Путь до Куйбышева показался Виктору длинным до бесконечности.

Левая сторона улицы практически не изменилась, если не считать церкви. Разве что деревья меньше стали.

По правой за длинным трехэтажным кирпичным зданием, что стояло у рынка, появилось четырехэтажное из крупных блоков – во весь квартал и с арками во двор, на месте силикатного послевоенного, но с похожими выступами эркеров, заменявших балконы. Фасад его был оштукатурен и выкрашен во все тот же песочный цвет, а весь нижний этаж, отделанный под коричневый руст, занимали магазины – «Культтовары», «Галантерея-парфюмерия», «Обувь» и «Канцтовары». Напротив, в знакомом довоенном доме на углу Комсомольской и 3 Интернационала разместилась булочная и «Овощи-фрукты», а парикмахерская съехала в двухэтажный особнячок, где во время детства Виктора была «Обувь». Все эти заведения были закрыты – даже продуктовые начинали работу не раньше семи, а по часам Виктора была еще половина седьмого. Неизменным также оказалась почта – на ней еще виднелись выложенные брусковым шрифтом надписи «Почта, радио, телеграф, телефон», и дом напротив, в котором, к радости Виктора, вновь оказался знакомый «Кондитерский». Было ли это чистой случайностью или кондитерский тут был при месте, оставалось загадкой.

По той стороне улицы, по которой шел Виктор, народу не появлялось, он заметил лишь несколько прохожих на противоположной, не успев их как следует рассмотреть. Фонари здесь горели на мачтах из стальных уголков, по две лампочки в стеклянных плафонах под тарелками-отражателями, так что освещение улицы особо ярким не было. В домах уже светились окна, шторами и тюлевыми занавесками здесь особо не увлекались, и Виктор разглядел в большинстве из них одинаковые простенькие конические абажюры из белого стекла, три или четыре красных шелковых абажюров с кистями, одну рожковую люстру «с шишками» и пара модерновых, в виде плоского блина под потолком. Об уровне жизни населения это мало что говорило. Вот мебель, которую удавалось заметить в окнах, больше напомнила Виктору шестидесятые – угловатая, из плоских щитов.

Следующий за почтой дом, большой, выходящий на угол 3 Интернационала и Куйбышева, опять доставил Виктору легкое потрясение. Прежде всего, это был панельный дом. Но какой! С виду никак нельзя было признать его родственником хрущевской пятиэтажки. Высота этажей была где-то метра под три, что подчеркивали высокие светлые окна. На железобетонных панелях был нанесен рельеф, изображающий колонны; эти колонны были выделены белом цветом сверху вниз по фасаду, так, что однотонность панельного фасада вовсе не замечалась; этому же способствовали тянувшиеся со второго этажа по пятый ленты застекленных балконов. Вместо плоской бесчердачной, на доме была приличная четырехскатная крыша, обнесенная по краям перильцами; снизу не было видно чем она крыта, железом или шифером. Первый этаж, как всегда, был отделан имитацией руста, отформованной прямо в панелях, и сиял галереей сводчатых окон магазина с вывеской «Дежурный гастроном».

«Никак, круглосуточный? Однако, продвинулись. «

На другой стороне улицы Виктор заметил немного отодвинутое от «красной линии» улицы трехэтажное здание, которое он в первый момент принял за какой-то дворец культуры из-за прямоугольных колонн практически во весь фасад, разделенных широкими лентами остекленных проемов. Однако на крыше его горели широко расставленные неоновые буквы все того же брускового шрифта, складываясь в надпись «Универмаг». Внутри было темно. «Верно, к десяти откроется» решил Виктор, и направился в сторону входа в дежурный гастроном. Во-первых, хотелось согреться – неизвестно, сколько тут еще шататься без еды – во вторых, узнать здешний масштаб цен да и как у них вообще тут с продовольствием (а вдруг по карточкам или что-то вроде «только членам профсоюза») и вообще привести в порядок наблюдения. Возможность что-то спереть и смыться Виктор пока не рассматривал. Да и витрины были в основном украшены пирамидами из консервных банок и муляжами продуктов из папье-маше, что особого энтузиазма не вызывало.

Внутри гастроном оказался более привлекательным, чем снаружи. Виктор попал с бокового входа прямо в мясной отдел, к холодильному прилавку, на котором были разложены свинина и говядина из разных частей разделанных туш, почки, печень и даже лежала свиная голова. Все это было с виду вполне свежим. На следующем прилавке было сало, карбонат, сортов пять колбас от ливерной до краковской, и по одному сорту сосисок и сарделек. Полуфабрикатов никаких не было, из консервов имелась свинина тушеная в жестяных трехсот граммовых банках с бело-бордовыми этикетками. Остальные отделы также не являли собой признаков дефицита чего-то нужного, хотя ассортимент был крайне прост и рассчитан на то, чтобы повозиться на кухне. Куры и утки – пожалуйста, но не разделанные, не потрошеные и с головами. Рыба – то же самое. Кстати, в рыбном стояли баночки с черной икрой. Молоко разливное и бутылочное, бутылочный кефир. Зато масло свободно, сливочное и шоколадное, целыми блоками лежит…

Побродив по отделам, Виктор пришел к выводу, что курс местного рубля по отношению к советскому конца шестидесятых выходит примерно один к пяти. Буханка хлеба, например, сорок копеек, и четко килограммовая. Колбаса дороже, тринадцать-семнадцать рублей, а рыба дешево, семь-восемь и даже шесть. Видимо, спрос выравнивают.

Гастроном в это время был почти пустой, кроме Виктора человека три, причем женщины. Две тоже ходят, витрины смотрят, одна в кассе что-то пробивает. В конце гастронома оказались винный и табачный отделы. При этом в табачном отделе висел большой плакат: мужчина гламурного, как бы сейчас сказали, вида, выкидывает большую пачку папирос в урну возле скамейки на улице и надпись «Самое время бросить». На каждой из пачек в витрине внизу была полоса чуть ли не в пятую часть пачки и надпись: «Курение сократит вашу жизнь». Так, здесь за это серьезно взялись; хорошо, что он никогда не был курильщиком, так что это его не касается. В винном отделе висел плакат менее воинствующий. Мужчина кавказского вида с итальянскими усиками за банкетным столом поднимал рог; надпись гласила: «За праздник – легкие вина». То-есть водка не формат. Ну что же, это все можно пережить. Кстати, свободно стояло нечто похожее на «Московскую» и «Столичную». Ну все, вроде как продуктовое снабжение рассмотрели. Стоп. А как же обещанный сервелат-то? Есть установка покупать, а где?

Виктор вернулся к мясному отделу. К прилавку не по-советски шустро вернулся из подсобки продавец в белом халате.

– Что пожелаете выбрать? – спросил он Виктора, сияя голливудской дежурной улыбкой.

– Не подскажете, а где можно сервелат достать?

– Сервелат на заказ привозят, его берут редко, привоз заказа на следующий день. Сорок рублей килограмм. Можно заказать с доставкой на дом. Будете оформлять?

– Не сегодня. Знаете, у приятеля юбилей, хотел заранее узнать, но раз это всегда можно заказывать, то лучше накануне, чтобы свежий.

– Как пожелаете. Вот кстати могу посоветовать одесской, ночной завоз. Кусочком или порезать на бутерброд…

– Нет-нет, спасибо, я попозже зайду.

Версия покупателя себя исчерпала. Каким бы уютным и теплым – как здесь по-деревенски тепло везде топят-то! – ни казался зал гастронома, но продолжать шмонаться здесь при отсутствии народу было бы уже подозрительным. Значит, опять уходить. Для разнообразия Виктор вышел через главный вход, на улицу – если уже переименовали из Ливинской и именно в то же самое, то это должна быть улица Куйбышева.