Покупательная способность доллара Виктора приятно удивила и напомнила фразу из «Назад в будущее»: «Возьми сто долларов, переоденься». Рубашка была хлопчатобумажной с добавлением вискозы, удачного на взгляд современного мужчины фасона и подпадала под какую-то торговую акцию, из-за чего старая цифра на ценнике была зачеркнута, а рядом подрисована другая, поменьше.

«Традиционная замануха…»

Помимо белья и носков, Виктор взял плавки — мало ли сколько тут торчать, а сезон явно купальный. Подъемные расходились медленно. Взглянув еще раз на скромные приобретения и вспомнив еще одну спилберговскую фразу — «Клинт Иствуд этого не носил», Виктор позволил упаковать все в целлофан. Вместе с пакетом осветленная блондинка, демонстрирующая выражением лица результаты действия зубной пасты, вручила ему дискаунтную карту и начала перечислять грядущие выгоды от сейлов и лотерей. Не дослушав, Виктор сказал «Сенкс» и направился к выходу.

— Вы раньше были в Америке? — спросила его Джейн уже на улице.

— Нет, но знакомым время от времени кажется, что был. Я что, говорю, как американец?

— Нет. Некоторые детали поведения. Не обращаете внимания на рекламу, например.

— Вы считаете, что в России нет рекламы?

— Она другая. Рассчитана на психологию человека доиндустриальной эпохи. Понимаете, в России быстро строятся заводы и фабрики, а внутри человека еще эпоха сохи. Отсюда накопление стрессов, внутренний протест, возможны взрывы жестокости…

— Вы считаете, что революция семнадцатого года — от промышленной?

— Не знаю, это лучше переговорить с нашими аналитиками. Дело не в этом. Вы — человек, родившийся в стране, которая уже была промышленной к моменту рождения. В такой же стране прошли ваши детство и юность. Учитывая ваш возраст, индустриализация этой страны должна была бы пройти еще в прошлом столетии.

— Для переводчицы вы хороший психолог. И не только.

— Женщины прирожденные психологи. Но даже это не главное. Если вы выросли в промышленной стране, на вас должна действовать наша современная реклама. Американская реклама превратилась из кустарного ремесла, которое вы видели в России в отрасль индустрии. Над ней работают психологи, социологи, в общем, разные безумные гении. Это вроде гипноза — заставить человека покупать, покупать и покупать, как будто делать ставки в азартной игре. У вас иммунитет.

— Мы, ученые, вообще народ странный. Вещизм для нас не самоцель.

— Жажда открытий. Но вы не совсем похожи на ученого нашего века. Внешне намного сдержанней.

— Естественный отбор, однако. Знаете поговорку «Любопытство кошку погубило»?

«Вайсса, значит, в этой реальности охрана на месте не замочила. А потом — это когда? Он сделал заявление после прихода к власти Лонга? Или его заставили? Кстати, а каким боком это ко мне относятся, все эти заморочки? Надо понять, как говорить с Лонгом.»

— Скажите, Джейн, как вы смотрите, чтобы после обеда сходить на пляж?

— Позитивно. Только не сразу, а чуть попозже, а то слишком жарко, и вы можете обгореть.

— Спасибо. Вы очень заботливы.

— Не стоит, это долг службы. К тому же мы земляки.

— Не притесняют в столице мигрантов?

— В каком смысле?

— Ну эти, которые «Америка для американцев».

— Ах вот вы о чем! Нет, вы не так поняли. «Америка для американцев» — это не против иммиграции. К началу мирового финансового кризиса наше государство из гаранта определённого набора политических прав своих граждан и их объединений, осуществляемого демократически избираемыми представителями народа, превратилось в гигантскую социально-экономическую машину, управляемую никем не избираемой и не контролируемой финансовой олигархией. Машину, в которой наши граждане, сохраняя формально свои политические свободы, фактически оказались «винтиками», связанными угрозой потери работы, кредитами, пропагандой-промыванием мозгов и другими путами зависимости от своих «несменяемых правителей». Голосуй, не голосуй, все равно, простите, результат один.

Виктор хотел было возразить, но вовремя вспомнил, что речь идет об Америке, да еще тридцатых годов.

— Отсюда и слоган «Вернем Америку американцам». Правильнее всего это перевести как «Вся власть — народу».

«Угу, и у нас это кричали во время перестройки. Лозунги лозунгами, а… а с другой стороны, и здесь олигархия сама докатилась.»

— Кстати, я начинаю проникаться идеями новой демократии, и у меня появилась мысль разделить ванну в номере.

— Как это?

— Нет-нет, я не предлагаю мыться одновременно. По очереди. Думаю, при такой жаре не лишне периодически принимать ванну или душ. Да и после купания сполоснуться пресной водой.

— Кстати, пресный душ есть и на морском пляже. А вы увлекаетесь серфингом?

«Почему она об этом спросила? У нас же нет океанских волн на курортах. А виндсерфинг здесь вроде еще не развит.»

— Я бы попробовал дайвинг. Здесь нет пункта проката аквалангов?

— Аква… ах, да, — она широко улыбнулась, — я тоже зачитываюсь Беляевым. Правда, когда он пишет об Америке, он пишет по газетам.

— Ну, латынь-то вы изучали не по газетам.

— Почти. Подрабатывала тем, что подменяла подругу в больнице, чтобы ту не уволили. Ей не на кого было оставить ребенка, а бэйби-ситера нанять не по карману. Постойте, а откуда вы знаете про латынь?

— У Беляева нет слова «акваланг».

— Вы просто Пинкертон. Да, кстати, если у вас будет желание прогуляться по городу, вам надо обязательно увидеть театр Форда, где стреляли в Линкольна и дом, где скончался Линкольн…

«А почему она подменяла в больнице, а не сидела с ребенком? И как относились к этому в больнице? Они же с подругой не двойники? Что-то она темнит. С другой стороны, кто же тут еще подробно расскажет про клиента, пусть даже и с пиаром. Надо набраться терпения.»

День в Новом Свете шел своим чередом. Принятие ванны можно смело опустить: для современного читателя в нем ничего нового не оказалось. В обеденный рацион среди прочего оказались включенными блины с икрой, красной, натуральной. Вопреки опасениям, навеянным теми же Ильфом и Петровым, еда безвкусной не казалась, хотя, конечно, могло так случиться, что та пища, к которой привыкли мы, люди двадцать первого столетия, тоже показалась бы Ильфу и Петрову безвкусной. Из всего съеденного Виктором в этой реальности первое место занимала приготовленная Леной на его бывшей/будущей брянской квартире курица, но это можно было отнести и на счет кулинарных талантов мадам. Для чистоты эксперимента можно было бы зайти в какую-нибудь местную забегаловку (заодно посмотреть, что же это у них за автоматические забегаловки были), но экспериментировать было влом.

— Этот сок вы можете пить перед обедом, не боясь испортить аппетит, — посоветовала Джейн, когда они садились за стол, — это овощной сок из томатов. На международной выставке вашему Ришелье предлагали купить оборудование для производства таких соков в России, чтобы обеспечивать население зимой полезным продуктом. Но он не спешит. Сейчас у России лучше торговый баланс с Германией, к тому же оттуда идут инвестиции. На предложение построить в России заводы Кока-кола он выдвинул контрпредложение пустить на американский рынок производителей русского кваса, мотивируя это развитым производством зерна в США и жарким климатом, особенно на юге. Но наши производители освежающих напитков блокировали эту идею.

— А кто такой наш Ришелье?

— Мистер Сталин, одна из важнейших и загадочных фигур двора русского императора. Его здесь газеты часто называют русским Ришелье. Кстати, Дюма был несправедлив к Ришелье — кардинал довольно умно проводил модернизацию государства, запретил дуэли…

— А как же американские кухни? — переспросил Виктор, которому подвески королевы были глубоко до фонаря.

— Их начали строить в России еще при Республике. Потом, после Реставрации, они нашли себе нишу, когда новая власть обязала заводчиков обеспечивать рабочих горячими обедами. Эту инициативу хотят перенять у нас. В Америке вы можете увидеть заводы, где работают высококвалифицированные руки, там прекрасные столовые. Но везде, где на конвейер можно в любую минуту взять человека с улицы, там к рабочему относились, как к быдлу и ничем не обеспечивали. Это положение будет исправлено, у нас будут единые социальные стандарты. Нашей власти еще только два года, а Депрессия оставила массу проблем.

— Я рад, что и у России есть чему поучиться.

— Да, ваш Ришелье имеет американскую деловитость. А вы слышали историю с испанскими красными?

— Нет.

«А, кстати, об Испании. Туда же мы войск не посылали?»

— После мятежей Сталин договорился с Франко, чтобы красным республиканцам заменяли смертную казнь на посылку в Россию на каторжные работы в Сибирь. Он сказал, что строительство новой жизни послужит исправлению этих людей.

«Испанские коммунисты в сталинских лагерях? Какой подарок нашим демократам… Впрочем, если их Франко собирался ставить к стенке, это, вообще-то гуманизм, а выпустить — вряд ли это было в его, Сталина силах.»

— Кстати, недавно Сэмюэл Робертсон из «Уошингтон Пост» вернулся из поездки в Россию и написал книгу о вашей каторге. Он высоко ее ценит, поскольку в Америке пеницетиарная система служит только для наказания, а русская каторга — для исправления. Он видел светлые удобные бараки, которые временно возводятся на стройках, и ему очень понравилась система зачетов, когда за прилежный труд и лойяльность засчитывают дополнительные дни пребывания в заключении. Заключенных учат грамоте и разным специальностям, чтобы они могли после освобождения найти работу, они организуют самодеятельность, создают даже свои театры. Конечно, администрация показывала лучшее, так, в Синг-Синге журналистам показывают новую тюрьму с радио в каждой камере. Но многое с каторги решили перенять у нас, и теперь есть проект создания целого архипелага исправительных кемпов по всей стране, прежде всего на строительстве автодорог. Электрический стул и газовые камеры станут музейными экспонатами.

«Интересно, а тут что бы Солженицын написал?»

— … а заодно удастся покончить с чикагским рэкетом. За вонючие трущобы Босс уже взялся. Многие не верят в успех, но он обязательно добьется. А вы как считаете, такой крупный город, как Чикаго, может быть без трущоб?

— Вполне. Я в этом более чем уверен.

— Вы оптимист. Город, где мэр был уголовником…

— Ну не только в Чикаго мэр был уголовником! — воскликнул Виктор, вспомнив, что ему рассказывала в этой реальности Краснокаменная про карьеру Пантелкина.

Беседа за обеденным столом плавно перетекла в послеобеденную — до трех пополудни по местному времени, когда спадает жара.

— Вы не возражаете, если мистер Сэлинджер пока вздремнет в кресле? — спросила Джейн. — Ночью он должен охранять ваш сон.

— Какие вопросы? Пусть отсыпается, вон, кровать свободна.

— Лучше здесь. Если постучат или позвонят по телефону. А мы пройдем в спальню.

Джейн прикрыла за собой дверь и негромко включила приемник. На волне местной радиостанции отжигал Бенни Гудмен — шла трансляция с какого-то концерта.

«Как же Дюк Эллингтон, Каунт Бейси, Бенни Гудмен, Диззи Гиллеспи?» — всплыла в мозгу фраза из второй реальности. Стильные комсомольцы и особенно комсомолки из общаги… как теперь это все далеко.

— Любите «Аравийский шейк»?

— У вас уже танцуют шейк?

— Играют. Это же джазовый стандарт… О, нет! Я сказала «шейк»? По-русски правильно «шейх». «Аравийский шейх», песня начала двадцатых. А как танцуют шейк?

— Ну, собственно, нужна музыка ритм энд блюз, напрягаете живот, все остальные мышцы расслаблены и импровизируете.

— «Roll'em» подойдет?

— А попробуем.

Как это было все-таки классно — школьные вечера танцев, которые тогда еще не догадывались назвать дискотеками. Минуты через три урока Джейн хлопнулась в кресло, обмахиваясь газетой, одновременно положив ногу на ногу так, чтобы из-под платья была видна приятная округлость колена.

— Жарко. Очень энергичный танец. А ведь я выносливая. Когда не было работы, участвовала в танцевальных марафонах, там, пока танцуешь, кормят. Но кормят не больше, чем надо для танцев. Пока танцуешь, живешь. Как на любой службе — человека выдавливают, кормя так, чтобы он не умер, потом выбрасывают. Но сейчас будет иначе. Сейчас все будет иначе.

«Американка убеждает меня в том, что пропаганда сталинских времен права. А может, она действительно была во многом права? Что Сталину у нас, что Лонгу здесь выгораживать капитализм нет смысла».

— Кстати, — она кивнула головой в сторону радио, — это тоже из России. По-настоящему его зовут Беня Давидович Гутман. Правда, родился уже здесь.

— Его тоже кормят, пока танцует?

— О, он может сколотить себе капитал. Талант и умение убедить в своем таланте хорошего импрессарио — вот залог успеха здесь.

— А какому импрессарио я здесь успел показать свой талант? И что я танцую, если кормят?

Джейн мягко улыбнулась.

— Вы не простофиля, это хорошо. Простофили непредсказуемы, а с вами можно договориться. На вас здесь делают деньги. Кто, каким образом, — это немного позже. После встречи с Боссом. От этой встречи зависит и Ваш успех. У меня есть к вам предложение: хотите тоже делать здесь деньги?

— Как, каким образом? На чем?

— Деловой подход. Наивные люди сначала спрашивают «сколько», потом думают «как», и их на этом обманывают. Вы спрашиваете «как» и считаете «сколько». Если не против, схожу за пивом. Дело в том, что я курю, но ради вас решила отвыкать. Вам принести? Или опять колы?

— Спасибо. Если не затруднит, «Миллер», он был в холодильнике.

Виктор взглянул сквозь щели жалюзи на неторопливо ползущие внизу автомобили. «А гудят они здесь тоже чаще, чем у нас».

Джейн вернулась быстро, держа в руках две бутылки и пивные бокалы.

— Отключили микрофоны?

— Вы превосходите мои ожидания. Нас не записывают и здесь нет скрытых фотокамер. Удивлены?

— Не удивлен. Тогда перейдем к делу.

— О'кей. Вы обладаете информацией о прогнозах развития техники. Эта информация имеет коммерческую цену. Что подымется в цене, на чьи акции будет спрос, куда лучше вложить деньги — вы понимаете?

— Я понял. Моя доля в этом проекте?

— Зависит от затрат на реализацию. Вас не обделят.

— Как это будет выглядеть?

— Легально — что-то вроде агенства деловой консультации. Это позволяет открывать счета на юридическое лицо и прочее. При новой демократии стали прижимать оборот наличности.

— Когда приступаем?

— Сразу после вашей встречи с Боссом. Надо будет провести встречи с рядом лиц, договориться.

— Ваша заинтересованность?

— Личная? Разумные комиссионные.

— Детали, цифры?

— После встречи с Боссом. Появится время и прояснится ситуация.

— Ладно. Посмотрим, — с видимой беспечностью резюмировал Виктор, наполнил бокал и тоже откинулся в кресле. Холодное пиво к моменту подходило. — А если такое же предложение сделает, скажем, мистер Галлахер?

— Я понимаю, что торг уместен, но здесь у многих одна проблема — занятость. Все время надо что-то делать, действовать. Некогда есть, некогда думать. У Галлахера тоже не будет времени, тем более перед вашей встречей с Боссом. А у нас с вами оно есть.

— Ваши аргументы столь же неотразимы, как и вы сами.

— О, вы уже начинаете делать мне комплименты…

— Это не комплимент, а деловая информация. Кстати, Джейн, раз уж у нас все разговоры все время связаны с встречей с боссом, не могли бы вы рассказать немного о нем? Например, как ему удалось пробиться через барьеры, возведенные вашей финансовой олигархией? На кого он сумел опереться? Мне хотелось бы лучше понимать не только его слова, но смысл, который он в них вложит. Перевод переводом, а…

— Резонно. Я расскажу.