Интерлюдия

– Гаврила, ты што грустишь-то?! – Рядом на борт навалился пышущий довольством Никифор. – Али не рад делу новому? Чего назвался тогда?

Гаврила, провожавший глазами пропадающие в дымке острова, недовольно подвинулся вдоль борта, давая место своему родоку.

– Ты, Никишка, не блажи. Тут тебе не молотом махать, тут мерковать надоть. Слыхал небось, дело государево. А как не сполним его? Животом ведь ответим.

Никифор перестал благостно улыбаться, оглядел полную поморов палубу и беспечно махнул рукой.

– Эт ты брось, родич. Тута кажный мастер красен работой. Нету такого дела на Руси, чтоб не по руке оно было.

Гаврила развернулся, опершись спиной на планширь и оглядывая поморов на палубе.

– Так-то оно так. Да ты у энтого нового корабельного мастера лодью видел? Али думаешь, царь наш батюшка такого отрока над нами головой просто так поставил? Мыслю, нечто не хуже той лодьи с нас государь спросит, только большую, раз люда столько поднимает.

Никифор хлопнул своего старшого по груди широкой мозолистой ладонью:

– Ты, Гаврила, не о том мыслишь. Не о том. Видал его лодью. Даже на стоянке с энтим мастером перемолвился, да руками его чуду-юду потрогал. Отрок справный, указывал сразу, что нам сделать по силам, а что нет. Такой зря блажить не будет, коли сказал, что справим урок, знать справим, коль миром навалимся, да Господь поможет. – Поморы перекрестились. – Чего тогда печали зовешь?

Старший родич посмотрел на своего младшего снисходительно. В его взгляде читалось передающееся из века в век выражение «молодо-зелено». Гаврила выискал на палубе взглядом своего подмастерья, махнул ему рукой:

– Федька! Подь сюды.

Молодой хлопец подхватился с котомки, на которой сидел, и за три шага оказался перед своим мастером.

– Покажь дядьке, чего тебе мастер тот новый дал.

Федька с готовностью вытащил из-под рубахи, подпоясанной плетеным веревочным пояском, оплавленную диковину. Пузо рубахи топорщилось, перехваченное в талии, храня в себе нужные вещи: деревянную ложку, ладанку материнскую и сушеную рыбину.

– Вот, дядька Никифор. Тот мастер дал, баял, от его лодьи. Мы с ним ее грузили, он мне и струмент свой показывал. Дюже справный струмент…

Перебивая Федьку, Гаврила сунул под нос Никифору деталь.

– Вот! Глянь! Ты такое откуешь?!

Никифор провел пальцем по блестящей, фигурной, отполированной поверхности. Пожал плечами.

– А чего не отковать-то? Новые курки к немецким фузеям ковали, те тож не хуже были. Да те мечи, что для гишпанцев делали, еще и заковыристее в гарде случались.

Гаврила крякнул, удивляясь непробиваемому благодушию родича.

– Ты, Никифор, не равняй. Глянь на пазики. Тут одно в другое входило и к третьему присоединялось. Да и что ты про мечи-то? Представь, корабль из вот таких деталек. Скоко нам таковой делать? А нам токмо год отведен!

Никифор стал серьезен и посмотрел на своего старшого с некоторой грустью.

– То ясно, что государево дело не пуд соли перетопить. Но поведай мне, родич, чего ты тогда с нами-то? На Кижском погосте печи протоплены, нас всех большухи с козулями на блюде дожидаются, чего пошел-то?

Гаврила тяжело вздохнул. Глянул с непонятной тоской на диковинную ладью, пляшущую далеко впереди яхты.

– Страсть как хочу такую диковину мастерить обучиться. Да ты и сам того хочешь. Мы все тут за новым уроком идем. Новому мастеру и звать-то никого не надо было, те, кто в нашем деле понимает, лодью узрев, в ноги бы ему упали, дабы научил. Ты меня, Никифор, не слушай, мыслю просто, одним кораблем государев урок не минует. На изломе себя чую.

Никифор потрепал за плечо внимательно слушающего разговор Федьку:

– Ну а ты как мыслишь, отрок?

Федька выпятил грудь, тем самым четко обрисовав рыбу под рубашкой, и принял вид солидный и раздумчивый. Но не удержался и зачастил:

– Чего тут мыслить, дядька?! Сам глаголил, у хорошего мастера и чисто, и в исправности да под рукой все быть должно… – Федька заметно почесал зад, видимо вспоминая, как дядька убеждал его блюсти чистоту в мастерской, и продолжил: – …Тоды мастер тот, новый, справен. С государем, говорят, с одной плошки ел. С ухватками новыми знаком. Чего еще надоть-то?! Почитай, нас сам царь-батюшка к делу приставил. Чего тут мыслить-то?! Дело справить надобно – и все дела. А год оно или поболе, то не печаль. Говорят, тама и хаты складывать будут, и подъемные дадут.

Никифор многозначительно сказал Гавриле:

– Воооо! – и отправил Федьку обратно к котомке, отдав ему диковинную детальку.

– Все так, родич. Все так… – Гаврила опять отвернулся к борту, вглядываясь в море. – Да непокойно на душе как-то. Чую, не скоро увидим мы козули на блюде.