3.8. Борьба с CD-ROM

Летом Федор где-то подхватил вирус "грязных Битлов", в смысле, The Rolling Stones. Никак не ожидал, что эти старички, да еще практически в том же составе, известны в 66-ом году. Тут они молодые, патлатые (если верить рассказам), и уже очень популярные. Впрочем, удовольствие послушать эту группу для очень избранных, уж очень не любят коммунисты современных рокеров. Оказывается, даже The Beatles, безобидных как детей, в СССР все еще ни разу не издавали на пластинках!

Простое увлечение быстро сделало из начальника нашего отдела технического обеспечения заядлого антисоветчика. Нет, он не стал тайком паять секретный радиоприемник или дежурить около посольства США, а попросту купил в магазине за 259 рублей 90 копеек новейший 12-ти ламповый комбайн под названием "Романтика". Здоровенный деревянный ящик на ножках включал в себя очень неплохой радиоприемник, а так же посредственный магнитофон и электрофон. Однако без противоправных действий все же не обошлось — под покровом ночи (как только успел допаять) наш злодей вытащил на крышу своего дома здоровенную антенну. Зря Шелепин рассказывал мне про счастье советского труда по основному месту работы. Ей-богу, лучше бы мой электронщик картошку в своем саду сажал, чем ночами ловил "Голос Америки" и записывал на магнитофон новые хиты. Да еще в качестве, которое нельзя слушать без содрогания.

Собственно, Федор прекрасно понимал ущербность своей коллекции. Но найти импортные пластинки не так просто, вещевой "толкучки", как оказалось, в 66-ом попросту нет даже в Москве. Не вросли еще выезжающие зарубеж люди корнями в спекуляции, если что и привозят, то в основном знакомым и без особой наживы. Поэтому толпа советских коммерсантов еще не достигла массовости, которая не боится потери отдельных индивидуумов в облаве, и представляет собой практически закрытый клуб, двери в который можен найти лишь настоящий инсайдер. А где его возьмешь в провинциальном М-Граде?

Выручил Анатолий, по месту работы которого, разумеется, знали практически все о развлечениях "золотой" молодежи. После недолгих уговоров он же и согласился выступить в роли советского Вергилия. Такого великолепного шанса познакомиться с изнанкой социализма я упустить никак не мог, и презрев директорскую солидность, буквально навязался в предстоящую экспедицию. Тем более риск был пренебрежимо мал, при виде Толиных корочек любой милиционер будет лишь долго и искренне извиняться за причиненное неудобство.

Зрелище "толпы" на Ленинских горах меня чуть не повергло в футурошок. Реально, ожидал попасть в огромное сборище людей, типа "Тучи" Свердловского Шувакиша, на котором я по малолетству ни разу не бывал, но достаточно слышал. Однако реально на пятачке парка с отсутствующим видом ходило человек 20, в основном молодых ребят. Все делали вид, вроде как "я здесь случайно, вот покурю, и дальше пойду".

Покупатели подходили, обменивались негромкими фразами, типа "Плизы… В пакете… уступи пятерку…" Сторговавшись отходили в сторонку, диск из под одной куртки перекочевывал под другую, шел судорожный отсчет денег. Затем снова тишина да сонные прогулки.

По пути меня между делом просветили, что винил винилу рознь, в смысле, не все пластинки одинаково полезны. Для моего мировосприятия, привыкшего к цифровым компакт-дискам, аналоговый мир был неожиданным открытием. Если кратко, то при полной монополии фирмы "Мелодия" заводов в СССР было навалом. Самыми плохим, естественно, считался Ташкентский, который выпускал мало того что кривые диски, так еще умудрялся сполна добавлять в запись хрипы и трески. Середнячком было славившееся нестабильным качеством Ленинградское производство. Лидировал Апрелевский завод, который, как говорят, иногда делал пластинки не хуже восточноевропейских "народных демократий".

Впрочем, мы охотились на настоящую "фирму", в смысле, США, Великобританию или ФРГ. В этой нише рынка выбор был жестко ограничен, хорошо если тут нашелся бы десяток — другой подобных "пластов". Более того, "Катящиеся камни" предлагал всего один хмурый тип в клечатой кепке, под стать изрытому глубокими оспинами лицу.

Наконец, на третьем "круге" коловращения Федор решился:

— Почем Aftermath?

— Полсотни!

— Ни. я себе! — оторопел рассчитывающий максимум на четвертак Федор. — Да ты че, тут по червонцу куча винила!

— Такого все равно нет! — равнодушно отрезал тип.

— Нераспечатанный?

— Раз послушал. — По прежнему невозмутимо ответил продавец. — Хотите, смотрите сами, завалов нет.

— А! — в расстройстве махнул рукой Федор. — Давай!

Не смотря на вялые попытки продавца ускорить процесс, мы не торопились. Диск аккуратно вытащили из конверта и придирчиво разглядывали несколько минут, придерживая за ребра. Царапин и прочих завалов действительно не нашли. Принюхались, нет ли запаха одеколона, которым часто по безграмотности протирали диски, что бы скрыть дефекты. Сверили номера на "пятаке" и конверте. Как окончательную проверку, провели "встряхивание", прислушивались, как звучит зажатый между ладонями винил. Еще поспорили, правильный ли тембр для настоящей "фирмы".

Я, ничего не понимая в процессе, откровенно скучал. Происходящее напоминало нубовский маразм, в моем будущем автомобили покупают быстрее и проще. Впрочем, торг не затянулся и тут. Домой вернулись уже ближе к вечеру, метро и электричка меня здорово вымотали, охота к посещению злачных мест развивающегося социализма была сорвана начисто. Довольный Федор, конечно, приглашал в гости на "прослушивание", но мы с Анатолием дружно отказались. Слушать натужное шуршание иглы по пластику после "цифры" 21-го века казалось не слишком умным занятием. Да и Катя с Надеждой уже наверняка заждались.

… В понедельник Федор на работу явился только к обеду, причем его состояние можно было очень просто описать одной фразой: "краше в гроб кладут". Протрезветь он более-менее успел, но набрякшие синевой мешки под глазами и сомнительный "выхлоп" не оставляли сомнений в способе воскресного отдыха. Пока секретарша отпаивала любителя зарубежного рока горячим чаем с засохшими до каменного состояния баранками, мы с Анатолием быстро выяснили причину запоя.

Купленная за полсотни рублей пластинка на самом деле вышла из под прессов Московского опытного завода "Грамзапись", который специализировался на специфических тиражах. Ее техническое исполнение вполне соответствовало мировому уровню, вот только Федор не увлекался "Himno del 26 Julio", и прочей музыкой, выпущенной в честь победы кубинской революции. Судя по всему, оригинал спекулянты сломали или серьезно повредили при перевозке, но выбрасывать конверт и "пятак" не стали, а пустили в дело.

— Да не расстраивайся! Специально попрошу разогнать этих жуликов! — возмущению Анатолия не было предела. — И ориентировку на эту сволочь сделаю по высшему разряду!

— Не надо, — смутился электронщик от напора комитетчика. — Может там всего одна такая сволочь, а остальные нормальные ребята.

— Брось! Я сам видел, сплошные спекулянтские морды. Вместо работы прохлаждаются, и цены ломят!

— Не знаешь, Толь, часто таких коммерсантов ловят? — вмешался я. — Что им за это грозит?

— Как минимум выговор по месту работы, могут еще из комсомола выгнать. — Анатолий задумался, что-то вспоминая. — Хотя… Друзья хвастались пару лет назад, целую сеть в Ленинграде вскрыли. Один тип в кустарных условиях делал точные копии зарубежных пластинок. Только эксперты отличить могли. Причем паразит за основу брал диски с записями речей товарища Ленина. На этом, собственно, и погорел — больше никто этот товар не покупал.

— Посадили? — опять не выдержал я.

— Разумеется! Это же настоящая политическая провокация, дали семь лет не задумываясь.

Мда. Советское правосудие не дремлет. Верх цинизма, ловить "протопирата" на покупке никому не нужной пропаганды, и при этом обвинять по политической статье. Самое забавное, не глупый и уже расслабленный будущим Анатолий искренне не видит в этом ничего особенного! Но дискутировать с братом любимой жены? Увольте!

— Чем ему так вождь мирового пролетариата понравился?

— Из-за жадности все! — засмеялся Анатолий. — Таких пластинок навалом по 30–40 копеек, и винил самый качественный.

— Погоди, а как они матрицы-то делали? Это же наверняка очень сложный процесс!

— Зачем? Нарезали специальным резцом на самодельном станке.

— Это как "на ребрах" что ли? — вмешался Федор. — Меня как-то просили настроить такой аппарат, там все совсем просто, — добавил он, чуть подумав: — но качество звука против фирмы никуда не годилось.

— Стоп, стоп! — прервал я собеседников. — Это что вообще такое?

— Запись на отработанных рентгеновских пленках. — Охотно объяснил Федор. — Шкодно так, смотришь на просвет, а там чьи-то руки, ноги, ребра. Правда давно это все было, как магнитофоны пошли, так и перестали "ребра" резать. Да и сложно стереозвук так сделать, механика выходит сложная для кустарных условий.

— У меня парочка таких пластинок была. — Вспомнил капитан КГБ, слегка смутился, и быстро добавил: — обычно блатные песни так расходились.

Кто бы мог подумать, что в СССР были такие чудеса звукозаписи. Записи… Слово уже давно разбудило какие-то странные ассоциации. Прямо скажем, компьютерные. Попробую прикинуть. Сигнал в бытовой аппаратуре до 20 кГц, это я еще из детства помню. Да еще по двум каналам, значит частота Найквиста… Тьфу, куда меня понесло! Игла не магнитная головка, винил слишком плохо защищен, а значит при считывании "цифры", записанной одним "тычком", любая пылинка вызовет необратимый сбой. Вот если кодировать каждый бит пачкой импульсов звуковой частоты…

"Идиот!" — я мысленно хлопнул себя по затылку. И продолжил про себя: "все придумано до нас!" Не думаю, что динамический диапазон пластинки сильно хуже, чем телефонной линии, скорее наоборот. Значит можно записать на него напрямую сигнал модема. Конечно, скорости 33,6 килобита в секунду, как в протоколе V.34+ 21-ого века, тут не достичь, но 1200 бод — пожалуйста, такие устройства в НИИ уже стоят. А это… 1200 умножить на 60, разделить на 8. Выходит 9 килобайт на каждую минуту записи! На сторону диска-гиганта — 200 килобайт!!! Да это же просто космический обьем по меркам данной исторической эпохи!

— Федь, с станок для записи какой по размеру? Он вообще сильно сложный?

— Раза в два больше обычного электрофона. — Федор пожал плечами. — И то, ящик, что я видел, на две трети пустой был.

— Та-а-а-к! — В глубине моего мозга начал потихоньку вращаться образ огромной виниловой дискеты. — Толя, можно такой прибор к нам в НИИ получить? Исключительно для научных экспериментов?

— Э… Зачем?! — пришла очередь удивляться комитетчику. — Хотя попробовать можно.

— Неужели ты собираешься… — Начал догадываться Федор.

— Именно!

— Но ты же сам говорил, что магнитофон на сегодня самый перспективный инструмент для записи программ? И вообще, на всех ВЦ пользуются лентами…

— Электрофон стоит в магазине рублей пятнадцать. А бытовой магнитофон — дороже двухсот. Плюс время доступа, иголку можно быстро переставить на нужную программу как на песню.

— В смысле, на нужный блок адресов? — уточнил Федор.

— Можно сказать и так, не стал я углубляться к неизвестную специалистам 60-х концепцию файлов.

Не объяснять же Федору, какое "потрясающее" впечатление на меня произвела новейшая магнитофонная лента "Тип 6", произведенная на Шосткинском химкомбинате "Свема" в 1965 году. Рабочая сторона шершавая как мелкая наждачная бумага, поэтому спиливает магнитные головки не хуже настоящей "шкурки". Рвется не просто охотно, а с редким удовольствием, устанешь потом клеить. Причем это свойство не мешает вытягиваться так, что даже мой вытоптанный стадом медведей музыкальный слух начинает возмущаться матом. Хранить более года можно только в холодильнике, а лучше, как невесело шутили на ВЦ, в атмосфере инертных газов. Причем у меня при попадании не оказалось ни одного кусочка пленки будущего! Так что тут надеяться можно было только на естественный прогресс проклятых империалистов.

— Но пластинка ведь получится одноразовой? — с сомнение покачал головой начавший оживать от похмелья Федор. — А на ленту можно чуть не сотню раз писать. И потом, — продолжил он представив схему, — еще непременно модем понадобится.

— Перфолента тоже одноразовая. — Мне все больше нравилась идея дисков с программами. — Зато тут можно легко выпустить программу для тысяч ЭВМ, и даже разослать ее по подписке в журналах. А модем все равно необходим на всех ВЦ без исключения.

— Где их еще столько взять… — Тихо проворчал Федор. Он прекрасно знал о моей уверенности в скорой массовой компьютеризации. Не спорил, но поверить в такой масштаб окончательно все равно не мог.

У меня завалялась при "попадании" парочка стандартных дискет на 3,5 дюйма. Конечно, очень бы хотелось начать прямо с них, но уж больно дико смотрелись маленькие пластиковые квадратики на базе технологий 60-х годов. Даже пробовать особого желания не возникало, мне попросту было непонятно, с какой стороны подходить к проблеме. На этом фоне вариант с виниловыми дисками казался вполне жизнеспособным.

Прямой выход на товарища Семичастного позволил Анатолию совершить невероятное. Не прошло и недели, как в НИИ "Интел" привезли "резак". Компактный, с немалым шиком отделанный металлом ящик, мощная ось держателя ножа-резца, пара кнопок и всего один стрелочный индикатор, переделанный из миллиамперметра. Конструкция действительно до предела простая и недорогая в производстве. По сути, единственная сложность — заточка резца, тут явно требовалось профессиональное мастерство слесаря-инструментальщика.

Схема с модемом так и стояла не разобранная после зимних экспериментов с передачей данных на ВЦ ТЭЦ. Так что оставалось лишь перекинуть этого динозавра с телефонной линии на устройство записи, подложить листик рентгенограммы, и запустить агрегат.

Через пару дней ситуация стала более-менее понятной. Протокол скорости 300 бод, "аналогичный" Bell 103J, как было написано в инструкции на чудо советской конструкторской мысли, записывался и воспроизводился на обычном электрофоне "Молодежный" вполне уверенно. Неудивительно, ведь проще даже придумать сложно, логический "0" — частота 1070 Гц, "1" — 1270 Гц. Вот только на 33-х оборотах в минуту для сбоя хватало даже едва заметной царапины. Несложный расчет показал, что один бит на дорожке занимает примерно 0,1 мм, или толщину волоса. Увеличение скорости записи до 78 оборотов сделало "виниловую дискету" почти неубиваемой, но резко сократило доступный объем.

Понятно, что более скоростной протокол Bell 212A, использующий несущую на 1200 Гц и фазовую модуляцию, оказался бессилен простив грубой реальности. Впрочем, 1200 бод БЭСМ-4 все равно обрабатывать не могла, это мы знали еще по передаче данных с моего ноутбука. А вот "на 600" теоретически все было нормально. Только с пластинками нужно было обращаться исключительно осторожно. Причем в данном варианте, точно так же как в предыдущем, модем не предусматривал какой-либо обработки ошибок. Технический примитивизм разнообразило лишь скремблирование, примененное для уменьшения помех, наводимых на соседние линии в многопарных кабелях.

Достигнутый результат серьезно отличился от первоначальных прикидок. Резать "гиганты" на нашем станочке не удавалось, максимумом стали 7 минут на 78-ми оборотах, и то на самом пределе конструкции. Но около 60-ти килобайт на пластинку все же влезало, и этот результат был очень неплох. Оставалось лишь увеличить надежность хранения по примеру технологий будущего. В котором широко распространены алгоритмы, способные шутя восстановить несколько потерянных бит из байта. Этим путем идут, к примеру, разработчики оперативной памяти, ленточных накопителей, жестких и оптических дисков. Причем последние вполне доступны in reality!

Не долго раздумывая, я затер один из архивных CD-RW, и в одну сессию нарезал на матрице "эталонный" файл, состоящий из двух десятков повторяющихся единиц, затем нулей, букв "А", "B", "С". После этого затребовал приличный немецкий микроскоп, да набросал слесарям НИИ "Интел" простенькое приспособление для фиксации и медленного поворота диска. С помощью этой нехитрой оснастки я собирался быстренько переписать последовательность "питов" и "лендов" на лист бумаги.

Как бы не так! Картина в окуляре прибора была очень мало похожа на записанный файл. Конечно, я предполагал трудности в виде служебных данных, заголовков, оглавлений. Но чтоб такой ужас-ужас-ужас! Во-первых, количество "питов" не поддавалось подсчету! Их были миллионы в самом прямом смысле этого слова! Во-вторых, эти самые "питы" имели неодинаковую протяженность, и различить их на глаз было весьма проблематично. В-третьих, мне не удалось найти никаких служебных меток и признаков форматирования, по которым можно было бы ориентироваться.

Облом получился оглушительный. Сперва собирался задвинуть CD в самый дальний ящик, и не доставать его оттуда по меньшей мере лет пять. Да что там, я бы именно так и сделал, тем более, глаза от рассматривания "питов" болели так, что пришлось идти к врачу за каплями. Но неожиданно вмешалась Катя, которую я по неосмотрительности привлек к задаче. В порыве комсомольского энтузиазма жена сначала просто взывала к моей совести, а затем перешла на серьезные угрозы типа "тогда я сама во всем разберусь!"

Пришлось думать. Первым делом напряг память, и вспомнил, что перед пользовательскими данными должен быть не просто заголовок, а отдельный раздел. Проверка показала, что на экспериментальном CD-RW его можно обнаружить только в микроскоп, а вот на старых аудио-дисках он виден невооруженным взглядом. Более того, всего областей три, условно я их назвал стартовая (ближе к центру), основная и финишная (вдоль края). Причем объем первой и последней огромен, по прикидкам — не менее десяти мегабайт. Не знаю, зачем создателям потребовалось столько места, но одной проблемой стало меньше.

Неделю мы с Катей изучали "область данных" в затребованный мощный микроскоп с пристроенным фотоаппаратом. Записывали, стирали, снова записывали разные куски всякими замысловатыми способами. Определенный прогресс был, в пакетном режиме количество появляющихся за сессию данных уменьшалось почти на порядок. Но при этом все равно оставалось невообразимо большим для ручной обработки. Дошло до того, что мне вместо успокаивающей эротики начали сниться черточки, точки, и целые поля, заполненные этими проклятыми символами прогресса! И это притом, что последнее время секс у нас в семье был исключительно с диском и микроскопом!

Наконец терпение супруги подошло к концу, я уже предвкушал заслуженные выходные. Но удача явно была на стороне Кати, когда она добралась до режима "Format CD". Ранее я уже пробовал этот вариант, и отбросил его как непригодный, когда после нескольких минут работы "Nero" диск практический весь покрылся записанными кусками. Моя жена пошла немного дальше — она выяснила, что с обработанным таким образом CD-RW можно работать как с обычным жестким диском, то есть записывать на него файлы быстро и без всяких сессий. Очевидное на первый взгляд знание — но в будущем мне ни разу не приходилось использовать CD подобным образом.

Дальше было мое самобичевание собственной тупости, снисходительно-победная улыбка супруги, и отупляющие поиски куска, который изменился в результате записи. Нельзя сказать, что найти его было просто, скорее, нам наконец-то повезло… Если, конечно, это можно так назвать, ведь файл в несколько сотен байт при записи каким-то загадочным образом умудрился превратиться в много десятков тысяч "питов"!

Отступать было поздно, пришлось вспомнить времена "Аватара". По моему техзаданию на базе микроскопа и кинокамеры был собран специальный "комбайн", обеспечивающий покадровую съемку. Отдельной задачей был плавный механизм поворота диска на несколько десятых миллиметра за раз, если смотреть на край. Так, чтоб в захват объектива влезала каждый раз новая порция из двух-трех десятков "питов". С помощью этой техники за пару недель удалось превратить физические дорожки в слое пластика во вполне разборчивые кадры.

Впрочем, на все терпения не хватило. Справедливо рассудив, что чудес не бывает, я предположил, что нужное для расшифровки хранится в начале или конце найденного куска, поэтому мы ограничились пятьюстами кадрами или десятком тысяч бит с обоих сторон. Результатом работы стала здоровенная катушка пленки, которая поехала к шифровальщикам КГБ вместе с распечаткой эталонного файла и моими смутными догадками о способах и особенностях записи.

Последние за какие-то полтора месяца блестяще справились с предложенным квестом. Более того, комитетчики были в восторге от продуманной сложности метода записи данных на неизвестный носитель. Хорошо хоть, лишние вопросы не задавали, наверняка считали, что остальные части секретного устройства исследуют их же коллеги.

В общем, корректирующий код оказался новейшим, но уже вполне известным, носил имя Рида-Соломона и имел в основании число 256. Однако в технике не использовался, и мне быстро объяснили причину. Сам по себе процесс кодирования очень прост. Порцию данных в 2 килобайта нужно всего-то "пропустить" через полином, порожденный правилам арифметики Галуа. Тут лучше не вдумываться в непонятные термины, а верить специалистам на слово. Плохо другое, алгоритм исправления ошибок минимум на порядок сложнее, следовательно на скорости в 300 бод с ним не справится даже целая БЭСМ-4.

Стала понятной и наша с Катей неспособность что-то понять в записи. Оказывается, каждый байт из потока уже закодированных данных подвергался преобразованию в четырнадцать бит, а между этими словами вставлялись как разделители 3-х битные куски так, чтобы на носителе было не более 10 нулей или единиц подряд. Дополнительно к этому добавлялись синхробайты, контрольная сумма и байт служебной информация непонятного назначения.

Уж не знаю, сколько седых волос нажили специалисты-криптографы, разбираясь в этом "взрыве мозга". А применить корректирующее кодирование на практике все равно нельзя, невообразимо сложно для 1966 года. Причем не только алгоритм Рида-Соломона, а любые известные науке варианты. Их, кстати, хватает — у капиталистов отличился Хемминг, в СССР зав. кафедрой Ленинградской академии связи, товарищ Финк предлагал комитетчикам сверточный код еще в конце 50-х…

Разумеется, никто не запрещает сперва создавать образ диска на ЭВМ, а уже потом "кидать" его на резец. Но для этого надо сперва подготовить блок данных в ОЗУ или на магнитном барабане, а лишь потом перенести его на "виниловую дискету". В теории вполне реально, но практика 60-х сразу ставит крест на затее. Нет тут подходящих объемов памяти, и процессорное время стоит совсем не копейки. Потратить несколько часов ЭВМ ради удобства хранения данных? Спецы только пальцем у виска покрутят, да вежливо пошлют… В сад, ага.

Пришлось откатиться на позорный примитив. Федор с расстройства задействовал триады, например вместо "1" — "111". Безусловно, надежность резко выросла, зато емкость упала катастрофически. Двадцать килобайт на мой взгляд попросту не стоили возни, так как влезали на полсотни метров широко распространенной перфоленты.

Поэтому опробовали более экономный вариант — навесили на блоки записываемых данных биты четности для проверки контрольной суммы, и начал записывать на пластинку сразу две копии, разнеся их на пару килогерц. Соответственно, при считывании использовался только "целый" блок. Но ничего хорошего из этого не получилось. Надежность обнаружения дефекта по одному биту оказалась недостаточной, требовалось серьезное усложнение. Вроде бы ничего страшного, задача вполне посильная технике 66-го года… Но уж слишком часто при механическом повреждении дорожки погибали сразу обе копии. В принципе, решение было и тут, достаточно один из каналов "резать" с задержкой по времени…

Однако на этой стадии мне стало окончательно понятно — дешевого и "красивого" варианта не получится. Все эти нагромождения имели смысл только совместно со сложным специализированным контроллером, в котором есть и "математика", и буферная память. По меркам текущей эпохи результатом реализации нашего затянувшегося экспромта грозил стать основательный "шкаф".

Если уж "городить огород", то лучше сразу с магнитным или оптическим диском. Там хоть перспектива очевидна, тогда как винил — не более чем паллиатив на пяток лет. Проект пришлось свернуть. Резак так и оставили "пользоваться" на ВЦ ТЭЦ. Выжимку из исследований с шикарными фотографиями опубликовали в "компьютерном" приложении к журналу "Радио", благо секретность работы нулевая, эффект примерно такой же, а вот с интересным контентом напряженка.

Сухой остаток напоминал анекдот. Вместо купания лошадей в шампанском облили пивом котенка. Единственный алгоритмический бонус имел горький привкус. Ранее я думал, что для копирования CD-ROM не хватает только дешевого маломощного лазера. Поэтому надеялся на быстрый прогресс после окончания работ товарища Алферова. Реальность оказалась жестокой для системного интегратора, не знавшего контроллеров с частотой ниже гигагерца. Даже на основе грампластинки нельзя сделать ничего толкового без микросхем.

* * *

Только я начал вспоминать Алферова всуе — он и сам вышел на связь, причем через самый верх, а именно крайне недовольного заминкой министра Шокина. Обещал я Жоресу Ивановичу перезванивать, но в суете забыл. Вот и огреб "обратку" от советской бюрократии. Хотя по сути ничего страшного. Не считая того, что на пути копирования лазеров выросли препятствия размером примерно с Эверест, перескочить которые при всем желании не получалось.

Поэтому будущий Нобелевский лауреат очень просил найти "еще какие-нибудь образцы для ускорения решения первоначальной задачи". В общем, на обычный русский послание переводилось куда проще. А именно "дайте ради Бога содрать что-нибудь попроще, а то начальники уже смотрят зверем, чего доброго закроют неперспективное направление к чертям собачьим".

Перспектива переться в Ленинграл ради разговора не радовала. Тем более я совершенно не понимал, чем конкретно помочь ученому кроме пространных советов "брать больше, кидать дальше". Поэтому первым делом "схватился" за трубку ВЧ, благо, вопросы будут обсуждаться не сверхсекретные. В смысле, о будущем не будет сказано ни одного слова. Несмотря на примитивность советских средств связи, я уже начал превращаться в настоящего телефонного паука.

Разговор начался с обмена любезностями. Алферов поблагодарил меня за рекомендацию широко использовать для управления ЭВМ. Процессы, действительно, оказались очень быстрыми, рабочий цикл во многих фазах длился буквально секунды. Попутно рассказал, что теория гетероперехода за прошедший год рванулась вперед буквально скачком, и сулит невероятные, фантастические перспективы. В общем, "все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо как никогда". За исключением пустячка.

А именно, инженеры с технологами попросту не успевали за полетом мысли ученых. Причем это еще очень мягкий термин происходящему. Правильнее происходящее называть бардаком по всем направлениям работы. К примеру, пару "Днепров" пришлось срочно заменить на дорогущие PDP-7*, все реально существующие в природе отечественные ЭВМ попросту не справлялась с управлением процессами. Моя надежда на БЭСМ-6 не оправдалась, Алферову этого монстра пообещали — но только в следующей пятилетке. Да еще предупредили чуть ли не в грубой форме, что адаптировать это чудо под нужды производства придется исключительно собственными силами.

Между тем процесс эпитаксии требовал не просто директивного управления. Вынь и полож реакцию в соответствии с моделью и данными, поступавшими с установки, а там есть такие прелести как торсионные весы, сверхточные термометры, показатели расхода компонентов, давление… Кстати, все это тоже пришлось закупать в разных странах за золото, ничего годного советская индустрия не могла предложить в принципе. Апофеозом стали несовместимые форматы данных, для приведения которых к одному номиналу пришлось разрабатывать отдельные схемы и алгоритмы.

Да что там электроника, все было плохо даже с обычной механикой. Вроде не сильно сложный цикл: засунуть подложку-вафлю в предварительную камеру, откачать до форвакуума, переместить манипулятором в основную камеру. Там восстановить высокий вакуум полчаса-час… Оказалось, что жидкая смазка в советских подшипниках насосов попросту горит и взрывается при контакте с неизбежным остаткам хлора и фтора. Зрелище быстрого разноса вращающегося на огромной скорости ротора не для слабонервных, тут приходится думать не о стоимости последующего ремонта, а о жизнях сотрудников. Пришлось опять идти на поклон к "проклятым капиталистам", за импортом насосов, у которых подшипники на твердой смазке на основе диосульфида молибдена. Причем последние не много, ни мало, а по десять тысяч баксов за штуку. Или по десять килограмм золота в нынешнем масштабе цен.

Умельцы есть и в родном отечестве. Какой-то советской НИИ клятвенно обещал сделать магнитный подвес с безмасляным стартом… Но только в конце следующей пятилетки. А результат нужен "вчера". Тем более на советские подшипники надеяться не стоит, для применения в полупроводниковой индустрии их нужно изготавливать в разы точнее, чем для баллистических ракет. Что, понятное дело, в милитаристическом СССР за гранью добра и зла.

В общем, Жоресу Ивановичу нужна была пара лет спокойной работы для выстраивания бизнес-процессов. Но большие начальники, видя уходящие заграницу колоссальные суммы, давили на коммунистическую сознательность как толпа пионеров пубертатного возраста на двери женской раздевалки в школьном спортзале. И тут срабатывал капкан моего послезнания — красиво выглядящий в отчете промежуточный результат в нем предусмотрен попросту не был. Да и Алферов с образцами на руках хотел получить не иначе как "великий прорыв", сильно опасаясь "расконсервации" неизвестных конкурентов, или чего-нибудь еще похуже.

Наконец, когда добрались до сути, я задал основной волнующий меня вопрос:

— А где еще в технике применяются технологии на основе арсенида галлия?

— Любые полупроводники. — Безапелляционно огорошил меня ученый. Но быстро поправился: — Скорее всего, можно поискать в радарах… Еще бывают светодиоды и фотоприемники. Пожалуй, так чтоб серийно, это все. Раньше арсенид шел на подложки интегральных схем, но кремний оказался дешевле.

— Светодиоды есть, но они уже широко используются в СССР. - заметил я, и про себя добавил: "еще год назад специально изучал вопрос".

— Разумеется, но применяют очень редко, — аккуратно поправил меня Жорес Иванович. — Уж очень они дорогие, да и тусклые, что с ними делать по большому счету?

Вот тебе и социализм! В разрезе цены рассматривать новинки электроники мне даже в голову не приходило. Точно знаю, что в будущем цветные "стекляшки" стоят "по рублю пучек", разве что особо яркие подешевели лишь недавно, когда их начали использовать для бытового освещения*.

— Это почем? — небрежно поинтересовался я.

— Сложно сказать, в СССР их попросту не делают вообще… — Алферов малость замялся. — Сам видел в зарубежных журналах по $260.

— Сколько?!

На несколько секунд я лишился дара речи. Четверть штуки! Для 21-го века очень приличные деньги, как раз цена средненького смартфона. В 1966 года это… Черт, да подержанный каддилак столько стоит!

— А можно с этого места помедленнее? — я отбросил маску равнодушия. — На все светодиоды такой дикий прайс, или некоторые цвета дешевле?

На противоположном конце ВЧ провода повисла пауза. Похоже, опять я что-то ляпнул "не то".

— А какие есть? — наконец спросил Алферов странным голосом.

— Точно можно найти красный, желтый и зеленый. — я вспомнил давно разобранный парктроник RAVчика. И добавил уже в расчете на магнитолу: — Наверно, при необходимости достанем белый или голубой.

— А можно как-то получить хотя бы зеленый и желтый? — Не, я точно делаю что-то не то. Слова-то нормальные приходят по проводу из Ленинграда, вот только нет сомнений, скажи "да", и ученый сорвется в Москву бегом, отбросив все дела на… Далеко в сторону.

— Думаю, это возможно. Мне нужно подумать до завтра. — Хоть цену себе малость набью, что ли. — Давайте, перезвоню около полудня?

— Хорошо! — Кажется, прямо мне в руку передается отчаянная дрожь радости предвкушения и одновременно страх недоверия. — Я… Мы все будем ждать с нетерпением!

Вот и поговорили. Че-е-ерт! Какой идиот писал статью про светодиоды, которая попалась мне в прошлом году на даче Шелепина? Надо ведь было накорябать "открытие сделано, патент получен, перспективы грандиозные!" Ведь на самом-то деле все явно не так!

— Доктора! — крикнул я, вывалившись в приемную. — Шучу! — вовремя остановил вскинувшуюся секретаршу. — Найди срочно мне Федора! Пора директора лечить от прогрессирующего технического склероза!

Собственно, дальше началась рутина. Специалист мне быстро объяснил, что светодиод красного цвета действительно придумали в пяток лет назад где-то в Америке*. Иных вариантов природе пока неизвестно**. Делают штучно, скорее как баловство. Так что подобную лабораторную игрушку Федор в руках еще ни разу не держал.

Пришлось в очередной раз посыпать голову пеплом, а именно писать длинную записку лично товарищу Шелепину. Недоглядел, раскаиваюсь, в будущем не повторится, и все такое. Но лучше поздно, чем никогда, поэтому правительству Советского Союза не помешало бы начать подыскивать место под нехилое производство светодиодной техники*. Если, конечно, уважаемый Жорес Иванович оправдает оказанное партией и народом доверие, и сможет повторить элементы из будущего.

Лучше всего себя чувствовал Алферов. Уже на следующий день он получил из рук офицера КГБ небольшую опломбированную коробочку, внутри которой находились 28 разноцветных светодиодов. Уж не знаю, что он при этом думал о героических советстких разведчиках, но со своей задачей справился очень достойно.

Летом 1967 года в МЭПе был тихий праздник — на полупроводниковую отрасль пролился ручеек наград. Главный "виновник" получил Ленинскую премию, как оказалось, это всего-то десять тысяч рублей, и орден Трудового Красного Знамени. Подобные мелочи по местным меркам считаются очень неплохим результатом*, это в моей истории в ЦК сидели маразматические старики с десятком "юбилейных" орденов Ленина на пиджаках. Нынешние вожди наградами не разбрасываются. Поэтому торжество Жореса Ивановича омрачала только секретность. Похвастаться зарубежным коллегам своим великим прорывом в области теории гетероперехода и созданием хорошо различимых при дневном свете красных, желтых и зеленых светодиодов он так и не смог. Впрочем, шанс ухватить заслуженную толику мировой славы у него оставался — злосчастный гриф обещали снять сразу после отладки промышленного производства.

Кстати сказать, существенно сдвинулись технологии не только в производстве кристаллов. К моему немалому удивлению, электрические выводы светодиодов были сделаны из железа. Мелочь, до которой без послезнания пришлось бы доходить путем длительных экспериментов. Однако соответствующие гальванические покрытия стоили немалой головной боли смежникам и делались пока в лабораторных количествах. Про пластик для прозрачного защитного покрытия и говорить нечего, сырье закупалось заграницей, шли переговоры по покупке технологий и оборудования. И так куда ни ткни — индустриальный колосс СССР стоял на "глиняных ногах". Практически под любую инновацию приходилось "подкладывать" импорт.

Мне тоже перепала премия. Хоть и куда более скромные пятьсот рублей, но в хозяйстве и такая сумма была не лишней. Не смотря на приличные по советским меркам зарплаты, прогрессивки и частые подачки "в голубых конвертах" — денег в семье катастрофически нехватало. Впрочем, это все было делом будущего.

А "сегодня", в смысле осенью 1966 года, начались осторожные экономические реформы. Как всегда в СССР, первым делом были повышены цены на продукты питания и предметы роскоши, особенно золото. Говорящие головы разъясняли с экрана телевизора суть корректировки цен и доказывать ее нулевой баланс с точки зрения государства, а значит и средней советской семьи. Помогало на удивление неплохо, правительству тут верили куда больше чем в 21-ом веке. Но смутные слухи о волнениях все равно возникли. Хотя в М-Граде и Москве все было совершенно спокойно.

Параллельно с ценами начали, как грибы, расти "артельные" магазины*. Старухи понемногу кликушествовали — "как при Сталине перед войной", и запасались солью, керосином да спичками с мылом. Заодно ругали Хрущева, Микояна, и своих непутевых внуков.

Надо отметить, что кооперативные торговые точки никто и не запрещал окончательно, просто не было особого смысла там что-то покупать. Тотального дефицита в крупных городах не было. У одного спецснабжение, у других родственники работают в магазине, или настроенный канал бартера, скажем книг на колбасу или яблок на рубероид. С другой стороны, у полностью отрезанных от дефицитов работяг типа родителей Кати все равно не было денег на что-то кроме легко доступных в госторговле "картошки и постного масла". В общем, лишних средств у народа не было, соответственно элитарный спрос был весьма и весьма низким. Желающим купить "пару красивых яблочек в больницу" с избытком хватало колхозного рынка.

Возможно поэтому параллельно с классическими копчеными колбасами, курагой и фруктами в новомодные "вертепы капитализма" попали предметы роскоши. А именно, импортные спиртные напитки и сигареты. Говорят, для обеспечения поставок во Внештогре создали специальный отдел. Цены, впрочем, были ломовые даже по моим меркам. Советская пропаганда не скрывала — акцизы с сотни бутылок виски позволят стране изготовить новый трактор. Сигареты "Мальборо" получили новое народное название — "помощь колхознику".

Наслушавшаяся рассказов о заморских чудесах Катя загорелась идеей "шоппинга, как в будущем". Пришлось выбраться на выходные в дефолт-сити, и специально посетить пяток лучших артельных магазинов. Похоже, таких как мы было много, огромные толпы людей таращились на витрины как в музее. Не многим по карману литр попсового Jack Daniel's Old No.7 за 275 рублей. Финалом был восторженный вопрос жены:

— Сильно напоминает ваше будущее?

— В смысле?! — я аж опешил. — Почему так думаешь?

Ведь не раз и не два рассказывал, как выглядит средний торговый центр 2010 года, сколько примерно стеллажей в Ашане отведено под одну только колбасу, и тому подобные чудеса капитализма. Как можно это вообще сравнивать с жалким зрелищем "артельных" лавчонок, добравшихся в лучшем случае до уровня остановочного ларька середины нулевых? Но у Кати была своя точка зрения.

— Ну, это же только спиртное и сигареты! — она была полна энтузиазма. — Так похоже получается на один из отделов ваших магазинов?

— Хм… — уж очень мне не хотелось расстраивать любимую. — Вообще, на отдел здорово похоже. Тут, в смысле у нас, получается намного лучше, чем в перестройку моей истории. Если дальше так пойдет, скоро заживем как в штатах.

— Правда? — заулыбалась Катя. — Здорово как! Догоним Америку, а то и перегоним!

Ну вот хоть стой, хоть падай. Иной раз приходится удивляться взрослой мудрости жены. А порой прорвется такая детская наивность, что сразу понятно, в свои двадцать четыре, она еще такая девчонка! Эх! Только обнять и поцеловать. И плевать, что вокруг шумит и топчется будущая Тверская.

Вот только если последующая приватизация обычных магазинов пойдет на артельных принципах, в смысле, исключительно в собственность трудовых коллективов, в "светлое" будущее советской торговли я напрочь не верю.

Пример хороший до сих пор перед глазами. В Екатеринбурге будущего я долгое время снимал квартиру в доме, на первом этаже которого во времена социализма находился огромный центральный гастроном, с едва ли не лучшим в городе снабжением. Целый квартал здоровенной стеклянной витрины, да еще в уходящих на боковые улицы "хвостах" — овощной и кафе. Под магазином удобный двухъярусный подвал, такой, что может заехать грузовик. Приватизировал все это богатство трудовой коллектив.

Через десяток лет можно было видеть итог "эффективного самоуправления". Гастроном съежился до малюсенького загончика на пару касс, и пяток злобных престарелых продавщиц в ароматах постоянной вони от протекающей канализации. Все остальное, включая подвал, было распродано и сдано в аренду. Мне пришлось ходить лишнюю пару сотен метров в один из отстроенных "с нуля" частных продмагов, который работал явно лучше "старой школы".

С другой стороны, был отрицательный "артельный" пример и в макроэкономике. Учебники истории моего детства содержали весьма скептическое описание "Югославского пути". В этой стране коммунисты все раздали на самоуправление трудовым коллективам, ввели выборность руководителей, в результате без крепкой хозяйской руки или контроля ЦК партии промышленность и торговля пошли вразнос. Логичным завершением процесса дезинтеграции стала гражданская война и вторжение НАТО в 1999 году.

… Даже жалко, что Шелепин давно не расспрашивал меня о будущем. Да и вообще, ведь явно идет процесс модернизации электронной промышленности, в МЭПе витают слухи о новых заводах и целых научно-производственных комплексах. А меня как будто закрыли в узкие границы НИИ "Интел". Чертова секретность! Приходится лишь по косвенным признакам догадываться о грядущих переменах.

Такое прогрессорство "на окладе" начало меня здорово напрягать, совсем не привык жить от получки до подачки. Ох, как я хорошо последнее время понимаю состояние своего отца, когда он пытался в середине 80-х подготовиться к неумолимо накатывающим, но совершенно непонятным переменам без потерь для благосостояния семьи. И ведь даже не взбрыкнешь толком с женой и маленьким ребенком…