На ступеньках у входа в Белый Дом Виктора нагнал Галлахер.

— Congratulations! Поздравляю! — заорал он, хлопнув Виктора по плечу. — Вы это сделали!

— Сделал что?

— Как только вы вышли, Босс немедленно поручил Даллесу возглавить работу по созданию сверхбомбы! Вы все точно рассчитали! Босс не потерпит, что кто-то проскочит перед его носом! Где думаете отпраздновать событие?

— В самолете. Насколько я понимаю, меня выслали из США.

— Забудьте об этом. Босс может погорячиться, но он не делает глупостей. У меня есть к вам разговор относительно вашей карьеры в этой стране, но это несколько попозже.

Сзади по граниту застучали каблучки Джейн.

— Виктор, вы не слишком переживали?

— Совсем не переживал.

— Правильно. Какие планы?

— Еду в аэропорт.

— Послушайте, как вы можете ехать?

— После того, что было?

— Нет, без визы на выезд. Такие правила.

— Но как гражданин России, я не обязан иметь выездную визу.

— Но как гражданин России, вы не оформляли въезд.

— Она права, — подтвердил Борис, — выехать вы легально можете по американскому паспорту, а на оформлении визы нужно время.

«Понятно. Тянут время».

— В таком случае я намерен немедленно обратиться в российское консульство за помощью.

Виктор ожидал, что его начнут отговаривать или придумают какой-то предлог. Но Борис вдруг широко улыбнулся и сказал.

— Ну что ж, раз вы так решили, я могу подвезти вас до консульства.

— Спасибо, я могу доехать на такси.

— Виктор, ну вы взрослый человек. Если бы мы пытались удержать вас силой, то это можно сделать и в такси. К тому же в такси для вас опаснее. Я просто хотел, как лучше.

— Извините. Если это действительно не затруднит вас…

— Ничуть. У меня никаких причин вас обманывать. Полагаю, в моем «плимуте» мы разместимся все, включая Сэлинджера. Усиленную охрану нам выделяли только на период до встречи с Боссом.

…Вглядываясь в особняк за узорной решетчатой оградой, Виктор усиленно рылся в памяти и пытался что-нибудь вспомнить насчет того, как выглядело довоенное советское представительство в Вашингтоне. Впрочем, оно могло располагаться в другом месте. Внешняя же атрибутика была налицо — имперский триколор, табличка с двуглавым орлом и надписью на двух языках, подтверждавшая, что здесь находится посольство Российской Империи (России), и, наконец, часовой в российской форме с погонами. Борис вызвал кого-то звонком у калитки, показал удостоверение и переговорил. Через полминуты их пропустили.

— Винокуров Николай Григорьевич, товарищ посла его величества в Соединенных Штатах, — отрекомендовался Виктору человек среднего роста, лысоватый, в серой тройке, с мало запоминающимися чертами лица, в кабинет которого проводили Виктора и Галлахера. — Мне уже позвонили из УСС, и попросили оказать содействие вам, как соотечественнику, в возвращении на Родину. Вы утверждаете, что прибыли вчера утром авиарейсом из Москвы?

— Да. А сегодня мне бы хотелось улететь обратно, если есть рейс.

— Рейс есть. Мы связались с представительством ИДВФ, и они нам сообщили… что вы не были зарегистрированы в качестве пассажира на вчерашнем рейсе.

— Это какая-то ошибка. Там летели Ильф и Петров…

— Да. Об этом написали утренние газеты. Господа Ильф и Петров известны здесь как авторы сценария антирасистской комедии «Цирк», которую смотрел и одобрил господин президент сразу после выборов.

— Простите, вы хотите сказать, что я мог прочесть об этом в газетах? Но меня должна помнить стюардесса, буфетчица.

— Как только данный экипаж снова будет в Вашингтоне, я обещаю организовать встречу для выяснения. Вечерний самолет, увы, с другим экипажем. Сохранился ли у вас билет на рейс?

— К сожалению, нет. Его не выдали на руки.

— Вам не выдавали билета? Это странно…

— Я понимаю. У меня есть российский паспорт, вот.

Винокуров внимательно осмотрел паспорт, достал блокнот и перьевой «Паркер» и внимательно записал данные, а потом вернул паспорт Виктору.

— Мы сделаем запрос в Москву относительно вас на основании ваших документов. У вас есть в России родственники?

— К сожалению, родственников нет. Но меня знают в редакции «Губернского вестника» в Брянске… в Бежице.

— Где вы вчера вечером по вашингтонскому времени провели встречу с читателями? Это нам сообщили только что в ответной радиограмме по запросу данных о гражданине Еремине Викторе Сергеевиче.

— Постойте… как это… Это получается, что я аферист или сумасшедший?

— Ну полноте… Бывают разные ошибки и казусы. Знаете, каких только невероятных историй не приходилось видеть за время службы на дипломатическом поприще… Вы сейчас сильно нуждаетесь в средствах? Ну, хотя бы на несколько дней, пока придет ответ?

— Нет, спасибо, на несколько дней у меня вполне хватит.

— Очень хорошо. Должен вас заверить, — продолжил Винокуров, обращаясь к Галлахеру, — что я сделаю все, что в моих полномочиях, для того, чтобы содействовать вашей просьбе.

— Предлагаю обсудить ситуацию, — сказал Галлахер, когда они с Виктором оказались за оградой посольства, — а для этого проехать в парк, где нас не смогут подслушать. Вы удивлены тем, что произошло?

— Честно говоря, да.

— А я — нет. Более того, я уверен, что через несколько дней придет ответ, что паспорта с такими серией и номером никогда не выдавалось, что писатель Еремин либо жив, здоров и находится в Бежице, либо, что также не исключено, в эти дни скоропостижно скончался и погребен. Прошу вас… — и Борис распахнул перед Ереминым дверцу «плимута».

Парк был с фонтанами и прудом и был вполне приличным. Он снова напомил Виктору что-то вроде образцового советского ЦПКО, где катаются на лодках и сидят на деревянных скамеечках в тихих аллеях. Только вышки для парашютистов не хватало.

— Видите ли, Виктор, есть такой способ засылки агентов, о котором упоминает еще Сунь-Цзы в «Искусстве войны». Агенту, чаще всего непрофессиональному или малоценному, дают заведомую дезинформацию, засылают в другую страну, и там организуют его провал, причем так, чтобы он понял, что родное государство его сдало с потрохами. Тогда он считает морально допустимым пойти на сотрудничество с контрразведкой — его же самого предали, значит, и он считает себя вправе предать тех, кто предал его — и рассказывает все, что знает, то есть дезинформацию. То, что сейчас произошло, этот способ напоминает. Вас государство бросило, бросило примитивно, но вы непрофессионал и не разберетесь. В вас будет говорить обида за то, что вас предали.

— То есть вы хотите сказать, что я российский агент внешней разведки и меня начинили дезинформацией?

— Нет. Но с вами так поступили. Знаете, почему? Давайте присядем на скамейку, так удобнее говорить.

Джейн и Сэлинджер прогуливались поблизости. Впрочем, Виктор подозревал, что в месте, куда привез его Борис, было натыкано и других агентов Ю-Эс-Эс. Непонятна была лишь накладка с Лонгом: то ли это была клоунада (если да, то зачем), то ли Лонга кто-то накрутил протви бомбы (если да, то кто и опять-таки зачем). Но то, что Лонг согласился, успокаивало. Если, конечно, это не блеф.

— Понимаете, Виктор, — продолжал Галлахер, — за всей этой игрой стоит начальник канцелярии его величества господин Джугашвили, он же бывший большевик Сталин. По нашим агентурным данным, этот человек отличается маниакальной подозрительностью. Он никому не верит при дворе и устраивает интриги одну за другой, устраняя со своего пути соперников. Вам он тоже не поверил. Не пытайтесь понять, почему — не поверил и все. Поэтому он организует заброску вас сюда и здесь оставляет. Судите сами, какой смысл был ему упускать такого ценного человека? Это же безумие. Тем более, что человек, которого раскрыли, как наивного дезинформатора, никому не нужен, его обычно ликвидируют. Вы понимаете? Вас послали на смерть.

— То есть, бомба — это попытка дезинформации Лонга? И ее делать не будут?

— Бомбу делать будут. Во-первых, мы считаем, что ваша история, несмотря на ее бредовую фантастичность, не легенда, а неизученный феномен. Первый феномен появился в Германии во время Первой мировой. Благодаря информации от него Лонгу спасли жизнь, что и напомнил после вашего ухода из его кабинета Даллес. Во-вторых, Джугашвили все правильно рассчитал. Вы знаете историю о том, что его якобы в молодости завербовала царская охранка?

— Слышал.

— Это вранье. Его завербовала военная разведка. У Джугашвили наследственные черты разведчика. Его настоящий отец не сапожник Виссарион. На самом деле он внебрачный сын русского агента военной разведки Пржевальского, собиравшего стратегическую информацию под видом научных путешествий. Вы можете сами убедиться в их сходстве, сличив портреты.

«Ну, это мы уже в Википедии читали. Анализ хромосом, говорят, не подтверждает. Впрочем, какие в тридцать восьмом хромосомы? Тут в это как раз и поверят».

— Так вот, расклад такой, что Америке нужно сверхоружие раньше, чем у соперников. США — страна эмигрантов, В России будут воевать за землю русскую, в Германии за Фатерлянд, во Франции — за благоухание отечества, а здесь люди собрались только для хорошей жизни. Нация еще только начинает складываться. Если у нас не будут самые толстые военные мускулы, эта страна погрузится в панику и хаос при виде противника, который сильнее. А Джугашвили, даже если он не верит в бомбу, нужна не только бомба. Он с помощью угрозы этой бомбы рассчитывает, что немцы построят ему все. Он не доверяет свои ученым, своим инженерам, своим военным, он видит в них потенциальную русскую лень и безалаберность, и хочет, чтобы ему всю страну построили немцы из страха перед нашей бомбой. Вы же наверняка столкнулись с этим в России.

— Допустим. Что же вы предлагаете?

— Вы сказали этот так, будто я вам сейчас предложу шпионить в пользу Америки или выступить по радио с грязными измышлениями про царскую семью. Нет, вам, как многим вынужденным иммигрантам надо в первую очередь пережевать сложившуюся ситуацию, отвлечься. Давайте съездим, например, к Зворыкину? Вы же навряд ли в вашей реальности были лично знакомы с отцом телевидения. Ему тоже будет интересно побеседовать с вами. Заодно можете заикнуться и о службе в фирме Ар-Си-Эй, ведь дальше надо как-то жить, иметь какие-то доходы, верно?

— Спасибо. Вы знаете, я, кажется, созрел для вашего разговора о моей карьере.

— Уже?

— Просто понял, что у меня нет выхода.

«Пусть сразу скажет, чего хочет, а то еще придумает какую пакость, чтобы в угол загнать. Если что — есть предложение Джейн приторговывать бизнес-идеями, и если у нее есть связи, можно сделать нехилые бабки. Только надо смотреть, чтобы не развели.»

— Не надо так обреченно. У нас тут страна очень больших возможностей, тем более, для вас. Поэтому скажу сразу, я не собираюсь предлагать вам абсолютно ничего, что не соответствовало бы вашим моральным принципам. Я не собираюсь и вас покупать, хотя вознаграждение будет справедливым и достойным.

— Хотелось бы верить.

— У нас с вами один общий враг — Гитлер.

— Хотите, чтобы я помог вам сделать бомбу против Гитлера?

— Ну, вы сами фактически начали помогать. Но дело не этом. Речь идет о внутренней опоре Гитлера в США. Отец Кофлин не только в душе ярый антисемит, он еще и фанатичный поклонник фюрера и его политики. Вот, посмотрите.

И Борис извлек из коричневой кожаной папочки, которую держал под мышкой, фотку, на которой пастор Кофлин отдавал нацистское приветствие, и ее протянул Виктору.

— Это сняли в Бронксе. Как вы полагаете, человек не будет кричать «Хайль Гитлер!» просто так?

— Надеюсь, это не фотошоп… не фотомонтаж?

— Вот лупа, можете убедиться, склеек нет. А вот фотокопия оперативного донесения. Агент «Меркатор» передает слова Лонга: «Когда мы покончим с евреями в Америке, они поймут, что воздействие, которое они получат в Германии, — это ничто».

«Что значит „получат“? Пастору передали планы будущей „хрустальной ночи“? Или?..»

— У нас тут еще куча документов. Желаете ознакомиться?

— Нет, знаете, как-то особо не тянет… — ответил Виктор и вернул снимки.

— Пастор Кофлин сторонник союзнических отношений с рейхом, хотя совершенно ясно, что такой союз закончится тем, что фюрер слопает своего очередного союзника. Кофлин усиливает свое влияние, наращивает число своих штурмовиков и недалек тот час, когда он либо будет контролировать действия Босса, либо свергнет его чисто демократическим путем, выведя народ на митинги с требованиями импичмента.

— Чем же я могу помочь? Надеюсь, это не имеет отношения к нашему разговору о методах организации покушений?

— Нет, конечно. Вы нужны Даллесу, как человек из будущего. Под вас можно организовать различные стратегические проекты, которые будет курировать Ю-Эс-Эс. Распределяя крупные бюжеты проектов между подрядчиков, Даллес сможет заинтересовать промышленные круги в укреплении своих позиций в нынешней администрации. В частности, в таком шаге, как подчинение Ю-Эс-Эс других национальных служб безопасности, например, ФБР.

— Поэтому Даллес и спросил про Юнайтед Сикрет Сервис?

— Да. Создав такую службу, мы сможем очистить администрацию от германских агентов влияния и сделать деятельность отца Кофлина управляемой.

— ОК. Такая роль мне подходит.

— Кроме того, в перспективе, по мере роста благосостояния народа, наша система будет несколько либерализована, в частности, произойдет постепенная реституция финансовых учреждений.

— А, понятно. За Даллесом стоят интересы банков.

— Ну, как вы понимаете, наша система долго не сможет существовать на прямом администрировании. Разовьется коррупция в госучреждениях, а это сделает управление неэффективным. Отсюда два выхода — либо от новой демократии идти к полной и открытой диктатуре, либо управляемая и осторожная либерализация при опоре на зажиточный класс. Но не иначе! Сначала мы создадим зажиточный класс, и лишь потом ослабим поводья. А то так можно и страну развалить. Мы стали единомышленниками?

— Во всяком случае считайте, что партнерами.

— Вот и отлично. В отеле вам оставаться нет смысла, сейчас мы едем за город, в дом, который проще охранять и где удобно работать. Да, миссис Крамер поступает к вам переводчиком и секретарем. Вы не возражаете?

— Нисколько.

…Темно-синий «плимут», сверкая серебристым хромом округлой, как пузырь, решетки радиатора, неспешно ехал по улицам Вашингтона. Галлахер сам сидел за рулем, рядом с ним — Дик, а Джейн разместилась сзади с Виктором. Радио, словно по заказу, наигрывало «Every Man a King» в исполнении какого-то женского джаза. Мелодия выглядела опереточной и к ней вполне бы подошел кордебалет.

«Что-то Борис очень разоткровенничался. Хотя почему бы и нет? Игра идет по крупному, и с виду все очень логично…»

Завизжали тормоза: их подрезал слева какой-то пикап-фургон обтекаемой формы. Виктора бросило вперед. Тут же дверца с его стороны распахнулась и прямо перед собой он заметил лица людей в газовых масках, которые вместе ухватили его и потащили наружу. Сзади него пронзительно закричала Джейн, что-то пыхнуло, все заволокло дымом, и больше он уже ничего не видел.