Глава 14
Новгородский ответ
Бросив остатки обглоданных костей в костер, Свара благодарно посмотрел на охотившегося днем Пычея и сыто рыгнул, потянувшись вытереть сальные руки о волосы. Ну не о верхнюю же одежду их вытирать! Потом не отстираешь… Протянутый же Тимкой рушник вызвал у него досаду: мало того что испортил кусок холстины, так еще умудряется его везде таскать за собой в заплечном мешке, будто больше носить там нечего. Один доспех весит в пятую часть этого недоросля, а ведь еще припасы есть… Однако тряпку взял и даже благодарно кивнул: когда еще в мыльню попадешь, а волос на каждую трапезу не напасешься.
Бросив взгляд на остальную ребятню, Свара поморщился, подумав, что дети есть дети и ничем этого факта не исправишь. Нашли чем заняться — деревянное ружье выстругивать! Может быть, глава воинской школы и испытывал бы пиетет к «священному» оружию удмуртов, но Иван в свое время досконально объяснил ему, что оно собой представляет, и даже дал возможность ощупать его до самого последнего… Как там его? А, винтика! Так вот, трое пацанов во главе с Прошкой уже вовсю чернили стволы углем и углубляли в них отверстия. И дела им нет, что перепачкаются! Еще бы в деревянные куклы играли, которые Фаддей иногда мастерит окрестным детишкам! Чтоб еще раз взять этих олухов в поход! А ну их… Хорошо хоть, что Мстиша в этом не участвует. Но ему, наверное, Тимка ружье показывал, а то и сам отец.
— Мыслишь, Завидка, что дома родня тебя защитит? — Свара отвлекся от созерцания детского развлечения и продолжил начатый недавно разговор, прерванный на некоторое время жареной зайчатиной. Большинство ратников уже закончили вечернюю трапезу и теперь укладывались спать вокруг соседнего костра, либо заступили в дозор. А мелюзга, не занятая игрушками, хлопала осовелыми глазами и упорно не хотела идти на боковую, продолжая греть свои уши около главы воинской школы и молодого новгородца. Вообще с последним все складывалось довольно-таки странно. Во-первых, Свара никак не мог понять, почему тот вмешался в разбойные дела своих земляков и фактически спас Переяславку от разгрома. Этих недорослей стало жалко, как он сам вещает? Что-то сомнительно, хотя к этим «воякам» вполне можно проникнуться сочувствием. Им бы еще титьку у мамки пару лет пососать, а они доспехи на себя напялили и по холодному лесу шастают… И все-таки как можно успеть за неполный день общения с ними так сблизиться, чтобы положить на кон свою судьбу, а то и жизнь? А может, он тайный подсыл от других купеческих сил Новгорода? Мало ли какие дела на Ветлуге у его отца! Да нет, вряд ли… В такую передрягу по своей воле не захочешь влезать, да и чересчур молод он для таких дел. Шестнадцать или семнадцать годков ему?
Тем временем новгородец немного помялся, обдумывая слова Свары, и решительно выдал, не обращая внимания на усмешку своего собеседника:
— Наш род не самый захудалый в Великом граде, а отец мой золотой пояс носит! Кто нас посмеет тронуть? Мигом Якуна в бараний рог скрутим! — После такой выспреной речи, которой вторил костер, разбрызгивающий веселые искры в стороны рассевшихся вокруг него людей, Завидка немного обмяк и признался: — Хоть и неважно в последнее время у нас с гостьбой, но силой бранной мы еще не оскудели.
— Любая сила напрямую черпается от доходов торговых, — несогласно мотнул головой Свара, припоминая, что в молодые годы тоже не испытывал сомнений в своем великом будущем. — Да и что ты купцу предъявишь? Стрелу, неведомо откуда прилетевшую? Нож от татей залетных, коих он когда-нибудь тайком наймет и на тебя натравит? Так Якун в ответ тебе гирьку припомнит и видоков к этому несколько десятков призовет. И будет в своем праве! И на чью сторону посадник княжеский встанет, как думаешь?
— Так я же вас и спасал! — запальчиво выкрикнул Завид, возражая уже лишь из-за противоречивых чувств, раздирающих его юную душу. — А ты мне доказываешь, что я не прав!
— Прав, не прав… Какая разница посаднику, коли это новгородских дел напрямую не касается? Выгоды у него с вашего раздора никакой, так что совать свою голову между жерновами ваших родов ему вовсе не резон. Лишь бы замятня между концами и улицами не учинилась, а до иного ему и дела нет.
— Это почему? Если рассудит по правде, то его чести это лишь на пользу!
— Ох, Завидка, путаешь ты справедливость и эту самую Русскую Правду, сиречь покон Ярослава и детей его! — задумался Свара, припоминая все разговоры, которые в его присутствии вели воевода и полусотник. — По этой правде любую обиду, учиненную нам, можно вовсе за пустое место считать. Отчего так? Понеже мы для вас не наемные варяги и даже не колбяги, кои в сих грамотках прописаны, а просто чужаки, которые живут по иному покону! А ты причинил обиду новгородскому вятшему боярину! Вдумайся! И очнувшись, он тебя не прикончил лишь из-за твоего отца и других мужей вашего рода! Да-да, именно из-за боязни навлечь их гнев на себя и своих родичей! Они ведь за твою жизнь кровью спросят и не посмотрят на все писанные князьями законы! Понял? Так что прими не самый глупый совет: пусть батюшка твой обиженному купцу такую виру заплатит, дабы он про свою месть забыл бы во веки веков!
— Этот не забудет… — Молодой новгородец удрученно покачал головой. — Он хоть со Славенского конца, но род свой ведет от свеев. У него и имя от тех же корней: Акун, или Хакон, высокорожденный. А они зело памятливые на такие дела…
— А почему один из концов Новгорода Славенским зовется? — вмешался Тимка, сонливость которого после возобновления разговора сдуло в один миг. — Ведь и на других концах славяне живут?
— Что за славяне? — искренне удивился Завидка, недоуменно подняв брови. — Не ведаю про таких. Или ты словен так называешь?
— Как это не ведаешь?! — стал возмущенно озираться по сторонам Тимка, не встречая поддержки. — А кривичи? А поляне в Киеве? А древляне, дреговичи? А уличи и вятичи? Это что, по-твоему, не славяне? У них другой язык?
— Не понимаю, о чем ты речь свою ведешь… — поморщился Завид, больше обеспокоенный подтверждением со стороны старшего из присутствующих ветлужцев, что нажил себе долгосрочные проблемы из-за своего вспыльчивого характера. — Это все разные племена, хоть многие из них от одного корня идут. Но не все! А словенский язык… — новгородец покосился на Свару и на встрепенувшихся мальчишек. — Если есть желание и в сон не клонит, то могу и рассказать, от кого он идет, а заодно и про становление города нашего.
Бурная радость молодого поколения и снисходительные кивки двух старших воев заставили Завида немного приосаниться, дабы хоть немного соответствовать образу степенного мужа:
— Кхм… рассказывать буду, как батюшка заповедовал… вот. После потопа трое сыновей Ноя — Сим, Xaм и Афет — разделили всю землю. Симу достались страны на восходе, Хаму — на полудне, а Афет принял запад и полунощные страны. Но был в то время един народ и един язык. Однако умножились люди на земле и замыслили они создать столп до неба рядом с городом Вавилоном. Строили его сорок лет и никак завершить не могли. Посмотрел Господь Бог на сии деяния, рассердился и смешал народы и языки, разделив на семь десятков и еще два, а потом рассеял их по всей земле. От сыновей Афета пошли норики, иже суть словене, и разошелся язык их по разным племенам.
Если Русь брать, то по полянам, что сели по Днепру, по древлянам, кои осели рядом в лесах, а также между дреговичами, что расположились между Припятью и Двиной. А еще по полочанам, что прозвались по имени Полоты, притока Двины, и по северянам, кои живут ближе всех к половцам: по Десне, Семи и Суле. Все эти люди словенского языка, но не суть словене. Кроме них в Афетовой части осела русь и всякие другие племена: меря, мурома, весь, мордва, заволочьская чудь, пермь, печера, ямь, югра, литва… А к Варяжскому морю прибилась чудь и ляхи с пруссами. Все эти земли на восходе доходят до пределов Симовых, до тех же булгар. А еще в Афетово колено входят: варяги, свеи, урмане, готы… Еще англяне, что по сути своей даны, а также галичане, римляне, немцы, фряги… Все последние селятся на западе, а на полудне соединяются с племенем Хамовым.
— Кха… — прокашлялся Свара, который уже начал видеть выгоду от такого разговора. От того, как преподнесет молодой воин всем известную историю, можно было сразу понять, что за мысли обуревают его самого и весь его род. Надо было лишь подтолкнуть Завидку к той части, которая касалась его самого напрямую. — Как бы про сам Новгород послушать, а уж про пределы чуждых нам земель не больно и знать охота… — Однако такая речь вызвала недовольство остальных слушателей, и Свара в итоге махнул рукой, оставляя рассказчику говорить, как заблагорассудится.
— Так вот, о Новгороде… — все-таки перебрался к сути тот, прислушавшись к мнению вятшего ветлужца. — Издревле там жили весь и чудь, еще в те времена, когда Волхов тек вспять…
— Неужто вспять? — послышался едкий смешок от Пычея, с другой стороны костра.
— А и вспять, — делано обиделся Завид, явно предполагая такую реакцию на свои слова. — Ходят такие сказки среди нас. В далекие времена на полунощи таял ледник, и вода высоко в Ладоге стояла… Так высоко, что Волхов обратно в Ильмень тек, но мы таких чудес не застали. Всего лишь около четырех сотен лет тому назад явился наш род кривичей на Новгородскую землю. Часть осела около Плескова и Ладоги, а часть осталась около нынешнего Полоцка и Смоленска. Хотя, надо признать, никаких городов в те времена тут и в помине не было. Кха… Изначально шли мы от границ с Римом, а потому были не нищие, да и мастеровыми людьми были богаты. Ту же оставленную ныне крепость в низовьях Волхова именно наши зодчие перестраивали — по всем канонам ромейским. У местных племен ее вначале отбили, а потом уже и свою воздвигли. На пять саженей вверх ее стены возвышались, да не простые, а каменные!
— Это что за крепость? — заинтересовался Свара, получив полезные сведения от разговорчивого новгородца. — Не та ли, вместо которой ныне Ладожский городок стоит?
— Ладогу чуть повыше на Волхове построили, да и на другом берегу. А от той крепостицы просто вода ушла, да и пожгли ее чуть позже, поэтому никто восстанавливать ее в нынешние времена и не стал. А саму Ладогу строили голтандцы или свеи как раз через полста лет после постройки нашей крепости.
— Готландцы… Что они там делали? Из варяг в греки ходили? — Глава воинской школы недоверчиво покачал головой, спрятав хитрую ухмылку в своих усах. — И что с ними потом стало?
— Скорее, из варяг в персы… В Днепр легче через Западную Двину пройти волоком. Да и вряд ли они про водные пути в Царьград знали в те времена. Просто жили, торговали с нами понемножку. А что стало? Немного им было отмеряно на этом свете. Через десяток лет до этих мест добрались словене…
— И что?
— Вырезали всех, а сам город спалили. Уж не знаю, что они против северных людишек имели, но не жалели из них никого. Шли словене из дунайских земель вдоль всего поморья, где ныне близкие им бодричи сидят и ляхи. Тоже от границ с Римом, а погнали их оттуда то ли волохи, то ли авары… За давностью лет и не упомнишь. Люто шли, городища у полоцких кривичей сжигали, с другими племенами резались, но вырвались в те места, что по нраву им пришлись и где враги не могли их достать…
Свара покачал головой и задумался: «Языком Завидка славно чешет, да и грамоте разумеет… Не поскупился купец, дабы обучить сына своего, значит, любит. И скорее всего, придет за ним лично. А уж дальше дело воеводы с человеком, носящим золотой пояс, дружбу завести. А оная нам ох как не помешала бы! А то так и придется с новгородцами резаться до скончания веков… Точнее, до нашего скорого конца».
Ветлужец немного повеселел, припомнив, что Тимка просил пристроить Завидку младшим наставником к ним в школу. Правда, та располагалась рядом с домницей, куда новгородцев совсем не хочется допускать… Однако с купцом золотой сотни сказка про товар из заморских земель не пройдет, так что в любом случае придется раскрываться. В общем, пристроить молодого воина к неоперившимся мальцам было бы не самым плохим исходом. Вдруг надумает да и останется с нами надолго, раз в Новгород ему путь заказан. Решив про себя, как ему поступать с купеческим сыном, Свара вернулся к разговору и переспросил рассказчика о словенах. Тот лишь пожал плечами:
— В какие места? Нас они потеснили и осели на обширном пространстве между Ильменем и Ладогой. Правда, землица там худородная, но другой мы не отдали бы без большой крови. А этой вроде и не жалко. В любом случае лучше малого лишиться, чем род свой в бесконечных войнах губить… Вот с той поры племена наши стали жить бок о бок, ссор не искали, но… бывало всякое. А через некоторое время и пути-дорожки нашлись в Днепр и Волгу. Точнее, как нашлись? Те же свеи, урмане и готландцы их натоптали. Одних словене вырезали — другие пришли. Торговцы и разбойники они по натуре своей — кому же еще неведомые дороги познавать? Но и мы с этого свой кусок имели: словене в Ладоге, а наш род дальше на волоках. Пока вода высоко стояла, то морские суда еще могли кое-как по Волхову подниматься, а потом… Через те же пороги пройти надо? Надо. Разгрузить, погрузить все товары на речное судно! А сами эти плоскодонки не тащить же по морю вместе с собой! Можно на месте сделать, поэтому и это дело к нам в руки попало… Так и жили, пока вновь не пришли свеи или даны.
— Это уже при Рюрике было? — не выдержал Тимка, которого все время толкали в бок любопытствующие друзья, сами не решающиеся прервать рассказчика.
— Нет. С прихода словен два или три поколения сменилось, а до Рюрика еще два или три десятка лет оставалось. В общем, пожгли пришлые варяги Ладогу еще раз, а немного погодя и всю землю стали к рукам прибирать, на волоках свои городища ставить. Выход к хазарам и булгарам уже был, как и в Царьград, так что восточное серебро от арабов хлынуло в свейскую Бирку, где у викингов главное торжище было. А уж глядя на звонкие монеты, и другие из них на нашу землю глаз положили, пытаясь со всех окрестных племен дань тяжкую взимать. Не только с кривичей и словен, но и с чуди, веси… даже мерю под себя стали забирать. А вот кто… Осталась лишь память про свейского конунга Эйрика Анундсона, который у нас в Гардарике всюду ходил с боевым щитом. Не только нас, но и эстов, сумь под себя подмял…
— Кхм… В наших землях в эти времена как раз хазары лютовать начали, — вмешался Свара, пользуясь перерывом в речи новгородца. — С полян, северян и вятичей стали брать по серебряной монете и бели с дыма. А слухи ходили, что под белью они вовсе не белку имели в виду, а девиц непорочных…
— Так и викинги этим баловались, — согласился Завидка со степенностью умудренного мужа. — Да не просто баловались, а жили этой торговлей. Что у нас было взять? Меха да девицы… Это и забирали, а потом свозили в полуденные страны.
— И что? — возмущенно пискнул Тимка, надорвав в праведном гневе ломающийся голос. — Наши им так безропотно все отдавали?
— С каких это пор тебе новгородцы и их нынешние данники нашими стали? — Свара усмехнулся, теребя пальцами усы, но неожиданно заметил, как у Тимки глаза стали наливаться бешенством. Решив не прерывать содержательного разговора детскими истериками о несправедливости жизни и о делении на своих и чужих, он начал сглаживать беседу: — А вот многочисленные курганы находников на наши земли я и сам видел — не столь и безоблачна у них жизнь была. — Увидев недоумевающие лица мальчишек, он добавил: — Знатных викингов в курганах хоронили. Внутри каждого ставили сруб, где рядом с погибшим клали оружие, в его ногах взнузданного коня, а иной раз и любимую наложницу, да не одну. Уходило их на Русь много, а вот возвращалось…
— И у нас тоже есть такие курганы, — опять согласно кивнул Завид. — И рядом с Ладогой, и под Смоленском. Где викинги сидели на водных путях, там и хоронили их по обычаям северным. Такое сразу заметишь, понеже обряды наши изрядно отличаются. Мы ведь раньше сжигали покойника на стороне, а остатки приносили к будущему кургану в урне. Да почти все на Руси так делали, отличия лишь в мелочах были. У тех же вятичей, к примеру, до сих пор прах кладут в деревянную домовину. Правда, насыпав курган, кольцевую оградку из деревянных столбов ставят вокруг, а не валуны кладут, как у нас.
— Ты давай про Рюрика, — еще раз напомнил Тимка, которого в этот момент интересовали героические свершения предков, а не их захоронения.
— А про безропотную отдачу услышать уже не хочешь? То-то же… Легенда это, но в каждой сказке есть доля истины, вроде так? Говорят, что был у нас князь Буривой… вроде из словен, но точно не ведаю какого племени. И вел он тяжкую войну с пришлыми викингами, и победил их во множестве, овладев всей Биярмией до Кумени. Но при оной реке он был побежден, сгубив все свое воинство. А северные люди еще сильнее дань на всех возложили. И не только на окрестные племена, но и на тех своих купцов покусились, кто уже в землю нашу врос и лишь торговлей занимался, а не виками, сиречь разбойными набегами. Однако остался у старого Буривоя сын Гостомысл, которого люди у него испросили к себе для защиты. Справился тот, и изгнали всех пришлых злодеев, однако успокоения нам это не принесло. Так и продолжали они лезть в эти земли, будто медом им тут было намазано. А уж после смерти Гостомысла, когда в наших местах усобица началась… Люди говорят, что случилась она из-за голода, который в киевской земле начался. Землица у нас самих худородная, как я уже об этом сказывал, так что…
— И никого не нашли, кто ваши раздоры мог бы успокоить? — вмешался Свара.
— Было у Гостомысла четверо сыновей, да никого к тому времени не осталось. Или болезни сгубили, или молодыми в боях полегли.
— И призвали Рюрика? — в третий раз не выдержал Тимка.
— Сначала собрались старейшины от всех окрестных племен и решили для прекращения раздряги призвать князя со стороны: от хазар, полян, дунайцев или тех же варягов. Уж не знаю, было ли у нас такое слово в те времена, поскольку оно из ромейского языка идет и означает «давший клятву», но… Силу варяжскую все видели, поэтому послов к ним и отправили. Правда, некоторые говорят, что матерью у Рюрика была Умила, дочь Гостомысла, но я… Не верю я во все это, да и у бодричей те же самые легенды рассказывают. Может, оттуда эти сказки и к нам на Русь пришли вместе с Рюриком, который в тех землях как раз дела свои вел… А теперь князья киевские его в основатели рода записывают, дабы свое древо из самых глубин вывести! Какой он был славный, да как он со своими братьями всех нас помирил! Да не было у него никаких братьев, как монахи иной раз вещают! Никакого Синеуса и Трувора! В сагах поется: «Hrorekr ok sinn hús ok trú vári», что означает: «Рюрик со своим домом и верными воинами». Мнится мне, что наши старейшины из-за голодной смуты и того, что хазары мерю к рукам стали прибирать, просто решили выбрать того, кто этим иудеям мог противостоять. Или они еще не были тогда иудеями? Не упомню… Вот и выбрали из всех ярлов самого сильного, попытались с ним сговориться о службе и оговорили кормление его дружины. По слухам, звали его Рорик Ютландский, и был он славен своими делами, помимо того что предки его правили у данов в Хедебю. Почти двадцать лет Рорик воевал за отобранный у него лен то ли во Фрисландии, то ли где-то рядом. Где это? Где-то за бодричами.
Говорят что, в конце концов, он добился своего и вернул себе город Дорестад, но тот сразу смыло сильным наводнением Рейна, а сама река сменила свое русло. Все потерял! А тут наши старейшины со своим предложением… И делать особо ничего не надо: лишь смуту пресекать да от лихих людей наши племена беречь. А какие просторы для торговых дел! И пусть, что все под себя подмял, а его потомки поднялись на серебре восточном, зато и мы в покое зажили. Сколько лет до того люд наш страдания претерпевал от набегов лихих? А при Рюрике стало спокойнее. Не сразу, но стало. Сначала он на два года в Ладоге осел, а потом городище себе срубил у волховских истоков на острове. А рядом с такой силой и наш Новгород вознесся, но это гораздо позже было. Сначала там всего три поселения стояло: наше, словенское и чуди. Вот от этих селищ и пошли концы нашего города.
— Значит, не в полное владение Рюрику себя отдали? — заинтересовался Пычей таким раскладом дел.
— Нет! Упаси боже! В дела его торговые наши вятшие люди не вмешивались, да и дань с чужих племен он сам получал. Однако серебро со своих земель мы сами собирали, а ему лишь часть оговоренную выделяли. Мнится мне, что именно из-за этого после его смерти Олег Вещий подался в Киев! Хотел получить тот город в полное свое владение: не хватало ему власти у нас… А Новгород лишь Ольга сумела примучить дань русам выплачивать. Но свободу новгородскую до сих пор князьям приходится блюсти, иначе получится, что они против слова своего предка пойдут и его память своими делами замарают. Так что свой ряд Рюрик выполнил исправно, а какого он рода-племени — дело десятое. Да и войско у него было самое разношерстное… И из свеев, и из бодричей, и из вагров он его набирал! Но большую часть составляли урмане, сам Олег Вещий был из них. Мнится мне, что лишь данов не было, против которых он люто сражался, дабы вернуть свои старые владения. А как вы сами думаете, какие люди у него за два десятка лет непрерывной войны должны были собраться? Когда ни дома, ни доходов от него… Самые разные, живущие этой самой войной. А вот кому он мог доверять… Только клятвенникам верным, сиречь варягам. Вот кто ему клятву дал, тех он по торговым путям и насадил. А кто бы на его месте по-другому поступил? Серебро мошну не оттянет, за него надо побороться. На тот же Полоцк при нем киевляне зачем ходили? Те самые Аскольд и Дир? Запер им Рюрик выход в Варяжское море через Двину и Нарову, что из Чудского озера вытекает. А еще и Смоленск под свою руку взял, посадив своих воев на волоке между Капслей, притоком Двины, и Днепром. В общем, все, что на Руси тогда случилось, было борьбой за торговые пути к арабскому серебру. Так я мыслю…
«А мальчонка-то соображает! Не только чужие слова повторять умеет… — задумался Свара, когда вокруг потрескивающего костра установилась тишина, прерываемая шепотками переговаривающихся мальчишек. — Пусть не все в его рассказе правдой является, но кто за столько лет теперь может все доподлинно знать? Того же Рюрика взять… Может статься, что он вовсе ворвался в истощенную войной и голодом землю без всякого зова, а? Или даже не был почтенным предком наших князей? Помнится, Радимир упоминал, что за написанием летописей Печерской братией князья ой как следили. А ныне Владимир Мономах сидит на киевском столе без всякой очереди, лишь по зову вятших бояр и купцов этого города. Нет, из всех нынешних князей он больше всех уважения заслуживает, поскольку радеет за Русскую землю, но… Почему бы ему ради детей своих не поправить летописи и не добавить, что первый владетель на Руси тоже был призван, а?
А взять пересказ Радимира одного из списков «Слова о законе и благодати», который был написан самым первым русским митрополитом Иларионом, жившим при Ярославе Мудром! Кого в нем восхваляли? Великого князя земли нашей Владимира, что был внуком древнего Игоря и сыном славного Святослава? А где тут Рюрик, основатель рода? Как можно забыть первого предка?! И кто может прояснить, как все было на самом деле? Варяги? Ныне это обычные наемники, которые родства не помнят и приходят на Русь службу просить, как в былые годы их предки искали ее в Царьграде… Потомки сподвижников Рюрика? Эти если и помнят, то клещами у них правду не вытянешь, поскольку князья наши излишне болтливые языки мигом укорачивают. А близкого знакомства, дабы узнать истинные деяния предков наших, у меня нет… Да и зачем мне все это? Чтобы олухом не выглядеть в разговорах воеводы и полусотника? Вроде таким не выставляют… Скорее из-за того, что чуть-чуть поднялся и сразу задумался о судьбах детишек, что сидят передо мной ныне. Старею, что ли? А может, тревога меня одолевает, оттого что Иван постоянно твердит, что князья наши передерутся меж собой и окажутся беззащитными перед любым врагом? Так издавна они за чубы друг друга таскают, и живем пока.
Тогда что мне даст знание о становлении Руси? Арабское серебро кончилось уже давно, и нового не предвидится. Может, из-за этого и нелады у нас на Руси? Цели нет, врага общего? Как в старину было? Если чешутся руки и мошна пустая, то собирай задругу, объединяйся с другими ватажками и иди привечать царьградских жирных курочек. Как говорится, целовать до последнего перышка… А ради лакомой добычи из ромейских провинций даже с чужаками можно договориться! А кого еще щипать? У соседей, кроме глиняных плошек, и нет ничего… А теперь? Все поделено между князьями, у каждого синица в руках, а журавль… Какой он должен быть, чтобы разные люди объединились ради одной цели? Золотой? Или, как говорит Иван, безумно красивый, чтобы при взгляде на него у всех захватывало дух?»
— А? Что? — Свара очнулся от своих мыслей, как только понял, что его спрашивают во второй или третий раз. — Про что рассказать? Почему Русь так назвали? Так по имени русов… Кто они такие?
Тревожный свист оборвал разговор и заставил встрепенуться не только сидящих у костра, но и всех спящих воинов. Лагерь мгновенно стал похож на разворошенный муравейник, который ощетинился в разные стороны бойцовыми особями, чтобы найти надвигающуюся опасность. Огонь был тут же завален влажной подстилкой из листьев и еловых иголок. Густой дым, сразу поваливший в разные стороны, стал едко забираться в глаза, и так ничего не видящие в ночном сумраке после яркого света. Короткими командами Свара выстроил полукруг в сторону речного берега, отослав мальчишек с самострелами за спины ратников к плотной стене таежного леса. В напряженной тишине прошла минута, другая — и слабый свист, на этот раз успокаивающий, прорезал ночную тишину. Однако Свара тут же рыкнул на начавших расслабляться подчиненных:
— Не тот свист! Звук не тот! Всем стоять!
Опять потянулись мгновения, но через некоторое время неровные шаги двух человек нарушили тишину стоянки. Проблеск лунного света высветил дозорного, который тащил кого-то на своем плече, однако разглядеть лица незнакомца пока не мог никто. Лишь тяжелое прерывистое дыхание страдающего от боли человека явно слышалось от приближающихся людей.
— Гондыр! — вдруг охнул Свара и стремглав помчался на помощь. Все остальные на этот раз остались на месте, кроме любопытных мальчишек, высунувшихся из-за строя. Однако тех сразу приструнил Пычей, резким окриком вернув их за спины ратников. Добежав до раненого, который был без кольчуги и имел при себе лишь нож за поясом, старший из ветлужских воинов уложил его на землю и сразу же стал требовать сведений:
— Погоня есть? Где остальные?
— Не шуми… Новгородцы, около двух десятков. Но мы вроде оторвались и стали лагерем в пяти поприщах отсюда вверх по реке… — Вздох облегчения накрыл стоявших воинов, но Гондыр тут же продолжил: — Сам я за помощью в черемисское поселение пошел и в темноте с бревна так сверзился, что ногу подвернул, и часть пути чуть ли не ползти пришлось. Свара… — Тяжелое дыхание на миг прервалось, и удмуртский десятник судорожно вздохнул: — У меня двоих порезали насмерть, и еще с десяток раненых. И это притом что мы два дня не спали и почти не жрали… Ох как же мне повезло, что на вас я наткнулся!
— Э! Так у тебя всего восемь воев…
— Еще черемисов считай и почти десяток мерян, кои к нам прибились. Так что не обознайся ненароком в темноте…
— Какое-то поселение мы за час до темноты минули, но оно нам ныне ни к чему. Нашего десятка и ребятишек с самострелами будет достаточно, чтобы новгородцы обходили всех нас стороной… Ну хотя бы три раза подумали, прежде чем наброситься. Покажешь обратную дорогу?
Гондыр попробовал подняться, но тут же охнул и упал на спину.
— Радка! — обернулся Свара. Светлый полушубок мелькнул на фоне черного леса, и девичья фигура бросилась на колени перед упавшим удмуртом. Неприметная до этого момента, всю дорогу молча готовившая еду и штопавшая поврежденную одежду, Радка стала тут же раздавать указания и в первую очередь потребовала огня. Сняв обувку, от лыковой подошвы которой почти ничего не осталось, и размотав онучи, она задрала вверх штанину портков и стала осторожно ощупывать ногу.
— Справишься, девонька? — осторожно спросил Свара, испытывая к молодой знахарке противоречивые чувства. И тут же скривился, увидев отрицательное покачивание головы. Но, когда он попытался отодвинуть ее в сторону, чтобы самому посмотреть опухшую ногу, Радка его одернула, невзирая ни на какие авторитеты:
— Ты мне поможешь! Берись тут и тут, а я тебе покажу, куда надо тянуть. У меня самой сил не хватит… Тимка, Гондыру палку в зубы! Давай!
От резкого рывка раздался щелчок, удмуртский десятник со стоном вскинулся и потерял сознание. Бросившаяся к нему Радка уже основательно ощупала ногу, а потом что-то достала из протянутого ей Тимкой кожаного мешка. Пахнуло дегтем, и молодая знахарка стала накладывать на поврежденное место плотную повязку, после чего повернула покрытое капельками пота лицо к главе воинской школы:
— Сустав встал на место, но в ближайшее время ногу тревожить нельзя… Или тут его оставляй, или командуй рубить слеги для носилок!
Свара, открывший было рот для отповеди зарвавшейся в своих словах девчонке, неожиданно для себя тут же его захлопнул. Причем сам не понял, что послужило этому поводом: то ли воспоминания об обвисшем теле Радки, которую вынесли из новгородского ушкуя, то ли угрюмый взгляд Тимки из-за ее спины. А может быть, тот факт, что с первым порученным делом она справилась: Гондыр уже очнулся и подтвердил, что боль начала спадать. В итоге, кивнув девчонке, Свара просвистел общий сбор, и через некоторое время весь отряд двинулся вверх по течению лесной речки на поиски лагеря с ранеными.
Лишь тусклый свет молодого месяца изредка освещал обрывистый берег, вдоль которого почти на ощупь передвигался передовой дозор и следующий за ним отряд. Почти треть из основной массы идущих людей казалась излишне низкорослой и щуплой, но, как и остальные, отсвечивала в слабом лунном сиянии металлическими отблесками кольчуг и шлемов. Скидок на возраст мальчишкам не было: раз надел доспех, то тяни лямку наравне со всеми, какая бы тяжесть ни придавливала тебе плечи и как бы ни был труден путь. Из-за темноты они пробирались достаточно долго, то и дело сверяясь с лежащим на носилках Гондыром. Огня не зажигали и старались без необходимости не шуметь. Однако, несмотря на то что каждый шаг отряда тщательно выверялся, развязка оказалась неожиданной.
— Это что за лешие темной ночью по лесным тропкам шляются? — прервал «идиллию» ночного перехода резкий окрик в тот момент, когда растянувшаяся колонна прошла почти две трети пути. Свара лишь грязно выругался в сторону бегущего назад дозора, сопровождая свои высказывания командами, перестраивающими редкую цепочку растянувшегося воинства в более плотное построение. Неприятель застал ветлужцев на небольшом открытом пространстве, вытянувшемся вдоль крутого берега лесной речки шагов на тридцать — сорок. Деревья, укутанные плотным подлеском, сплошной стеной окружали поляну и подступали на ее краях почти к самому обрыву, оставляя там совсем узкие проходы для того, чтобы выбраться из западни. Времени на то, чтобы убежать по этому пути, у ветлужцев не было, да и никто бы не поручился, что там не стоит противник со снаряженными луками. Бросаться в темную воду за спиной не хотелось, потому что была огромная вероятность, что из реки в полном облачении никто не выберется. Поэтому окруженному отряду оставалось лишь смыкать свои ряды, не обращая внимания на то, что из-за деревьев в любой момент может последовать вражеский залп. А то, что ветлужцы попали в окружение, выяснилось через мгновения.
Когда последний щит занял свое место в полукруге его воинов, Свара соизволил обратить внимание на плотный силуэт, скользнувший из-под елового полога в его сторону. А специально для того, чтобы попавшие в засаду ратники не наделали глупостей, от окружающих поляну деревьев на короткий миг отделилось несколько теней, сопровождая свои движения показом растянутых на мгновение луков. Блеснувшие кое-где наконечники стрел лучше всяких угроз заставили ветлужцев еще плотнее сдвинуть свои ряды.
— Ах, это ты, Свара! Со своими щенками… — продолжил свою речь незнакомец, негромко смеясь и подходя ближе.
— Что-то не признаю тебя, недобрый человек! — рявкнул в ответ переяславец, шагая ему навстречу. — Назвался бы, прежде чем народ пугать!
— Я его знаю! — Из ветлужского полукруга шагнул вперед Завидка и, подождав, когда за ним сомкнулись щиты, подбежал к Сваре: — Это Осип, человек Якуна.
— Вот оно что… И что тебе от нас надобно, Осип?
— Да ничего, — опять донесся хриплый смешок от новгородца. Однако, подойдя ближе, тот заговорил совсем негромко: — Хотел я сразу вас стрелами посечь, да углядел Завидку… Так что его благодари, Свара. — Осип обернулся к молодому воину и перешел на шепот: — Батюшке твоему, Костянтину Дмитричу, поклон низкий… если выживешь. Шел бы ты в круг сызнова, а то Якун скоро будет тут, и если ему кто передаст, что я остановил ваше избиение из-за тебя, то… несдобровать нам всем. А так может и не заметить, дав вам путь свободный в сторону обратную…
Завид молча кивнул и вернулся в полукруг, встав с одной из его сторон на краю речного обрыва.
— Думаешь, что посечете нас теперь, Осип? — начал пробовать новгородца на прочность Свара, но тот только усмехнулся и перешел на свой обычный смешливый тон:
— А как Якун скажет, так и будет! Ты храбро бился в круге около своего селения, ветлужец, но тебе с такой раной не нам в эту ночь противиться. А остальные для нас вовсе на один укус. У вас одна надежда выбраться живыми — вернуться назад. А чтобы мы вам поверили — оставишь себя в заложниках.
— Кха… А остальные? Удмурты и черемисы? — Окольчуженной рукой Свара попытался почесать себе бороду, но волосы забились в железные колечки перчатки, и ему пришлось сильно дернуть, чтобы оторвать от лица руку.
— Смотри, оставишь себя без бороды раньше времени. — Этот забавный факт Осип неожиданно прокомментировал с серьезным выражением лица. — Погоди чуть, потом будешь волосы на себе рвать… Когда мы ваших удмуртов на рассвете порешим. Да ты не злись, Свара, мне ведь до них дела нет. Те ваши воины хоть и заслуживают всяческого моего уважения, но уж очень сильно они досадили Якуну, так что… А вот и он.
Вынеся из густых колючих зарослей свое массивное тело, новгородский купец почти сразу же возложил руку на плечо своего подчиненного и с ревом задал вопрос, которого тот так не хотел услышать:
— Почему запретил стрелять и где этот сукин сын?! Что молчишь?
— Так сам же мечтал его взять живым! — стряхнул со своего плеча чужую длань Осип и добавил, обреченно махнув в сторону ветлужцев: — Потом с меня бы спросил за то, что наказа твоего не исполнил! Вон он, с краю стоит…
— Вся эта падаль пускай катится обратно, а Завидку мне лично притащишь! — гаркнул Якун и развернулся, чтобы уйти в лес, однако был остановлен возгласом Свары, который уже кипел от нарастающего возмущения, что его так вызывающе проигнорировали.
— Ты уверен, купец, что я тебе его отдам? — протянул глава воинской школы, не желая потерять лица перед своими воинами.
— А что, стоя под прицелами моих лучников, ты еще смеешь на что-то надеяться? — Якун сначала подслеповато прищурился, но как только узнал еще одного своего обидчика, в глазах его запылала неподдельная радость. Невидимая в темноте, но проявившаяся в интонациях. Однако, прежде чем заговорить, он оглядел стоявших в полукруге ветлужцев. — Вот удача… А я и подумать не мог, что такое бывает! И детвору свою привел? Уже в кольчугах? Стало быть, не осталось у тебя вовсе воев, Свара… А баб с тобой нет? Жалко… Ан нет! Есть одна, молодая да пригожая! Вон, хоронится за спинами ратников. Ох, обнищал ты людьми, ветлужец! Даже девок в свою рать берешь!..
Пока купец выражал восторг по поводу своего везения, глава ветлужцев обреченно вздохнул и начал прикидывать, стоит ли ему бросаться в самоубийственную атаку на двух стоявших перед ним новгородцев. С одной стороны, на речном просторе вся его рать будет на прицеле вражеских лучников, а с другой… может, кто-то и успеет удрать? Те же мальчишки… Или лучше всем броситься вперед, на стрелы? А может, отдать им Завидку? А остальных выкупить? Однако через мгновение Свара понял, что это бесполезно, потому что все их доспехи и серебро в любом случае достанутся новгородцам. Он сам, как последний дурак, привлек к себе внимание и обрек своим длинным языком всех ветлужцев на гибель. Рука уже дернулась к оголовью меча, но ее движение было остановлено задорным мальчишеским голосом:
— Считай, Свара! — Тимкины слова прервали не только планируемый отчаянный бросок главы воинской школы, но и речь купца, остолбеневшего от неожиданных слов со стороны какого-то недоросля, который тем временем продолжил свою фразу. — Считай, за кем сила! Как сам нас учил!
Свара недоуменно обернулся и, увидев, что тащит в своих руках Тимка, прикрытый с одной стороны щитом Мстиши, поперхнулся и закашлялся. Однако через мгновение совладал с собой и повернулся в сторону все еще недоумевающего купца:
— А тут и считать нечего… Хочешь вовсе всех людей лишиться, Якун? Так давай, попробуй! После этого мальца нам останется лишь добить вас…
— Да ну? — Якун искренне расхохотался и вновь собрался шагнуть в сторону леса, чтобы через пару шагов скрыться за деревьями. Однако его задержал Осип, тяжело положив руку на плечо купца.
— Якун, именно этот мальчишка побил всех твоих воев под стенами Переяславки. И именно этим самым… небесным громом, о котором столько разговоров потом ходило! Ты можешь думать все, что хочешь, но после первых раскатов… в общем, ты рискуешь остаться один, даже если он положит не всех из нас!
Ощутимо напрягшийся купец судорожно взглянул на длинный темный предмет, черные зрачки которого глядели прямо ему в лицо, и сипло поинтересовался у своего подчиненного:
— Уверен? И что ты мне предлагаешь? Уйти и не трогать этих ублюдков? Не добить церемисов, к которым они могут прийти на помощь?!
— Не гневи Бога своей удачей, Якун! Дальше уже некуда! — так же глухо ответил ему Осип. — Захарий нас будет ждать лишь до полудня, а до того места еще топать и топать…
Медленно отступая вбок от разгоряченных спором новгородцев, ветлужский отряд дошел до дальнего края поляны, настороженно посматривая в сторону леса, втянулся в проход и по отмашке Свары сорвался с места. Не разбирая дороги, ратники помчались вдоль берега, проламываясь телами сквозь стоящие на пути заросли подобно кабаньему стаду. Ни возможная засада, ни риск сломать ногу в прибрежном буреломе не могли остановить порядком перенервничавших людей. Сбиться же с намеченной дороги им не позволила река, вдоль которой они и бежали. Крик купца, крушащего в порыве злобы своим мечом еловые заросли, еще стоял в ушах тяжело дышащих ратников, когда они встретили дозор удмуртов и вывалились на поляну, где лежали раненые. Свара знаками разослал часть воев на усиление охраны и обернулся к попадавшим без сил на землю мальчишкам, лица которых были исцарапаны ветками в кровь. И Тимка, и Мстиша, и даже гораздо более взрослый и подготовленный Завидка тяжело рухнули на опавшую хвою, провожая удивленными глазами Радку, у которой хватило сил броситься к раненым.
— Да, такое бывает лишь раз в жизни!.. Будет что за чашей с медом морозной зимой обсудить… — хрипло заметил Свара и тут же обрушился на распластавшихся по земле пацанов. — Чего разлеглись?! Или тяжелы для вас кольчужки, чтобы в них резво бегать? А я ведь еще и Гондыра на закорках тащил половину пути! Ничего, дайте срок… Вернемся домой — и я вас только в них гонять буду! Уф-ф… — Распалившийся ветлужец прошелся мимо поднимающихся отроков и неожиданно спокойным тоном обратился к Тимке и Мстише: — Слушайте, ребятки, вы вроде рядом со мной стояли. Не показалось вам, что этот Осип на прощанье нам подмигнул, а? Вот как… Значит, не почудилось.
* * *
Минуло уже больше полутора суток с того момента, как на небольшой лесной поляне соединились ветлужские силы. Будто в кошмарном сне прошла первая ночь, наполненная запахом крови, дымом костров и пронзительным тревожным чувством опасности, которое снедало всех ветлужцев без исключения. Точнее, всех тех, кто был в сознании, а их оказалось не так уж и много. Большинство из ратников Гондыра, кто еще стоял на ногах к моменту прихода помощи, стали засыпать прямо на месте. Так что на воинов Свары сразу возлегло охранение лагеря, а большую часть мальчишек Радка привлекла себе на помощь, и они поддерживали огонь, таскали воду и кипятили отвары. В общем, занимались всей рутиной, начиная от сбора дров и кончая перетаскиванием спящих воинов поближе к кострам. Исключение составил лишь Тимка, которого новоявленная сестра милосердия решила использовать в качестве личного помощника из-за того, что он совершенно спокойно воспринимал вид крови и абсолютно точно следовал ее указаниям. Пока Радка осматривала раненых, он сразу начал доставать из ее плетеного короба, который она таскала вместо заплечного мешка, перевязочные материалы. Точнее, чуть подсушенный торфяной мох, используемый в качестве ваты, но в отличие от нее прекрасно высасывающий гной из раны и стерилизующий ее, широкие полоски бересты в качестве бинтов и конопляные веревочки для их крепления.
Раненых было много, и перевязаны они были кое-как, так что Радке пришлось все делать заново, вновь и вновь очищая раны и штопая разнообразные порезы. Начать она хотела с самых тяжелых, но подошедший Свара к тем двоим, у кого ранение пришлось в живот и голову, ее даже не подпустил, объяснив, что даже Вячеслав не смог бы им помочь в этой ситуации. И отправил сперва к легким, внимательно наблюдая за тем, что она пытается делать. Лишь удостоверившись, что все происходит довольно быстро и без всяких женских причитаний, он отправил ее лечить перелом ратнику, неудачно подставившемуся под обух топора. Там ей пришлось возиться долго, и она вслух поблагодарила Бога за то, что умудрилась до этого момента не потратить маленького кусочка опиума, выделенного ей лекарем. Но в итоге все-таки кости соединились, Радка соорудила импровизированный гипс из лубка, который представлял собой несколько толстых негнущихся накладок из липовой коры, и зафиксировала конечность шиной из ровных плашек, неведомо где добытых Тимкой. После чего продолжила невозмутимо шить раны у своих пациентов. И это несмотря на то что зверски устала, а личный помощник был услан куда-то на разведку. Лишь в середине ночи подошедший Свара глянул на ее дрожащие пальцы и отодвинул перенапрягшуюся девчонку в сторону, взяв иголку в свои руки.
А ранним утром Мстиша и Тимка отправились в поселение черемисов на Ветлуге, чтобы привести помощь и насад для раненых. Как бы ни был Свара уверен в том, что новгородцы ушли насовсем, он все-таки не стал рисковать и уменьшать количество полноценных воинов во временном лагере. Ждать помощи пришлось долго — судно и несколько однодеревок прибыли лишь на следующий день. Однако они доставили не только людей и припасы, но и теплую одежду. Особенно пригодилась последняя, потому что к этому времени температура уже постоянно держалась на минусовой отметке, а свои полушубки большинство отдало раненым.
Пока грузился насад, пока родичи и знакомые находили друг друга и поминали павших, около одного из костров непроизвольно собралась вся местная воинская элита и основные представители окрестных племен: Свара, Вараш, Гондыр, оба мерянских старосты, которые неожиданно оказались давними знакомыми, и глава черемисского поселения на Ветлуге. Пустили чарку с медом по кругу, долго молчали. А потом как прорвало… Вначале заговорил староста местных черемисов, который единственный из всех собравшихся не знал языка ветлужцев, поэтому роль толмача выполнял его сын, Вараш. Паймета интересовало, что будут строить новые поселенцы у себя в остроге, какая помощь им будет необходима и как она будет оплачиваться? Действительно ли чужеземцы умеют делать жидкий металл, как сказал его сын, и сколько могут стоить чугунные котлы, если они соберутся купить их для себя? Сколько досок ветлужцы могут напилить за день и можно ли их пускать на набойные лодьи? Или те будут гнить в воде, в отличие от теса? И правда ли то, что кугуз разрешил ветлужцам обучать всяким воинским премудростям черемисских ратников и охотников? А оружие? А…
Свара успевал кивать, раздавать обещания и твердить, что они уже не чужеземцы, что вызывало пока лишь снисходительные улыбки. Но когда в дело вступили меряне в лице их старосты Шульца, он поднял руки и сделал вид, что сдался на милость победителям. А сам толкнул ответную речь, в которой признался, что он всего лишь воин и многого не знает. Однако по весне в эти места придут мастера, будут искать железо, ставить домницы и лесопилки. Хотите в равных долях в этом участвовать? Тогда милости просим зимой в гости — как раз все нужные для вас люди соберутся, и договоритесь к обоюдной выгоде. А еще, мол, нужны лодьи, за которые плата будет чистым серебром. Что, ваш Жум уже снял мерку с насада? Нет, суда нужны не такие, но ответить на это может лишь Иван или его кормчий, которые вернутся домой, как только встанет крепкий лед на реке… А еще ветлужцам просто необходим быстрый волок на Унжу. Зачем? Хм… Нужен! Так что окрестным жителям стоит подумать, как это лучше устроить… А уж мы поможем! Тем более у вас тут такие леса! Если поставить сюда несколько пилорам и возить на больших судах доски в Суздаль и Булгар, то такие барыши пойдут! В общем, еще раз милости прошу всех в гости зимой!
Разговор потихоньку затих, и вскоре около костра остались отирающий со лба пот Свара и Шулец, с которым он за последние сутки сошелся довольно близко, с удовольствием выслушивая от него разные байки. Мерянский староста рассказывал про то, как Гондыр вел свой поединок на волоке, как потом новгородцы подстерегли их в засаде и прошли через них как нож сквозь масло, а потом стали загонять их самих, будто подраненную дичь. Как он уговаривал прибившегося к ветлужцам Завидку отдать им в поселение медвежонка. Как тот поначалу упирался и чем все закончилось. Что было бы, если удмурты и черемисы не пришли окрестным поселениям на помощь… И вновь, оставшись наедине, Шулец вернулся к прежней теме, до сих пор не веря, что выжил после всех передряг:
— Надо же, на новгородцев попытались охотиться! Если бы не твои удмурты, то никто бы из нас не ушел… А они перегораживали звериные тропы и держались, пока мы вглубь не уходили. Нам бы по лесам разбежаться, да нельзя! Раненых полно, а среди них в основном мои люди… Мы ведь почти без доспехов были: одна кожа да бляшки железные… — Мерянин обернулся в сторону и посмотрел на суетящуюся около раненых Радку. — А девонька ваша! Вроде мы вовсе чужие для нее людишки, а она… вон как убивалась по нашим погибшим!
— Переживала… — подтвердил очевидное Свара и почему-то пустился в объяснения. — Молодая еще совсем лекарка, первый поход у нее. И первые умершие на ее руках.
— Кха-кха… — прокашлялся его собеседник и удивленно заметил: — Не слыхал я прежде, чтобы знахарки с воинами по лесам шастали. Обычно сидят по глухим избушкам и в ус не дуют… или что там у них?
— Да и у нас раньше такого не было, однако теперь… — ветлужец покачал головой и махнул рукой с самым решительным видом, пряча ухмылку в густых усах. — Воеводу буду просить, чтобы лекарь наш еще баб себе в обучение взял и с нами в дальнюю дорогу отпускал. Поядренее! А то у этой силенок еще не хватает… Ты ведь сам видел, как под утро мы помогали ей шить раны, хоть и под ее присмотром. Ну, да ничего, взгляд у девоньки острый, а рука на диво легкая и крепкая. Приноровится.
— Это ты верно заметил. А как кость она срастила моему родичу, а? Я уж думал, что руку придется резать по локоть…
— Пусть сначала в лубке походит до середины зимы, а потом видно будет… — предостерег старосту от излишнего восхищения Свара, тут же помрачневший от воспоминаний. — Я вон до сих пор щит поднять не могу левой рукой, хотя мне делал эту… опер-р… В общем, лечил меня ее наставник. Ладно, чего мы все о девке да о лекарях… С каких пор, ты говоришь, с Куженем знаком будешь?
Воспоминания мерянского старосты о былых годах Свара слушал вполуха, рассуждая про себя о неудавшемся походе, который закончился для одних только удмуртов двумя погибшими и тремя ранеными…
«Стоило ли вообще затевать эту нелепую месть, которая ничем не закончилась? — думал он. — Повезло еще, что остальные остались живы! Особенно было бы жалко мальчишек. Все, как обычно, в нашей жизни: суетимся и принимаем нелепые решения, а потом пытаемся куда-то бежать, чтобы вытащить друг друга из глубокой… скажем так, ямы. Погибли вои, которых мы с полусотником гоняли целое лето и которые стали для нас близки. С другой стороны, неужели можно было простить нападение на весь? Ох, что-то я устал думать… Надо возвращаться обратно и загружать всеми этими заботами того, кто может и должен такими вещами заниматься. Воеводу! А мне и недорослей хватит… Все! Домой!»
