы, но все равно жалко выкидывать деньги впустую. Так какая польза, кроме спортивно-развлекательной, может быть от воздушных шаров?

Разведка и корректировка артиллерийского огня — это только в позиционной войне, потому как шар сильно снизит подвижность подразделения, к коему он будет приписан. Например, не исключено, что скоро придется осаждать Данциг, и там монгольфьер окажется очень кстати. Да, но почему именно "монгольфьер"?

Император вспомнил, что в детстве, впервые услышав это слово, он решил, что родиной воздухоплавания была Монголия. Нет уж, нам ни к чему такие аллюзии, пусть тепловой воздушный шар отныне называется "уткиньер". Даже если кто-то решит, что данное название происходит от утки, ничего страшного. Кроме того, Ломоносова скоро можно будет озадачить открытием водорода, и тогда появится еще одна разновидность аэростатов — например, ломолёты.

Ладно, название дело десятое, сами-то шары к чему еще можно применить? Кажется, Менделеев в свое время поднимался на аэростате, чтобы получше рассмотреть солнечное затмение, однако…

Для того чтобы воздушные шары послужили науке, эта самая наука должна наличествовать в России, сделал логичный вывод император. А ее, почитай, пока и вовсе нет. Хотя, кажется, кто-то из сподвижников Ломоносова исследовал атмосферное электричество при помощи воздушных змеев, в результате чего был убит ударом молнии. Так что тут надо подумать — таким дашь воздушный шар, и последствия окажутся еще хуже.

Еще остается картография, но тут тоже есть нюансы. Для обжитых мест карты уже есть, а в необжитые шар не больно-то доставишь, он нежный и не очень удобный в перевозке. Аэрофотосъемка? Так это надо сначала изобрести саму фотографию, а кто этим будет заниматься? Ломоносов занят, а Кристодемус и так уже насовершал столько открытий, что, существуй сейчас Нобелевская премия, он бы не вылезал из Стокгольма, получая их одну за одной.

В общем, пока вырисовывается потребность примерно в четырех-пяти аэростатах, больше не надо. Один для армии, один для науки, включая картографию, и пару-тройку катать любителей пощекотать себе нервы за большие деньги. Вроде Лизы, но она слетает на халяву, зато потом с лихвой отработает стоимость полета безудержной рекламой.

Вот тут Новицкого и посетила мысль. Осознав ее, он едва удержался от того, чтобы вслух назвать себя дебилом.

Почему он не строит планер или параплан? Потому, что для полета нужны вполне определенные условия. Либо высокие горы соответствующей формы, где будут образовываться регулярные восходящие потоки, либо самолет, который поднимет планер или парапланеристов на необходимую высоту. А чем аэростат хуже? Сделать такой, чтобы поднял на километр двоих и планер в придачу — это совсем нетрудно. А потом летай себе на здоровье, учись пилотажу! Чтобы к тому моменту, когда появятся достаточно легкие двигатели, пригодные для установки на самолет, уже имелись пилоты с многолетним опытом.

Кстати, ждать сто или больше лет не придется. Ведь уже в середине девятнадцатого века появились движки, с которыми вполне можно было подняться в воздух! Просто никто не знал, как это сделать. А здесь первые нормальные паровики родились раньше, и, значит, их прогресс пойдет быстрее.

Получается, можно не очень суетиться с захватом Крыма, подумал Новицкий. Подожду полной готовности армии, а планеры помогут скрасить ожидание. Тем более что они-то точно смогут применяться в военных целях, прецеденты уже были. Но вот только авиацию, в отличие от воздухоплавания, надо будет развивать в глубочайшей тайне. Кстати, в смысле ее развития остров Тобаго окажется очень кстати, ведь на нем растет бальса, а рядом Бразилия, где можно будет разжиться каучуком. Ибо сразу лететь с воздушного шара — это самоубийство. Сначала нужно научиться хоть как-то пилотировать планер, стартуя с резинового амортизатора. Заодно выкинем на рынок резиновые плащи и сапоги, спрос точно будет немалый. А там, глядишь, и до презервативов дело дойдет.

Потом император задумался о возможности дальнейших демонстраций великолепной управляемости русских воздушных шаров. Это будет необходимо, потому как англичане, только построив свой первый аэростат, быстро убедятся, что между усилиями экипажа и направлением полета шара нет ни малейшей связи, что в их глазах сильно уронит ценность прогрессивного новшества. Значит, Россия обязана тут же явить миру дальний, но полностью управляемый полет, причем англичане должны увидеть и старт — к примеру, в Москве, и финиш в заранее назначенном месте. Где-нибудь в Ярославле или даже Вологде. Для этого нужно уже сейчас озаботиться негласным поиском близнецов, причем обоих полов, дабы нашлось побольше, и подготовкой их в качестве пилотов-аэронавтов. Потому как сделать два абсолютно одинаковых с виду воздушных шара совсем нетрудно, можно даже три. В случае если найдутся тройняшки, не помешает продемонстрировать полет с промежуточной посадкой. Кто сможет различить, что взлетел один шар, а приземлился другой, если и сами шары, и пилоты в них будут совершенно одинаковыми?

— Больше я ничего не забыл? — попытался подвести итог император. И тут же сообразил, что есть еще одна страна, которая при правильной организации утечек информации тут же заинтересуется аэронавтикой. Это Франция. Она давно пытается соперничать с Англией в области военно-морского флота, и ей возможность форсировать Ла-Манш, не обращая внимания на британские линкоры, будет как манна небесная. Значит, описание недавнего полета надо срочно отправить в Париж, Сергею Миниху. Да и в Петербург, Христофору Антоновичу, тоже не помешает. А самого шара — Нулину. Глядишь, это и поможет ему переломить ситуацию с еще одним островом, уже от французов. Мало ли, вдруг он тоже для чего-нибудь пригодится?

Фельдмаршал Миних получил пакет, в коем был описан недавно произошедший беспримерный полет, через неделю после свершения сего выдающегося события. Внимательно изучить его прямо сразу он не мог, потому как в этот день на царскую галеру ставили паровой двигатель, еще в начале мая специальным обозом доставленный из Москвы. Впихнуть на место тяжеленную и неудобную железяку удалось только поздним вечером, а бумаги Христофор Антонович прочитал ночью, к неудовольствию своей молодой жены. И задумался. Фельдмаршалу было интересно — кто все это придумал? Вряд ли его величество, до сих пор он не проявлял ни малейшего интереса ни к каким полетам. А вот Кристодемус где-то с полгода назад, крепко напившись, во всеуслышание заявлял, что мощи его гения подвластна не только земная стихия, но и небесная тоже. Кажется, на него после этого даже доносы в Синод писали. И вот что получается — месяца не прошло, как грек вернулся в Москву, и там появился летающий шар! Значит, в будущем следует повнимательней прислушиваться к пьяной болтовне целителя.

Вечером двадцать девятого мая Тихон Петрович Павшин пребывал в приподнятом настроении. Кажется, он сумел достойно выполнить полученный неделю назад приказ его величества, и ему будет что сказать на завтрашнем докладе. В том же, что правильное и быстрое исполнение подобных приказов не остается без поощрения, полковник уже успел неоднократно убедиться.

Сразу после окончания торжеств, посвященных полету воздушного шара, Павшин был вызван к императору. Где услышал, что для англичан развитие воздушного флота в России — это как нож острый, и они начнут всячески этому препятствовать. Самый же надежный способ — это убийство царя. Так вот, Павшину было поручено продумать за противника все возможные способы оного злодейства, а потом уже за себя — как ему надежно воспрепятствовать.

— Это и для тебя важно, Тихон Петрович, — напутствовал его молодой царь. — Ведь ты меня переживешь самое большее на неделю, да и то вряд ли, скорее всего тебя в тот же день удавят. Причем не обязательно тобой обиженные, хотя их тоже более чем достаточно.

Павшин это хорошо понимал, отчего взялся за дело со всем старанием. Вот только поначалу оно оказалось совсем непростым.

Полковник очень неплохо представлял себе, как охраняют особу его величества, да при этом еще точно знал, что ему известно далеко не все. Поэтому в первые дни планы получались какие-то неубедительные. Однако позавчера Павшина осенило — нужен пожар! Причем не в самом дворце, его там просто так не устроишь, да к тому же каменный он, гореть почти нечему. И не каких-нибудь сараев неподалеку, это ничего не даст. А огромный! Пусть горит вся Москва. Тогда, если еще и ветер будет западный, в дыму, суете и панике появится возможность что-то сделать.

Однако придумать способ покушения — это было даже не половина, а самое большее треть дела. Необходимо ясно себе представлять, как этому можно воспрепятствовать.

Итак, все возможные пути, по которым император сможет в случае необходимости быстро покинуть дворец, уже давно плотно патрулируются семеновцами. Тайную засаду там устроить не получится. Но теперь полк должен провести серию учений, отрабатывая действия именно в случае общемосковского пожара. Но этого мало. Кажется, Петр Великий организовал в Питере первую пожарную команду с брандспойтами, кожаными рукавами к ним и конными бочками с водой, но после его смерти дело заглохло. Значит, его надо возродить в Москве, причем не в виде малочисленной команды, а целого батальона, а лучше даже полка, задачей которого станет недопущение в Москве вообще никаких пожаров. С немалыми полномочиями, это само собой. Осталось только придумать доводы, согласно которым новый полк будет подчиняться полковнику Тихону Петровичу Павшину, и можно смело представать перед очами его величества. Тогда, глядишь, и генеральский чин не задержится.