Глава 8
Том снял номер в «Мирамаре». Когда принес вещи с почты, было четыре часа, и у него едва хватило сил вынуть и повесить на вешалку свой лучший костюм. Потом повалился на кровать. Голоса итальянских мальчишек, болтавших под окном, доносились так же отчетливо, как если бы они находились рядом с ним в комнате. От нахального гогочущего смеха, которым то и дело разражался один из них, взрывая скороговорку слов, Тома передергивало и корежило. Ему представлялось, что они обсуждают его вылазку к синьору Гринлифу и строят всякие нелестные предположения насчет того, что будет дальше.
Что он здесь делает? Без друзей, не зная языка… А вдруг заболеет? Кто будет за ним ухаживать?
Том встал, почувствовав, что его сейчас вырвет, но не слишком торопился. До туалета добраться все равно успеет. В туалете извергнул свой ленч, а также, как ему показалось, и съеденную в Неаполе рыбу. Затем снова улегся в постель и мгновенно заснул.
Когда проснулся, слабый и разбитый, его новенькие часы показывали половину шестого. Он подошел к окну и выглянул, машинально отыскивая среди белых и розовых домиков, которыми был испещрен горный склон перед его глазами, большой дом Дикки с нависшей над обрывом террасой. Он разглядел массивную красноватую балюстраду, которой была обнесена терраса. Там ли еще Мардж? Обсуждают ли они его, Тома? До него донесся смех, перекрывший не слишком сильный уличный шум, смех оживленный, звонкий и до того американский, что прозвучал, словно фраза на родном языке. На мгновение мелькнули Дикки и Мардж, они пересекли пространство между домами у дороги и завернули за угол. Том подошел к окну в другой стене, откуда надеялся разглядеть их получше. Вдоль гостиничной стены, прямо под его окном, шла узкая улочка, и Дикки с Мардж появились на ней. Он в своих белых брюках и кирпичной рубашке, она в юбке с блузкой. Значит, заходила к себе домой. А может быть, держит часть своей одежды в доме у Дикки. Они дошли до маленького деревянного причала. Дикки поговорил с каким-то итальянцем, дал ему денег, после чего итальянец, приложив палец к фуражке, отвязал яхту от причала. За их спиной, слева, оранжевое солнце погружалось в море. Том слышал, как смеется Мардж, как Дикки что-то крикнул по-итальянски кому-то на причале.
Том понял, что таково их обычное времяпрепровождение, самый обычный день, похожий на все другие. Вероятно, сиеста после позднего ленча, потом, на закате, морская прогулка на яхте Дикки. Потом аперитивы в каком-нибудь кафе на берегу. Они с удовольствием проводили время по заведенному порядку, как будто его, Тома, вовсе и не существовало. С чего бы вдруг Дикки захотелось возвращаться обратно в мир подземок и такси, крахмальных воротничков и работы с девяти до пяти? Пусть даже у него будет там машина с шофером и возможность провести отпуск во Флориде или Мэне. Разве это идет хоть в какое-то сравнение с возможностью ходить под парусом на яхте в поношенных рубашке и брюках и ни перед кем не отчитываться в том, как ты проводишь время, и жить в собственном доме, где добродушная служанка заботится обо всем необходимом. И вдобавок иметь достаточно денег, чтобы съездить куда угодно, если захочется. Дикки – баловень судьбы, а он, Том, несчастный горемыка. Небось сам же отец и написал Дикки про Тома как раз то, чего не следовало. Лучше б Том просто встретился с Дикки где-нибудь в кафе на берегу и завязал якобы случайное знакомство. Тогда ему, может быть, и удалось бы рано или поздно убедить Дикки вернуться домой. Но так, как оно получилось, ничего у него не выйдет. Надо же было именно сегодня оказаться таким болваном и занудой! Когда Том подходил к чему-нибудь слишком серьезно, он всегда терпел неудачу. Он заметил это еще много лет назад.
Теперь надо выждать несколько дней. Но так или иначе, для начала необходимо понравиться Дикки. Во что бы то ни стало.