Виктор очнулся от того, что ему в бедро вонзили что-то острое. Он хотел замычать, но все тело и лицо, задеревенели; в бедре начал разливаться какой-то жар, поднимаясь по телу.

– Подожди, миленький… сейчас…

Иглу выдернули; в нос резко шибанул нашатырь, наворачивая слезы на глаза. Виктор понял, что его держат руками и поднимают; память начала возвращаться, и он сообразил, что его вытаскивают из багажника. Брызнул свет; веки задвигались, промаргивая зрачки, и он вдруг увидел перед собой лицо Зины!

– Сейчас… так… очнулись…

Картина, которая открылась перед Виктором, была умопомрачительной.

Светлый зеленовато-голубой «опель» с белой крышей и раскрытым багажником висел поперек старой узкой улицы немецкого городка на уровне второго этажа на лапах автомобильного подъемника. Багажник оказался как раз впритык к балкону с железной решеткой, на котором, в форме дорожной полиции, стояли Зина и какой-то мужик со «Скорпионом» наготове. Собственно, на этот балкон Зина и затаскивала Виктора.

И тут Виктора начал неудержимо разбирать смех.

– Так это же… Помнишь…

– Потом. Ноги… Пошли… пошли… – Зина, как военная санитарка, перекинула правую руку Виктора через плечи и потащила в дом.

Он вспомнил.

Он рассказывал Зине эту комедию. Датская, конца семидесятых. «Операция начнется после полудня». Эпизод был именно оттуда.

Неужели эта бредовая комбинация здесь сработала? Хотя почему нет? В рейхе с его орднунгом, как уже убедился Виктор, ждут чего угодно, но в разумных пределах!

Они промчались через коридоры и лестницы старого дома с криками «Ахтунг!» и «Платц да!». За дверью парадного ждал полицейский мотоцикл – довольно недурственный байк от БМВ, с коляской и торчащими в обе стороны цилиндрами мощного движка. Высоко поднятый глушитель с дырками, ем-то напоминавший кожух от «Дегтярева», сиял хромом. На Виктора накинули черный форменный плащ, нахлобучили на голову шлем с очками и помогли сунуть в «галошу», на которой хищно торчал вычищенный и смазанный МГ-42, Зина прыгнула за руль, второй мужик – на седло за ней, и они рванули.

Они летели нагло, с воем сирены; через пару кварталов перед ними вынырнул черный с белыми крыльями, официально-тяжеловесный, будто предпенсионный чиновник народного учреждения, «БМВ-плицай», с вытаращенными фараи-пенсне, с округлым синим колпаком мигалки над лобовым стеклом и с мегафоном на крыле, через который что-то орали. По спокойствию Зины Виктор сообразил, что это тоже наши.

Они проносились мим частых постов на шоссе, которые абсолютно не обращали на них внимания и не задавали вопрос. Ни почему они превышали скорость, ни почему несуся с сиреной, ни почему нарушают все мыслимые и немыслимые правила, вплоть до проезда на красный. Дорожную полицию здесь словно вырубили.

Мимо мелькали аккуратненнькие лесопосадки, дома и поселки. На поворотах налево колесо галоши поднималось в воздух. В одном месте они обогнали какой-то местный поезд под небольшим, как игрушка, танк-паровозом и прямо перед ним промахнули переезд мимо шлагбаума; мотоцикл взял барьер, как ретивая лошадь. То ли от укола, то ли от свежего воздуха, но Виктор постепенно приходил в себя.

Его начало захватывать какое-то по-детски легкое, беспечное волнение, словно он в кинотеатре и мотрит фильм про Джеймса Бонда. На резких поворотах хотелось вскрикивать «Э-эх!» В голове крутился запрещенный в рейхе квикстеп «Ночной экспрес на аршаву».

«Видимо, заодно накачали еще и чем-то таким, чтобы не переживал» – рассудил Виктор. «Лишь бы привыкания потом не началось. Хотя… от всего можно избавится, лишь бы отсюда вытащили».

Несмотря на поднимавшуюся эйфорию, душу Виктора начали грызть червячки сомнения. Что-то не то, что-то неестественное было в этом приключении.

«Так не бывает. Все слишком легко. Почему бездействует полиция? Такое впечатление, будто у нее приказ нас пропустить. Если да, то от кого? Кто полезет против Гиммлера? Партаппаратчик Борман? А откуда у него возможность командовать полицией? И вообще где он, этот Борман, в этой реальности? Может, его уже давно подсидели и спалили в концлагере. Черт, правильно в нашем СССР всех, кто выезжал, заставляли международное положение учить. А то сидишь тут в этой коляске как дурак, пока другие за тебя думают. Хотя… может, это как раз и задумывали так, чтобы я сейчас ничего не знал, и поэтому делал все, что скажут?»

Встречный ветер тугой реактивной струей обдавал физиономию мерзким, мелким холодным дождем, к которому добавлялись грязные брызги из под колес «БМВ». Сквозь защитные очки практически ничего не было видно, но протирать их было влом. По постовой непромокаемой форме струились ручейки, ветер сдувал их назад, они растекались щупальцами, лезли за ворот. Только бы вырваться…

«Может, в рейхе сегодня действительно что-то произошло? СС должно уже все дороги перекрыть, а тут феркерсполицаи ухом не ведут. Партия организовала внутренний переворот?»

Мотоцикл резко тормознул, и Виктор решился протереть очки. Впереди стоял небольшой горбатый фургончик «Рено», которого обогнал следовавший впереди «БМВ-полицай». Из «бэхи» выскочило трое людей в черной форме дорожной полиции со «скорпионами», и один в черном кожаном пальто и шляпе.

– Документы!

– Нас уже пять раз проверяла полиция! Вы видите пропуск?

– Не рассуждать! Документы ваши и пассажира!

Дверца слева открылась и из нее высунулся человек в коричневой куртке, показывая развернутое удостоверение.

– Штурмфюрер СС Ганс Фогель. В чем дело?! Вы знаете, что с вами будет за срыв спецперевозки?

– Герр Фогель, сожалею, но у меня приказ задержать эту машину, имей вы даже документы обергруппенфюрера, и приказ стрелять при любом подозрительном движении, – ответил мужик в плаще, показывая чего-то похожее на большой брелок для ключей, – у вас будет возможность жаловаться, а сейчас вы выйдете из машины и покажете, что в кузове.

– Кто вы такой? Кто вам дал право мне приказывать?

– Вам объяснят. Не заставляйте применять оружие.

– Идиоты… Вы до смерти будете за это объясняться…

Он открыл дверцу.

– Та самая женщина! Женщину в нашу машину, вам – следовать за нами. И без глупостей!

– Не имеете права! У меня тоже приказ!

Полицейские вскинули «Скорпионы». Тот чувак, что сидел на их мотоцикле, тоже вскинул свой и прицелился.

– Пулемет! – шикнула Зина.

Виктор поспешно приложился к прикладу «МГ», передернув затвор. «Только бы на спуск не нажать, а то ненароком всех подряд уложить можно…»

Фогеля поставили лицом к задней стенке фургона. Из дверцы вытащили Наташу и быстро повели к «мерсу», шофера с Фогелем запихнули внутрь и закрыли фургон. Зина тронула байк с места, объезжая «Рено»; возле полицейского «БМВ» она притормозила и соскочила с седла; двое мужчин подбежали к мотоциклу.

– Я сам! – поспешил ответить Виктор, поняв, что его будут вынимать из коляски. К его собственному удивлению, он действительно легко из нее выскочил; Зина ухватила его за руку, открыла левую заднюю дверцу лимузина и толкнула внутрь, заскочив следом. Машина рванулась вперед, следом послышался треск мотоцикла.

– С вами все в порядке? – спросил человек в черном плаще, сидевший на переднем сиденье возле шофера. Он обернулся, и тут Виктор узнал Ковальчука.