Глава 3

Завтрак и утренние сборы не заняли много времени, и вскоре я отправился по свежим следам телег. Надо ли говорить, что идти по проезжей дороге намного легче, чем по руслу реки или по лесу вдоль ее берега.

Свежие следы присутствия человека, с одной стороны, радовали меня, а с другой – пугали. Далеко не факт, что местные жители говорят по-русски и у них не вызовет подозрений чужеземец в странной одежде, которого могут и грохнуть в запале. Видимо, я потерял концентрацию, увлекшись тревожными мыслями и прокручивая в уме различные варианты своих действий при встрече с местным населением, и едва не подпрыгнул, услышав за спиной грубый окрик:

– Постой, паря! Куды разогналси?

Я медленно обернулся на голос и увидел, что из кустов в мою сторону быстро шагают четыре бородатых субъекта в странной одежде. Остановившие меня мужики смахивали на разбойников из массовки исторического фильма, но выглядели слишком натурально. К счастью, местные гопники оказались ниже меня ростом почти на голову, что давало неплохой шанс отмахнуться от нападения и просто убежать, а бегал я шустро. Однако все четверо были широки в плечах и явно не страдали дистрофией, что тоже не есть гут.

От этой странной компании буквально несло угрозой, поэтому у меня не возникло ни малейших сомнений, что сейчас меня будут грабить. Двое налетчиков были вооружены топорами, третий нес на плече дубину, а окликнувший меня главарь ловко крутил пальцами здоровенный тесак.

– Че раззявился? Скидавай котомку и одежу, пока я не осерчал! – рыкнул на меня главарь, когда подошел поближе.

Александр Томилин никогда труса не праздновал, но грабили меня впервые в жизни, и я банально растерялся. Как говорится, компьютер завис, после чего я впал в ступор. Бандиты, увидев растерянную рожу своей жертвы, рассмеялись, а главарь ткнул меня кулаком в плечо и снова заявил:

– Скидавай одежу! Кому говорю?

Удар в плечо прозвучал командой к действию, и я, врезав главарю в ухо, сразу бросился бежать, виляя из стороны в сторону, словно заяц, удирающий от лисы. Армейские рефлексы, вбитые в подсознание кулаками инструкторов по боевой подготовке, сработали как положено и уберегли меня от лишней в организме дырки. Тот, кто побывал в бою, прекрасно знает, что бежать под огнем по прямой – это верный способ словить пулю, поэтому моими действиями руководили инстинкты. Неординарное поведение перепуганной жертвы, видимо, озадачило бандитов, что спасло меня от неминуемой смерти. Уже через пару секунд возле уха просвистела стрела, воткнувшаяся в ствол здоровенной сосны, после чего я подпрыгнул как кенгуру и, прикрыв лицо руками, вломился в кусты.

Дуновение смерти сразу вернуло мне возможность соображать, и сознание заполнила дикая злоба.

«Эти суки хотели меня убить! И куда это я бегу как заяц? Саня, ты уже добегался до прыжка в прошлое! Что, так и будешь весь остаток жизни бегать? С обделанными штанами далеко от судьбы не убежишь!» – выругался я про себя.

Эта фраза промелькнула в голове за долю секунды, и уже через мгновение испуганный беглец превратился в охотника. Заплечный короб полетел в кусты, а я нырнул за ствол ближайшей сосны и стал ждать своих преследователей. Эффект погони хорошо известен любому мужчине, который участвовал в уличных драках. Если не спеша отходишь от противника, то он не всегда решается напасть, а за бегущим человеком мгновенно начинается погоня. Грабители не стали исключением из этого правила, и вскоре мимо сосны пробежал главарь банды. Моя рука не дрогнула, и палица с хрустом впечаталась преследователю в затылок.

«Один готов!» – открыло счет подсознание, и я обратным хватом воткнул в живот заостренный конец дубинки бежавшему следом за вожаком бандиту.

«Два – ноль!» – продолжил счет внутренний голос.

Тело двигалось на автомате, словно на тренировке по рукопашному бою, но меня поджидала засада. Рукоятка палицы застряла между ребер второго бандита, и тот, падая на землю, вырвал ее у меня из рук. В рукопашном бою нельзя стоять на месте, необходимо постоянно смещаться, меняя дистанцию и сбивая прицел противнику. Следуя этому правилу, я резко отпрыгнул в сторону, и топор третьего преследователя прошел буквально в сантиметре от моего плеча. Топор штука тяжелая, поэтому противник по инерции провалился вперед и фактически сам напоролся горлом на заостренный колышек, заменивший мне кинжал.

«Третий», – отметило подсознание.

Четвертый бандит, увидев скорую расправу над своими подельниками, видимо, понял, что настал его черед отправляться на небеса, и остановился как вкопанный. Резать глотки другим и умирать самому – далеко не одно и то же, а потому перепуганный урод завизжал, словно свинья под ножом мясника. Истошный визг резанул по нервам, и, чтобы заткнуть крикуну рот, рука на автомате воткнула ему в висок окровавленный кол. Вопль оборвался. Я подобрал с земли выпавший из руки покойника топор и, пригнувшись, осмотрелся.

Где-то по лесу еще бродил лучник, задолжавший мне жизнь, а я совсем не собирался вечно оставаться его кредитором. Если бы не выпущенная им стрела, едва не оборвавшая мою жизнь, то, скорее всего, не случилось бы никакой бойни. Я просто бы убежал в лес без оглядки, и мы разошлись бы миром. Увы, но сейчас у моих ног лежали четыре трупа, поэтому сволочь, которая все это затеяла, должна ответить по кровавым счетам!

– Батя, ты где?! – раздался громкий крик со стороны дороги.

Я среагировал мгновенно и, прикрывая рот рукой, чтобы мой голос звучал невнятно, крикнул в ответ:

– Мы тута! Иди сюды!

На удивление, моя уловка сработала, и вскоре через кусты продрался молодой парнишка с луком в руках. Я выскочил из-за сосны, словно черт из табакерки, и парень, удивленно вылупив на меня глаза, спросил:

– А где батя?

Удар кулака сбил его на землю, и уже через минуту юнец был связан по рукам и ногам собственным кушаком.

Пока пленник лежал в отключке, я, чтобы заполучить для допроса более взрослого языка, проверил, не остался ли кто из бандитов в живых. Увы, но все нападавшие уже отправились в мир иной, а потому мне пришлось срочно заняться мародерством, пока трупы не закоченели, иначе потом будет сложно раздеть покойников. Добыча была невелика – помимо ножа главаря и двух топоров, поживиться было нечем. Кривясь от отвращения, я раздел мертвецов и собрал в кучу наименее испачканную в крови одежду. Очнувшийся лучник, увидев, чем я занимаюсь, жалобно заскулил. Пришлось прервать свое занятие и приступить к допросу пленника.

Допрос очень походил на разговор глухого с заикой, потому что мы понимали друг дружку через слово. Парень говорил по-русски, но пользовался не привычным для меня русским языком, а каким-то малопонятным деревенским суржиком. Мало того что некоторых слов я просто не знал, так он еще коверкал даже знакомые слова.

Как бы то ни было, но мне с грехом пополам удалось выяснить, что я оказался на лесном проселке где-то между Москвой и Рязанью, а на дворе сейчас 6970 год.

От такого известия у меня буквально отвалилась челюсть, и я вначале решил, что попал не в прошлое, а в далекое будущее Земли. Однако, успокоив нервы, я переспросил и понял, что парень ведет отсчет времени от Сотворения мира, а не от Рождества Христова. Какой сейчас идет год от рождения Христа, пленник запамятовал, потому что в их деревне нет церкви, а его семья посещает храм в Рязани только по большим престольным праздникам.

– Кто правит сейчас на Руси? – спросил я.

Однако ответ не внес в этот вопрос никакой ясности:

– В Москве на княжении великий князь Иван Васильевич.

Из русских князей в моей памяти отыскался только один Иван Васильевич, это который меняет профессию. Если память мне не изменяет, это был Иван Грозный, который вроде брал Казань, но больше ничего я вспомнить не смог. После дальнейших расспросов выяснилось, что в этом мире никто Казань не брал, а татары регулярно грабят русские княжества, которых на Руси несколько штук, и в каждом правит персональный князь.

Про Ивана Грозного пленник ничего не слышал, а московский великий князь Иван Васильевич только недавно взошел на княжеский престол и оказался сыном какого-то слепого Василия Темного. О существовании в истории России Василия Темного я даже не подозревал, а потому не стал задавать пленнику ненужных вопросов.

Больше ничего о политической жизни парень мне не поведал, потому что впервые в жизни уехал из деревни на заработки вместе с отцом. Около часа я пытался добиться от пленника внятных ответов на интересующие меня вопросы, но так ничего толком и не выяснил. Парень божился, что они не тати, а плотники, которые волей судьбы остались без гроша, и они совсем не собирались меня убивать, а просто хотели спросить дорогу. Услышав это заявление, я сразу врезал парню в лоб, чтобы он не вешал мне лапшу на уши.

«Ну конечно, дорогу они хотели спросить, а стрела прилетела мне в спину, чтобы показать мне дорогу в лесу!» – зло подумал я и продолжил допрос.

Пленник понял, что откровенное вранье здесь не прокатит, и вскоре я услышал жалостную историю из серии «Сами мы не местные». Видимо, за последние полтысячи лет в России ничего особо не изменилось, потому что беды артельщиков начались с традиционной для русского человека пьянки.

Не могу быть уверенным на все сто процентов, что досконально понял рассказ парня, но в моей голове сложилась такая картина.

Деревня, где жили мужики из плотницкой артели, стоит в двадцати верстах от Рязани и называется Колодино. Плодородной земли в округе мало, а голодных ртов много. Поэтому все мужское население деревни после весеннего сева уходит на отхожие промыслы. Кто-то идет в углежоги, кто-то нанимается работниками в купеческие караваны, но в основном жители Колодино плотничали.

Гордей – так звали уже покойного отца парня – был довольно известным старшиной плотницкой артели, с которой практически каждое лето отправлялся на заработки. В этом году Гордей впервые взял с собой старшего сына, собрал артель, и они поехали в Рязань. В Рязани подходящей работы не нашлось, и артельщики надумали отправиться в Москву, где, по слухам, намечалось большое строительство.

В одиночку добираться до Москвы было небезопасно, поэтому артельщики намеревались присоединиться к купеческому каравану. Московский караван уходил только через два дня, и мужики, оставшиеся без женского пригляда, расслабились. Русский человек во все времена был не дурак выпить, но пьянство еще никого до добра не доводило. У подгулявшей компании сразу нашлись собутыльники, которые опоили артельщиков и украли у Гордея собранные на дорогу деньги. Расплатиться за проживание стало нечем, поэтому хозяин постоялого двора забрал за долги отцовскую лошадь, а взамен отдал древнюю клячу, которая издохла на полпути до Москвы. Купеческий караван ушел дальше, а артельщики остались на дороге с телегой без лошади. Сначала мужики намеревались вернуться домой несолоно хлебавши, но один из артельщиков вспомнил, что слышал в караване рассказ о прошлогоднем набеге татар, и они решили попытаться найти работу в Верее.

Пахом – самый пронырливый из артельщиков – божился, что один из купцов рассказывал, будто в двадцати верстах в сторону от московской дороги есть богатое село Верея, на которое прошлой осенью налетели татары. Ордынцы пожгли много домов и боярскую усадьбу, а жителей увели в полон, однако княжеская дружина нагнала татар и отбила пленников. Татары, уходя от погони, посекли многих мужиков, а бабы и девки в основном уцелели. Зиму Верея пережила с помощью князя и своего боярина, но, чтобы заново отстроиться, не хватало мужских рук, и местная боярыня якобы с радостью нанимала на работу плотников.

Артельщики соблазнились этим рассказом и, впрягшись в телегу вместо лошади, отправились в Верею. Однако в Верее их ждал жестокий облом, так как на работу к боярыне уже подрядилась плотницкая артель из Калуги. Калужане рязанцев недолюбливали, поэтому между конкурирующими фирмами произошла ссора из-за найма. Слово за слово, и перепалка переросла в драку. Калужан было вдвое больше, поэтому артельщиков Гордея вышибли за околицу с боем. Помимо того что им знатно намяли бока, так еще и все имущество рязанцев досталось победителям, которые оставили побежденным лишь топоры да личные вещи. Дорогой столярный инструмент, продольные пилы и телегу, которую артельщики двадцать верст тащили на себе от Рязанской дороги до Вереи, калужане конфисковали за моральный ущерб.

Правда, жестокая судьба сжалилась над потерпевшими, и пронырливый Пахом сумел выкрасть ночью у калужан часть конфискованного инструмента, но это была лишь скромная компенсация за побои. Теперь артельщикам пришлось спасаться бегством, чтобы снова не угодить под раздачу.

Вот в этот неудачный момент я и попался на дороге обиженным судьбой плотникам. Одежда у меня была необычная, и мужики решили, что я какой-то басурманин из дальних краев, которого можно безнаказанно убить и ограбить. Парень старался быть очень убедительным и, увлекшись рассказом, проговорился, что меня планировали убить, а не просто ограбить. Поняв, что сболтнул лишнего, хлопец заскулил как побитый щенок, но слово уже вылетело, и вернуть его невозможно. Правильно говорят, что язык не только до Киева доведет, но порой и до петли!

Судьба пленника в принципе была уже решена, так как свидетелей оставлять нельзя, но я еще колебался, потому что до этого убивал только в бою. Однако когда парень завыл белугой и попытался поцеловать мои ноги, рука как-то сама дернулась, а после удара обухом по затылку долго не живут.

Снявши голову, по волосам не плачут, а потому я оставил душевные терзания слезливым девочкам и спокойно продолжил мародерство. Не знаю почему, но после пятого убийства у меня в груди все словно захолодело, и неприятные эмоции, вызванные интеллигентской рефлексией, растаяли, словно утренний туман. Александр Томилин снова вернулся на войну, где смерть дело обыденное, а душевные терзания вещь лишняя и опасная для психического здоровья.

Вскоре одежда мертвого парнишки также отправилась в общую кучу, а затем я перетащил тела убиенных в яму, образовавшуюся под вывороченным корнем рухнувшей от старости сосны. Конечно, тайник получился паршивый, но, после того как я закидал яму лапником, трупы не бросались в глаза.

Если следовать формальной логике, то мне нужно было во все лопатки удирать с места преступления, но интуиция подсказывала, что сначала следует пробежаться по округе в поисках более ценных трофеев. Бандиты вышли грабить меня налегке, но где-то на другой стороне дороги у них должен был находиться лагерь, в котором они оставили свои вещи, навряд ли артельщики бродили по лесу с пустыми руками. К счастью, налетчики не путали следов, и уже через полчаса я вышел на полянку у лесного ручья, где был разбит бандитский лагерь.

Стоянка обогатила меня медным котелком с кашей, который висел над потухшим костром. Каша оказалась еще теплой, а голод не тетка. От вида еды у меня забурлило в животе, и я решил сначала перекусить, а уже потом заняться сбором трофеев. За время своих блужданий по лесам я отвык от нормальной пищи, поэтому перловая каша с кусочками мяса, которую в армии презрительно называют шрапнелью, показалась мне пищей богов, а краюха ржаного хлеба вкуснее любого эксклюзивного торта.

Мне с огромным трудом удалось оторваться от еды и заняться более важными делами. Кашу артельщики приготовили на пятерых, и у меня от обжорства запросто мог случиться заворот кишок.

Даже беглый осмотр лагеря показал, что лучник пытался меня обмануть и мирные плотники далеко не такие белые и пушистые, как плакался парнишка. Три капитальные землянки и загон для лошадей делали лесной лагерь больше похожим на партизанскую базу, нежели на временную стоянку небольшой плотницкой артели. Правда, столярные инструменты и два ножовочных полотна для лучковой пилы присутствовали среди кучи награбленных «плотниками» вещей, но одновременно нашлись и тела тех, кому эти инструменты принадлежали.

Буквально в полусотне шагов от лагеря я наткнулся на три раздетых догола, со следами жестоких пыток трупа, которые уже начали пованивать, именно по тошнотворному запаху разложения я их и обнаружил. Если судить по мозолистым рукам покойников, это были хозяева плотницкого инструмента, а байка, которую мне рассказывал лучник, была им услышана во время допроса пленников. Ужасная находка сняла тяжкий грех с моей души, и жестокое убийство пятерых человек сразу превратилось из мерзкого преступления в благое дело.

Помимо землянок и многочисленного полезного имущества в них я также обнаружил лошадиные следы и, сопоставив очевидные факты, понял, что в банде не менее двадцати конных бойцов, которые в данный момент отсутствовали. Лошадиные следы уходили в лес и пропадали в русле лесной реки, надежно прятавшей от посторонних глаз дорогу к лагерю.

По всем раскладам, у бандитов возле дороги имелся наблюдательный пост, который высматривал купеческие караваны, а затем банда уходила из лагеря по дну русла реки и грабила купцов совсем в другом месте. Нападение на меня, скорее всего, являлось колхозной самодеятельностью стороживших лесной лагерь бандитов, которые в отсутствие начальства решили поживиться за счет одинокого путника. Нужно быть полным идиотом, чтобы не понять всей опасности положения, в котором я оказался, и не сделать из этого правильных выводов. Бандиты могли вернуться любой момент, и тогда мне станет не до смеха, поэтому нужно было срочно сматывать удочки из лагеря.

Эта здравая мысль придала прыти моим действиям, и я в спешке начал запихивать в свой короб наиболее ценное, на мой взгляд, имущество. Все трофеи в короб не поместились, поэтому я связал в узел понравившуюся одежду, схватил котомку с плотницкими инструментами и побежал к реке, по которой ушли бандиты. Чтобы максимально обезопасить себя от погони, мне пришлось путать следы до самой темноты и устроить привал на маленьком топком островке на краю какого-то болота. Костер разводить было опасно, поэтому я продрог этой ночью буквально до костей.

Весь следующий день мне пришлось просидеть на острове, пугаясь каждого постороннего шороха, и заниматься сортировкой собранных на скорую руку трофеев. Вещей оказалось слишком много, поэтому лишнее пришлось выбросить, а оставшееся упаковать для длительного перехода. Как ни странно, но спешка не сказалась на качестве выбора трофеев, и я в принципе утащил у бандитов все самое необходимое.

Увы, но из денежной наличности мне удалось найти в лагере только горсть серебряных монет с арабской вязью и два слитка серебра с полкило весом. Различного барахла в землянках имелось навалом, что говорило об удачливости бандитов, однако золота и драгоценностей среди добычи не оказалось, скорее всего, я просто не смог их найти. Деньги всегда прячут наиболее тщательно, я и эту-то заначку обнаружил случайно, когда пересыпал из мешка перловую крупу. Реальная стоимость местных денег мне была неизвестна, и я решил, что навряд ли сильно разбогател.

Упаковав местную валюту в кожаный мешочек, я занялся сортировкой добытой в лагере одежды. Двое штанов оказались мне немного велики, но это не являлось большой проблемой. Нижнее белье, или, как говорили в старину, исподнее, тоже не требовало подгонки, единственное, с чем мне не повезло, – это с сапогами. Мало того что сапоги были на одну ногу и без каблука, так еще не лезли в подъеме, поэтому мне пришлось остаться в своих лаптях, пустив сапоги на опорки. Опорки я запихнул в лапти, и теперь у меня появилась более или менее надежная обувка. Среди трофеев нашлись две пары холщовых портянок, которые меня несказанно обрадовали, потому что носки, прибывшие со мной из двадцать первого века, уже фактически померли. Как ни душила меня жаба, но две портянки пришлось пустить на онучи, без которых ходить в лаптях неудобно.

Драпая из лагеря, я хватал фактически все, что попадет под руку, и сам толком не помнил, что мне удалось «захомячить», а потому я разбирал трофеи с большим интересом. Особо меня порадовала одежка, отдаленно смахивающая на буденновскую шинель с «разговорами» на деревянных пуговицах. Правда, рукава шинели мне были коротки, но я не выбирал ее в магазине и сдать обратно этот лапсердак возможности не имел. Разобравшись с одеждой, я переоделся согласно нынешней моде, а одежда двадцать первого века отправилась на самое дно заплечного короба.

Из еды мне достались от бандитов примерно три кило перловки, где-то с килограмм мелко порезанного сушеного мяса с какими-то специями, кусок соленого свиного сала и два каравая черствого хлеба. У меня были серьезные подозрения, что перловка служила также и кормом для лошадей, потому что я наткнулся на нее рядом с загоном для них, но меня это не напрягало.

В принципе если не шиковать, то имеющийся запас харчей можно растянуть недели на полторы и при этом не особо страдать от голода, к тому же всегда можно заняться привычной рыбалкой. Во всех реках, которые мне попадались на пути, рыбы было немерено, и если не корчить из себя гурмана, то вполне можно было пережить тяжелые времена на рыбной диете.

Закончив разбираться с харчами, я занялся трофейным инструментом. Плотницкий инструмент этого времени оказался довольно примитивным. В наборе отсутствовали рубанок и привычная ножовка, а без них сложно сделать даже обычную табуретку. Этот изъян компенсировали четыре разнокалиберные стамески и три винтовых бура со сменной деревянной ручкой. Среди инструмента мне попались два скобеля, предназначенных для обработки бревен сруба, и кусок бечевки с узелками, которая, видимо, заменяла рулетку. Я также увел у бандитов два неплохих топора – один большой плотницкий, а второй поменьше, для мелкой работы.

Однако наиболее ценной добычей оказались два кованых полотна для пил, изготовленных из металла неплохого качества. Пилы были немного длиннее метра и имели зубья с разной по величине насечкой. Скорее всего, эти полотна предназначались для лучковой пилы, но сам деревянный набор отсутствовал. Сделать каркас для лучковой пилы в принципе не проблема, ну а пока придется обходиться топором.

На зоне судьба заставила меня научиться нехитрому плотницкому ремеслу, и первые полгода после посадки я обрубал сучки на пилораме. Рулил нами бригадир из вольных, который заметил, что руки у зэка Томилина растут из правильного места, и вскоре мне доверили рубить срубы для бань. Я еще почти год махал топором, пока меня не перевели в службу главного механика, где я занялся ремонтом оборудования деревообрабатывающего цеха и механической мастерской.

Наличие профессионального набора плотницкого инструмента и полученные на зоне навыки явно указывали мне на доступный способ заработка, а потому в голове стал вырисовываться план легализации в новом мире. На первых порах Александр Томилин вполне может закосить под плотника, ушедшего на отхожий промысел, главное – держать язык за зубами и учить язык. Конечно, этот план изобиловал многочисленными прорехами, но другого у меня не было, поэтому придется брать его за основу, а там видно будет.

Визит в разбойничий лагерь обеспечил меня материально всем необходимым для физического выживания, а теперь передо мной стояла задача плавно вписаться в окружающий мир.

Вторую ночь на островке я провел уже с относительным комфортом, а поутру отправился в сторону дороги, чтобы максимально далеко уйти в лес на ее противоположной стороне, пока бандиты не обнаружили мое убежище.