За дверью оказался темный коридор. Сколько мы ни шарили по стенам – выключателя найти не удалось; пришлось включать налобники. Коридор заканчивался тупиком – неровной кирпичной кладкой. Сгоряча я пару раз врезал по ней монтировкой, но тут из-за стены послышался слабый гул. Я прислушался – гул нарастал; тогда я прижал к кирпичам ухо.

Так и есть – за стеной, не особенно-то и далеко, прогрохотал поезд метро. А значит, проломив ее, мы окажемся в служебных тоннелях метрополитена и наверняка на кого-нибудь наткнемся. Не то чтобы я опасался напороться на фээсбэшных оперативников, но рисковать без нужды не хотелось. Тоннелей мы с Николкой не знали и, случись что, деться было некуда: разве что бежать назад, а значит – наверняка засветить подсобку с порталом. Да, самого портала преследователи не найдут, а вот проход наверняка заделают. Или же приспособят подсобку для своих нужд. А оно нам надо? Отец был кругом прав: проку от этого портала сейчас никакого, но мало ли как дальше повернется! Пусть будет у нас запасным выходом – на всякий случай.

Все эти соображения я изложил Николке. Тот не спорил – вояж по подземелью здорово его вымотал. Так что решено было возвращаться в подсобку и хорошенько отдохнуть. Пока гимназист стаскивал ОЗК, я извлек из рюкзака сухпай – горсть сникерсов, упаковку фиников и две пачки галет. В термосе плескался черный кофе, во флягах – вода; так что можно было присесть и со вкусом пообедать. Заслужили как-никак.

Николку, похоже, знобило. Он насквозь пропотел в костюме химзащиты, а в подсобке ощутимо сквозило – из ржавой решетки вентиляции тянул сырой ветерок. Мне тоже было не жарко, но вполне терпимо, а вот за напарника я, признаться, побаивался – ему такие маршброски в полной выкладке непривычны. О сменном белье мы, конечно, не подумали – кому бы пришло в голову, что получится с комфортом отдохнуть прямо под землей? Так что оставалось отпаивать парня кофием и надеяться, что все обойдется; тем более что мандражит его наверняка от нервов. Еще бы – после такого-то путешествия!

Пока Николка давился сникерсами и горячим кофе, я еще раз обшарил подсобку – и не зря. В небольшой нише, за шкафчиками, обнаружился телефон. Он был укреплен прямо на стене, в проржавевшем жестяном коробе – старинный аппарат в массивном эбонитовом корпусе, с наборным диском и здоровенной трубкой.

Я снял трубку с рычажка – и ушам своим не поверил, услышав в трубке гудок! Неужели все эти годы – лет шестьдесят, не меньше – аппарат работал? А еще ругают, гады, советскую технику! Вон у отца его любимый мобильник, «Симменс», год назад сдох – уж как он убивался! А ведь всего-то лет шесть проработал!

Я набрал на диске номер своего мобильника – не соединяет, короткие гудки. Местный номер, наверное… а если через девятку? Смартфон в кармане исправно отозвался вибрацией. Даже номер определился. Ну все, теперь будет у нас своя подземная база, даже с телефонной линией. Чем плохо?

В общем, поели – пора было идти. Николка что-то совсем смурной стал. Пока в ОЗК упаковывался – чуть с ног не свалился; а я-то надеялся, что отдохнет и повеселеет. Ну да ладно, вернемся домой – чаю напьется, отойдет. А пока – вот он, портал, здравствуй, подземная Москва тысяча восемьсот восемьдесят шестого года!

Нам повезло. Уж не знаю какая интуиция подсказала мне не включать фонарь, а войти в портал с ХИСом вместо налобника, иначе я ни за что не заметил бы желтых отсветов в конце тоннеля. Я сдал назад, спиной вжимая Николку в нишу – по коридору ковыляли три сгорбленные фигуры. В голове была полнейшая каша, и вместо того чтобы уйти в портал и там переждать, я стал нащупывать револьвер.

Увидев свет, Яша подскочил от удивления, да так, что чуть не свалился со спасительного выступа в грязь. У него словно гора с плеч свалилась: оказывается, он не ослеп, вот он, свет, – значит, глаза могут видеть! Видимо, вспышка лишь на время лишила юношу зрения; а пока оно восстанавливалось, мальчики, которых преследовал Яков, куда-то свернули, а он остался в полной темноте.

Но плясать от счастья было еще рано. По тоннелю шли совсем другие люди. Они освещали себе путь то ли факелами, то ли лампадами – фонари Николки с Ваней давали совсем другой, куда более яркий свет. Яша, конечно, слыхал массу жутких историй о московских подземельях. И, судя по доносящимся репликам, визитеры как раз и относились к тем самым хитровским душегубам, которые, как уверяли слухи, безраздельно хозяйничали в этих коридорах. Встреча с ними не сулила ничего хорошего, но оставаться здесь было еще страшнее. Кто знает, вернутся ли ребята, Яков уже потерял счет времени и не знал, сколько просидел здесь, в кромешной темноте. Он готов был идти теперь хоть за чертом с рогами, лишь бы вывел наверх!

Яша медленно отступал в глубь тоннеля, не сводя глаз с пришельцев, и пропустил момент, когда в коридоре возникли две знакомые мешковатые фигуры. Мелькнул зеленоватый сполох и тут же пропал; Яша лишь увидел, как мальчики прижались к стене, – видимо, тоже заметили бродяг. Те тоже насторожились, но ничего не разобрали; немного посовещавшись, вновь двинулись вперед. Первым шел здоровенный, оборванный детина с клочковатой бородой. В одной руке он держал палку, обмотанную горящей паклей; в другой тускло поблескивал нож. И тут из ниши в стене на середину тоннеля шагнул Николка.

Яша смотрел на Николку со спины, но отлично мог представить картину, явившуюся несчастному оборванцу. Страшное рыло с хоботом, кровавые отсветы факела в круглых стеклянных зенках, серая, осклизлая шкура… Образина подняла руку, и по глазам бродяги ударил сноп ослепительного света. Хитрованец взвыл, уронил факел, плюхнулся на четвереньки и ежом метнулся назад, сбивая с ног замерших спутников. Тоннель огласили вопли ужаса, всплески, шлепки тел: незваные гости, побросав факелы, бежали, не разбирая пути, оскальзываясь, шлепаясь в вонючий ил, – скорей, скорей, лишь бы подальше от лютого подземного ужаса!

У юноши подкосились колени: чтобы не упасть, пришлось схватиться за стену. А мальчики двинулись в тоннель, куда только что бежали хитрованцы; Яша разглядел в руках Вани револьвер. Радуясь чудесному спасению, молодой человек поплелся вслед за ребятами, привычно держась поближе к стене…

Уф-ф-ф… ну и пердимонокль! Что? А-а-а, это словечко такое. Отец в последнее время густо уснащает ими речь, да и мне, признаться, нравится. «Храпоидол», «колоброд», «пердимонокль»… Буквально это слово означает «монокль упал». Знаете, такая круглая линза, ее еще в глазницу вставляют. Да нет, не контактная – обычная, со шнурком – как на портретах прусских генералов. Вот если такая штука вдруг выпадет – случается «пердимонокль», то есть неожиданный конфуз.

В общем, я оконфузился, да еще как! Когда шагнул из портала в тоннель девятнадцатого века, я буквально нос к носу столкнулся с кучкой местных бомжей – они зачем-то шарились по подземным тоннелям, причем не просто так, а с факелами. Пока мы готовились к этой вылазке, Николка порассказал мне немало страшилок о публике из московских трущоб – их еще называют «Хитров рынок», – которые бродят по подземельям, прячут в них трупы и вообще занимаются нехорошими делами. Вот на такую шайку мы, похоже, и нарвались.

Признаюсь честно – я растерялся. Только что мы были в заброшенных тоннелях метро, можно сказать, в одном шаге от постапокалиптического антуража Глуховского: ржавые противоатомные заслонки, Метро-2, крысы-мутанты, подземные бункеры КГБ… В общем, можете представить, чем у меня была забита голова! А тут – какой-то бомж с палкой, обмотанной тлеющими тряпками! В общем, я отпрянул назад, чуть не сбил с ног Николку – и потянул из подсумка револьвер. Стал бы я стрелять или нет – большой вопрос… но револьвер зацепился и никак не хотел вылезать наружу. Спина мгновенно покрылась липким потом, руки дрожали, а косматая тень с факелом неумолимо подходила все ближе и ближе…

Положение спас Николка. Уж не знаю, просек он или нет, что его бравый наставник из будущего запаниковал, а только гимназист решительно отодвинул меня в сторону и шагнул прямо на середину тоннеля. Детина, что шел впереди компашки бомжей, аж присел, а когда Николка врубил на полную мощь налобник, взвыл, плюхнулся в воду и на четвереньках ринулся назад, в темноту, аж волны пошли. Остальные тоже не стали задерживаться – побросали факелы и ножики и так рванули по тоннелю, что стены затряслись. Я привалился к стене; ноги не держали, и к тому же меня сжигал стыд – тоже мне, опытный сталкер, поучал мальчишку, а как приперло – в кусты, и хвостик трясется…

Бежали оборванцы как раз в ту сторону, куда нам предстояло идти. Но это было уже не суть важно – когда бегут вот так, то останавливаются только к вечеру… да и то лишь для того, чтобы сменить обгаженные подштанники. Так что мы спокойно двинулись своей дорогой. Впереди шел Николка – похоже, победа над подземными бомжами вселила в парня уверенность в себе. Я плелся следом, не уставая проклинать себя за неожиданное малодушие. «Галан» оттягивал мне руку, но прятать револьвера я не стал – мало ли?

Возвращались мы по своим маркерам, с ХИСами – в свете налобников знаки, нанесенные флуоресцентным спреем, терялись. А в зеленоватом свете палочек наши стрелки послушно проявлялись на стенах, стоило подойти поближе. Так что дорога назад не заняла много времени – мы уверенно вышли к лазу в соляные подвалы. Я мельком подумал, что, если придется вновь навещать подземный портал, надо будет расставить по тоннелю сигналки, тогда уж точно любые незваные гости получат свою долю острых впечатлений задолго до того, как выйдут к нашей точке. Но после драки кулаками не машут; сейчас оставалось лишь тащиться за Николкой и думать нелегкую думу – как это ни обидно, но в первом же серьезном деле я показал себя отнюдь не с лучшей стороны…

Яша отодвинул в сторону доску, прикрывавшую узкий лаз, и выбрался на улицу. Прежде чем выходить, он несколько минут простоял перед проемом, давая глазам привыкнуть к дневному свету, и все равно голова закружилась так, что пришлось хвататься за стену. Солнце, еле проникающее в узкий колодец двора, ударило по глазным яблокам, как кувалдой. А воздух! Яков и не подозревал, что затхлый воздух китайгородских двориков может быть таким ароматным: так бы и стоял и дышал им взахлеб, до потери сознания…

Однако пора было уходить. Яша видел, что мальчики, прежде чем покинуть соляные подвалы, переоделись в чистую городскую одежду, увязав гуттаперчевые костюмы и маски в ранцы. Но Яше не во что было переодеться – его одежда пропиталась смрадной жижей подземелья, волосы слиплись, сам он вонял как выгребная яма. Спасало одно – всего в двух кварталах отсюда располагалась часовая лавочка дяди Ройзмана, так что можно было попробовать пробраться туда дворами, а уж там и привести себя в порядок. Не хотелось, правда, думать о том, что скажет сам Ройзман, увидав дорогого племянника в таком виде… но другого выхода все равно не было.

Яше нужно было отдохнуть. Содрать с себя грязь подземелья и попробовать разложить по полочкам все то, что он сегодня видел. Можно было смело сказать – за эти страшные три часа Яша узнал о своих «подопечных» больше, чем за предыдущие две с лишним недели слежки. И одновременно не узнал ничего. Ровным счетом ничего. Все то, чему он был свидетелем в подземелье, могло бы стать захватывающим эпизодом фантастического романа господина Жюля Верна о капитане Немо, но никак не сценой из реальной жизни. Яша представил, как он описывает события этого дня… ну, скажем, квартальному надзирателю, и поежился. Нет, в желтый дом Яше категорически не хотелось – а именно туда его и упекут, рискни он честно поведать о своих приключениях.

Рассказать дяде Ройзману? Тот, конечно, не сдаст его в желтый дом. Все будет куда хуже. Придется долго и мучительно объясняться с ребе – ведь именно к нему старик Ройзман и отведет спятившего племянничка. Не то чтобы Яша не хотел врать ребе – просто он точно знал, что этот номер у него не пройдет. Московский городовой раввин Шимон Шврабахер был крайне проницательным человеком, и не Яше было пытаться морочить ему голову. А что будет, если раввин поймет, что история, рассказанная Яшей, чистая правда?

Тут у Якова сомнений не было – ребе Шврабахер немедленно посоветует Ройзману отправить племянника подальше от Москвы, к родичам, в Винницу. А туда Яше хотелось ничуть не больше, чем в дурдом. Он всего три года как вырвался из нищей безнадежности местечка – и готов был на все, лишь бы не возвращаться туда.

Так что же – молчать? И забыть обо всем, что произошло? Здравый смысл подсказывал Яше – да! Забыть и молчать. Молодой человек понимал, что прикоснулся к чему-то, находящемуся вне его понимания, и следующий шаг к разгадке этой тайны может стать шагом к краю могилы. Но… Яша очень хотел стать сыщиком. И всем своим нутром ощущал: стоит вот сейчас испугаться и отступить – все, на мечтах можно будет поставить крест. Всю оставшуюся жизнь он будет только уступать и отступать, а это не тот путь, пойдя которым юноша из еврейского местечка может сделать карьеру детектива. Жизнь, похоже, подкинула ему единственный в своем роде шанс – и теперь и решается, как этот шанс будет использован… и как в итоге сложится жизнь винницкого мечтателя.

Был, правда, еще вариант. На самый последний, крайний случай: рассказать обо всем Олегу Ивановичу. Яша имел все основания подозревать, что сегодняшняя вылазка состоялась без ведома отца Вани. Молодой человек не догадывался, что искали мальчики в подземелье и зачем им понадобилось скрывать свои намерения, но чутье подсказывало, что делали они это втайне от взрослых. А с Олегом Ивановичем у Якова установились весьма доверительные отношения, так что… можно было и рискнуть. В любом случае – отец мальчика наверняка не отмахнется от этого сообщения.

Но, слава богу Израилеву, решать это трудные вопросы предстояло позже. А пока следовало преодолеть еще два квартала, не попавшись на глаза бдительным дворникам да амбарным сидельцам. Ведь ни один из них не пропустит через свои владения такое грязное и вонючее чучело…