II

Это было обычное рабочее утро, не сулившее никаких сюрпризов. Солнышко уже светит, но еще не греет. Свежий майский ветерок весело гуляет по салону, врываясь в приоткрытое окно; и даже пробки и заторы были в это утро самыми заурядными, привычными и почти нераздражающими. Сюрпризы начались со звонком Верочки — помощницы и секретаря.

— Доброе утро, Роман Михайлович. Вы уже приехали или еще едете?

Хороший вопрос. Особенно в такой формулировке. Такой вопрос может означать все что угодно, — от всемирного потопа до завалившейся за плинтус скрепки; а тот, кто его задает, имеет одну цель — подготовить спрашиваемого к той информации, которую ему сейчас предстоит получить.

— Привет, Вера. Я буду через десять минут. Что там у тебя приключилось?

— Через десять минут? А… Десять минут я потерплю.

И отбой. В последовавшие за этим звонком минуты Роману Михайловичу Лобову, 45 лет от роду, владельцу и директору небольшой консалтинговой фирмы, стало казаться, что сидит он не в удобном кресле своего автомобиля, а на раскаленной сковородке.

— Что у вас приключилось, Вера? — выпалил Лобов, влетая в свой офис.

— У меня? — Вера сделала круглые глаза. — У меня ничего не приключилось. А что вы знаете о… — Она перевернула листок на перекидном календаре и прочитала:…«South Caucasus Telecommunications»?

— Ничего не знаю. Да не томите Вера, говорите толком.

— А кто такой Шадикян Александр Мовсесович, тоже не знаете?

— Нет, не знаю. Вера!

— А что — Вера? Я вам все по порядку рассказываю. Этот самый Шадикян — генеральный директор вышеупомянутых «Коммьюникейшнс». Он прислал вам проект договора и билеты — в Тбилиси и обратно.

— Интересно… — Лобов был так удивлен, что даже не прошел в свой кабинет, а, бросив портфель на пол, взял стул и уселся рядом с Верой, за ее компьютер.

— Но самое интересное еще впереди, — интригующе улыбаясь, заявила Вера.

— То есть? — На сегодня, похоже, сюрпризы еще не закончились.

— Этот самый Шадикян в качестве аванса перечислил нам сто двадцать тысяч долларов. Я уже звонила в банк, деньги зачислены на наш счет.

Вот это сюрприз так сюрприз! В последнее время дела у лобовской фирмы шли ни шатко ни валко. Вообще-то услуги такого рода на российском рынке были весьма и весьма востребованы, ибо Роман Михайлович Лобов занимался тем, что избавлял своих клиентов от проблем, вызванных явлением, называемым на новорусском «наезд». Он никогда не рекламировал свою деятельность, и новые клиенты у него появлялись лишь по рекомендации тех людей, с которыми он уже когда-то имел дело. Роман Михайлович помогал отражать попытки рейдерских захватов, причем делал это весьма успешно. Обычно, когда клиент приходил к нему в офис со своей проблемой, Лобов внимательно выслушивал его, иногда просил принести какие-нибудь документы и приглашал зайти дней через десять. Как правило, этого времени хватало на то, чтобы хищные рейдеры отказались от любых попыток захвата чужого имущества. Через десять дней счастливый клиент расплачивался с Лобовым. Результат был стопроцентным. Как он этого достигал, никто не знал, хотя некоторые клиенты, проявляя неуместную настойчивость, иногда пробовали заводить разговор на эту тему, но Лобов жестко пресекал подобного рода попытки. Конечно, пожелай того Роман Михайлович, он был бы весьма состоятельным человеком, миллионером как минимум. Но принципиальная позиция его состояла в том, что работал он исключительно с людьми маленькими — с лавочниками, владельцами небольших оптовых фирм, хозяевами заводиков, мастерских и фабричек. Он прекрасно понимал, что выход на более высокий уровень клиентуры неизбежно повлечет за собой широкую огласку. И тогда ему не только не сохранить в тайне своего метода и технологий, но и самому не обойтись без покровителей, без того, что ныне именуется кратким, но емким словом «крыша». А вот этого-то Роман Михайлович как раз и не желал, ибо превыше всего в жизни ценил свободу и независимость.

Поэтому получение столь крупной суммы, как сегодня утром, явилось для него обстоятельством не только необычным, но и тревожным.

— Какое-нибудь сопроводительное письмо он хотя бы прислал, этот Шадикян? — поинтересовался Лобов у своей помощницы. Вера пощелкала «мышью», и на экране появился короткий текст, всего несколько строк. — Рекомендация-то хоть у него есть?

— Да, его рекомендует Акопов, — утвердительно кивнула Вера. — Помните такого?

— Кажется, дрожжевой завод в Тверской области. Правильно? — Вера вновь кивнула, подтверждая сказанное. — Ну, это уже кое-что. Хотя… Такая сумма… Акопов не мог ему не сказать, сколько стоят наши услуги.

— Ну и что сумма, Роман Михайлович? Да у них там, на Кавказе, свои мерки, свои масштабы. К тому же он просит, чтобы вы к нему вылетели, а не он к нам. Вот за это и платит. Да и, в конце концов, все это происходит в Грузии. У нас с ней и дипломатических отношений-то нет. Даже будь он там местный олигарх, все равно сюда никакая информация не дойдет. И… Ну что мы теряем, Роман Михайлович? Слетаете в Тбилиси, не понравится вам что-то, вернем ему деньги. А? — Верочке очень не хотелось отказываться от столь соблазнительной суммы, могущей обеспечить фирме много месяцев спокойного, безмятежного существования. — К тому же, Роман Михайлович, вы ведь давно собирались генераторы поменять, я уж не говорю о медоборудовании, которого явно недостаточно. А тут можно будет сразу, одним махом…

— Ладно. Уговорила. Когда лететь? Да… И как там с визой?

— Завтра. Утром туда, вечером обратно. — Верочка просто-таки светилась от удовлетворения, став от этого еще краше. — Насчет визы я уже все узнала. Получите по прилете, в аэропорту.

В Тбилиси Лобова встречал человек, державший над головой табличку с надписью: Лобов Р. М.

— Вы Шадикян? — на всякий случай поинтересовался Роман Михайлович, подходя к нему.

— Нет, господин Шадикян ждет вас в отеле, я только должен довезти вас туда, — ответил встречающий.

В гостинице Лобов даже не стал заходить в забронированный номер, а поднялся сразу на второй этаж, в ресторан, где, как ему сказали, его ждет Шадикян. Роман Михайлович окинул взглядом небольшой зал. Все столики были свободны, кроме двух. В дальнем углу, экспрессивно жестикулируя и дымя массивными сигарами, что-то шумно обсуждали два грузина, а за третьим столиком от входа сидел одинокий мужчина и не торопясь поглощал яичницу с беконом, запивая ее соком. Он был примерно одних с Лобовым лет, может, чуть старше. Сухопарый, подтянутый, с европейским типом лица. Увидев в дверях Лобова, мужчина сделал приветственный жест рукой. «Значит, это и есть Шадикян, — понял Роман Михайлович. — Хотя, судя по облику, на Шадикяна-то он меньше всего и похож».

— Здравствуйте. Я — Лобов, — представился Роман Михайлович и сел за стол, следуя приглашающему жесту.

— Александр, — Шадикян протянул руку для рукопожатия. — Завтракать будете? — По-русски он говорил безукоризненно, без малейшего акцента.

— Нет, спасибо. Стакан сока.

— Может быть, кофе?

— Не хочу. Давайте ближе к делу.

— Замечательно. Тогда допиваем сок, а потом совершим небольшую загородную прогулку; там и поговорим.

Лобов кивнул, соглашаясь с тем, что серьезный разговор лучше вести если уж и не в проверенном помещении, то тогда на природе.

— Это дачное местечко называется Коджори, — сказал Шадикян, паркуя машину на обочине. — Удобно, всего полчаса от центра, и мы уже здесь. Люблю это место, здесь воздух хороший. Давайте пройдемся.

Они вышли из машины и мимо дачных заборов двинулись в глубь леса. Осмотревшись, Лобов не мог не признать, что место для разговора выбрано очень удачно. Старый сосновый бор, чистый, без подлеска, он просматривался далеко, на много десятков метров вокруг; не говоря уже о том, что здешний горный воздух, напоенный ароматом разогретой хвои, был действительно замечателен.

— Для начала хотел бы извиниться перед вами, господин Лобов, — начал Шадикян, когда они отошли уже достаточно далеко, так что их не было видно ни с дач, ни с дороги, — за ту маленькую мистификацию, к которой мне пришлось прибегнуть для того, чтобы организовать встречу с вами.

— Зовите меня просто Роман, — предложил Лобов. — Александр — это ваше настоящее имя?

— Да. — Шадикян кивнул, и они вновь обменялись рукопожатием, как бы знакомясь вновь. — Дело в том, что я четыре года проработал в посольстве США в Москве, и там меня, как говорится, каждая собака знает. Поэтому я был вынужден для нашей встречи вытащить вас сюда.

— Нечто подобное я и предполагал, — пробурчал себе под нос Лобов. — Ну правильно… А в Тбилиси… Одним американским шпионом меньше, одним больше… Кто ж их здесь считал? Логично, — заключил он.

— Самое главное, — Александр негромко вежливо рассмеялся, — здесь нет русской контрразведки. Но… В данном случае я беспокоился не о себе, а о вас. — (Лобов сделал удивленные глаза.) — Это в ваших интересах, чтобы о нашей с вами встрече никто не узнал.

— Ну… Если уж вы устроили нашу встречу, то наверняка потрудились изучить мою биографию. Как вы, наверное, знаете, определенное количество лет своей жизни я потратил на службу в разведке и с тех пор получил стойкую идиосинкразию ко всякого рода шпионским штучкам и приемчикам. Теперь я частное лицо и веду жизнь, которая меня устраивает. Я одинок, у меня нет близких, и даже если бы вы нашли, чем можно меня шантажировать, то вам все равно не удалось бы меня завербовать. И не удастся. Именно по причине вышеупомянутой идиосинкразии.

Александр вновь негромко рассмеялся.

— Я вам еще ничего не предложил, а вы уже произнесли целую речь. Я знаю, что вы занимаетесь наукой. Вернее, работаете на стыке науки и мистики. Это, кажется, называется ноэтика? Так? — (Лобов молчал, дожидаясь, пока выскажется собеседник.) — А чтобы иметь деньги для ваших экспериментов, вы делаете небольшой бизнес, помогая людям, как это у вас сейчас говорят, разруливать ситуацию. Так?

Лобов скептически скривил губы:

— Не думаю, что это достаточно прочная платформа, с которой можно вести вербовку агента.

— Да что вы все заладили: вербовка, вербовка. Не собираюсь я вас вербовать. Я обратился к вам по просьбе вашего покойного друга полковника Ракитина.

— Вячеслав… Вы с ним были знакомы?

— Да. Мы весьма плодотворно сотрудничали.

— Вы хотите сказать, что…

— Нет, нет. Ни он, ни я не были ничьими агентами. Мы просто сотрудничали и были друзьями. Ваш опыт работы в разведке должен вам подсказать, что такое взаимовыгодное сотрудничество возможно.

— Не знаю, может быть… — Лобов пожал плечами. — Он погиб во время командировки на Северный Кавказ, а я слишком поздно узнал об этом и даже не был на его похоронах.

— Это хорошо, что вас не было на его похоронах, — с удовлетворением констатировал Александр, и Лобов в который уже раз с удивлением на него посмотрел. — Это хорошо, потому что ничто в настоящем не связывает вас с полковником Ракитиным. А совместная служба десять лет назад… Это ничто. Да мало ли кто служил вместе с Ракитиным за всю его долгую карьеру.

— Не понимаю вас, потрудитесь объясниться.

— Полковник Ракитин погиб не во время командировки на Северный Кавказ. Я думаю, его убили в Москве. Незадолго до своей смерти он передал мне информацию и свою просьбу — передать эту информацию вам, подполковник Лобов.

— В отставке, — уточнил Лобов.

Не реагируя на эту поправку, американец продолжал:

— Видимо, Вячеслав перед своей смертью находился под тотальным контролем, поэтому он не мог связаться с вами без риска засветить вас. Эта ситуация заставила его воспользоваться экстраординарным каналом связи, который существовал у него со мной. Похоже, на тот момент он уже не мог доверять никому из своих московских знакомых.

— Прямо-таки чертовщина какая-то. — Лобов все еще не верил американцу, решив, что тот просто готовит почву для вербовочного предложения.

— Пару лет назад полковник Ракитин начал некое дело. Коррупция, бизнес, откаты, распилы и т. д. Обычное хозяйственное дело, как ему вначале казалось, совершенно случайно попавшее в ФСБ. Но, чем глубже он копал, тем более интересная картина перед ним представала. Он наткнулся на организацию, разветвленной сетью проникшую во все сферы русского государства и русского общества. Их цели и методы мало назвать подрывными. Скорее, здесь ведется война на полное уничтожение.

— Эта организация действует легально?

— Сложный вопрос. Подавляющее большинство членов этой организации ведет вполне легальный образ жизни и вроде бы не делает ничего антигосударственного. Но вкупе их деятельность создает тот эффект, о котором я вам говорил. Более того, далеко не каждый из них знает или подозревает, что он входит в состав некой единой тайной организации. Данная конспиративная структура задумана и исполнена так, чтобы активно использовать легальные структуры в качестве своих подразделений.

— Например?

— Например, масоны.

Лобов усмехнулся:

— Опять масонский заговор?

— А вы не смейтесь, — вполне серьезно сказал Александр. — Масоны — отличное прикрытие и орудие для некой закулисной силы, имеющей глобальные цели. Вы хотя бы немного знакомы с масонством?

— Скорее нет, чем да. — Лобов сопроводил свой ответ недоуменным пожатием плеч.

— Так вот. У каждого масона есть три задачи, которые перед ним ставит Братство. Первая — хранить и оберегать древнюю тайну, доверенную масонам от первых людей, от Адама. Вторая — совершенствоваться самому, чтобы когда-нибудь достичь уровня совершенства, при котором тебя наконец-то посвятят в эту самую тайну. И третья — способствовать совершенствованию окружающих и общества, в котором ты живешь. При этом, имейте в виду, эту самую тайну раскрывают только масонам, достигшим самого высшего, тридцать третьего градуса посвящения. Но 99,99 процентов масонов никогда не поднимаются выше третьего градуса посвящения. Подавляющее большинство лож возглавляют масоны третьего градуса. Масоны же высших степеней составляют особые ложи, действительно глубоко законспирированные, о существовании которых можно только догадываться. Итак, подавляющее большинство масонов клянется хранить и защищать тайну, которой они не знают и никогда не узнают. Просто идеальные исполнители. Пчелы. Недаром символом масонской ложи является пчелиный рой. Итак, подполковник, у вас еще не возникло желание приспособить масонов для решения каких-нибудь своих задач?

— Да уж… — только и смог вымолвить Лобов.

Александр достал из бумажника флэшкарту и несколько сложенных вчетверо листков и передал их Лобову.

— Здесь материалы дела, над которым работал Ракитин. Их мне переслал Вячеслав. Не думаю, что мне стоило переправлять эту информацию или вам тащить ее через границу. Я специально для вас распечатал эти три листа. На них имена и должности людей, входящих в эту организацию. Красным подчеркнуты десять фамилий, запомните их, а бумагу потом уничтожьте. Вячеслав считал, что среди этих десяти и находятся главные негодяи.

Развернув листки, Роман Михайлович бегло просмотрел их и воскликнул:

— Ого! Какие люди… До отлета у меня будет предостаточно времени, чтобы внимательно изучить все материалы. — Он свернул листы и спрятал их вместе с флэшкой в карман. — Хорошо. Но что же это все-таки за тайна такая страшная? Версии хотя бы есть?

— Как не быть. Хоть отбавляй, — поддержал Александр игривый тон, предложенный Лобовым. — Версии выдвигают все — от серьезных аналитиков до беллетристов. Одна из них гласит, что изначальной тайной масонов как профессиональной корпорации архитекторов и строителей были формулы, пропорции и соотношения, которые и составляют суть современной инженерной науки, позволяющей рассчитывать и возводить здания любой величины. Но здесь, что называется, уже проехали. Все это уже давно не тайна, осталось только надувание щек, архаичные ритуалы и детская возня в песочнице. Вторая версия, самая идиотская, — масоны хранят Библию. Ибо в Библии зашифровано все будущее человечества. Зачем прятать то, что есть в каждом доме? Таким образом, мы возвращаемся к надуванию щек и песочнице. То есть масонство — это пустышка, просто клуб для элиты, объединяющий карьеристов. Наверное, кому-то выгодно, чтобы все именно так и считали. Третья версия, вернее группа версий, — эзотерическая. Сюда входят всякие тайны бытия, изначальное устройство мира, познание Бога и т. п. Суммировав, можно сказать, что наш мир — это ад, куда посылается душа, чтобы пройти соответствующий цикл страданий. Отбыв срок, душа устремляется к свету, а свет — это Бог. Частично это объясняет столь важное значение света в масонских ритуалах. Душа объединяется с Богом, и Бог, таким образом, находится в состоянии перманентного роста. Раскрыть эту тайну никак нельзя, ибо все одномоментно покончат жизнь самоубийством и тут же устремятся к Богу. Сие действо прекратит круговорот душ, а следовательно, разрушит основу мироздания. Но это все, как вы понимаете, лирика. Для людей нашей с вами профессии важно другое. Те, кто артикулирует подобного рода версии, утверждают, что масоны тридцать третьего градуса умеют покидать свое бренное тело, оставляя его в нашем, материальном мире, и путешествуют по миру духовно-нематериальному, где они якобы имеют возможность прямого контакта с Создателем. Может быть, это и есть главная тайна масонства?

— Гм, гм, — хмыкнул Роман Михайлович, — не бог весть какое умение. На роль главной тайны как-то не тянет.

— Вы хотите сказать, что умеете делать нечто подобное? — мгновенно отреагировал Александр.

— Беседа с Создателем — это, скорее всего, искусственная картинка, извлеченная из подсознания некой экзальтированной личности и имплантированная с помощью определенных психотехник в ее же сознание. Никакой мистики.

— Как бы то ни было. Кстати, в подобном умении подозревают и каббалистов, и розенкрейцеров…

— А каббалисты-то здесь при чем?

— Черт его знает, кто здесь при чем. В этом-то вам и предстоит разобраться. Но и у каббалистов, и у масонов чрезвычайное значение придается нумерологии. Особенно и те, и другие почему-то любят цифру девять. Число белого тигра, как говорят китайцы. Что это такое и какой в этом смысл, я вам не скажу. Не знаю. Разве что повторю вам белиберду, которую вы и сами можете прочесть в любом из справочников. Пожалуй, это все, чем я могу быть вам полезен. Я честно выполнил последнюю волю своего погибшего товарища. А уж вам выяснять, кто они такие: масоны, каббалисты, гермесисты, розенкрейцеры, тамплиеры, иоанниты, международные финансовые воротилы, олигархи или черт с рогами. Кстати, деньги, вами полученные, это его, Вячеслава, средства, и предназначались они для вас. Ввязываться ли вам в это дело или нет — смотрите сами. Я бы предпочел остаться в стороне. Влезть в эту кашу — чистое самоубийство.

— Скажите, Александр… — Лобов медлил, тщательно подбирая слова для вопроса, который хотел задать. — У них, у этой организации… Короче говоря, меня интересуют их связи за пределами России.

— Широкие связи с международными финансовыми организациями. Но… ведь вы имеете в виду… Не являются ли они проводниками чьих-то инонациональных интересов? Если вы имеете в виду разведсообщество, то… — Александр задумался. — У наших ума не хватит, а у британцев — финансирования. Про остальных и говорить смешно. Да и… Помилуйте, какому из правительств мировых держав будет выгодна черная дыра размером в пятнадцать процентов земной суши? Брр… Нам и Афганистана-то хватит за глаза. Ну… Разве что инопланетянам каким-нибудь.

— А то же самое масонство? Насколько мне известно, оно интернационально по сути своей.

— Знаете… На протяжении последних нескольких сот лет человеческой истории масоны не были замечены в заведомо деструктивных, античеловеческих действиях. Да, они устраивали революции, да, они создавали новые государства и вели их к вершинам прогресса, как мое богоспасаемое отечество…

— Никакого прогресса не существует, — не совсем вежливо перебил Александра Лобов. — Это еще Бердяев доказал.

— Ох… — тяжело вздохнул американец. — Все у вас не как у людей.

Оставшееся до отлета время Роман Михайлович провел в гостиничном номере, работая с полученной информацией. Уже дома, засыпая, Лобов вспомнил слова Александра, сказанные при расставании: «Может быть, они начали с вас, русских, а потом займутся и остальными. Но сейчас это — ваша война, и я не записываюсь на нее добровольцем, да и, сказать честно, вам не советую. Но если вы все-таки решитесь выйти один против огромной силищи, то помните, что ваше Временное правительство в тысяча девятьсот семнадцатом целиком состояло из масонов, но они не смогли противостоять железной воле всего лишь одного человека».