Глава 27
Дальневосточный вояж
Вот и Чита. Еще два года назад она была столицей самостоятельного государства – Дальневосточной республики, а сейчас даже административный центр Дальневосточной области переместился отсюда в Хабаровск. Чита же осталась лишь центром Забайкальской губернии. Поезд подкатывает к чистенькому белому двухэтажному зданию станции «Чита-город», с выделяющейся центральной частью и соединенными с ней короткими переходами двумя боковыми крыльями, и здесь останавливается. Через окно вагона можно разглядеть на перроне держащуюся особняком кучку встречающих руководящего вида. Не по нашу ли душу?
Оказалось, что точно, по нашу. И закрутилась карусель. Из губисполкома – в Губэкосо, из Читинской таможни – в губотдел Погранохраны ОГПУ, из губернского отделения Дальпотребсоюза – в Читинское бюро лицензий НКВТ… Встречи, беседы, копание в папках с документами… Густые клубы папиросного, а подчас и махорочного дыма…
А затем – снова в путь. По распоряжению председателя Дальревкома Я. Б. Гамарника нам подали поезд, состоявший из трех вагонов «владикавказского» типа – полубронированный салон-вагон самого Гамарника для руководителей комиссии, вагон I класса для остальных ее членов и вагон II класса для охраны.
– Охрана-то зачем? – тихонько интересуюсь у одного из местных сопровождающих, наблюдая краем глаза, как в вагон садятся несколько бойцов из войск ОГПУ, двое из которых тащат «льюис» и тяжелые диски к нему. – Не жирно ли нам будет?
– Что вы, что вы! – горячо зашептали мне в ответ. – Вы не знаете, что тут весной и летом творилось! Белые банды лезли из-за кордона одна за другой, напролом. Тут форменные бои были. На погранзаставы нападали, села грабили, железнодорожные пути взрывали, некоторые даже на станции врывались. В мае убили секретаря Дальбюро ЦК товарища Анохина! Правда, вот уже с месяц стало потише. 36-я дивизия, Кубанская кавбригада, войска ОГПУ и чоновцы их крепко побили. Самого генерала Мыльникова в прошлом месяце в плен захватили. Но многие ушли в Маньчжурию, и в любой момент жди от них пакости. А уж хунхузы – так те вдоль границы постоянно балуют.
Да, веселая у них тут жизнь, как я погляжу. При таких делах «льиюс» и впрямь лишним не будет.
С помпой отбываем дальше. Теперь наш путь лежит к Благовещенску. Город не стоит на Великом Сибирском пути – к нему ведет небольшая (каких-то 108 км!) боковая ветка от станции Бочкарево. В Благовещенске нас крутит та же карусель, что и в Чите. И опять бросок по железной дороге, на этот раз – до Владивостока, минуя Хабаровск. Однако остановиться в Хабаровске нам все равно пришлось. Хотя восстановление разрушенного во время Гражданской войны пролета железнодорожного моста через Амур уже идет полным ходом, вагоны через реку пока еще приходится переправлять на импровизированных паромах из речных барж.
Но вот и Владивосток. Здесь, в Приморской губернии, так же, как и в Чите и в Благовещенске, приходилось выкраивать время еще и на то, чтобы побродить по местным магазинам, лавкам, базарам, толкучкам – посмотреть где, чем, кто и почем торгует. Это надо самому видеть, и тогда получишь самое точное представление о том, почему процветает контрабандная торговля и какую роль она играет в жизни этого края.
Прямо скажу – ни магазины госторговли, ни кооперативные лавки не баловали ни ассортиментом, ни ценами. Ситец шел по полтиннику за аршин, а самый дешевый – по сорок пять копеек, трикотаж – по рубль семьдесят – рубль девяносто, сукно – за двенадцать с полтиной, чай стоил четыре рубля тридцать копеек за пачку. Да, и это при нынешних-то зарплатах! Тут даже на партмаксимум особо не разгуляешься, а если кто живет на двенадцать – пятнадцать рублей в месяц? Только голод кое-как заглушить, а все остальное уже и не укупишь! Ходи голый и босый… То-то, я смотрю, в этих магазинах и народу совсем нет.
Со мной одновременно в кооперативную лавку заглянул лишь один покупатель, похоже, из советских служащих не самого низкого полета. Долго присматриваясь к выложенной на прилавок мануфактуре, он потыкал пальцем в штуку ситца и поинтересовался:
– А повеселей расцветочки не найдется?
– Весь товар перед вами, – буркнул приказчик.
– И за это унылое дерьмо я должен отдать по полтиннику за аршин? – возмутился прилично одетый клиент. – Нет уж, по крайней мере, у «Кунста и Альберте» мне такой дряни точно не предложат. А у братьев Чуриных на китайский ситец и цены вполне божеские. – Махнув рукой, покупатель резко повернулся и пошел прочь.
Решаюсь задать приказчику вопрос, что называется, в лоб:
– А не проторгуетесь с таким-то ценами? Покупателей же, смотрю, к вам калачом не заманишь?
Приказчик, молодой парень, одетый в видавший виды пиджак с поддетым под него шерстяным жилетом домашней вязки, равнодушно бросил:
– Как начальство цены выставляет, так и торгуем.
– И много ли продать ухитряетесь?
Парень неопределенно пожал плечами, явно не намереваясь углубляться в эту тему.
Китайские лавки на базаре и лотки мелких торговцев радовали глаз гораздо большим разнообразием товаров, да и цены тут были не такие кусачие. Сапоги, например, можно было купить рублей на пятнадцать дешевле, чем в госторговле. А ведь для кого-то эта разница равна всему месячному заработку! Ситец шел по тридцать – сорок копеек за аршин. Напрямую спрашиваю одного лоточника:
– Чего же так дорого? За аршин ситца – сорок копеек? В Харбине тот же аршин, говорят, двугривенный стоит!
– И-и, милай! – весело осклабившись, проговорил торговец. – Иде мы, а иде тот Харбин! Ты еще энтот ситец привези! Весь товар оттудова китаезы на себе тащат, а мы у них уже тута берем на продажу. И ведь кажному еще свой барыш с того надо иметь. А коли наша цена высока – иди вона в кооператив! Пойдешь по шерсть, а придешь стриженый. – И лоточник тихонько захихикал.
Чай в китайской лавке был заметно дешевле центросоюзовского – всего два с полтиной за пачку. Учитывая харбинскую цену в семьдесят – девяносто копеек, навар, при всех издержках контрабандистов, должен был получаться солидный.
На базаре, почти не озираясь, в открытую торговали спиртом – пол-литровую бутылку предлагали за два червонца. Поторговавшись, можно было сбить рубль, а то и два. Но все равно – дорого. Видимо, отсутствие спирта и водки в госторговле позволяло контрабандистам безбожно вздувать цены. Ведь в Харбине литр спирта стоил всего лишь немногим более шести рублей.
Рынок был веселым местом. Тут помимо собственно торговых заведений были и меняльные конторы, потому что на рынке свободно расплачивались и новыми советскими деньгами, и старыми царскими, и китайскими, и японскими йенами, и американскими долларами… Подхожу к одной из таких лавок, чтобы прикинуть, как рынок ценит советский рубль, и чувствую, как кто-то тянет меня за рукав. Оборачиваюсь.
– Эй, гаспадина таварис! – громким шепотом обращается ко мне мальчишка не старше двенадцати лет, наряженный в какие-то дикие обноски. Национальность его определить трудно, как у любого беспризорника со стажем, но что-то азиатское в нем проскальзывает. Бурят? Монгол? Китаец? Может быть, гольд (сиречь нанаец)? Или мешаный? Акцент, во всяком случае, какой-то есть. – Атдахнуть хоцис? Пакурить?
Это он что имеет в виду? Покурить? Уж не в опиекурильню ли зазывает?
– Благодарю, – холодно бросаю в ответ, – зельем не балую.
– Слусай, не хоцис курить – ни нада! Тагда давай на девоцек пасматри! – не отстает пацан. – У нас девоцки есть, сладкия! Какую захоцис, такую найди. Русски, китайски. Китайски оцень харос, многа уметь! – Мальчишка покачал головой и поцокал языком, как заправский торговец, расхваливающий свой товар. – Савсем маленьки есть, свежи, как весенни цвиток пряма! – Зазывала не отставал в надежде на мелкую подачку за услуги.
– А в лоб хочешь? – решаю прервать эту маркетинговую операцию.
Пацан, ничего не ответив, крутнулся на месте и тут же ловко растворился среди базарной публики. Хорошо, что только за рукав подергал. А мог ведь и в карман залезть.
Вообще, китайское присутствие в городе было весьма заметно, притом не только по наличию собственно китайских лавок. Практически все частные торговцы продавали почти исключительно китайский товар, в контрабандном происхождении которого не приходилось сомневаться, да и сами приказчики нисколько не скрывали этого. Вблизи одной из центральных улиц – Семеновской – расположился китайский квартал, прозванный местными «Миллионка». Миллионка не только тянула к себе контрабандных торговцев, но и зазывала неустойчивую публику своими притонами, проститутками, опиекурильнями, разнообразными азартными играми. Это было царство жуликов, сутенеров, фальшивомонетчиков и прочей уголовной швали, пользовавшейся в своем преступном ремесле всеми преимуществами закрытой этнической группы, куда практически не было доступа со стороны.
Постепенно мы приближались к финальной стадии нашей командировки – к поездке в Хабаровск, где сейчас расположен административный центр ДВО. Принимающий нас во Владивостоке секретарь Приморского губкома РКП(б) Константин Федорович Пшеницын сообщает, что по телеграфу из Хабаровска передали просьбу секретаря Дальбюро ЦК РКП(б) товарища Кубяка, чтобы мы поскорее прибыли в Хабаровск, ибо на 28 октября назначено расширенное заседание Дальревкома с участием членов областной комиссии по борьбе с контрабандой, где предполагается и наше участие. Фридрих Вильгельмович недоволен:
– А почему такая спешка? Тут еще немало работы, да и в Хабаровск мы ведь не только заседать едем. Переговорите с Николаем Афанасьевичем – нельзя ли немного отсрочить заседание. Или постойте, давайте я сам ему все объясню.
Пшеницын явно мнется:
– Товарищ Ленгник, уже все решено, люди оповещены заранее, мы же их собираем по всей Дальневосточной области, от Читы до Камчатки. Уже не переиграть. Да и переговорить не удастся.
– Почему это? – недовольно восклицает глава нашей комиссии.
– Так ведь нет у нас телефонной связи с Хабаровском, – поясняет секретарь губкома. – Только по телеграфу сносимся.
Ленгник мрачнеет – хотя, казалось бы, куда больше? Он и в хорошем расположении духа выглядит мрачным, а уж тут… Однако возражений с его стороны больше не следует, и в назначенный срок все тот же наш поезд, любезно предоставленный Гамарником, стуча колесными парами по стыкам Транссибирской магистрали, везет нас к Хабаровску.
Вспоминая дни, проведенные в этом городе, не испытываю особых восторгов. Владивосток все же, при всех его прелестях и «китайском колорите», был нормальным портовым городом, во многом схожим с подобными же городами Европейской России. Благовещенск также имел немало сходства с российской провинцией, с какой-нибудь Костромой или Ярославлем.
Хабаровск же… Нет, сказать, что в нем не имелось этих знакомых черт русского города, было нельзя. Но это были лишь остатки былого величия, крохи наследства царской России, когда Хабаровск был крупным административным центром. К 1924 году, когда он вновь обрел подобный статус, эти остатки смотрелись как жалкие вкрапления в море самого настоящего захолустья. Дома и улицы приобрели запущенный и неухоженный вид. Улицы и переулки Хабаровска заросли травой, по ним бродили стада гусей и свиней, гоготанье и хрюканье которых создавали звуковой фон города. Старые деревянные тротуары пришли в негодность и представляли собой не помощь, а угрозу пешеходам. Достопримечательностью города была барахолка – «смесь одежд и лиц, племен, наречий, состояний» (как написал корреспондент местной «Тихоокеанской звезды»). Как и во Владивостоке и в Благовещенске, на местной барахолке можно было купить почти все, в основном за счет контрабандных товаров. И точно так же государственные и кооперативные магазины стояли полупустыми – в них было мало и товаров, и покупателей.
Городской жилой фонд пришел в упадок, и переезд в Хабаровск областной администрации еще больше усилил жилищный кризис. Практика «уплотнений» вызывала широкое недовольство горожан, но срочно ассигнованных Дальревкомом двухсот тысяч рублей было совершенно недостаточно, чтобы исправить положение.
Расширенное заседание Дальревкома происходило в его резиденции – четырехэтажном здании с потугами на классическую архитектуру, которое по имени находившегося здесь ресторана получило прозвище «Чашка Чая» (помнится, в своем времени мне приходилось слышать, что ресторан с таким названием работает в этом здании и в XXI веке). Гамарник предпочел устроить заседание именно здесь, «на своей территории», хотя Дальбюро ЦК РКП(б), располагавшееся в здании бывшего Городского дома, имело гораздо более удобные помещения для проведения подобных мероприятий. Мы все набились в тесный зал заседаний, кое-как расположившись на стульях вокруг стола, покрытого зеленым сукном, а за нашей спиной, в промежутке между столом и стенами комнаты, устраивались другие приглашенные сюда ответственные работники…
Вспоминая это совещание, пытаюсь упорядочить свои впечатления, чтобы уложить их в краткий и емкий отчет для ЦКК и для коллегии НКВТ. Курьерский неутомимо катится к Москве, и, лежа на чуть подрагивающей вагонной полке, я кручу в руках самописку, время от времени начиная строчить в блокноте…
Фридрих Вильгельмович Ленгник выступал резко, без дипломатии:
– У меня складывается весьма странное впечатление о состоянии борьбы с контрабандой на Дальнем Востоке. С одной стороны, все члены нашей комиссии убедились, что эта борьба ведется, и ведется активно. Поднимаются правильные вопросы, вносятся дельные предложения, и даже кое-что из них уже реализуется. – Он сделал паузу и обвел глазами присутствующих. – Тем не менее я должен сказать, товарищи, что вы встали на такую позицию, которая способна подорвать предпринимаемые усилия по искоренению контрабандной торговли. – Фридрих Вильгельмович вновь сделал паузу и опять обвел присутствующих здесь руководителей тяжелым взглядом исподлобья. – Вы видите многочисленные злоупотребления со стороны ваших подчиненных, работников низшего и среднего звена. Дело доходит до того, что они по партийной и советской линии оказывают давление на работников таможен и погранохраны, чтобы принудить их пропустить контрабандный товар через границу! – Голос руководителя нашей комиссии уже не звенел, а гремел, набирая угрожающие ноты. – И что же делаете вы? В самом худшем случае работники, погрязшие в злоупотреблениях, получают от вас устный разнос. А частенько вы вообще закрываете глаза на подобное извращение политики советской власти. Вы «входите в положение», благосклонно принимаете ссылки подчиненных на «местные условия». – Ленгник потер рукой глаза, имевшие явные признаки недосыпания, и заключил: – Итак, местное партийное и советское руководство, вместо того чтобы все силы, всю энергию направить на то, чтобы устранить условия, благоприятствующие расцвету контрабанды, потакает грешкам своих подчиненных и фактически становится их соучастниками! Такое положение нетерпимо, и ЦКК с ним мириться не будет! – Резко рубанув воздух правой рукой, Фридрих Вильгельмович опустился на свое место.
Выступление Сергея Ивановича Сырцова было заметно более кратким. Правильные, но банальные призывы, которые он обращал к местным товарищам, как-то не задержались в моей памяти, но вот один пассаж из его речи, который, пожалуй, нужно было бы написать на стенке в кабинете каждого партполитпропагандиста, мне запомнился:
– Пропаганда и агитация в поддержку политики нашей партии будет иметь успех лишь при том непременном условии, если местные партийные и советские органы своими каждодневными делами будут доказывать, что они пекутся об интересах трудового народа. И напротив, если вы будете продолжать демонстрировать, что готовы попирать советские законы ради устройства благополучной жизни для себя, то худшей агитации против советской власти, против дела нашей партии и помыслить нельзя! – Сырцов не на шутку разволновался, и мне хорошо было видно, как он раскраснелся, глубоко и часто дышит. Умолкнув, он долго ловит рукой спинку стула позади себя. Лишь после нескольких неудачных попыток это ему удается, он пододвигает стул и с облегчением опускается на него.
Но это все так, зарисовки. Для отчета гораздо важнее та информация, которая прозвучала в выступлениях местных работников. Первому Гамарник дал высказаться полпреду ОГПУ по Дальнему Востоку Александру Павловичу Альпову. О нем я уже тогда успел кое-что разузнать – бывший активист эсеровского боевого подполья, в 1917-м перешел к большевикам, с 1918-го – в ЧК. В годы Гражданской войны руководил рядом губернских чрезвычаек на Украине. С сентября 1923-го работает тут, в Дальневосточной области.
– Товарищи! Нет смысла закрывать глаза на то, что положение с контрабандой у нас, на Дальнем Востоке, крайне неблагополучное, если не выражаться сильнее, – начал Альпов. – Широта и размах контрабанды во многом определяются активным вовлечением в нее здешнего населения. Только за 1923/24 хозяйственный год в числе задержанных контрабандистов оказалось 13 380 местных жителей. А сколько сумело просочиться мимо наших кордонов? В вопросе участия в контрабандной торговле возникает опасная смычка местного населения с крупными организациями торговцев-контрабандистов, действующими из-за кордона. В результате контрабанда проникает к нам большими партиями. Например, только за два случая задержания контрабанды вблизи Владивостока нами было конфисковано более 400 ведер спирта и много других товаров на общую сумму более 100 тысяч рублей.
Александр Павлович заложил руки за спину, расправил грудь, поведя плечами, и после мимолетной паузы заговорил вновь:
– Основные предметы контрабанды, поступающие к нам из-за рубежа: хлопчатобумажные ткани, в основном сбываемые в деревне, шерстяные и шелковые изделия для городского населения. Крайне широкое развитие получила нелегальная торговля спиртом, который поставляют винокуренные предприятия Маньчжурии. После установления монополии внешней торговли на Дальнем Востоке и с уходом из области иностранных торговых компаний резко активизировался контрабандный ввоз галантереи и предметов роскоши. Что касается нелегального вывоза с нашей территории, то основным объектом притязаний контрабандистов являются пушнина и золото – самые ценные экспортные товары. Контрабанда золота причиняет нашей республике огромный ущерб. По имеющимся у нас данным, за прошлый год из 400 пудов золота, добытых на территории области, 300 пудов контрабандным путем ушло за границу!
– Это ведь ваше ведомство ответственно за такой провал работы! – выкрикнул с места, можно даже сказать заорал, первый секретарь Дальбюро ЦК РКП(б) Николай Афанасьевич Кубяк. Он производил на меня двойственное впечатление. С одной стороны – потомственный рабочий, партиец с дооктябрьским стажем, в годы Гражданской войны – секретарь Петроградского губкома партии (но креатурой Зиновьева он не был), искренне преданный делу революции и неутомимый работник. С другой – он представлял собой разительный контраст известному мне типу рабочего интеллигента (каким был, например, погибший в 1905 году Иван Бабушкин), который отличался не только природным талантом, но и способностью систематически учиться. А вот Николаю Афанасьевичу как раз не хватало и общей, и политической культуры. В сложных и запутанных вопросах он нередко пытался решать дела наскоком, повинуясь первым поверхностным впечатлениям или вовсе эмоциям вместо вдумчивого анализа хитросплетения различных факторов. Чего стоило, например, его выступление в начале 1923 года на 1-й Приморской губернской партийной конференции, где он обвинил всех корейцев в сотрудничестве с японскими интервентами и предложил выселить их с территории советского Дальнего Востока.
Окрик высшего партийного начальства области заставил полпреда ОГПУ заметно нервничать. Впрочем, внешне это проявилось лишь в том, что Альпов дернул шеей и поправил вдруг ставший ему неудобным воротник гимнастерки. Однако отвечать на выкрик и оправдываться он не стал, а продолжил свое выступление:
– Особенностью контрабанды в наших краях является широкое участие в ней крупных вооруженных групп, сопровождающих грузы на подводах, число коих доходит до 30–40 единиц. В горных районах распространена вьючная контрабанда, а южнее озера Ханка контрабандисты действуют с необыкновенной дерзостью. Несколько десятков верховых нападают на пограничные посты, отвлекая внимание погранохраны на себя, а тем временем через границу проводятся большие караваны с контрабандными грузами. В Маньчжурии разработана целая система найма людей – так называемых горбачей – для переправки контрабандных товаров через границу. Существуют целые артели таких горбачей, которых кредитуют тамошние торговые предприятия. – Александр Павлович вполне овладел собой и теперь сам уже говорил с напором: – Имеющиеся в наличии малочисленные пограничные подразделения с плохим вооружением и вынужденный этим метод охраны границы на большинстве участков не постоянными постами, а подвижными разъездами – не отвечает сложившейся обстановке. Для охраны более четырех тысяч километров границы имеется всего лишь 80 пограничных застав со штатом 10 человек каждая. На вооружении нашей погранохраны состоят старые винтовки, не хватает 50 процентов револьверов и 50 процентов конского снаряжения. Из-за скудости отпускаемых средств мы даже не можем наладить централизованное снабжение!
Альпов говорил искренне, очевидно болея душой за дело, которое был не в силах исполнять так, как того от него требовал долг.
– Для охраны морских границ протяженностью 15 тысяч километров в 1923 году была создана небольшая пограничная флотилия из нескольких старых судов, но даже и они из-за отсутствия топлива стоят на приколе.
– Вот-вот! – вклинился в разговор молчавший до сих пор Ян Борисович Гамарник. – Японцы, вылавливая в наших водах рыбу и крабов, наживают миллионные прибыли, а мы при сем присутствуем. Надо же действовать! Мы даже промысел на участках, сданных в концессию японцам, и то проконтролировать не можем! А какой поток контрабанды идет через Сахалин, Камчатку, да и большую часть побережья!
…На этот вопрос мне надо будет обратить в Москве особое внимание. Ведь тут уплывают из наших рук колоссальные экспортные ресурсы. Делаю торопливые пометки в блокноте. Поезд вдруг ощутимо шатнуло на стрелке очередного разъезда, и я сноровисто отрываю перо от бумаги, чтобы не наделать лишних росчерков. Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с Сырцовым – мы опять едем с ним вместе в одном купе. Сергей Иванович весело бросает:
– Что-то ты, Виктор, совсем заработался. А время-то уже обеденное. Не составишь компанию в вагон-ресторан?
Отрицательно мотаю головой:
– Неохота отрываться… Дописать хочу…
В это время в открытом проеме двери мелькает форменная тужурка проводника, и Сырцов окликает его:
– Эй, Шура! – Гляди-ка, и имя уже успел запомнить… – Как тут у вас, обед из ресторана в купе заказать можно?
– А как же! – услужливо отзывается проводник. – Сей момент все организуем. Что желаете заказать? У них сегодня на первое щи уральские и борщ украинский…
Покончив с заказом, проводник добавляет:
– А чаек я вам сам соображу.
И вновь его тужурка мелькнула и исчезла в дверном проеме нашего купе.
Не проходит и четверти часа, как в дверях появляется молодой парнишка в белой курточке с двумя наборами блестящих судков. («Не алюминий, как было у нас, а, похоже, нержавейка…» – машинально фиксирую для себя отличие.) Он ловко кидает на столик две большие крахмальные салфетки и начинает расставлять судки с салатом, первым, вторым… От пищи идет соблазнительный запах. Да, Сергей Иванович вовремя вспомнил про обед – подкрепиться и в самом деле не мешает. Спрыгиваю с полки и устраиваюсь за столиком.
Покончив с обедом, лениво помешиваю в стакане обжигающий чай – даже мельхиоровый подстаканник трогать горячо – и продолжаю завязавшийся за обедом разговор о дальневосточных делах, который сам собой перескакивает на обсуждение дел во всей Советской республике. Но разговоры – разговорами, а закончить наброски к докладу все же нужно. Беру со своей полки брошенный там блокнот, и вновь перед моим мысленным взором встает зал заседаний Дальревкома. Папиросный дым сизыми струйками устремляется к потолку… Говорит женщина, член Дальневосточной КК – РКИ:
– Товарищ Альпов, характеризуя плачевное состояние погранохраны у нас в области, совершенно прав. Даже хорошо разработанные операции по пресечению контрабанды нередко срываются из-за того, что нет технической возможности своевременно сообщить на соответствующую заставу о движении контрабанды. Но даже если это удается сделать, то бойцы погранохраны часто не в состоянии оперативно выдвинуться в нужное место из-за слабости и измотанности конского состава. Из-за своей малочисленности погранохрана в случае прорыва больших шаек хорошо вооруженных контрабандистов не имеет возможности вступить в бой со втрое и вчетверо более сильными контрабандистами. – Женщина до какой-то степени поборола свое первоначальное смущение, и речь ее становилась более связной и гладкой, хотя румянец по-прежнему играл на щеках. Впрочем, ей это шло… А говорила она вполне по делу. – Учитывая все эти обстоятельства, Дальневосточная КК – РКИ разработала ряд конкретных мер по усилению охраны государственной границы. Нами предлагается значительно увеличить численный состав пограничных войск Дальнего Востока, улучшить их вооружение и снабжение продовольствием, обеспечить средствами связи. Кроме того, следует усилить административные меры воздействия на лиц, причастных к контрабанде.
Состояние средств связи имеет особое значение для взаимодействия таможенных органов и погранохраны. Поскольку при существующем ныне порядке право производства обысков и выемок в 7,5-километровой пограничной полосе предоставляется исключительно погранорганам ГПУ, то таможенные служащие при наличии подозрений о сокрытии контрабанды в вышеуказанной зоне должны сообщать об этом соответствующему пограноргану. Поэтому от состояния средств связи в огромной степени зависит возможность пресечения контрабандной торговли.
…Понятно, все хорошо знакомо – не хватает и того, и этого. А бюджет у нас совсем не бездонный. Но в данном случае экономить глупо – тут небольшие средства на укрепление погранохраны могут избавить нас от весьма крупных экономических потерь…
– Разумеется, мы не можем ограничиться только контролем за движением товаров через границу, – добавила представительница Рабкрина. – Необходимо принять также меры по активизации государственной и кооперативной торговли; по обеспечению регулярного завоза товаров из центральных районов на льготных условиях, особенно в пограничные села и на промыслы; по ускорению пересмотра вопроса о вывозной пошлине на пушнину и закупке золота у кустарей. Кроме того, полагаю, нужно распространить на случаи злостной контрабанды право внесудебного вынесения приговоров органами ОГПУ, как это сейчас делается с бандитами, захваченными с оружием в руках на месте преступления. Обеспечив все эти меры, мы сумеем плотно закрыть границу от контрабандистов и реально покончить с контрабандой на Дальнем Востоке!
Но, как оказалось, ее оптимизм разделяли далеко не все.
– Вот верно товарищ Сырцов тут говорил: поменьше надо словесной трескотни, а побольше думать о реальных делах! – раздался громкий выкрик с места. Со своего стула вскочил председатель Дальпромбюро ВСНХ. Фамилия у него еще была какая-то такая, не то украинская, не то казацкая… А! Суховий! – Границу, значит, вы закроете! Так если вы сумеете закрыть границу наглухо, то мои прииски станут все! – рубанул товарищ Суховий. – А кто охотничьи партии в тайге снабжать будет? Они же на 80 процентов живут за счет контрабандного снабжения. Взгляните же в глаза реальности! Ни Дальторг, ни Дальцентросоюз не в состоянии наладить нормальное снабжение, и мы просто вынуждены не только терпеть контрабанду, но чуть ли не молиться на нее, если не хотим оставить своих работников вовсе голодными и раздетыми.
Представительница КК – РКИ засмущалась, но не оставила этих выкриков без отпора:
– Дальторг находится в вашем подчинении! Вы сами не можете организовать снабжение приисков и сами же оправдываете расцвет контрабанды! А не эти ли ваши благодетели-контрабандисты содействуют тому, чтобы наше золото и пушнина уплывали за кордон, а?!
– А ну тихо! – прикрикнул на спорщиков Гамарник, встав, нет, точнее – воздвигнувшись, со своего председательского места. Его зычный голос и большая окладистая борода на молодом энергичном лице вкупе производили неслабое впечатление. – Давайте-ка мы представителя Дальторга как раз и послушаем. Пусть расскажет, как у нас тут обстоят дела со снабжением.
Представитель Дальторга, сидевший рядом со своим начальством – председателем Дальпромбюро, – в отличие от женщины из Рабкрина не выказывал ни капельки смущения. Едва встав со своего места, он начал чесать как по писаному:
– Трудности снабжения дальневосточных губерний обусловлены сложившимися объективными условиями: более поздним, чем в других районах, установлением советской власти, продолжительным господством во внутренней и внешней торговле иностранцев, оккупировавших Дальний Восток, отсутствием своей промышленности, удаленностью от центра страны и плохим состоянием путей сообщения. Поэтому налаживание советской торговли после ухода интервентов столкнулось с большими трудностями. Иностранные торговцы покинули нашу территорию, и сразу же заменить их не представляется возможным. По состоянию на текущий год в городах Дальнего Востока на 421 824 жителя приходится 6287 торговых точек, а в сельской местности и того меньше – на 1 150 923 человека в наличии всего лишь 2528 лавок. – Было видно, что выступающий поднаторел в докладах на разного рода совещаниях, особенно по части освещения «объективных причин». – Тем не менее, несмотря на эти неблагоприятные условия, происходит значительный рост товарооборота государственной торговли. В текущем году мы ожидаем, что общий товарооборот достигнет по Дальневосточной области примерно 170 миллионов рублей, что почти на 20 миллионов рублей превышает товарооборот прошлого года. При этом доля государственной торговли в общем обороте вырастет с 42 миллионов рублей до 60 миллионов рублей, или на 42 процента, а доля частной торговли сократится примерно на 15 процентов.
Тут уж я не выдержал столь вольного обращения с элементарными действиями арифметики и бросил с места:
– Вы что, считать не умеете? Это оборот госторговли вырастет на 42 процента, а ее доля в общем обороте – только на 27 процентов!
– Виноват, оговорился, – без тени смущения бросил докладчик и продолжил свою гладкую речь, на этот раз умело переводя стрелки на другое ведомство. – Ситуация со снабжением населения осложняется также плохо налаженной работой кооперативной торговли. Дальцентросоюз и губернские союзы кооператоров не оказывали материальной поддержки деревенским кооперативам, в которых отсутствовала результативная работа. Из-за отсутствия учета потребностей населения и неумелого подбора ассортимента товаров потребления создалось негативное отношение к кооперативам. Кооперативы не осуществляют заготовки необходимых товаров и продуктов для расчета с крестьянином за поставленную продукцию, а сам расчет зачастую производится некачественными товарами…
– Верно говорит! Так все и есть! – крикнул, не вставая из-за стола, секретарь Камчатского ревкома Михаил Петрович Вольский (кстати, как и сидящий рядом с ним Флегонтов, бывший партизанский командир).
Такого рода выпады кооператоры, конечно, не смогли оставить без ответа. Представитель Дальцентросоюза, даже не попросив слова у председательствующего, вскочил и затараторил визгливым голосом:
– Вас послушать, так можно подумать, будто у госторговли никакой задержки расчетов не происходит, ассортимент великолепный, а цены самые низкие! А ведь на самом-то деле оборот кооперативной торговли растет быстрее, чем государственной. За этот год у нас оборот вырастет с 22 миллионов рублей до величины никак не меньше 40 миллионов!
Пока шло это препирательство, работники секретариата, с трудом пробираясь между расставленными впритык стульями, принесли чай в стаканах с подстаканниками сначала для сидящих в президиуме собрания, а потом постепенно обеспечили и всех сидевших за столом заседаний.
Ян Борисович Гамарник морщился, слушая пронзительные выкрики спорщиков, затем не выдержал и своим внушительным голосом оборвал кооператора:
– Вы тут нам базар не устраивайте! Порядок должен быть. Дадут вам слово – будете говорить. А пока успокойтесь и присядьте! – Покачав головой, председатель Дальревкома объявил: – Перерыв пятнадцать минут!
С облегчением выбравшись из прокуренного помещения, я стал свидетелем перепалки между представителем Дальторга и представительницей Рабкрина:
– Вы что же, товарищ, тут очковтирательством занимаетесь? Откуда вы насчитали в сельской местности две с половиной тысячи лавок? По нашим данным, в сельской местности имеется лишь 640 реально действующих государственных и кооперативных торговых точек, а остальные числятся лишь на бумаге!
Опытный бюрократ не стал комментировать столь невыгодные для него цифры, а предпочел тут же сместить акцент с трудностей на достигнутые успехи:
– Несмотря на некоторые заминки в снабжении, вызвавшие пассивность ряда низовых звеньев кооперативного аппарата, все видят, что мы наращиваем оборот, и по итогам текущего года вам уже не удастся представить наши и кооперативные лавки на селе как якобы бездействующие!
…После перерыва Гамарник громко объявил:
– Слово имеет начальник Дальневосточного таможенного округа и руководитель комиссии по борьбе с контрабандой товарищ Флегонтов.
– Товарищи! Чтобы не отнимать у нас время, я, по согласованию с Дальвнешторгом, обрисую не только вопросы собственно таможенной работы, но и общую ситуацию с внешней торговлей в области, влияющую на положение с контрабандой.
Алексей Кандиевич Флегонтов, стройный, невысокий, но крепко сложенный казак с пышным чубом, бывший комдив в армии ДВР и руководитель партизанских отрядов Приморья, держался уверенно.
Ага! Вот уже пошли дела собственно по моему ведомству. Надо будет слушать повнимательнее. Интересно, насколько он будет откровенен?
– Ситуация в сфере внешней торговли определяется решением правительства о введении здесь режима монополии внешней торговли. Была проведена жесткая регламентация ввоза, и всего за три месяца – апрель, май, июнь 1923 года, количество товаров, легально ввезенных из Северо-Восточного Китая, уменьшилось в 4 раза. В 1923/24 операционном году импорт из Китая составил 46,4 миллиона таможенных лянов – на 1,4 миллиона лянов больше, чем в 1913 году. Из вышеуказанного объема ввоз из Северо-Восточного Китая выразился в сумме 44,9 миллиона лянов. Что касается экспорта советских товаров в Китай, то в том же году ДВО экспортировала в Северо-Восточный Китай: рыбы – на 1465 тысяч рублей, пантов – на 64 тысячи 845 рублей, угля – 5263 тысячи пудов. Всего наш экспорт составил 10 миллионов лянов, в том числе в Северо-Восточный Китай – 7,9 миллиона лянов. Столь значительная неблагоприятная для нас разница между нашим ввозом и вывозом объясняется тем, что именно через ДВО идет в больших масштабах экспорт китайского чая, составляющий 75 процентов от общей стоимости нашего ввоза.
Ну зачем эта голая статистика, покосился я на докладчика. Это все из сводок почерпнуть можно…
– Контрабандный вывоз золота, пушнины, хлеба, женьшеня, пантов, опия с территории Дальнего Востока также способствовал тому, что государственная торговля лишалась этих экспортные ресурсов, что не давало возможности улучшить паритет между ввозом и вывозом. Полпред ОГПУ уже ссылался здесь на данные Дальпромбюро, согласно которым в прошлом году за границу контрабандой ушло около 300 пудов золота на сумму примерно 5,7 миллиона рублей. Пушнины вывозится контрабандой примерно на 2 миллиона рублей, различных сельскохозяйственных продуктов – на 1,5 миллиона, а контрабанда опия достигает суммы в 4,5 миллиона рублей. В обмен на ввезенные контрабандные товары за рубеж утекает валюты и золотых монет на сумму около 6,5 миллиона рублей. Таким образом, экспортная контрабанда составляет сумму свыше 21 миллиона рублей, а импортная превышает 19 миллионов, весь же контрабандный оборот можно исчислить в 42 миллиона рублей, что на 9 миллионов превышает весь внешнеторговый оборот Дальневосточной области.
Ого! А в записке Ягоды, о которой нам говорил Куйбышев, вроде бы вся контрабанда оценивалась в 19,8 миллиона рублей. Кстати, о реальном обороте контрабандной торговли надо не забыть сказать в Москве. Это будет сильный аргумент в пользу пересмотра некоторых нереалистичных подходов.
…Прокуренный зал заседаний растаял перед моим мысленным взором, и вновь самописка забегала по блокноту… Так, о чем же там еще говорил Флегонтов?
После недовольного замечания Фридриха Вильгельмовича Ленгника: «Вы бы лучше нам о принимаемых мерах и о своих успехах в борьбе с контрабандной торговлей поведали, а не о своих успехах в исчислении оной!» – Флегонтов, как будто не обратив никакого внимания на реплику члена ЦКК, продолжал свое выступление:
– Тяжелейшее положение сложилось в районах к северу от Амура по берегу Охотского моря, вплоть до границы с Камчатской губернией. Там огромные богатства, такие как пушнина, золото, рыба, бесконтрольно уходят без пользы для государства, и главным образом в Японию. Пользуясь отсутствием охраны с нашей стороны, иностранные торговцы, и главным образом американцы, беспрепятственно проникают также и в пределы Камчатки и безнаказанно вывозят ценный пушной эквивалент, выменивая у местного населения на ввозимый спирт. Значительный поток контрабанды идет через районы, соприкасающиеся с богатым пушным промыслом Якутским краем. Оттуда добываемая пушнина, попадая в наши приграничные местности, идет в руки доставляющим туда контрабандные товары контрабандистам и, естественно, вывозится за границу контрабандным же путем.
Здесь начальник Дальневосточного таможенного округа сделал паузу, пристально посмотрел прямо на Ленгника и заявил:
– Что же касается принятия нами мер по борьбе с контрабандой, то, уверяю вас, и таможенники, и погранохрана работают на пределе своих возможностей. Любое серьезное улучшение этой работы требует немалых средств, а также принципиальных решений, которые не могут быть приняты на уровне области. Наша позиция Москве известна, об этом мы сообщали и в ГТУ НКВТ, и по нашим докладам руководство Дальревкома и Дальбюро ЦК РКП(б) обращалось с секретным письмом в Секретариат ЦК, и составленные с нашим участием предложения областной КК – РКИ передавались в наркомат Рабкрина. Кроме того, даже в том, что мы можем сделать в пределах своей компетенции, мы зачастую не находим поддержки у руководства области. Возмутительные случаи, когда представители советского и партийного аппарата оказывают неприкрытое давление на служащих наших таможенных органов с целью легализации контрабандного провоза товаров из-за рубежа, остаются без должной оценки со стороны высших партийных и советских инстанций ДВО. Тут, собственно говоря, вам и карты в руки. – С этими словами Флегонтов тряхнул своим казацким чубом и четко опустился на стул.
…Покрутив головой, отгоняю воспоминания. Теперь надо сжато суммировать все эти факты и представить не только свои выводы, но и конкретные предложения по изменению ситуации с контрабандной торговлей. Под мерный стук колес начинаю, на основе своих черновых заметок, набрасывать тезисы своего отчета для ЦКК. А до Москвы еще далеко. Там уже, поди, зима на носу. И Лида там… Ох, чую, не сразу я с ней выберусь в тир «Динамо». Пока еще разгребу дела с этой командировкой, будь она неладна!
