Глава 15
Каждому свое
А нам на белое и черное
Себя никак не разделить,
Ведь свет в нас вплавлен в нечто темное
И потому душа горит.
Л. Ядринцев
На следующий день ни Минька, ни Славка долго ждать себя не заставили – заявились с самого утра, о чем тут же доложил Константину Епифан:
– Там мальчонка тот, которого в лесу подобрали, к тебе, княже, просится. Слово молвить хочет. Да еще тот молодец буйный, который тиуну твоему руку отломил, тоже с ним.
– Зови, – распорядился Константин. – А сам будь рядом. Ежели что, кликну.
Епифан молча кивнул и вновь исчез, зато в дверях появились Минька со Славкой.
– Дверь, – произнес негромко Константин.
Славка нахмурился недоумевающе. Потом до него дошло, и он закрыл за собой дверь.
– Выспались, поели? – поинтересовался Константин.
– Да нормально, – пожал плечами Славка. – Епифан у тебя шустрый мужик. И спать уложил, и покормил с утра.
– Правда, вместе со слугами, – съязвил Минька. – Но мы понимаем, не князья, чай. И на том спасибо.
– Не за что, – в тон ему отозвался Константин. – И вот еще что. Сразу начнем первый урок придворного этикета. Зашли к князю, поклонились низко, спросили: «Вызывал, княже?» – и молча слушаете, что я скажу. Между прочим, Епифан заметил, как вы сюда без поклона вломились.
– Прямо сейчас приступать? – ершисто осведомился Минька, а Славка добавил, ерничая:
– Никакой жалости у тебя, княже, к своим верным слугам. А ну как спина переломится? Как служить тебе дальше будем?
– Дураки вы оба, – беззлобно парировал Константин и обреченно махнул рукой на Миньку. – Ну он-то ладно, сопля еще, не понимает ни черта, а тебе стыдно должно быть.
– Мне двадцать три на самом деле, – сразу обозлился Минька. Ссылки на юный возраст достали его еще в двадцатом веке, среда более солидных коллег, которые, правда, кроме немалого количества прожитых лет, почти ничего в активе не имели. Учитывая, что здесь ему на вид и вовсе лет тринадцать, впереди этих подколок тоже светило предостаточно.
– А Вячеславу, – парировал Константин, – двадцать восемь было. А мне так вообще под сорок. И не о годах речь. Просто другие, если заметят, что дите не кланяется, решат, что неразумен еще, глуп, что с мальца возьмешь – научится. А тебе-то, – заявил он Славке, – уже восемнадцать, не меньше. Тут другие разговоры будут. Скажут, что князь ему позволяет много, видать, подобрел шибко, и тоже соответственно себя поведут.
– Непривычно просто как-то, – неловко улыбаясь и чувствуя собственную неправоту, пожал плечами Славка. «Да и унизительно», – очень хотелось ему добавить, но он сдержался. Однако Константин точно угадал его мысли, потому что тут же добавил:
– Ты, Вячеслав, человек военный и должен понимать, что этот поклон – никакое не унижение, а просто как бы узаконенная форма приветствия, ну, – он замялся, подбирая нужные слова, и наконец нашелся: – Типа отдания воинской чести начальнику. Я старше тебя по воинскому званию – князь, то бишь генерал или как минимум полковник. Ты же едва-едва в дружину зачислен, да еще учиться всему надо – стало быть, в звании курсанта, не выше. Только там рука к головному убору прикладывается, а здесь поклон отвешивается – вот и вся разница.
– Ну, если отдание воинской чести – тогда убедил. – Славка тут же как-то неловко согнул спину под прямым углом и ворчливо осведомился: – Хватит, что ли?
– Ниже, ниже, – безжалостно давил голос Константина. – Рукой должен пола коснуться. Вот теперь нормально. А ты, орел, особого приглашения дожидаешься? – обратился он к Миньке, который, нахмурившись, глядел на князя.
– Насколько я помню, – взбрыкнул тот, – отдание воинской чести обоюдное. Вот он тебе отдал, теперь ты ему должен. А иначе нечестно будет.
– Ну, не двадцатый же век кругом! Здесь свои правила, – возмутился непонятливостью Миньки Константин и наконец-то, чуть ли не в первый раз, встретил со стороны Славки поддержку. Тот отвесил звонкий подзатыльник по вихрастой голове мальчишки и безапелляционно заявил:
– Я, курсант, кланяюсь, а ты, сопля зеленая, еще и в суворовцы не пролез, а туда же, взбрыкивать. В чужой монастырь со своим уставом не ходят – слыхал такое?
– Ну, слыхал, – буркнул Минька.
– Тебе же сказано, что унижаться никто не заставляет, а отдать средневековую воинскую честь обязан, коль тебя на службу приняли.
– Какую службу? – не понял Минька. Константин тоже вопросительно посмотрел на Славку и поинтересовался:
– О чем это ты?
– Неужели не помнишь, как он вчера к тебе просился? Я так думал, что ты его принял, коли с собой прихватил. Но в конце концов не поздно и передумать, если он так кочевряжится. Нехай по его спине опять тиун своей шелепугой прошвырнется. – И в ответ на удивленный взгляд Константина широко улыбнулся. – Я это слово уже на третий день пребывания здесь запомнил, после того как ею по мне прогулялись от души. Вот странно, – удивился он. – Мозги в голове находятся, а знания куда лучше совсем через другое место доходят. Может, наш Ньютон это как-то объяснить сможет.
Он повернулся к Миньке и тут же отвесил ему еще один звонкий подзатыльник.
– Ну, что застыл. Репетируй, – и, решив проявить великодушие, заявил: – Чтобы тебе не скучно было, я с тобой вместе прием отрабатывать буду. Делаем раз. – Он низко согнулся, касаясь рукой пола. Минька, засопев, принял такую же позу.
– Рукой, рукой до пола доставай, – вошел в азарт Славка.
– Да не могу я, – пыхтел Минька. – У меня ноги слишком длинные.
– Значит, ниже склоняйся, – не признавал никаких оправданий Славка. – Вот так нормально. Делай два – весело разогнулись и сразу, пока не забыли урок, повторим. Делай раз. Делай два. Раз. Два. Раз. Два. А теперь отдание средневековой воинской чести в комплексе, без подсчетов. И... Ну вот, – облегченно сказал Славка, разогнувшись. – Видишь, это совсем не больно.
Он ласково похлопал Миньку по плечу, но тот набычившись, недовольно сбросил его руку.
– А вот злиться ни к чему, – заметил Константин.
– Правильно, – подхватил Славка. – Нет чтобы со старших товарищей пример брать. Я вон капитан, хоть и бывший, а перед гражданским человеком, шпаком то есть, спину согнул, и ничего зазорного. Потому как он сегодня мой воинский начальник, а я простой дружинник.
– Верно говоришь, – согласился Константин. – Но только одна маленькая оговорка. Я и в нашем веке хоть и шпаком, как ты говоришь, был, но воинское звание имею.
– Ефрейтор поди? – благоговейно вопросил Славка.
– Бери выше.
– Тогда младший сержант? – попытался угадать Славка и после отрицательного ответа неожиданно и для Миньки, и для Константина вновь склонился до земли. – Неужто до самых высоких чинов дошли? До самого старшины дослужились? Тогда слава вам и почет.
– До капитана, – кратко ответил князь, после чего Славка издал какой-то непонятный звук, будто он чем-то подавился, и поднял голову, не разгибая спины.
– Врешь, – недоверчиво протянул он.
– Нет. В институте лейтенанта дали. Два года взводом командовал. Потом старшего присвоили. А недавно, лет пять назад, вспомнили неожиданно и капитана дали. Запаса, разумеется.
– Ага, – озадаченно произнес Славка, не зная, как еще отреагировать на неожиданную новость, и тут же, наконец-то разогнувшись, скрывая нахлынувшее смущение, напустился на Миньку: – Ты понял, вахлак. С тобой два офицера нянчатся уже битый час, а ты еще нос воротишь. И то ему не эдак, и это не так. Ну, ничего-ничего. Мы тебя втроем живо научим Родину любить.
– А кто третий? – все еще хмурясь, спросил Минька.
– Как это кто, – изумился Славка. – Он, я и шелепуга. Без нее, родимой, никак. Это тебе не двадцатый век. Чай, средневековье, людишек не хватает, где уж тут на каждого дурака гуманизма набраться.
– Ладно вам над человеком издеваться, – наконец не выдержав, заулыбался Минька.
– Ну а раз ладно, стало быть, приступим к делу, – Константин уселся и скомандовал: – Позовите-ка мне Епифана. Он там возле двери топчется.
– Слушаюсь, княже, – мгновенно согнулся в низком поклоне Славка и, приоткрыв дверь, крикнул: – Эй, Епифан, князь тебя самолично кличет, видеть желает. – И тут же повернулся к Константину, угодливо склонив голову набок и заглядывая в лицо князю: – Ладно ли, княже?
– Ладно, – не стал подлаживаться под его дурашливость Константин и, улыбаясь, торопливо, чтобы успеть до появления Епифана, сделал последнее замечание: – Если бы еще ерничать перестал, вовсе цены бы не было.
– Звал, княже? – пробасил возникший в дверях Епифан, и Славка не успел ничего ответить.
– Этому молодцу конягу надо дать добрую, одеть как подобает, да бронь и еще меч... крыжатый, – вспомнил князь вовремя, всего чуть-чуть помешкав в перечислении. – Да еще засапожник. Ну, словом, все как дружиннику. Берем мы его.
– Ясно, княже, – кивнул утвердительно Епифан.
– Думаю, что дня через три после пирка с боярами Ратьша проверит, какова выучка у дружины моей. Силу, ловкость, сноровку в ратном деле, да в стрельбе из лука, да на мечах, так что воям скажи, пусть готовятся. Этому же, – Константин указал на Миньку, – поутру завтра приготовь пятерых холопов обельных и телег штуки три, не менее. Да припасов побольше, дней на двадцать. Ну и бронь со всем прочим не помешает.
Епифан недоверчиво покосился на изобретателя.
– Малец вовсе. Кто его слушать будет? – усомнился он.
– Найди послушных холопов. Да скажи, что, ежели они все будут делать в точности так, как он велит, и ежели он все сыщет, что надо, чрез полгода волю дам всем.
– Эдак мы вовсе без людишек останемся, – возразил Епифан. – Негоже так-то.
– А сколько их ныне у нас? – осведомился князь.
– При дворе с десяток, да в полях еще десятка два спину гнут.
– А кто они такие – половцы или кто еще? Я что-то запамятовал.
– Да какие там половцы, – махнул рукой Епифан. после чего, недоверчиво глянув на князя, спросил: – Или впрямь не помнишь? Опять?
– Точно, – подтвердил Константин и, дабы окончательно убедить в этом Епифана, принялся, болезненно морщась, растирать пальцами виски.
– Эко скрутило, – сокрушенно вздохнул стремянной и, вспомнив вопрос князя, усмехнулся в бороду. – Наши холопы, рязанские.
– Это как же? – опешил от неожиданности Константин.
– Так, – пожал стремянной плечами. – Их тебе князь Глеб подарил как твою долю.
– Какую долю? – вновь не понял князь.
– Ну, когда позапрошлым летом ты да князь Глеб с пронским князем свару учинили. Три сельца пограбили, посады у Пронска пожгли – тогда и холопов заимели. Поначалу больше было, да ты их по боярам своим раздал.
– Вот как, – протянул Константин, не зная, что тут еще сказать. Краем глаза он увидел, как недовольно нахмурился Славка, как презрительно усмехнулся Минька – вот, мол, она какая, власть-то княжеская. Да и у самого на душе кошки заскребли. Конечно, он знал и про смердов, и про холопов, в том числе обельных или полных, но впервые услышал, что таковых и у него самого немалое число, да еще каких – своих же рязанских мужиков.
– Тогда скажи так. Тем, кто пожелает с мальцом идти и назад вернется, все исполнив по чести, через год отсюда домой вольным человеком на коне уедет, – медленно произнес Константин, взвешивая каждое слово, и в конце речи украдкой, краем глаза заметил, как просветлели лица обоих, а Минька и вовсе заулыбался.
– Так остальные все заволнуются, – глухо произнес Епифан, и по его лицу, надежно укрытому черной бородой, нельзя было узнать, как он сам отнесся к этой новости.
– Им тоже волю пожалую, едва только этих отпущу.
– Если люди домой вернутся, немало свечей в церкви за твое здравие возгорится, княже, – вновь так же глухо произнес Епифан. – А дозволь узнать, с боярскими холопами как будет?
– Это не мое дело – боярское, – вздохнул Константин. – А то получится: правой рукой дадено, а левой назад взято. – И снова вскользь отметил, как омрачились лица бывших жителей двадцатого века.
– И моя сестрица тоже останется? Ты ж обещал, княже. Одна она у меня и осталась на всем белом свете, никого более нет, – голос Епифана звучал уныло и безнадежно, и Константин скорее догадался, нежели увидел, что тот посильнее сжимает дрожащие губы, дабы не увидел князь, не разглядел чего под бородой.
Лица стоящих у двери Миньки со Славкой еще больше вытянулись.
– Прости, княже, что не сдержался, на людях к тебе с просьбой дерзкой посмел обратиться, но мне сегодня человечек верный доподлинно сказывал, что на нее Митрошка, сынок боярский, уже губы свои слюнявые облизывает. У холопки, вестимо, заступы нет. – И он вновь выжидательно уставился на князя.
– Сейчас иди, – кашлянул Константин. – Я тут им пока наказ дам, а потом зайдешь сызнова. Не боись, – он ободряюще подмигнул Епифану, – что-нибудь да надумаем.
– Ага-ага, – закивал стремянной и уже на выходе низко поклонился. – Благодарствую, княже.
Едва он ушел, как к столу подскочил Минька:
– Видал, какие дела творятся? Не-ет, тут без революции никак не обойтись. Всех вас под одну гребенку драть надо. – И он с силой хряпнул детским кулачком по дубовой столешнице.
– И меня тоже? – грустно усмехнулся Константин.
– А ты чем лучше других? Всего ничего княжишь, а уже во вкус вошел. Небось, от власти отрекаться не собираешься?
– Не собираюсь, это ты верно заметил, – Константин говорил устало, но тон его был уверенный. – Пойми, свято место пусто не бывает. Уйду я – придет другой, куда хуже. Для всех остальных-то это в порядке вещей. Или силой предлагаешь порядки менять? А с кем? С крестьянами да ремесленниками? А у бояр с князьями дружины.
– Свое войско создадим, – крикнул Минька. Славка, опасливо прикрыв поплотнее дверь, подсел рядом.
– Нет, тут и впрямь что-то менять надо. Не сгоряча, конечно. Тут не шашкой махать – раз и все. Но и то, что сейчас творится, тоже не дело, – поддержал он мальчишку.
– Не дело, это ты верно говоришь. Но и сгоряча точно нельзя за такое браться, – Константин, указав на Славку, посоветовал Миньке: – Ты его бы хоть послушал. Я ведь согласен целиком и полностью. Конечно, надо много чего менять. Но ведь не сразу. Иначе опять семнадцатый год будет. С одной стороны бояре с князьями встанут, а с другой – я с крестьянским войском. А за них еще половцы подпишутся, Церковь горой встанет. Одолеем мы махину эту? Да ни за что.
– Ну, оружия мы тоже накуем – все рабочие, то есть ремесленники, за нас горой будут. Опять же порох у нас будет, а это мины, гранаты, пушки, а в перспективе пистолеты и ружья, – уже более рассудительно, слегка остыв, заявил Минька.
– Так ты же сейчас бунта требуешь, когда ничего этого и в помине нет, – всплеснул руками Константин.
– Ну, сейчас да – рано, – вздохнул Минька, с трудом отказываясь от своей красивой, но утопической мечты.
– Слава богу, понял, – даже перекрестился Константин на висящие в углу мрачные образа икон. – Вот я тебя и посылаю на поиски завтра.
– А чего искать-то? – не понял Минька.
– Сам же говорил, – удивился князь. – Тебе для пороха нужны калиевая селитра, древесный уголь и сера. Вот езжай и ищи. Людей даю, будешь у них начальником. Где искать-то, ты хоть представляешь? – спросил он после недолгой паузы.
Минька вяло махнул рукой.
– Древесный уголь сами состряпаем. Калиевая селитра? Ну, это тоже не смертельно. Сам калий находится даже в поташе. Ты же историк – знаешь.
– Поташ знаю. Его из древесной золы испокон веков добывали, и сейчас наверняка этим занимаются, – пояснил Константин, повернувшись к Славке.
– Ну а сама селитра – это калий и плюс азот. С ним тоже проблем не будет.
– Остается достать серу? – подытожил Константин.
– Тоже не страшно. Из пирита извлечем.
– Из чего? – не понял Славка, с уважением посмотрев на Миньку, и даже протянул было руку, чтобы погладить его по голове, но потом передумал.
– Из пирита, – повторил тот. – Ну, минерал такой. Цитирую упрощенное название для особо тупых. – Он как бы между прочим посмотрел невинно на Вячеслава, потом на князя и, поджав губы, произнес: – Серный колчедан. Между прочим, один из самых распространенных минералов класса сульфидов.
– Какого класса? – Вячеслав приставил ладонь к уху и склонился поближе к Миньке.
– Сульфидов! – гаркнул ему туда малолетний изобретатель и довольно заулыбался, когда оглушенный Славка, отпрянув, принялся энергично прочищать его, ворча при этом:
– Говорила мне, дураку, мамочка в детстве, учи, сынок, географию. Нет же, идиот, не послушался.
– Это не география, – хмыкнул Минька, – а химия.
– И про химию мне мамочка говорила, – покладисто согласился с ним Славка.
– И еще геология, – ехидно добавил тот.
– И про.... Нет, позвольте, ее в школе не было. А, ну да, говорила мне мамочка – иди, сынок, в институт учиться, – сменил пластинку Славка. – Так ведь нет, прямо как в пословице получилось. Было у мамы три сына: двое умных, а третий – офицер.
– Если это к нам применить, – добавил Минька, желая отыграться за все, – то получится, что один умный, а двое – офицеры.
– Причем один в запасе, – тут же поддержал его Славка.
Константин слушал их, улыбаясь и понимая, что идут последние секунды такой полнейшей расслабухи. Завтра-послезавтра эти болтуны разъедутся и вернутся очень не скоро. «Если вообще вернутся», – мелькнула в голове шальная мысль, но он тут же отогнал ее от себя, суеверно боясь накликать беду. Наконец Костя решил, что веселье пора заканчивать, и оборвал весельчаков.
– Стало быть, ты задачу уже понял? – обратился он к Миньке. – Ничего пояснять не надо?
– Да ясно все. Поиск компонентов для пороха, – пожал тот плечами.
– Ну а если ясно – действуй. Епифан со Зворыкой тебя всем снабдят. Будут все обращаться к тебе «господине». Для авторитета, – пояснил Константин. – И имей в виду, что полное имя от Миньки здесь Миней, а тебя, как я полагаю, Михаилом в двадцатом веке звали?
– Ну да, – недоуменно ответил тот.
– Уменьшительное от него будет Михалка. Но лучше, если полностью, а то и по имени-отчеству.
– Так смеяться будут.
– Два-три дня, ну, с недельку от силы. Зато потом уважения прибавится. К тому же с тобой дружинники будут, так что до откровенных насмешек не дойдет, а если умение проявишь, то вмиг авторитет поднимается. На Руси знатоки да специалисты уже сейчас в почете.
– Только панибратством не увлекайся, старина. Оно, конечно, не армия и не внутренние войска, но начальник в любом деле должен быть, и если вась-вась со всеми будешь, то сразу слушаться перестанут, – добавил Славка.
– А главное – лишнего не сболтни, – предостерег его Константин. – Помни, что порох – это наше секретное оружие, и если догадается кто, из чего его производят, то уж нужную пропорцию найти – раз плюнуть. Да и на привалах, по вечерам не больно-то рассказами увлекайся, а то трепанешь чего-нибудь, про восстание Спартака, к примеру, или про нашу революцию, так потом беды не оберешься.
– Так что ж мне, молчать, блин, все время? – не выдержав, взорвался Михалка. – А если спросят что-нибудь?
– Спросят – ответь, – осадил его Константин. – Только не торопясь, степенно. А насчет молчать – это ты в самую точку попал. Очень уж у тебя речь загрязнена атавизмами разными от двадцатого века.
– Атавизм, кажется, пережиток прошлого? – Славка скорчил невинную рожу, но бесенята в его глазах так и прыгали.
– Верно, – согласился Константин. – Но в данном случае это пережиток будущего.
– Красиво сказано, – немедля восхитился бывший спецназовец и толкнул в бок Михалку: – Учись, Минька, как надо из щекотливых положений выползать. Легким движением руки, пардон, языка с ног на голову переставил – и все. Вот это по-княжески. Это я понимаю. Ой, да ты у нас переименованный, а я все по-старому. Извиняй, Михалка.
– А ты не больно тут веселись, – утихомирил его Константин, не давая начаться очередной словесной перепалке. – Сейчас Михаил Юрьевич нас покинет, и я тобой займусь. Вплотную.
– Тогда я останусь, – заинтересовался грядущей веселой перспективой Михалка. – Не хочу кайф упускать.
– Ты уже его весь упустил, – повернул к нему голову Славка. – Он у тебя весь в том веке остался. А здесь средневековье. Тяжелая работа, князь и я, а вместо кайфа шелепуга, – вовремя ввернул он про плетку, после чего Минька помрачнел, вспомнил что-то неприятное и, вяло махнув рукой, пошел к двери, но на полпути остановился и хитро глянул на оставшихся.
– Кстати, вот вы меня шугаете все время, пристаете с ерундой разной, а у меня деловое предложение есть. Чуть не забыл из-за ваших глупостей.
– Какое?
– Насчет ускорения процесса. Я предлагаю запараллелить его и пустить двумя линиями.
– Переведи, – попросил Славка. Константин молчаливо присоединился к его просьбе.
– Пусть кузнецы по моим выкладкам и чертежам приступают к отливкам форм, – охотно пояснил Минька. Быть в центре внимания ему нравилось всегда. К тому же это здорово помогало думать. При наличии благодарных слушателей он не только охотно и в достаточно популярной форме излагал уже созревшие идеи, но еще и с искрометной легкостью, безбожно импровизируя, тут же, на ходу, совершенствовал их, вносил новшества в придуманное ранее.
– Отливки должны быть разных размеров и форм. Все тщательно пронумерованы. Основных видов – два. Наступательная граната типа РГ-42 и оборонительная типа лимонки. Главная задача, чтобы их сделали – это где-то штук сорок-пятьдесят – к моему приезду. Получится, что у меня будет порох готов, одновременно и формы, куда его засыпать. Помимо этого – учитывая требуемую вами секретность, а также взрывоопасность пороха и необходимость строго соблюдать специфику его хранения, – надо построить специальные помещения. Что-то типа складов и мастерских. Это тоже с тебя, княже, – и, нарочито нахмурив брови, добавил: – Чтоб к моему приезду все было готово, а не то... – И, не зная, что еще сказать, в качестве убедительной концовки он с силой грохнул кулачком по столу, но тут же возмущенно зашипел, потирая ушибленную руку, и гордо пошел на выход.
– Ну, вылитый Кулибин, – восхищенно пропел Славка вслед уходящему Миньке. – Вот что делает с человеком нежелание пахать и сеять, как все добрые люди. Идеи так и посыпались горохом.
– Ты заканчивай тут остроты метать, – призвал бывшего спецназовца к порядку Константин. – Он, кстати, все умно и правильно сказал и, в отличие от тебя, уже завтра делом займется.
– Извини, – ухмыльнулся тот. – Я ж только пока мы одни. Считай, что это у меня реабилитация психологическая.
– От чего?
– От всего хорошего. В нашем веке – Чечня. Я же только-только возвращался оттуда, когда меня в поезде прихватило. Ну а начиная с февраля – новый век, новые знакомства, а главное, – он зябко передернул плечами, – масса потрясающих и неизгладимых впечатлений.
– Извини, старина. Искренне сожалею...
– Но помочь ничем не могу, – перебив, продолжил Вячеслав. – Мне это уже говорили. Правда, в том веке. В этом еще нет – ты первый.
– Как раз помочь могу. Если хочешь, конечно, – не согласился с ним Константин.
– Интересно, чем же?
– Экипировка твоя – дело пустячное, можно сказать, минутное. На отдых и привыкание к новым условиям даю тебе три дня. Пей меды, ходи рыбу ловить на Оку. Здесь клев о-го-го какой. Лопай от пуза, на солнышке валяйся.
– А потом?
– Ну, тут уж извини. Смотр дружины делать буду вместе с Ратьшей, а ты поглядишь, кто на что горазд. Потом с Константином, тезкой своим, в лесок отправлю. Он тебя две недели учить будет. Или три. Словом, пока не обучишься. Что-то типа курса молодого средневекового бойца. Ну а после в дружине послужишь пару месяцев. Присмотришься. Кто из воев, ну, это воины так здесь называются, – сразу поправился Константин, чтобы Славка все понял, – годится лишь для того, чтобы девок щупать, или пришел в дружину, чтобы сладко спать, сытно жрать да мародерничать и простых жителей обижать, – возьмешь на заметку. Оставишь лишь чистых духом, за Русь душой болеющих, народ любящих и за князя своего готовых хоть в огонь, хоть в воду, хоть к черту на рога.
– По принципу личной преданности, значит, – Славка криво ухмыльнулся. – А меня, стало быть, в главные стукачи вербуешь. – И он начал медленно привставать с лавки.
– Сядь! – хряпнул князь кулаком по столешнице. – Я понимаю, что у тебя нервы ни к черту, но ты хоть до конца дослушай. Преданность должна только в том заключаться, чтобы не боялись со мной идти куда угодно. Если увидишь, что я не в ту сторону повернулся, можешь не только сам уходить, но и всю честную компанию с собой прихватить.
– Ого, какая привилегия сразу, – восхитился Славка и тут же ехидно осведомился: – Это ты мне по блату такие льготные условия предлагаешь?
– Между прочим, в этом веке на Руси не только простые крестьяне, но и дружинники, да даже бояре всегда вольны были в выборе своего князя. И поменять его тоже беспрепятственно могли. Не понравился – развернулись и ушли к другому. Так что никакого блата, обычная практика. Только ты мне пообещай, что вначале в глаза все выскажешь. Вдруг ты ошибаешься. Подумаешь, что я одного добиваюсь, а я совсем другого хочу.
– Ну, это я могу пообещать, – мрачно буркнул Славка.
– Что же касается стукача, то это ты тоже напрасно ляпнул. Мне имена не нужны, ты их сам повыгоняешь, когда я тебя начальником над всеми поставлю или, как здесь говорят, тысяцким.
– Ух ты, – качнул головой мгновенно смягчившийся будущий начальник. – Командиром полка, стало быть, назначаешь.
– Бери выше, – улыбнулся Константин. – Министром обороны. Только сделаем мы так. После того как ты месячишко в рядовых покрутишься, назначу тебя десятником. И тут уж ты не зевай, отбирай к себе под начало тех, кто позже и сотни, и тысячи возглавить сможет. Преданность преданностью, но смышленость человека, пожалуй, поважнее будет. Услужливый дурак, знаешь ли, может такой вред принести, какого и от врага не получишь. Мне бездари не нужны, тем более что я сам во многих вопросах абсолютный профан. А раз так, то единственная верная возможность продержаться у руля, чтобы княжеское кресло подо мною не закачалось, так это окружить себя профессионалами высшей пробы. Да чтоб в каждом деле не один человек был, а хотя бы два-три. Знаешь, как в футболе. Чтоб на любую позицию всегда запасной был, если основной игрок вдруг травму получит.
– Разумно, – согласился Вячеслав. – Дальше я в сотники, а их в десятники всех, так?
– Точно, – подтвердил Константин. – Ну а потом ты в тысяцкие, своих первых – в сотники, а всю сотню – в десятники. И дальше муштруешь.
– А дальше-то зачем? – не понял Вячеслав.
– А затем, чтобы каждый сотник твою тысячу вести мог. И не только твою, а любую. Да не одну, а две-три. Словом, сколько дадут.
– И откуда же ты возьмешь столько народу?
– А мужиков призывать будем и учить ратному делу. Чтобы, если половцы навалятся, так в каждой деревне на их десяток наш только один погиб бы. Сейчас же все наоборот, вот они и лазят по чужим огородам безбоязненно. А чего им опасаться-то? Пока князь с дружиной соберется, их уже ищи-свищи, как ветра в поле.
– А если в самой степи облаву сделать?
– Сил немерено надо. Так что не получится. К тому же, знаешь, лучше известное зло, нежели неизвестный ужас. Это я про татар, – тут же пояснил Константин свою мысль. – Не забудь, что через семь лет нас всех Калка ждет.
– А половцы при чем?
– Они первый, самый страшный удар татар выдержали. Кстати, где-то в районе Северного Кавказа.
– О господи, – застонал Вячеслав. – Неужели ты мне сейчас скажешь, что нам придется опять туда ехать?
– А ты сам как мыслишь, лучше у себя на земле драться и кучу народу положить или на чужой территории и малой кровью истребить гадов?
– Где-то я эту последнюю фразу слышал, и, по-моему, она сильно сказкой отдает, – не удержался, чтобы не сострить, Вячеслав. – Эдакой романтической, красивой, но несбыточной.
– До Великой Отечественной Сталин так народу обещал, – пояснил Константин, ничуть не смутившийся от такого сравнения.
– А на деле как вышло? – невинно поинтересовался Славка.
– Балда. Аналогии здесь неуместны. Он желаемое выдавал за действительное, а я нет. У нас ведь цель такая. И надо приложить все силы, чтобы она сбылась. Может, мы именно затем сюда и прибыли.
– Зачем это затем? – не понял Славка.
– А чтобы сказку сделать былью, – улыбнулся Константин.
– И это я слыхал, – пробормотал Славка вполголоса, но придираться больше не стал. – Ну ладно, кажись, я все понял, – сказал он и приподнялся с места, намереваясь уходить. – Пойду, пожалуй, выполнять твои мудрые указания. – И двинулся к двери, но был остановлен строгим голосом Константина:
– Куда это ты намылился? А у князя разрешения испросить?
– Тьфу ты, дьявольщина, – выругался Славка, но тем не менее послушно вернулся назад. – Одни же мы, чего издеваться-то попусту? Пользуешься властью, да?
– Вот дубина попалась, – возмутился в свою очередь Константин. – Точнее, две дубины, – тут же поправился он. – Одному химику-геологу гениальному семнадцатый год подавай с равенством и братством. Блин, сопля недоделанная, революционер хренов. А другому, хотя вроде бы и кадровый офицер, вдруг субординация обычная как-то сразу резко разонравилась. А еще присягу, поди, давал, нет?
– Я России в верности клялся, – совершенно серьезно сказал Славка.
– А это что, по-твоему, не Россия? Только название чуть-чуть изменено – Русь. А Рязанское княжество – это субъект будущей федерации.
– Которой еще нет, – вставил свои неизменные три копейки Вячеслав, но тут же получил отпор:
– И никогда не будет, если единственный кадровый офицер вместо создания новой армии будет изгаляться надо всеми попусту и продолжать не соблюдать элементарную воинскую дисциплину. И это объясняю ему я – простой гражданский шпак. Нет ну вы видели?!
Ароматные, истекающие свежей смолой бревенчатые стены утвердительно молчали, поддерживая своего владельца.
– Ты, между прочим, тоже офицер, – еще пытался побарахтаться Славка.
– Да, хотя и запаса. Только у меня задача потяжелее твоей, – запальчиво бросил Константин.
– Это как же так? – не понял Славка.
– А так. У тебя всех дел одна армия, а у меня побольше будет. Например, каменное строительство, потому что эта халупа, – он похлопал стену за собой, – помимо приятного аромата имеет еще одно замечательное качество. Она очень здорово полыхает. Монетный двор опять же, которого пока в природе нет. Типографию хорошо бы создать, если у нашего Эдисона мозгов на нее хватит. Торговлю расширить, контакты деловые установить, как с другими князьями, так и с соседними странами. А плюс к этому своевольство боярское, народное образование, медицина, законы и...
– Дозволь удалиться, княже? – вскочил с лавки, подобно оловянному солдатику, Славка и, прижав обе руки к груди, начал медленно пробираться к выходу, все время кивая, отбивая поклоны и бормоча: – Понял. Целиком и полностью осознал. Был неправ. Раскаиваюсь, – и уже у самой двери сказал просительно: – Пойду я, княже. Я и впрямь все понял, не дурак же абсолютный. Одну извилину, но имею. Задачу, поставленную тобой, я уже уяснил. А сейчас исчезну от греха подальше, а?
– От какого еще греха? – буркнул, остывая, Константин.
– Да боюсь, что ты опомнишься и еще что-нибудь мне всучишь, помимо армии, – быстро проговорил Вячеслав, уже исчезая за дверью.
– Фу-ух, – с шумом выдохнул воздух Константин и облегченно откинулся на спинку кресла. Оно было хоть и княжеское, но неудобное. Красиво изукрашенные подлокотники и витиеватая резьба по краю всей спинки не могли полностью перекрыть всех имеющихся и весьма существенных недостатков – слишком твердого сиденья, хоть и обшитого темно-красной парчой, а также очень неудобного его положения. Кресло вплотную примыкало спинкой к стене, оставляя слишком маленький проход между собой и столом. С больной ногой протискиваться было крайне неудобно, и Константин с куда как большим удовольствием оставался бы сидеть на обычной лавке, но такое было не по чину, стало быть, приходилось каждый раз кряхтеть и проклинать все и вся, пробираясь на свое законное княжеское место.
В дверь робко заглянул Епифан.
– Княже, – несмело окликнул он Константина, видя измученное его лицо и потому не решаясь напомнить о данном обещании.
– Вели на стол подавать, – распорядился князь, устало потирая виски. – А что до твоей сестры, то тут я... все обдумавши, – пришлось-таки ему покривить душой, – слово даю – самое большое через месяц будет она на свободе.
Радостно закивав, Епифан вновь исчез и тут же появился, смущенно замявшись, сказал:
– Там бояре с утра дожидаются.
– Скажи, нога у князя разболелась, – устало махнул рукой Константин, а когда верный стремянной вновь удалился, мысленно обругал себя: «А сам ведь даже не узнал, где именно и у какого боярина сестра его находится. Ну да ладно. Решим как-нибудь вопрос, но только завтра».
Он и впрямь настолько устал, что даже и ел-то нехотя. Однако надо было решить еще одно дело, и после обеда Костя вновь вызвал Епифана, потребовав, чтобы тот нашел смерда Николая. Отыскали того лишь спустя полчаса, стоящего на коленях перед иконой Христа, следующего на свою Голгофу с крестом на плечах.
В маленькой деревянной церквушке было почти пусто и, невзирая на солнечный день, темновато. Атмосфера патриархальной грусти и какой-то светлой торжественной печали царила во всем небольшом помещении, где, с одной стороны, было достаточно чисто, а с другой – скудость убранства сама лезла в глаза чуть ли не любому богомольцу. Тусклые краски на немногочисленных иконах, грубо размалеванная стена перед алтарем, небрежно сколоченный амвон – все это в совокупности порождало картину самой неприглядной убогости и нищеты.
Красноречиво дополняла ее и одежда священника, маленького тщедушного старичка с подслеповатыми слезящимися глазами и редкими, седыми как лунь волосами. Лишь бодро торчащая вперед небольшая пегая бородка мальчишеской лихостью и задором диссонировала с унылым выражением лица. Зато старенькое одеяние, от бесконечных стирок давно потерявшее свой первоначальный цвет, как раз соответствовало всему остальному.
О чем думал Николай, о чем просил Господа Бога, он и сам, пожалуй, толком не знал. В то время как губы его почти беззвучно шевелились, автоматически повторяя слова молитв, которые он прочно помнил не один десяток лет, мозг его лихорадочно метался в поисках ответов на многочисленные вопросы, включая главный – зачем он здесь? «Как хорошо молодым, – мыслилось ему. – Пушки, гранаты, ружья, пистолеты понаделаем... Вперед, разобьем татар! А дальше что?»
Он не знал сроков своего пребывания здесь так же, как и остальные, но почему-то был уверен в том, что исчисляются они далеко не одним десятилетием, а это, в свою очередь, означало, что не из-за одной Калки попали они сюда. Впрочем, он-то, да и все они, кроме Константина, влипли в эту историю случайно, хотя и это тоже сомнительно.
«В самом деле, – лихорадочно думал он. – Неужели посланец высшего космического разума был не в состоянии предусмотреть такую случайность и предпринять маленькие, можно сказать, совсем крошечные, даже микроскопические, с учетом его всемогущества, меры, чтобы надежно застраховать себя от таких случайностей. Следовательно, мы здесь не просто так, не в виде балласта к основному грузу. Значит, у каждого есть какая-то сверхзадача, поставленная...
Стоп. Но он же – как его там, Алексей Владимирович, кажется, по словам Константина, – никаких условий не ставил, ничего не просил, не требовал. Он и сам ничего толком не знал. А может, знал, но скрыл? Да нет, не стал бы он лгать. Это низко и недостойно для такого божественного уровня. Так получается, что он – Бог, ну, пусть посланец его. Так, что ли? А кто же тогда Высшая Сила – тот незримый и неведомый никому судья? Он же могущественнее? Стало быть, нет, ничего это не значит, кроме одного, что я совсем запутался и не ведаю, что мне делать и как жить дальше».
– Господи, вразуми раба своего, ибо туп безмерно и не знает он ничегошеньки. Ведь ежели ты мудрости от нас требуешь, то не в том она заключена, чтобы новое оружие творить для смертоубийства, а в ином совсем. Но в чем? – И он умоляюще посмотрел на сгорбленного под своей ношей и желтокожего как азиат – видать, перебрали с красками – Христа. Но тому было не до Николая. Своя собственная ноша прижимала его тщедушное коротконогое – не сумел неизвестный художник правильно соблюсти все пропорции – тело к земле.
«У каждого свой крест», – пришло ему на ум. Он встал с колен, перекрестился на прощанье, но едва повернулся, как увидел перед собой Епифана.
– Князь кличет, – коротко буркнул он и шагнул в сторону, освобождая для Николая дорогу к выходу.
«Да, у каждого свой крест», – вновь грустно подумалось ему, и он послушно зашагал по скрипучим некрашеным доскам на встречу с Константином.
А в наушники князю безбожному диавол бесов своих дал, кои к нему речами хитрыми да угодливыми, аки змии, в полную веру вошли, всем его затеям поганым и богопротивным потакая безропотно. А как они в силу вошли, учуяв, что Константин князь их бесовским колдовством накрепко опутан, так почали всякое непотребство, доселе неслыханное, учиняти.
А дабы и сомнений у князя не было вовсе, от диавола не только лик им пригожий даден бысть, но и тело младое. Особливо же опасен бысть смерд по прозвищу Мафусаил, кой хучь и младень летами, от роду и полутора десятка годков не имеюща, но сатане проклятому уже давно верно служащи, будучи десною руцею оного врага рода человечьего.
Ошую от диавола бысть смерд именем язычным рекомый Вячеслав. Оный и вовсе геенны огненной порожденье смрадное...
Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 года.
Издание Российской академии наук. СПб., 1817
А нам остается лишь восхищаться проницательностью Константина, который в результате обширной реорганизации выдвинул на ключевые должности в своем аппарате простых ратников, как, например, будущий воевода Вячеслав – на его личности я остановлюсь позже и более подробнее. Возглавить науку Константин допустил обычного смерда Михаила, который в одной из летописей назван почему-то Минеем, с ссылкой, что от роду ему было не больше двенадцати-тринадцати лет. Такая неправдоподобная молодость вызывает недоверие и к другим фактам, приведенным в ней, включая и то, что именно этому Михаилу, причем только ему одному, что также невозможно, летопись приписывает все открытия в области вооружения, включая принципиально новые образцы невиданного доселе огнестрельного оружия.
Разумеется, на самом деле он только возглавлял своего рода отряд молодых изобретателей, имен которых в рукописях не приводится. По всей вероятности, у одного из тех самородков и имелся сын Миней, который, будучи очень талантливым мальчиком, с юных лет помогал отцу в его работе. Не исключено также, что он являлся сыном не кого иного, как легендарного Михаила, после смерти которого и возглавил дальнейшую работу. Впрочем, чрезмерно преувеличивать его заслуги, пожалуй, будет тоже не совсем верно.
Просто весь ход событий подталкивал тех же русских князей, например, к использованию давным-давно изобретенного в Китае пороха уже и в военных целях, а не только для начинки фейерверков. Нет сомнений, что, не будь этого Михаила, так кто-то другой через несколько лет все равно пришел бы к тем же самым выводам. А вот прозорливая проницательность Константина, умевшего не смотреть на сословную низость подбираемых людей, безоглядно доверять им в тех новшествах, что они внедряли в жизнь, несомненно заслуживает искреннее уважение, восторг и самую высокую оценку даже спустя много веков. Тут он, если так можно выразиться, причем без малейшего преувеличения, настоящий гений.
Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности.
Т.2. С.79-81. СПб., 1830