Глава 22
СМЕРТЬ ЖЕНЫ

На дворе Нагацуки — месяц красных листьев. В сентябре жара спадает, прекращаются ливни. Появляются первые сезонные деликатесы. Одним из них являются грибы. Королем грибов в Японии считается мацутакэ. По вкусу он очень похож на среднерусские опята. Эх, засолить бы — и под холодную водочку, да в теплой компании! Наваливается иногда на меня вот такая депрессивная ностальгия. Тоска по Родине, по белым лицам с голубыми глазами, по огромным открытым пространствам…

Впрочем, жизнь не дает мне расслабиться и затосковать. То чума, то восстание, то переезд, который, как верно утверждают, равен трем пожарам. Тронный зал Госё сгорел — пришлось всей гоп-компанией отправляться в Золотой павильон. Испуганные Хиро с Гэмбаном нагнали видимо-невидимо охраны. Новые самураи-псы — первое кольцо стражи, синоби Хандзо — второе кольцо телохранителей. Плюс еще обыкновенные солдаты, перекрывшие все подходы к павильону.

Военачальники внимательно рассмотрели залежи трупов возле арсенала, дымящиеся стволы «Вулкана» — и впечатлились. Следующим утром устроили тестовые стрельбы. Фронтальный огонь, стрельба во фланг, из засады… Сначала долго спорили, как именно следует применять пулеметы, потом еще дольше сокрушались и хоронили бусидо. Один слегка обученный солдат влегкую кладет полк прославленных мечников. Честь, родословная, самурайские принципы — все идет коту под хвост. Генералы на полном серьезе начали говорить, что с появлением «вулканов» война теряет всякий смысл. Дескать, потери столь ужасны и скоротечны, что кланы перестанут вовсе браться за оружие. Какой смысл учиться кэндо, стрельбе из лука, если на поле боя ты даже не успеешь применить свои умения?

Пришлось терпеливо объяснять, что новые технологии влекут за собой новые умения. Солдаты научатся окапываться, атаковать цепью, то есть разреженным строем. Пулеметы вполне можно уничтожать, например расстреливая их из пушек или подползая на бросок гранаты. Новый взрыв негодования. Чтобы благородные дворяне ползали по грязи, как черноногие крестьяне?! Это что же? Самураи станут синоби?! Тайком подобраться, внезапно напасть…

Нервы и так на взводе, не выдержал — накричал. Нам вот-вот отправляться на битву с Такахисой. Все висит на тонкой ниточке — одно сражение должно решить судьбу Японии, да и всего мира, а эти ретрограды кочевряжатся, морщат носы. В жесткой форме потребовал составить в недельный срок черновик боевого устава для офицеров. Куда включить разделы о том, как должна вести себя пехота в разрезе сотни (ре) и тысячи (тайдан) в наступлении, в обороне, на марше, походном охранении. Обязательно описать взаимодействие с пулеметными командами, артиллерией, конницей, саперами. Для новых родов войск также составить уставы. Организация тыла, выход из окружения, внезапный встречный бой или засада, управление войсками — все должно быть прописано и наизусть выучено рёсуями-лейтенантами. Посоветовал отказаться от рогов и барабанов. Для подачи сигналов на дальние расстояния использовать разноцветные фейерверки, на близких — свистки или дудки в нескольких тонах. Разрешил реквизировать соответствующий инвентарь в синтоистских храмах.

Со стрельбища вернулся в Золотой павильон злой как черт. Не выспался, пропах гарью, а еще приходится убеждать упертых военных, что дважды два — четыре. Временный дворец встретил меня тишиной. В залах и коридорах — пусто, хоть шаром покати. Охрана осталась у дверей, все мои денщики, адъютанты куда-то рассосались, слуг тоже не видно… Удивительное дело! От такой пустоты я, честно сказать, уже порядочно отвык. Пооглядывался и списал все на Хидэёси: его люди убили много слуг.

Подавив тревогу, добрался до кабинета и попытался заставить себя поработать. На сегодня у меня была запланирована встреча с ведущими преподавателями университетов. Выдам им наброски учебников и сопутствующих материалов вроде таблицы умножения, объясню новый план занятий с учениками — никакой астрологии и гаданий, больше времени математике, иностранным языкам, черчению и другим предметам. В качестве морковки — дополнительное финансирование. После учителей — совещание с Сабуро Хейко. Будем сводить бюджет тридцать девятого года и планировать сороковой. Чувствую, светит нам серьезный дефицит. Сокровища Черного корабля уже потрачены, сейчас в дело идет добыча, взятая в Киото и в бывших провинциях регентов. Война пожирает деньги со страшной силой. Кроме того, Хаяси с Амакуни уже подали мне свои расчеты по запуску нескольких химических и металлургических предприятий. Пришли письма от Чунга и Мики Хиратэ — этим тоже нужны средства. Кореец нашел месторождение каменного угля в Исикари. Это на севере Хонсю. Хиратэ тоже развернулся с дорожным строительством. Хочет строить мост через реку Эдогава. Приходится опять чесать в затылке.

С одной стороны, не нужно мудрить — пусть строит обыкновенный арочный мост из дерева. Если его снесет ледоход весной — легко сделать заново. Да и дешевле получается. С другой стороны, дорожное строительство — это мощный стимул прогресса. Взять хотя бы бетон или даже что попроще — цемент. Нагреваем смесь гашеной извести и глины, добавляем затвердевшие отложения вулканического пепла (чего на островах — завались). Получаются гранулы промежуточного вещества под названием «клинкер». Соединяем его с гипсом, перемалываем — и вот уже у нас есть цемент. Понадобится шахтная печь для обжига, но это решаемо. Можно взять специалистов Амакуни. Делаю себе пометку заняться вплотную строительной отраслью. Мне же еще Госё чинить. Раз уж сгорел дворец, нужно на его месте построить что-то… мм… монументальное! Чтобы на века и ахов на весь мир. Невольно вспомнил кладбищенский костел Всех Святых в Кутна-Горке. После семинара биржевых брокеров в Праге, куда меня послали как самого перспективного сотрудника, решил пощекотать нервы. Купил тур в самую знаменитую готическую часовню Европы. А знаменита она тем, что полностью снаружи и изнутри отделана человеческими черепами и костями. На украшение часовни ушло около сорока тысяч человеческих скелетов! Алтарь, люстры, гирлянды на стенах, в некоторых местах сами стены — все сделано из останков людей. Впечатление производит мощное.

Мысль о сталинских высотках, украшенных черепами, меня немного развеселила (ага, до первого землетрясения), но на душе все равно было тяжело. Я попытался проанализировать причины плохого настроения. Восстание? Обычное дело в местных реалиях. Странно было бы, если аристократы не попытались проверить меня на зуб. Да и масштаб — четыреста человек на миллионный город — сущая ерунда. Остальные, включая крупняк вроде Токугавы, тут же прибежали изъявлять покорность. Без колебаний отдали в заложники старших сыновей, как только я заявил о возврате системы, которая была при сёгунате Асикаги.

Провал службы безопасности? Вот это уже серьезнее. Хандзо рыщет по городу в поисках явок клана траурных ниндзя. Кровь из носу нужно узнать, почему синоби, которые выбрали мою сторону, вдруг предали, да еще так легко нашли лазейку во дворец. Цугара получил нагоняй (сначала все рвался вскрыть живот, но я запретил) и теперь роет землю — опрашивает выживших слуг, охранников. Пытается понять, где у нас оказалась брешь в системе безопасности. Вроде бы и следили плотно за Хидэёси, и имели информаторов в его окружении, но с прохождением сигнала возникла проблема. Гэнины Хандзо только формально подчиняются Гэмбану, а собственную полноценную разведывательную сеть в столице мой мацукэ создать еще не успел. Опять упираемся в вопрос с кадрами. Надо открывать специальные школы или хотя бы ускоренные курсы для будущих безопасников — основы слежки, тайнопись, силовые операции… В принципе тут тоже все понятно, и меня этот провал не очень тревожит. Что же тогда?

Вот оно! Уже месяц я не имею никаких сведений о жене. Письма, курьеры — все уходит в… Звоню в колокольчик. Ноль реакции. Выглядываю из комнаты, где у меня временный кабинет. Никого. Да что же это такое? Сейчас я им покажу кузькину мать. Прохожу насквозь несколько помещений, захожу в зал, где складированы спасенные из Госё императорские регалии и трон. И нос к носу сталкиваюсь с… Саюки. Девушка одета во все белое, глаза заплаканные. Вместо обычного поклона и приветствия куноити падает мне в ноги и начинает плакать навзрыд:

— Я виновата, господин! Очень виновата. — Слезы так и льются из Саюки. — Мне нет прощения!

— Да скажи толком, что случилось? — Я растерянно пытаюсь поднять девушку на ноги, а у самого внутри все сжалось от плохого предчувствия.

— Ваша жена… она…

— Да говори же ты! Что с Тотоми?!

— Она погибла.

Я пытаюсь вдохнуть и не могу. Тело начинает бить дрожь, и с каждой минутой все сильнее. Открываю рот, чтобы что-то сказать, спросить, но для этого нужен воздух в легких, а грудь словно великан сдавил. Саюки что-то еще говорит, заламывает руки, но это все проходит мимо меня. Мозг буквально отключается. Но длится это состояние недолго. Пять-десять минут. Вслед за этим на меня наваливается всепоглощающее горе. С трудом вдохнув воздух, я могу наконец выговорить один-единственный вопрос:

— Как?!

Куноити, вытирая слезы рукавом, начинает повторно рассказывать о смерти жены. До меня доходит с пятого на десятое. Тотоми со свитой догнала Саюки спустя две недели после моего отъезда в чумной Киото. Нарушила приказ, поехала по тракту Токайдо. Во время движения ее растрясло. Случился выкидыш. Вместо того чтобы вернуться в То кё, поехала дальше. Добралась до карантинного лагеря, где жила Саюки. Тайсё Асакуры Абэ там уже не было — он выдвинулся с войсками в столицу. Тотоми стало хуже. Открылось кровотечение. Лейтенант охраны пытался найти доктора — безуспешно. Саюки пыталась давать ей кровоостанавливающие корешки… Бесполезно. Спустя три дня Тотоми скончалась. Лейтенант с самураями по очереди разрезали себе животы. Последнему отрубила голову сама куноити. После чего сожгла трупы.

— Вот прощальное письмо от Тотоми-сан. — Саюки подала мне свиток и серебряную коробку. — А вот здесь ее прах после сожжения. Слуги испугались вашего гнева и попрятались. Я сама накрою для поминок. Кого вы хотели бы пригласить?

— Никого, — прохрипел я. — Оставь меня одного.

Заплетающимся шагом я вернулся обратно в кабинет и буквально рухнул на стул. В голове звенящая пустота. Дышать все еще тяжело. Каждый вдох дается с трудом, как будто в меня вставили затычку и плохая энергия скапливается внутри, не давая покоя. У меня мог быть сын. Или дочь. У меня была семья… Любимая женщина. Любимая ли? Я прислушался к себе и понял, что да, Тотоми стала для меня самым настоящим якорем в этом безжалостном и беспощадном мире.

— Какое горе, ваше императорское величество! — Я и не заметил, как в кабинет просочился Аютигата Саи. — Большая потеря, настоящая утрата. Боги забрали к себе вашу солнцеподобную супругу, и…

— Поди прочь! — У меня не было сил выслушивать эти фальшивые соболезнования.

— Сей же час. Только извольте взглянуть на портреты вот этих трех красавиц, которые вполне достойны стать наложницами вашего императорского величества. Каждая из них готова утешить сына Неба в его горе.

Саи протянул цветные рисунки, изображающие дам на природе, у пруда. Я автоматически взял их и начал рассматривать. Внутри меня бил набат, горел огонь, требуя выхода.

— Художник Кано Нинга из монастыря Шококу-Джи. Какие красотки, не правда ли? — Аютигата облизал толстые губы. — Каждая из них благородных кровей. Обучена постельному искусству.

Мне очень хотелось заплакать, чтобы выпустить из себя все то горе, что копилось и копилось в глубине сердца. Но слезам нужен толчок. Иначе я умру от невыносимой тяжести. И я понял, что должен сделать.

— Красотки, говоришь? Аютигата-сан, ты вот что… Собери-ка знать во дворе и приходи обратно.

— Сейчас же исполню.

Радостный церемониймейстер убежал. Наверняка подумал, что я хочу сделать какое-то объявление. Вообще для этого существуют глашатаи, но своими выходками я здорово расшатал систему. То лично награждаю кандидатов в «золотую сотню», то собственноручно ввожу в должность.

Саи вернулся, и мы стали подниматься на четвертый этаж пагоды. Какая же красота тут! Прозрачный пруд, в котором отражается Золотой павильон, вокруг зеленые сосны и пихты, обрамляющие архитектурный ансамбль. Сёгуны явно знали толк в том, как и где жить. Мы вышли на сквозной балкон, который опоясывал здание, и вышли по нему на южную сторону. Внизу уже собралось с полсотни кугэ — придворная киотская аристократия. Чиновники, фрейлины и их родственники… Я обещал себе, что прорежу эту бесполезную и вредную братию? Обещал! Пора начинать держать собственное слово.

— Аютигата-сан, а где вы были во время нападения на дворец? — Я резко повернулся и взглянул в глаза Саи.

На утреннем докладе Гэмбан обмолвился, что церемониймейстер — один из трех человек, чьего местоположения во время атаки на Госё он так и не смог установить.

— Это… в спальне своей… нет, постойте… — Глаза церемониймейстера забегали, руки начали жить своей жизнью. — Я гулял по парку. Да, точно. По парку.

— Ночью?!

— Да, любовался луной.

— Вчера было новолуние.

— То есть звездами! Точно, звездами.

Те, кто думает, что детектор лжи изобрели в двадцатом веке, глубоко заблуждаются. Уже в античные времена было замечено, что у людей, совершивших преступление, из-за страха перед разоблачением происходят различные изменения физиологических реакций. Усиленное потоотделение, расширенные зрачки, учащенное дыхание. Тут же были изобретены примитивные полиграфы. В Древней Индии подозреваемому называли нейтральные и обвинительные слова, связанные с деталями преступления, он должен был давать первый пришедший в голову ответ и одновременно тихо ударять в гонг. Как правило, ответ преступников на обвинительное слово сопровождался более сильным ударом. В Африке колдун предлагал подозреваемому взять в руки небольшое птичье яйцо, с нежной скорлупой. Точно так же, как и в Индии, человеку задавались острые вопросы. Тот, кто при ответе раздавливал яйцо, изобличал сам себя. Наконец, в Японии был свой способ. Его я подсмотрел у одного ёрики. Подозреваемый в преступлении подвергался испытанию рисом — он должен был набрать в рот горсть сухих зерен и выслушать обвинение. Если рис во рту оставался сухим — от страха разоблачения приостанавливалось слюноотделение, — то вина человека считалась доказанной.

Мне не нужно было кормить Аютигату Саи рисом, чтобы понять, что он предатель, замешанный в нападении на Госё. А раз так, то…

— Что это там происходит?! — Я подошел к перилам и уставился вниз.

Вслед за мной к ограждению балкона подался церемониймейстер. Вот на этом движении я его и подловил. Резко подсел, разворачиваясь боком, и сделал классическую мельницу — одной рукой подхватил Саи между ног, другой схватил за кисть и рванул его тело на свои плечи. А уже с них предатель отправился в свободный полет вниз, на плиты двора. Раздался громкий шлепок, женский крик и всеобщий вздох, который я смог расслышать даже на четвертом этаже пагоды. Обруч, что сжимал мою грудь, исчез, и я наконец тоже смог вздохнуть полной грудью.