— Курите?

— Нет, спасибо.

Проверка, нет ли привычек, подумал Виктор. Чем меньше у людей привычек в такой ситуации, тем лучше. Неизвестно, в каком качестве он здесь. Хотя его только что спасли от смерти. Еще бы знать, рисковали они жизнью ради него или того, чего он может и не иметь, и что ему светит при не оправдавшихся надеждах.

Спрашивавший сидел на переднем сиденье возле водителя. Виктор описал бы как мужчину лет тридцати — тридцати пяти, с худощавым лицом, длинным и острым римским носом, светлыми глазами и темными волосами, подстриженными очень коротко, чтобы скрыть две большие залысины на лбу.

— Можете отвечать?

— Да.

"А к чему говорить "нет"? Кто-то в меня только что стрелял и все эти рекомендации "как вести себя при задержании" тут не работают".

— У вас есть соображения, кто мог пытаться вас убить?

— Нет. Мозинцев говорил о некоем Марселе Леверье, студенте-филологе из Франции. Якобы он неравнодушен к Лацман. Но я его не видел и не знаю.

— "Лотос", "Лотос", — повторил лысоватый в невидимую гарнитуру, — записали? Что еще можете связать с этим? — снова обратился он к Виктору.

— В библиотеке нашел странную монету.

— Покажите.

Лысоватый вынул из кармана электронный фотик, похожий на портсигар или дешевый бюджетный "Рекам", защищенный от воды — кому как больше нравится — заснял монету с обеих сторон, затем выдвинул из фотика антенну и нажал одну из кнопок на корпусе: замигал светодиод.

— "Лотос", кидаю снимок монеты.

"Оригинально. Мыльница с функцией MMS. Может, по ней еще и звонить можно?"

— Да, извините, забыл представиться. Расков Евгений Афанасьевич, старший лейтенант госбезопасности СССР. У вас есть какие-то вопросы, жалобы, просьбы?

— Два вопроса.

— Пожалуйста.

— Первый — что с товарищем, который закрыл меня от пули?

— Жив, он в жилете был. Но в больнице полежать придется.

— Не знаю, как сказать даже… Передайте от меня самую огромную признательность… и, как только появится возможность, навещу.

— Хорошо. А второй?

— Где можно будет плащ почистить?

Его спутники непроизвольно расхохотались. Расков первый вернул себе полустрогий вид и спокойно сказал:

— Как приедем, отдадим в чистку. За плащ не волнуйтесь.

Машина тем временем проскочила мост и от пушки свернула почему-то не влево, а вправо. Встречный ветер швырнул на лобовое стекло горсть дождевых капель; заработали дворники. Сквозь тонированные окна Виктор увидел мелькнувшие двухэтажные купеческие дома, а за ними старые одноэтажные избушки, обшитые досками. Калинина в этой части была узкой и малолюдной, как деревенская улица.

— Не застраивают здесь? — почему-то спросил Виктор.

— Здесь низина, вода, — ответил Расков. — Решают пока, что делать.

Возле одноэтажной коробки продмага машина резко свернула вправо и стала карабкаться на крутой подъем все той же Верхней Лубянки, подпрыгивая на размытых дождями выбоинах асфальта — до этого уголка города модернизация добралась еще не во всей полноте. Дорога шла по краю обрыва, и справа из намокшей, поросшей лесом глубины тянулись стволы берез и сосен; затем, вильнув у верховья, она превратилась в свежеасфальтированный проезд между коттеджей и, наконец, влилась в улицу Вали Сафроновой. Виктору показалось, что они едут в "Коннект", и вот даже знакомое здание на углу показалось, и огни светофоров на перекрестке, но на Дуки они повернули вправо, и Виктор понял, что его везут в Кремль. В тот, который на Кургане.

Они не тормозили перед воротами — видимо, они открылись по сигналу — и въехали в подземный гараж. Машина проехала еще какое-то расстояние по тоннелю, как по улице, и остановилась перед двойными решетчатыми воротами из толстых стальных труб; рядом в будке виднелись амбразуры, как у дота. К ним никто не выходил и документов не спрашивал: просто ворота открылись и пропустили внутрь. Они проехали медленно еще метров пятьдесят.

— Все. Выходите.

Гараж, как гараж, подумал Виктор, светлый и проветриваемый. На тюремные застенки это подземелье мало походило, и даже бензином почти не пахло.

— Прошу вас, правую руку.

С Виктора сняли браслет, и это, видимо, было, чем-то положительным. Браслет, скорее всего, радиомаяк.

Виктор снова почувствовал какую-то раздвоенность. С одной стороны, его спасли, и явно намерены обеспечить безопасность. С другой стороны, на него могли запросто повесить мошенничество и использование фальшивых документов, а также связь с иностранной гражданкой; хотя последнее — не статья, но при желании под это можно было накрутить вплоть до особо тяжких. Особенно при обострении международной обстановки и гонке ракетно-космических вооружений. Кроме него, в Союзе еще четверть миллиарда людей, безопасность которых надо обеспечить, и четверть миллиарда минус один — это в пределах неизбежных потерь.

Самое главное, сказал он себе, понять, что это все просто машина, и по отношению к нему она безразлична, а лишь действует, как заведена, и по умолчанию в любой, даже самой демократичной стране подобные машины заведены искать виновных — для того их и создавали волею народов. Поэтому в любом случае нельзя допускать в себе чувства вины — это может привести если не к прямому самооговору, то к показаниям против себя.

Впрочем, наша обычная жизнь в нашей реальности в этом плане мало чем отличается. От всех нас, получавших паспорт с гербом СССР, постоянно требуют чувства вины. Нам доказывают, что наш труд в советское время был ненужным и бессмысленным, наше общество — преступным, нашу страну — обреченной. Не поддавайтесь этому. Идите в Большую Несознанку. Вы ни в чем не виновны, вы не обижали ни один народ в мире, ваш труд был трудом для народа, а не какого-то там "режима", вы прожили жизнь не святым, но порядочным человеком, и то, что вы сделали в этой жизни, было очень нужно другим людям. Не признавайте того, что "весь цивилизованный мир" обязательно использует против вас, ваших близких и друзей, против людей разных национальностей, которых за рубежом зовут одним словом — Русские. Если даже на изломе эпох, доводилось соглашаться с обвинениями в "проклятом прошлом" — не подписывайтесь под этим, угораздило подписаться — откажитесь.

— Пройдите.

Их было двое, один шел сбоку, другой позади. Однако Виктора так и не обыскивали; из этого можно было предположить, что человек с паспортом РФ к опасным преступникам сам по себе не относится. Остается выяснить, почему они ищут человека с телефоном стандарта GSM, и это скоро станет ясным. И тогда, в сквере, они ловили человека с телефоном стандарта GSM, человека странного вида, и, как сказал мужик из автобуса — со странными способностями. И сиреневая девушка оказалась ложной целью. Кого же они тут ловят и за что?

— Мы у кабинета. Хорошо, — это в гарнитуру рации. Хэндз-фри.

— Заходите, пожалуйста, — раздался из-за двери женский голос.

Виктор переступил порог. Из-за стола приподнялась женщина: это была Светлана Викторовна, та самая, которая заходила к нему в кооператив осваивать методы бизнес-анализа.

"Так вот отчего Иван на бумажке писал! Он знал!"

— Здравствуйте, — сказала она. — Вы просили почистить плащ: оставьте его на вешалке, к утру его вам принесут.

— Здравствуйте… простите…

— Семиходова — это моя настоящая фамилия. Звание — майор, если интересует. Присаживатесь.

Виктор повесил плащ и сел на стул. Встретить женщину, тем более уже знакомую до этого, он никак не ожидал. "Видимо, на неожиданность и рассчитано. И на психологию."

— Чтобы не томить вас неизвестностью, — продолжала майор Семиходова, — вы участник ПЗС, программы защиты свидетелей покушения на жизнь нескольких человек. Пока — свидетелей. Скажу сразу: предлагать вам сделку — мы вам закроем глаза на два паспорта, вы нам расскажете то-то и то-то — я не собираюсь. Дешевый прием, да и вы на это не пойдете. Тем более, что у вас есть смягчающие обстоятельства — безвыходность положения, отсутствие документов и средств к существованию, сложность объяснения того, откуда вы и как здесь очутились. Вас не удивляет, что я вам это подсказываю?

— Нет.

— Зачем вы включили мобильный телефон?

— Подать сигнал.

— Кому?

— Вам.

— Вы хотели, чтобы вас задержали?

— Да. По той же причине предъявил российский паспорт. Прошу занести это в протокол допроса.

— А почему не обратились в пункт реабилитации? Вы не могли не слышать.

— Слушайте, — возразил Виктор, — я здесь человек новый. Откуда я знаю, может, в этих пунктах бомжей на донорские органы разбирают.

— Минуточку, — сказала Светлана Викторовна и нажала кнопку селектора.

— Паша! Составь записку на Боротаева — создать хорошее впечатление о пунктах реабилитации. Пусть писатели подключатся, киношники и прочее. Чей вопрос? А совесть гражданина у тебя чей вопрос? Другое дело.

— Ну вот, — продолжила она после некоторой паузы, — это действительно наша недоработка, спасибо, что помогли обратить на это внимание. Вы просили занести в протокол, что подали сигнал мобильным телефоном?

— Да.

— Это зафиксируют, но у нас пока не допрос. Сейчас поздно, как свидетеля, вас допросят завтра, если в этом будет необходимость. Тем более, что как свидетель покушения, вы мало что сможете рассказать. Сейчас важно обеспечить вашу безопасность. Инга Лацман призналась, что выполняла задание ЦРУ — склонить вас к выезду из СССР или организовать ваше похищение. Вы знали об этом?

— Нет. А после того, как Мозинцев на своей квартире стал угрожать мне оружием, я стал искать способ связи с вами и придумал историю с миной.

"Вообще интересно", отметил Виктор про себя, "значит, по покушению я свидетель, а как же шпионаж, незаконное хранение огнестрела, мошенничество? Я что, по этим преступлениям не свидетель? А, черт! Да все очень просто — Инга с перепугу согласилась сотрудничать. Вот что значит "пока свидетель покушения". А дальше? В чем моя роль в этой игре и как надолго?"

— Ну что ж, поговорить об этом у нас еще возможность будет, а пока вас отведут в убежище. Это номер в ведомственной гостинице на территории комплекса. С вами будут наши сотрудники, для безопасности. Ужин занесут в номер. На вашу работу уже сообщили, что вы подпадаете под ПЗС, так что неприятностей не будет. Еще одно: силой в убежище никто не держит, но… Рассчитываю, что жить вы еще хотите.

— Намек понял.

— Вот и отлично.

Она что-то набрала на клаве, и тут же в комнату вошли двое — со стороны можно было подумать, что Светлана управляла им по сети. Качками они отнюдь не выглядели. Худощавые, даже чуть ниже среднего роста, жилистые. Встретишь таких на улице и внимания не обратишь.

— Анатолий Петрович и Семен Игнатьевич вас проводят.

…Номер в гостинице был одноместной девятиметровкой с небольшой застекленной лоджией. Сама гостиница располагалась не в корпусе силовых ведомств, что косой трапецией приютился возле самого верховья Судка, возвышаясь над дачными участками желтой глухой стеной, а посреди внутреннего сквера, выходя окнами в сторону подствеченного квадратными прожекторами облисполкомовского крыла, которое днем населяли работники плана и финансов.

В номере стоял полумрак: люстра с подкрученным тиристорным регулятором на выключателе озаряла светом угасающего солнца уютный, хоть и строгий интерьер. Вместо кровати в номере стоял желто-коричневый диван, и, кроме него, для сидения по ковровому покрытию разбрелись три полумягких кресла той же расцветки. Непременные атрибуты гостиничного сервиса — гардероб, книжная полка, письменный стол c настольной лампой — у Виктора интереса не вызвали, он лишь отметил, что на столе есть телефон; зато бросились в глаза небольшой холодильник-бар и угловая тумба для желтой видеодвойки с четырнадцатидюймовым экраном. Не люкс, конечно, но и не для рядовых. Книги на полке были рассчитаны на гостей города — то-есть альбом с видами города, издания по истории, путеводители и справочники, а также набор детективчиков почитать от нечего делать, в основном зарубежных типа Чейза. Издания, которое сейчас больше всего интересовало Виктора, то-есть уголовно-процессуального кодекса с комментариями, в наличии, увы, не оказалось. Тумба под двойкой оказалась забита видеокассетами: к удивлению Виктора, это был набор, который сейчас обычно просят записать на ноут в дорогу, и который состоял из любимых советские комедий с шестидесятых по семидесятые и сериалов про "наших-там", начиная от "Вызываем огонь на себя" и кончая снятым в этой реальности "Латиноамериканским вариантом". В холодильнике оказались пакеты с фруктовыми соками, шоколадные и творожные батончики, в общем, то, чем можно было перекусить. Радиочасы наигрывали антоновскую "От печали до радости".

"Похоже, что вначале хотят предложить пряник", решил Виктор, "а там посмотрим".

Минусом оказалось то, что охранники Виктора хотя и были вежливы, но уклонялись от любых разговоров, и отказались разделить с Виктором ужин, который к их приходу уже занесли в номер. "Одно из двух", подумал он, "либо это инструкция, чтобы не отвлекались — и это естественно и разумно — либо они не должны вступать со мной в контакт, и это не совсем понятно. Это как раз я по идее должен сейчас не наболтать лишнего."

Расположились охранники в двух креслах — одно возле двери в лоджию, другое напротив, со стороны двери в коридор, меж собой не разговаривали, газет и книг не читали.

— Анатолий Петрович, вы не поскажете, можно ли как-то привезти из общежития бритвенный прибор, чтобы утром побриться?

Анатолий Петрович молча встал, выдвинул верхний ящик тумбочки возле дивана и достал оттуда бритву "Харьков" и упаковку ножей к ней в пакете, на котором белела наклейка с красными буквами "Стерилизовано". Выглядел он при этом очень дружелюбно — примерно, как Крокодил из старой комедии "Блондинка за углом". "Он такой добрый, он за меня убьет" — вспомнил Виктор фразу из той же комедии.

Сумерки за окном давно сгустились, и над мансардной крышей исполкома виднелось зарево от уличных огней микрорайона Старый Аэропорт. Виктору очень хотелось посмотреть, как тут сняли продолжение про Штирлица, но, удержавшись от соблазна, он включил ТВ и, перебирая кнопки на пульте, нашел брянский канал.

— Как уже сообщалось, — приятным голосом произнесла молоденькая ведущая, сегодня вечером на вокзале Брянск-1 произошло покушение на гражданку Германии Ингу Лацман, сотрудницу торгового представительства. Неизвестный произвел несколько выстрелов, в результате которых гражданка Лацман получила ранение и сейчас помещена в больницу. В настоящее время жизнь ее находится вне опасности. Благодаря умелым действиям сотрудников правоохранительных органов удалось избежать больших жертв. По горячим следам ведется расследование, о ходе которого мы будем сообщать вам в ходе следующих выпусков…

Оба охранника не проявили никаких эмоций. На экране появился какой-то хозяйственник и начал рассказывать о росте добычи циркониевых руд на Унеча-Крапивенском месторождении. Для интереса Виктор подошел к телефону — это был белый, блестящий, пузатый аппарат с большими кнопками — и поднял трубку. Телефон оказался отключен.

— Не работает, — сказал Виктор, обратившись к Семену Игнатьевичу. Тот молча пожал плечами, и больше никаких действий не предпринял. Видимо, так полагалось.

"Интересно, имею ли я право на звонок?" — подумал Виктор. И вообще все произошедшее начинало казаться ему все более странным. Если, конечно, считать обычным делом то, что было до выстрелов.

Модернизация оно конечно, модернизацией, но вряд ли их процессуальный кодекс так уж сильно отличается от нашего, рассуждал Виктор, а, если так, то непонятно, как все вот это в него вписывается, как-то поперек идет всх представлений о том, что должны с ним делать. И это первое.

Второе еще занятнее: выходит, ЦРУ вполне верит в попаданцев из будущего. Стало быть, и КГБ верит, и этим объясняется шмон мобил, розыски людей с необычными способностями и, наконец, визит в кооператив товарища Семиходовой, то-есть, проверяли мигрантов. Попаданцы здесь штатная ситуация и они объявлены в розыск. Но тогда непонятно отсутствие действий, тем более, что улики налицо. Непонятно, почему его никто никуда не тащит, не расспрашивает, не пытается в той или иной форме получить информацию о будущем, а, скорее, наоборот.

"Может, наших тут целая группа? Интересно, а что в соседних номерах? Может, и там тоже? Нет, вряд ли. Тогда нет смысла сажать столько охраны в каждый номер."

На экран вернулась дикторша и начала рассказывать о жизни троллейбусов. Пятерку продили до Автозаводца, на Новостройке построили теплый остановочный павильон, а на Ново-Советской оборудовали навес у Интерната. Простые провинциальные новости, подумал Виктор. Людям за пределами столицы мало интересно, что делают звезды в постели или за что сняли министра. Им интересно куда что провели или где что заасфальтировали. Им это ближе. И уж конечно, им абсолютно до фонаря, когда в Москве исчезнут пробки, если они не собираются туда съездить на пару дней. Кстати, а как же они исчезнут, если здесь их просто нет?

Виктор вырубил зомбоящик и стал стелить на диване.

"Надо отдохнуть. Может, тут среди ночи на допрос вызовут."

И еще он подумал о том, что в его жизни снова наступила перезагрузка, и надо по-новому привыкать к всему, что с ним теперь будет происходить.