Глава 14
Диссиденты. «Первая кровь»
Эх, махнуть бы сейчас в Крым, в Чаир… Не туда, где в бывшем имении княгини Анастасии Николаевны «распускаются розы», а на цековскую госдачу номер семь. Стартануть от пирса на белом двадцатиметровом катере вдоль побережья так, чтобы брызги в лицо и настил коричневого от солнца дерева прыгал под ногами на разбиваемой днищем мелкой волне. В руку бутылочку сочинского оригинального с непривычной, квадратной красно-синей этикеткой. Пусть Вера значительно покачивает фужером с переливающимся янтарем красноватого муската. Намекает, что пить пиво в этом краю моветон, а уж прямо из горлышка – вообще преступление…
Несбыточные мечты. Все тот же кабинет через шторы палило непривычно жаркое для начала сентября солнце, загоняя столбик термометра за двадцать пять градусов. Хорошо, что весной в окна врезали здоровенные ящики кондиционеров Daikin. Хоть шумят, зато прохладно. Не то что раньше – к вечеру в пиджаке, как после сауны. Интересно, кто такой умный в сороковых годах придумал, что кондиционер – идеологически вредное буржуазное излишество?
Впрочем, последнее время в ЦК была «баня» независимо от погоды. Завтра ожидалось очередное заседание, и к нему подготовил паскудненькую записку Суслов. Предлагал взять интеллигенцию на испуг, а проще говоря, посадить парочку писателей по семидесятой статье, за антисоветскую агитацию и пропаганду. Нашелся борец с инакомыслием, мало им с Серовым того, что спровоцировали Никиту Сергеевича разогнать художников «новой реальности» на Манежной в декабре шестьдесят второго. Так и тут, уже кандидатов на «посадку» наметил, критика Андрея Синявского из «Нового мира» и поэта-переводчика Юлия Даниэля.
Конечно, за такую дурость, как публикация собственных статей за границей, дать пару-тройку лет однозначно не помешает. Как минимум мозгов прибавится. При Сталине получили бы за свои художества десятку без права переписки, и на этом все закончилось бы.
Но попаданец в «записках» упоминал их как «родоначальников диссидентского движения, положивших начало…». Очень беспокоился, явно хотел защитить от преследования. Говорил, что судебный процесс будет иметь огромный резонанс среди интеллигенции, а письмо в защиту репрессированных соберет несколько тысяч подписей авторитетных людей. Это же какой все приняло размах в его истории, если про безвестных писак появился отдельный параграф в школьных учебниках двадцать первого века?
Нет, а каков Буковский? Никому не известный псих, оказывается, в конце нулевых баллотировался на пост президента России! И получил известность опять же на этом злосчастном процессе! Да такую, что в семидесятых его меняли на целого Генерального секретаря Компартии Чили! Даже частушка появилась, по которой его и запомнил Петр: «поменяли хулигана на Луиса Корвалана».
Шелепин снял трубку вертушки и набрал номер Председателя КГБ.
– Семичастный слушает…
– Привет, Володя! Не жарко тебе сегодня?
– О, здорово! – засмеялся тот, как молодой комсомолец. – Не, мне охладители японские раньше, чем в ЦК, поставили. Мы же их проверяли, чтобы ничего шпионского узкоглазые не подсунули.
– Оказывается, все украдено до нас.
– Шурик, это же не наш метод!
– Ладно, – Шелепин перешел на серьезный тон. – Говорят, у тебя все готово к аресту и осуждению Синявского и Даниэля?
– Так точно! Установили, что именно эти злодеи прятались под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак.
– Надежно установили?
– Третьего дня из Франции получили фотокопию выправленной рукой Даниэля машинописной копии «Искупления» Аржака.
– Ух ты, серьезно поработали. А еще что?
– Ну… Так-то их сдали практически все: друзья, соседи, коллеги по работе и даже случайные знакомые. Что говорить, если на какой-то пьянке сам Синявский бегал с криком: «Я Абрам Терц». Так что, в каждом деле лежит по пачке заявлений.
– Очень, очень хорошо, что ты так надежно подстраховался, – с нажимом заметил Шелепин. – Но боюсь, дело в итоге окажется не столь простым.
– Мы еще экспертизу провели, академик Виноградов подтвердил авторство.
– М-да. Сам-то читал их статейки?
– Нет, это ты у нас ИФЛИ оканчивал, – засмеялся Семичастный. – Гигант мысли, отец русской демократии.
– По мне, это все скорее литературный авангардизм, а не антисоветчина. Интеллигентский вывих мозга при среднем литературном таланте.
– Ну ты даешь! Мы что, зря работали?
– Я против ареста, и ты прекрасно знаешь почему, – осторожно намекнул Шелепин.
– Догадываюсь, – нахмурился Семичастный и задумался. – И что сейчас делать?
– Уверен, что Суслов завтра на Президиуме все же продавит жесткое решение.
Председатель КГБ прямо через трубку словно увидел нарочито грустную улыбку и одновременно поднятый вверх большой палец сжатой в кулак правой руки.
– Точно?
– Ну… На девяносто процентов, хотя я, конечно, постараюсь… Боюсь, поднимется среди интеллигентов такая вонь, что пожалеем.
– Наше дело маленькое, – отрапортовал Семичастный. – Что вы на Президиуме решите, то мы и сделаем. Качественно и быстро.
– Эх, Володя, – Шелепин тяжело вздохнул, – у тебя в данном случае самая правильная позиция.
…При обсуждении записки Суслова на Президиуме никто против ареста и жесточайшего осуждения не возражал, пока слово не взял Александр Николаевич:
– Зачем нам делать из этих бумагомарателей мучеников? Может быть, по опыту китайских товарищей, отправить их в деревню на перевоспитание? – И, не дожидаясь возражений, продолжил: – Синявского – в Кемерово, к шахтерам, в творческое путешествие. Даниэля – в Горловку. Или наоборот. Оформим им творческую командировку по заданию партии. Пусть напишут роман не хуже «Поднятой целины», если уверены в своем таланте. В этих городах нравы у людей простые, если наврут где писатели, их же рабочие в угле и похоронят. Поделом. А получится что-то дельное, так настоящий социалистический реализм и опубликовать можно.
– Неожиданное предложение, – первым, к удивлению присутствующих, прореагировал редко вмешивавшийся в обсуждение интеллектуальных вопросов Кириленко. – Боюсь, это будет воспринято как слабость партии в борьбе с наймитами международной буржуазии.
– Уступка капиталистическому окружению, – резко добавил Мазуров. – Уверен, передовая советская общественность их осудит вместе с партией.
– Товарищи, вспомните, как Сталин гибко и аккуратно решил дела с Шолоховым и Горьким! – возразил Шелепин. – А уж ему жесткости было не занимать.
Косыгин немного удивился, получив от Шелепина записочку: «Воздержись».
«Впрочем, просил – получи!» – усмехнулся про себя премьер.
– Саша, ты не прав. – Микоян искренне рубанул по столу ребром ладони. – Эти антисоветчики – просто трусливые сволочи, посадить эту парочку надолго, вся их братия сразу прикусит поганые языки… Ну, в общем, сами знаете, как что.
Все заулыбались. «И чего тут было думать?» – читалась на лицах присутствующих.
– Предложение Александра – полная ерунда… Нецелесообразно, – вежливый Суслов постарался обойтись без грубости. – Такая уступка двурушникам нанесет огромный вред делу построения коммунизма не только в СССР, но и во всем мире. Что о нас станут думать за границей, если там начнут регулярно печатать выпады подобных отщепенцев?
– Михаил, под твою ответственность? – Шелепин уперся взглядом в толстые линзы очков под небрежно зачесанной вбок седой шевелюрой.
– В Новочеркасске все прошло как надо, не так ли? – огрызнулся Суслов. – Да ты и сам, помнится, выступал за крайне жесткие меры!
– Саша, ну зачем так? – попытался сгладить ситуацию Брежнев. – Я разговаривал с секретарем Союза писателей Фединым, он твердо заверил меня в поддержке со стороны ответственных авторов.
– Синявский не Шолохов! – припечатал Воронов. И тяжеловесно пошутил: – В сельском хозяйстве не разбирается.
Александр Николаевич устало и медленно провел ладонями по лицу и снова взял слово:
– Я думаю, нет, я совершенно уверен, что эти щелкоперы поднимут вой. В Москве интеллигенты на солдат не полезут. Будут стоять с плакатиками перед Мавзолеем, письма открытые писать, подписи сердобольных академиков собирать и рассказывать ужасы про ГУЛАГ зарубежным корреспондентам.
Его никто не перебивал.
– Безусловно, я соглашусь с мнением большинства. – Шелепин обвел присутствующих взглядом и опять, упершись глазами в Суслова, продолжил: – Михаил, пусть эта ошибка будет на твоей совести.
…Синявского арестовали восьмого сентября, Даниэля двенадцатого. Доказательства публикации статей фигурантов в зарубежных изданиях были исчерпывающими. Но ожидаемой общественной поддержки, к удивлению партаппаратчиков, получить не удалось. За недолгое десятилетие оттепели общество вышло из-под контроля. Обкатанная на Пастернаке в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году формулировка «не читал, но осуждаю!» дала сбой.
Во-первых, количество читавших, по крайней мере, в столице, оказалось на удивление значительным. Во-вторых, антисоветский характер текстов был не совсем очевиден. В-третьих, для большинства оставалось непонятным, почему автор не может распорядиться своим произведением как хочет.
Наоборот, многие увидели в процессе возврат к темным временам сталинизма. Слабая и разрозненная культурная оппозиция получила знамя и сплотилась. Развернулась широкая протестная кампания. Письмо в защиту арестованных подписало более восьмисот человек. Более того, пятого декабря, в День конституции, произошел небывалый «митинг гласности» на Пушкинской площади. Его, конечно, мгновенно разогнали, но сам факт перевернул сознание многих.
Развитие ситуации, аккуратно разогреваемое «комсомольцами», поразило ЦК до состояния временного паралича. Суслов, у которого в ушах стояли слова Шелепина: «Под твою ответственность, Михаил!» – до последнего пытался представить происходившее в позитивном свете. Действовать он начал только после митинга, когда Александр Николаевич с ехидной усмешкой зачитал на Президиуме записку Семичастного, в которой излагались крайне неблагоприятные факты.
Впрочем, лучше бы Суслов вообще ничего не делал. С его подачи в январе шестьдесят шестого в «Известиях» появилась публикация со значащим названием «Перевертыши», в «Литературке» – «Наследники Смердякова». Эффект получился строго обратным, примерно как при тушении пожара керосином. По коридорам ЦК волнами покатились смешки и упреки.
Даже Комитет госбезопасности решил отмежеваться от политики арестов. Правда, прошло это в весьма своеобразной форме, но все же…
Записка
Председателя КГБ В. Е. Семичастного
и Генерального прокурора СССР P. A. Руденко
в ЦК КПСС от 25 января 1966 г.
Секретно. ЦК КПСС
В последние годы органы госбезопасности усилили профилактическую работу по предупреждению и пресечению особо опасных государственных преступлений, их количество из года в год неуклонно сокращается. В процессе этой работы органам власти приходится сталкиваться с проявлениями, которые представляют значительную общественную опасность, однако не являются наказуемыми по действующему уголовному закону.
К таким проявлениям относятся в первую очередь изготовление и распространение без цели подрыва или ослабления Советской власти листовок и других письменных документов с клеветническими измышлениями, порочащими советский государственный и общественный строй…
…На практике эти действия квалифицируются или как антисоветская агитация и пропаганда, или как хулиганство, хотя для такой квалификации в большинстве случаев отсутствуют достаточные основания. По нашему мнению, перечисленные антиобщественные действия не могут оставаться безнаказанными, однако их целесообразно рассматривать не как особо опасные государственные преступления, а как преступления, направленные против порядка управления и общественной безопасности.
В целях дальнейшего укрепления законности и правопорядка Комитет госбезопасности и Прокуратура СССР считают необходимым рекомендовать Президиумам Верховных Советов союзных республик внести в уголовный закон дополнения, предусматривающие ответственность за общественно опасные действия, указанные в настоящей записке».
План по запугиванию интеллигенции провалился с треском. Есть же поговорка – «на миру и смерть красна», а тут всего-то пять лет. Не так и много за «минуту славы». После Синявского и Даниэля антисоветские выпады и просто всякие явления авангардной культуры буквально повалили валом. Никому в ЦК это, понятное дело, не нравилось.
Идеологическую близорукость и недостаточную гибкость Суслова при реализации установок партии припоминали до самого XXIII съезда. Пусть лишь в кулуарах, между своими… Но вполне обоснованно считалось, что арест сделал весьма посредственных и практически никому не известных тружеников пера звездами первой величины на политическом небосклоне столицы. Особенно пришлись ко двору злая шутка Шелепина о «диссидентском продюсере» и высказывание: «Сталин был умнее».
Был отмечен и еще один «грех» бывшего завотделом ЦК КПСС по связям с зарубежными коммунистическими партиями, который стал особенно заметен после прихода к власти в Китае Мао Цзэдуна и настроенного откровенно агрессивно к СССР Линь Бяо. Дело в том, что именно Суслов последнее время редактировал все письма ЦК КПСС к КПК. И делал бы это дальше, если бы не вежливый намек из Поднебесной, что в уборной Великого кормчего и без того хватает бумаги.
На этом фоне Президиуму показалось нецелесообразным выдвигать Михаила Ивановича председательствовать на съезде. Тут как нельзя кстати пришелся принятый на сентябрьском Пленуме в члены Президиума Петр Демичев, председатель идеологической комиссии ЦК КПСС. В мягкой форме это было намеком на нового «второго» секретаря ЦК.
Позже происшедшее сильно сказалось на ходе съезда. Влияние Суслова на основное мероприятие партийной жизни оказалось незначительным. Соответственно, выборы членов ЦК прошли несколько не так, как планировал ранее опытный аппаратчик.
Что делать с экономическими реформами? Эта мысль не давала покоя Косыгину уже почти месяц. Будь неладен гость из будущего, все планы вывернул наизнанку. И ведь как был прав, шельмец, когда рассказывал о провале преобразований из-за противодействия Брежнева. Вот оно, очередное доказательство, прямо перед глазами.
Уже второй раз Леонид Ильич направил членам Президиума записки с просьбой внести изменения в доклад мартовского Пленума ЦК КПСС тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. Это после того, как Дима Полянский едва ли не чудом отстоял возможность опубликовать его в «Правде». Уже полностью убрали термины «прибыль», «кредит». Что же там останется от первоначального смысла? Удивительно, как реформы вообще могли начаться при таком явном саботаже.
Да, в сельском хозяйстве огромная дыра. Вместо семидесятипроцентного увеличения производства сельскохозяйственной продукции, намеченного семилетним планом, ее производство выросло лишь на четырнадцать процентов. По два процента в год!!! Стыдно? Но сколько можно прятаться от своего же народа? Ведь даже при авантюристе Хрущеве публиковались все стенограммы Пленумов по аграрному вопросу. И мартовский по инерции выпустили, но уже тиражом в шесть раз меньше обычного. Все равно пошли паскудные разговоры, зря, нужно было материалы изымать и вешать гриф секретности.
Ведь какой мощный комплекс документов был принят, более двух десятков постановлений! И работа по ним уже велась, потому что «комиссия Полянского» умудрилась все вопросы между Совмином и ЦК согласовать заранее. Так что сам Пленум, по сути, был формальностью, лишь визирующей результаты колоссального труда.
Косыгин быстро выписал на листочек основные тезисы, за которые шла борьба полгода назад:
1. Порядок планирования, по сути, в деньгах. А именно, рассчитанные на пятилетку закупки продукции по стабильным ценам. Да любой фермер США будет молиться на такие условия! Тем более что цены существенно повышены на некоторые культуры в полтора-два раза.
2. Уменьшена ставка подоходного налога на крестьян. Взиматься она будет не с валового, а с «прибыли», тьфу, с чистого дохода колхоза. Более того, изменена форма оплаты труда, вместо трудодня вводятся прямые денежные расценки. Заодно и с надоевшим всем руководителям натуральным хозяйством покончим.
3. Снижение цен на запчасти и технику, усиленное оснащение села машинами и механизмами. Вот тут как раз должно быть слово «кредит»… Но в Советском Союзе таких терминов нет. Как и самой сути кредитов, которые, по идее, можно было вообще никогда не отдавать без особых последствий для предприятия.
4. Снятие ограничений в развитии личного подсобного хозяйства. Плохая мера, вредная для крупного товарного хозяйства. Но это хоть как-то заткнет зияющую дыру в продовольственной проблеме. И на случай большой войны подстрахует. Вот только в США смеяться начали: «СССР прежде всего должен накормить своих крестьян». Ну и черт с ними, буржуями!
5. Получение колхозниками права на пенсию, социальное страхование и гражданский паспорт. Это легко объяснить: заводам очень нужны рабочие руки, а в деревне их все еще слишком много.
В руку сам собой лег красный карандаш, и яркая черта выделила слова «снижение цен», «повышение цен». Вот где под реформу подложена большая и жирная свинья. Можно сколько угодно писать про принцип эквивалентности, уверять, что все рассчитано и спланировано… Не надо обманывать себя – цифры взяты с потолка и на практике породят вал диспропорций. Как же по-другому обойтись без рыночных механизмов?
Как там говорил Петр про пример из учебника… Где-то в середине восьмидесятых СССР в пять раз обгонял США в выпуске тракторов и в пятнадцать раз – по комбайнам. А зерна собирали чуть не в два раза меньше. Поверить в такую бессмыслицу космического масштаба невозможно, но… Не сам же он придумал. Да и зачем ему это?
ЭВМ, ОГАС – нашли панацею! Видели мы их уже… Пришелец показывал рекламный буклет германской системы автоматизации управления две тысячи десятого года. И то особо предупреждал: девять из десяти предприятий в две тысячи десятом не готовы к внедрению подобного. Но Глушкову до такой проработанности деталей еще минимум лет тридцать ковыряться. И то, если в коридорах ЦК поменьше языком будет трепать. Своим идеализмом и двадцатью миллиардами затрат на систему всех сначала напугал, а теперь уже смешить начал. Тоже мне, Шурик нашелся.
А недавно прочитал статью штатовского экономиста, говорящую, что простой цветной телевизор находится на грани того, что в принципе может осилить национальная экономика без межгосударственной кооперации. Потому что для создания цветного кинескопа нужно выполнить целых шесть тысяч технологических операций. Для сравнения, для создания легкового автомобиля всего тысячу пятьсот. Экономист явно намекал, что изолированный враждебной идеологией и КОКОМом СССР с такой задачей вообще не справится.
Косыгин не считал себя глубоким экономистом. Практик с огромным опытом, эффективный управляющий, но никак не ученый. Зря экономическую реформу связывали с его именем, ее автор – Либерман.
Частная собственность, это, конечно, чушь на постном масле. Стоило ради такого отката строить коммунизм. Не поймут подобного поворота ни народ, ни товарищи по партии. Но вот обратная связь, подобная рыночному ценообразованию, нужна остро. Без нее система никогда не будет сбалансирована. Рассчитать точное потребление, а значит, и цены, невозможно. Премьер не строил таких иллюзий и раньше, а уж теперь вообще относил подобные разговоры к фантастике.
Реальные, корректируемые в зависимости от ситуации цены необходимы. Это обратная связь, основа основ автоматического регулирования. Все равно обмен фондов и ресурсов в экономике СССР есть, и его масштаб огромен. В руках директоров советских предприятий сосредоточена невообразимая власть над овеществленными деньгами. И они ею пользуются с помощью целой армии снабженцев. Иначе все развалилось бы еще в первую пятилетку, ведь Госплан ни разу не попытался свести баланс. Понимают полную безнадежность этого дела. Да и количество параметров управления совершенно недостаточно для стабильного функционирования промышленности.
Самое плохое, что эти люди не несут никакой ответственности за свою работу. Ну, развалит все руководитель – и что? Максимум, переведут в начальники цеха. А то и отправят с повышением на соседний завод, лишь бы избавиться от вредителя. Вот при Сталине… При нем хоть изредка, но все же такие вещи заканчивались расстрельным подвалом. Жалко, что страх быстро прошел.
Еще немного, и директора поймут (или уже поняли?), что планы невыполнимы и ничем не обоснованы. Научатся работать вполовину возможностей, аккуратно добавляя из года в год по одному проценту «в рост». Будут получать все положенное, а остальное набирать «левыми» схемами полунатурального обмена. Фантазии хватит, недавно был свидетелем разговора: «Михалыч, у тебя киловаттные асинхронники есть?» – «А что мне за это будет?» – «Имеются лишние фонды на цемент. Устраивает?» – «Нет…» – «Тогда загранкомандировки в Болгарию. От сердца отрываю, учти!» – «Это уже интереснее…»
И как прикажете с этим бороться? Расследовать и сажать? Прекрасно, но где других-то взять? Тем более что даже путевку директор порой не себе выбивает, а уникальному токарю, которого иначе сманят на соседний завод импортной «стенкой». А без него все предприятие план провалит к чертовой матери. Понятно, что так через десяток лет любой перестанет понимать, кто он – жулик или передовик производства. Грань тонка… Да что там, ее вообще нет!
Коренной вопрос планирования: кто, нет, кто определяет справедливый коэффициент обмена, названный ценой? Уже убедились, его нельзя посчитать с достаточной точностью. Но тогда как добиться достоверности цен без рыночных элементов? Где та социалистическая биржа, которая все уравняет?
Нет, идеологи, конечно, все объяснят. Читал недавно, да вот она, цитата:
«…При капитализме источником прибыли служит прибавочная стоимость, которую создают наемные рабочие, а безвозмездно присваивают капиталисты. В социалистическом обществе природа прибыли совершенно иная. В условиях господства общественной собственности на средства производства прибыль социалистических предприятий потеряла эксплуататорский характер и по своему содержанию является социалистической».
Поубивал бы слововязов, да только легче от этого не будет.
Хотя… Вот для сырьевых продуктов шкала сравнений есть. Зарубежные биржи работают, эффективно задают соотношения… В очень широких пределах, к сожалению. Но как заманчиво выставить туда все товары СССР как изделия одного большого предприятия, разомкнуть внутренний рынок и получить реальную оценку. Перекосы можно легко выправить таможенными или налоговыми коэффициентами, это уже элемент макроуправления. «Внешнеторговая биржа СССР», звучит?
Жалко, что государство можно рассматривать как корпорацию только на соответствующем уровне иерархии. Межпланетном, ха-ха. Иначе как левая рука будет конкурировать с правой?
Впрочем, предлагаемый Либерманом хозрасчет – это и есть рынок без конкуренции. Можно сказать, передача в руки директоров и прочих руководителей права на извлечение прибыли со своего объекта. Приватизация управления! Только отягощенная обязательствами по выпуску определенной продукции и распределению полученного в интересах рабочих и служащих.
Осталось перестать контролировать цены, и уже никто не отличит капитализма от социализма. Кроме идеологов партии, разумеется. Тем более что у классиков можно найти что угодно. Сам Сталин говорил: «Основой стахановского движения послужило прежде всего коренное улучшение материального положения рабочих». И, похоже, он про себя добавлял: «Потом будем репрессировать директоров, которые начнут массово гнать в брак до половины продукции».
Все хорошо, только прекратить сейчас жестко контролировать цены все равно что выстрелить себе в голову. При повальном дефиците и монополизме произойдет именно такой дикий рост цен, про который с содроганием рассказывал попаданец. Хотя… почему только он? При НЭПе было не лучше.
А что, энергетическое и тяжелое электротехническое оборудование для электростанций у нас закупает чуть ли не полмира. Трактора и сельскохозяйственную технику берут в Западной Европе неплохо, хоть и дешево. Электросварку даже в Японию и США везут. И кое-что по металлообработке и строительной технике… С легкой промышленностью все намного хуже, но фототехника и часы спросом пользуются. Мало, конечно, до слез. Но есть с чего начинать.
Что делать с теми продуктами, которые на внешнем рынке категорически невозможно продать, ну просто никак? А нужны ли такие товары в экономике вообще? Ну, вытеснятся импортом, что за беда? В две тысячи десятом году чуть ли не две трети товаров в Россию стали завозить, и ничего, живут не хуже нашего. Даже с учетом того, что Самотлор давно истощился, пройдя свой пик в тысяча девятьсот восьмидесятом.
Управлять министерствами вполне реально, их и сотни не будет. Вопрос уровня Президиума, а уж на нем-то перегибов, а тем более коррупции мы точно не допустим. Среди десяти человек крысам не место.
Всколыхнулась совесть. Забавно, только что Шелеста за меньшую вину чуть ли не насмерть затоптали. Одернул сам себя: так это национализм – штука вредная. А тут – проект для народной пользы.
Что же до неэффективных, но необходимых отраслей, так нефть вытянет, если попаданец не обманул. Судя по отчетам с Самотлора, единственная проблема, которая сейчас стоит перед СССР, – дотянуть трубопроводы из Сибири до морских портов. Чтобы продавать черное золото капиталистам. Такой источник валюты позволит заткнуть большую часть дыр в экономике.
Петр рассказывал, что резкое подорожание нефти произошло в тысяча девятьсот семьдесят третьем году, после арабо-израильской «Войны Судного дня». И именно тогда, когда СССР физически мог продавать нефть в особо больших объемах. Очень удачное совпадение или спланированная акция? Но в любом случае повторить такое вполне реально, уж что-что, а спровоцировать новую войну на Ближнем Востоке сейчас под силу даже неудачно подвернувшей ногу домохозяйке.
Итак, решено.
Экономический блок проектов, запланированный на сентябрьский Пленум тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, принимаем, как есть. Направление верное, на пару лет даст хороший импульс. А потом и поправить можно. Необходимо только заранее сказать с трибуны пару фраз о стремлении к сглаживанию уровней цен в СССР и за рубежом для устранения дисбалансов во внешней торговле и о том, что нужно повышать конкурентоспособность продукции советских заводов на иностранных рынках. Хотя последнее не пройдет. Целых два термина из арсенала «мировой буржуазии» – дорогой Леонид Ильич непременно их вычеркнет…
