Глава 17
ЭХ, ТЯЖЕЛАЯ ЭТО РАБОТА — ТАЩИТЬ ЯПОНИЮ ИЗ БОЛОТА!
Вот и пришла осень. А вместе с ней в столицу стали собираться мои сторонники. Первыми прибыл Цугара Гэмбан. И так покрытое складками лицо старика пробороздили новые морщины, но Цугара держался бодрячком. Шутил насчет нашего совместного сидения в клетке у синоби, свитка с тайными буквами из мочи, рассказывал о своих путевых приключениях. После того как мы выпили чаю и позавтракали, глава разведывательной сети Сатоми перешел к делу.
— С плохими новостями, Ёшихиро-сан, я приехал, — огладил рукой свою куцую бородку Гэмбан. — Мои шпионы наконец выяснили, почему медлит Такахиса. Ван Рюкю Сё Хаси вступил в союз с сацумцами, и две недели назад армада кораблей с Окинавы отправилась на соединение с войсками Симадзу. Удалось подслушать, что Сё Хаси поклялся отомстить тебе за смерть сына и везет тридцать тысяч вако. Собрал всех пиратов, до которых смог дотянуться.
— Так Ходзуми же жив! — вырвалось у меня невольно. — Сидит в подвалах Тибы. Должен был написать отцу…
— Не должен, — снисходительным взглядом посмотрел на меня Гэмбан. — Я не стал пересылать его письмо Сё Хаси. И даже распустил слухи, что он погиб.
— Так-так… — начал я соображать. — В самый последний момент, перед решающей битвой, ты его «воскресишь» и предъявишь доверенным лицам вана. А тот, глядишь, повернет оружие против Такахисы. Особенно если вместе с сыном ему пообещать… ну, что-то пообещать.
— Точно, — кивнул мацукэ. — Поэтому по пути в Киото я захватил парня с собой. Пусть поучаствует в нашей игре. Кстати, что будем делать с Токугавой и Хидэёси? Я попросил гэнинов Хандзо последить за обоими. Они явно замышляют предательство. В усадьбе Хидэёси уже семь дней, как живет личный представитель Такахисы, Хирухико Курода.
— Вот отрыжка кашалота! — ругнулся я. — Клялись мне в верности, обещали помощь против южан, а сами…
— Это же даймё, — пожал плечами Гэмбан. — Интриги, заговоры — это их жизнь. Кстати, на меня тайно вышел человек Токугавы. Даймё просит дать ему аудиенцию. Думаю, он хочет сдать подельника.
— Вор на воре шапку украл. Что ж… Если от этого будет польза…
— Вреда не будет. Пообещаете ему то же, что Такахиса, — и он с радостью вонзит нож в спины бывших союзников.
— Договорились. Есть еще что-то, что нам следует обсудить?
— Открытие отделений Палаты тайных дел идет по графику. Практически во всех крупных городах уже есть мацукэ Сатоми. Каждому мацукэ поставлены задачи по вербовке агентуры на своей территории — из числа слуг управляющих провинциями, гейш… Относительно оптического телеграфа. — Гэмбан с трудом, по слогам выговорил название. — Ваша идея передавать сигналы флажками от башни к башне, стоящих вдоль дорог, хороша. Я отписал Кико и Цунанари Ходзё в Китай. Попросил съездить к Великой стене и посмотреть, как в Поднебесной организована эта служба. Какие коды используются, как сигналят огнями ночью или в туман… Говорят, что солнечным днем можно использовать вогнутые зеркала. Один знакомый китаец сообщил по секрету, что зеркалами можно передавать сообщения на шестнадцать ри!
Ого! 65 километров. Не знал, что моя затея с гелиографом окажется такой скоростной. Хорошо, что я в детстве читал Дюма и запомнил, как граф Монте-Кристо разорил негодяя барона Данглара, подделав биржевое сообщение гелиографа.
— Голубиной почтой быстрее передавать сведения, — продолжал тем временем рассуждать Гэмбан. — Но телеграф полезен в тех местах, где нет городов, соответственно, нет и голубятен. Например, на побережье, на кораблях. Вот если бы у деревни Ава была башня быстрой связи, разве пираты смогли бы зайти так далеко в глубь территории клана?
Уже в дверях Гэмбан ударил себя рукой по лбу и, повернувшись, сказал:
— Что делать с этим священником Родригесом? Он умолял дать ему возможность поговорить с вами, и я захватил его с собой в столицу.
Теперь уже мысленно я стучу себя по голове. Тоже мне суперпамять… Как вулканизировать каучук, помню, а о пленнике, что уже полгода полирует нары, забыл. После того как христиане стали оказывать прямую поддержку моему врагу Симадзу, я распорядился закрыть все католические миссии на подконтрольной территории. Японцы-христиане были высланы на отдаленные острова без права возвращения. Португальцы, которые сопровождали пастыря, оказали сопротивление и были убиты. Сам Родригес заключен в тюрьму. Я хотел его использовать в переговорах с иезуитами, но священник уперся и отказался сотрудничать. А у меня не было времени его уговаривать. Потом навалились дела, эпидемия чумы, и я банально забыл об узнике. И только сейчас Гэмбан мне о нем напомнил. Интересно, повлияло полугодовое заключение на Родригеса или он по-прежнему все такой же фанатик?
— Помыть, накормить и к часу обезьяны привести ко мне, — распорядился я. — И вот что, Цугара-сан. Сводите-ка Филиппа на могилу его соотечественника Томаса Верде. Пусть помолится, отслужит мессу — в общем, не препятствуйте ему.
Пока ждал Родригеса, на прием прорвались два любопытных персонажа. Первой в приемный покой вплыла главная фрейлина дворца — Сука. Уже по имени я понял, что с ней будут проблемы. А увидев пожилую даму с набеленным лицом и вычерненными вопреки моему приказу зубами, догадался, что женщина меня выбешивает одним своим видом. Ну а как только она открыла рот — все, тушите свет. Сука начала упрекать меня в небрежении моими обязанностями перед женской половиной дворца. Дескать, отсутствие внимания приводит к тому, что фрейлины волнуются, болеют. А одна даже сбежала в разводный храм Эгони. Оказалось, что в окрестностях Киото есть специальное святилище, куда со всей Японии бегут обиженные женщины. Процедура развода не давала дамам права уйти от мужа просто так (в отличие от мужчин, которые могли неуживчивую супругу отослать обратно к родителям). Но если добраться до Эгони и пожить там два года в статусе послушницы, то все обязательства перед сюзереном или мужем аннулировались. Из дальнейших расспросов выяснилось, что из Госё совершила побег некто Уэсуги Мико — пятая дочь почившего Уэсуги Кэнсина. Взяла пропуск на посещение своей больной родственницы в столице, после чего тайком смазала лыжи. Скандал! Ущерб правящему дому! Срочно в розыск, примерно наказать! В таком духе главная фрейлина распространялась целый час. Я же про себя облегченно вздохнул — ведь Мико могла бы и яда мне сыпануть.
Отделавшись от Суки туманными обещаниями разобраться, дал команду впускать следующего просителя. Им оказался глава гвардейцев предыдущего императора с длиннющим, из пяти слов, именем. Волосы и косичка мужчины смазаны маслом, глаза подведены, одет в парадную накидку и кимоно, расшитое розовыми и голубыми нитями. Прямо и не скажешь, что передо мной — глава телохранителей Го-Нары. Не успел этот франт открыть рот (а я и так догадывался, что он пришел просить денег на содержание своих людей, а скорее всего, себя любимого), как я его с ходу огорошил:
— На вашем месте я бы уже давно покончил с собой на центральной площади дворца. Прилюдно и с публичными извинениями. Вы не уберегли вашего господина от смерти. Последние часы сын Неба провел в одиночестве, мучаясь и страдая. Я еще поговорю с управляющим дворца — почему микадо покинули все слуги, но с простолюдинов какой спрос? Вы же самурай! Из древнего рода. Вы были предупреждены специальным письмом о риске эпидемии. В послании я прямо предупреждал об опасности собраний, приемов. В том, что «черная смерть» пришла в Госё, — ваша прямая вина. Вы лишаетесь всех титулов и земель. Ваши дети и родственники переводятся в крестьянское сословие. Пожалуйста, к полудню совершите сэппуку.
Напомаженный щеголь пошел пятнами. Его рот открылся, закрылся, он попытался что-то выдавить из себя, но все тщетно. После чего упал ниц, зарыдал, размазывая тушь. Жалкое зрелище. Адъютантам пришлось силой выводить «гвардейца» из приемного покоя.
Калейдоскоп лиц продолжается. В кабинет прорывается комендант Киото Ёсикуни Хатакэяма. И проблема у него более чем серьезная. В столицу все прибывают и прибывают войска Сатоми. Участились случаи дуэлей между приезжими дворянами и киотскими самураями. Самое больное место — театры. Стычки происходят прямо около подмостков, в соседних переулках. За последнюю неделю погибло около пятидесяти дворян! С этим надо что-то делать, и делать срочно. Только у государства есть монополия на насилие. И дело даже не в монополии. Дуэли — это черная дыра, которая засасывает в себя цвет нации. Насколько я помнил, в Европе сейчас расцвет борьбы с поединками. Первый, кто забил в колокол, — кардинал Ришелье. Он посчитал убыль дворянства за период царствования только одного Генриха Четвертого (а сделать это было нетрудно, так как в те времена казна зарабатывала на официальных королевских прощениях второго выжившего участника) и ужаснулся. По тысяче аристократов в год уносил обычай отстаивать свою честь с оружием в руках.
— Срочно готовьте указ о запрете дуэлей и наказании участников. — Я начал надиктовывать Ёсикуни свои соображения: — Поражение в правах, ответственность родственников, общественное порицание. Предусмотрите судебную процедуру отстаивания чести потерпевшей стороны. Подумайте об ограничениях ношения холодного оружия в городах.
— Приравниваем дуэль к убийству? — вклинился в мои мысли Ёсикуни.
— Совершенно верно. Как раз появится повод упорядочить законы сёгуната Асикаги и сделать новый судебник.
Насколько я себе представляю, в реальной истории Япония пошла по пути романо-германской правовой системы, которая впервые появилась в Римской империи. Четкие кодексы и статуты, разделение права по отраслям (частное и публичное, семейное и административное). Есть еще англосаксонская система, где бал правит его величество прецедент. Но для этого должны быть хотя бы зачатки разделения властей и независимый суд. На островах суд вершат либо даймё в своих провинциях, либо ёрики в городах. Последние также назначаются князьями и высшими чиновниками. Кроме того, многие правовые вопросы отданы на откуп сельской общине, старостам. Так что англосаксонская система нам, в нашей феодальной действительности, совсем не подходит. Слишком много придется ломать, чтобы сделать судебный прецедент источником права. Значит, идем по пути римской империи с ее юстицией: Jus publicum, Jus privatum, Jus gentium…
— Относительно театров. Есть способ уменьшить число стычек в храмах искусства. Обяжите владельцев продавать билеты с указанием места. А все ряды и места пусть пронумеруют. Тогда самураи не будут ссориться, и число дуэлей сократится.
— Это очень мудро, — проникся моей идеей Хатакэяма. — Сегодня же издам приказ.
— Вот что еще, Ёсикуни-сан. Я решил учредить ежегодные награды для лучших театральных трупп, писателей, поэтов, художников, музыкантов, скульпторов и архитекторов. Потрудитесь выделить в Киото здание, где будут творить люди искусства, там же они будут показывать свои шедевры публике. Лучшим авторам можно назначить ежемесячную ренту.
— Кто будет выбирать лучших? Ваша милость?
— Сделаем два этапа. Объединим всех художников, музыкантов, театралов в профессиональные союзы дза. Лучше назвать их академиями. Это из латыни.
— Да, этой братии понравится гайдзинское слово. Они просто бредят вашим призывом из Клятвы пяти обещаний. «Отжившие методы и обычаи будут уничтожены, и нация пойдет по великому пути Неба и Земли», — с удовольствием процитировал четвертый пункт клятвы Хатакэяма.
— Так вот. Союзы будут сами тайным голосованием отбирать пять лучших работ, и, ознакомившись с ними, я буду лично награждать победителя. По тысяче, нет, лучше по три тысячи коку на пять академий ежегодно. Плюс губернаторы провинций смогут установить собственные вознаграждения для провинциальных дза. Наконец, люди искусства, состоящие в академиях, будут иметь приоритет на государственные заказы — украшение дворцов, музыку для государственных церемоний…
— Вони будет… — тяжело вздохнул Ёсикуни.
— Это да, — согласился я. — Творческие люди — они такие…
Хатакэяма прощается, а у меня на повестке дня — работа с документами. Сабуро Хейко подготовил справку по внешнеторговому балансу Японии. Кто сколько чего ввозит и вывозит. Данные устаревшие — по югу страны информации нет, но даже то, что есть, заставляет задуматься. Страна восходящего солнца — натуральный сырьевой придаток Китая. Вывозит продукцию первого передела, ввозит товары с высокой добавленной стоимостью. На экспорт идет рис, золото, серебро, драгоценные породы леса… Импорт состоит из дорогих тканей — шелка и парчи, одежды, художественных книг, различной экзотической фармацевтики (корень женьшеня и тому подобное), огнестрельного оружия, фарфора. Из других стран тоже кое-что привозят. Из Индии — вату, бивни слонов. Сиам поставлял благовония, фрукты, которые могут долго храниться, вроде ананасов. В принципе сбалансировать внешнюю торговлю можно. Шелк и хлопок мы производим. Обложить повышенной пошлиной китайскую пряжу — и вот отечественный производитель сразу вздохнет спокойнее. С оружием и порохом так вообще не стоит беспокоиться. Через пару лет Япония обгонит и перегонит весь цивилизованный мир. Уже сейчас в Хоккэ льют пушки, делают качественные стволы для ружей, порох. Жду не дождусь, когда приедут Хаяси с Амакуни — устрою для киотцев выставку достижений народного хозяйства. Вывоз риса надо вообще запретить или квотировать. Особенно в неурожайные годы.
Только начал записывать свои соображения по внешней торговле, как в покоях объявляется Аютигата Саи. Главный церемониймейстер опять начинает меня доставать с императорским девизом. Да еще с издевкой, скрытым презрением. Как же так, лучшие астрологи калили на огне панцирь черепахи, по трещинам определяли девизы, а сын Неба продолжает игнорировать волю этого самого Неба. Да сколько же мне это терпеть?! Беру Саи за шкирку, сам открываю сёдзи (ловлю на себе изумленные взгляды охраны из воинов-псов) и выставляю церемониймейстера вон. Придав ему ускорение пинком, обнаруживаю в приемной священника.
