Глава 1
Очередное измерение разницы скоростей протекания времени показало двести шестьдесят три, то есть она явно уменьшалась несколько быстрее, чем по простой синусоиде. А это, в числе прочего, может означать, что оная синусоида не простая, а с гармониками. Но для составления хотя бы самого общего представления об их частоте и амплитуде у меня было слишком мало информации. Жалко, потому как хотелось побольше узнать про свойства перехода между мирами, которым я столь давно и беззастенчиво пользовался, выражаясь протокольным языком, «в интересах узкой группы лиц». Но ничего не поделаешь, и я подошел к окну. На улице как раз сейчас происходило расширение той самой группы.
Переселенцы с Чатема растерянно толпились на единственной площади нашего города, куда они были приведены из прочного сарая, способного выдержать разницу давлений в сорок миллиметров ртутного столба. Их обустройством должна была заниматься Ханя, и она сейчас рассказывала людям, в какое замечательное место они попали и как теперь все будет прекрасно. Впрочем, иммигранты и сами видели, что здесь заметно теплее и не идет дождь.
Две девицы, привезенные Мариком полгода назад, тоже были на площади и с нетерпением ожидали конца речи моей помощницы, чтобы начать хвастаться знакомым, как хорошо они теперь живут. Кстати, когда я в свое время спросил парня, которая именно является его женой, то получил ответ – обе.
Сбоку стоял Бунг, старший из наших тасманийцев, и с задумчивым видом в который раз принимался загибать пальцы. Кажется, он пытался сосчитать, насколько выросло население Форпоста и сколько валлаби теперь придется добывать ему и его парням, чтобы прокормить всю эту ораву. Хоть и с трудом, но мне все же удалось привить тасманийцам понятие культуры в смысле одежды. И теперь на охотнике была не только камуфляжная рубаха, но и такие же шорты.
Наконец его вычисления привели к какому-то результату, и он направился к моему дому. Интересно, что ему понадобилось?
Оказалось – помповое ружье. Валлаби тасманийцы стреляли из мелкашек, но тут ситуация изменилась.
– Много люди – много кушать, – объяснил мне охотник. – Надо большой зверь. Бунг взять большой ружье и бить котик. Невкусный зверь, но большой. Один, два, три котик.
– Котик – это хорошо, а три котика – еще лучше, – одобрил я его инициативу. Действительно, вкусовые качества этих животных были, мягко говоря, не идеальными, но зато в них содержалось много жира – основного сырья для производства хлоратитной взрывчатки.
Тасманийцы влились в наш коллектив на правах автономии. То есть их домик стоял не около площади, а метрах в ста от нее, в кустах. И был существенно меньше стандартного, но вовсе не потому, что мы пожадничали с материалами. Просто даже бытовка размером два и два на пять метров казалась гостям с соседнего острова слишком большой, и мне пришлось убеждать главу семьи, что, несмотря на огромные размеры предлагаемого жилища, жить в нем будет удобно.
В наших стройках Бунг почти не участвовал, предпочитая охотиться. А уж когда он освоил мелкашку, добытого им и его парнями мяса стало хватать всем, и даже с небольшим избытком, из которого делалась тушенка на черный день. Но теперь следовало задуматься о расширении географии охотничьих экспедиций. Потому как Манюнин остров не слишком велик, валлаби всем надолго не хватит, а с утра до вечера жрать одних котиков – увольте. То есть надо было построить пару небольших суденышек для плавания по Бассовому проливу.
За образец я собирался взять то, что соорудил на Чатеме Поль. При всей своей выдающейся примитивности та посудина получилась очень и очень неплохой.
Силовой набор корпуса состоял из прямоугольных шпангоутов, представлявших собой просто отрезки сплошной доски. Стрингеров не было вообще, их роль играла обшивка. Заодно сразу получались герметичные изолированные отсеки, что сильно увеличивало живучесть.
Понятно, что при такой конструкции любой разрез корпуса был прямоугольником, что не очень хорошо в смысле обтекаемости. Так вот, Поль просто прикладывал к днищу поплавка подходящий горбыль, обрабатывал его по месту и приворачивал на шурупах. Это не только улучшало обтекаемость, но и обеспечивало хорошую защиту днища. Катамаран мог на полном ходу выбрасываться не только на песок, но и на не очень крупные камни. А в самом крайнем случае заменить горбыль – это час работы вместе с подгонкой.
Кроме того, катамаран Поля не был жестким. Во время шторма, когда наша «Мечта» начала потихоньку разваливаться, парень обратил внимание на ее поведение после приобретения поплавками некоторой свободы перекашиваться друг относительно друга. Так вот, судно тогда начало всходить на волну куда легче! Так что в его конструкции такая свобода была заложена изначально. Получилось очень неплохо, суденышко обогнуло Чатем при волнении в семь баллов без каких-либо повреждений, и при этом почти не зарывалось носом при любой ориентации относительно волн.
Однако закладка нового флота состоится чуть попозже, когда «Мечта», доставившая меня на Чатем, вернется в Форпост. Пока же предстояло заняться сельскохозяйственными вопросами – хорошо хоть ненадолго и в основном с технической стороны.
Близилась посевная, а наш машинный парк состоял из сдвоенного мотоблока и маленького колесного трактора без единого навесного приспособления для ковыряния в земле. Как там оно называется – вспашка, окучивание или культивирование? И, значит, мне предстояло явиться в Москву, где приобрести еще пару мотоблоков. Затем несколько дней геморроиться с открытием канала на Хендерсон, по результатам коего действия вытащить в Москву дядю Мишу. И пусть он покупает все эти разнообразные плуги, окучники, фрезы-культиваторы, картофелесажалки и, чем черт не шутит, даже скарификаторы. Ведь, в отличие от меня, он может знать, что означает это слово в перечне навесного оборудования для дачной сельхозтехники.
На сей раз открытие заняло всего четыре вечера, а следующим утром, в субботу, я на прокатной «Газели» повез дядю Мишу по МКАДу, вдоль которого располагалось множество всяких сельскохозяйственных рынков.
Майор с интересом осматривался – ведь он сравнительно давно не был не только в Москве, но и вообще в двадцать первом веке.
Вот в левом ряду, завывая мигалкой, промчался сначала один черный членовоз, за ним, минут через пять, другой. Все правильно, мы приближались к Рублевке, но дядя Миша почему-то удивился.
– Постой, тут сейчас июнь? – уточнил он.
– Да, тридцатое число.
– Так ведь было же обещано, что мигалки уберут еще в мае, оставив их только тем, кому положена государственная охрана! Что, сейчас мимо нас проехали аж двое из трех десятков?
Я даже не сразу нашел, что ответить. Ведь боевой же офицер, спецназовец, герой, а тут вдруг такая наивность! Обещали ему, вот беда-то какая. Можно подумать, что в первый раз. Или хотя бы в десятый.
– Обещали-то до выборов, а сейчас уже давно как после, чего же вы хотите? Но была бумага про сокращение, как сейчас помню. О том, что мигалки остаются только трем десяткам персон с охраной, в полном соответствии с предвыборными обещаниями. И плюс еще почти шести сотням тех, кому охрана не положена, это уже послевыборное дополнение. В общем, я надеюсь, что в результате конкретно этого сокращения число мигалок вырастет не очень сильно. Но, конечно, ездить их владельцы станут куда наглее.
– А это еще почему?
– Да потому, что в период от обещания до его выполнения шишки, особенно которые помельче, все-таки волновались – а вдруг их действительно заставят передвигаться как всех? Но, убедившись, что тревога была ложной, люди облегченно вздохнут и захотят компенсировать свои душевные страдания. Мол, не надейтесь – как ездили, так и будем ездить, а все недовольные идут в болото.
Тут мимо нас с воем пролетел еще один слуга народа, и дядя Миша, проводив его заинтересованным взглядом, спросил:
– Коль, а как у нас с деньгами?
– Пока есть, но вообще-то вы правы – можно потихоньку начинать прикидывать варианты, чтобы не пороть горячку, когда подопрет.
С этими словами я включил поворотники – до первого из подлежащих посещению рынков оставалось двести метров.
К обеду загруженная сельхозинвентарем «Газель» вернулась в гараж, а оттуда проехала в город Форпост. Где она была по-быстрому разгружена, после чего начала катать переселенцев с Изначального острова. Они ведь прекрасно помнили ее прошлый приезд и сразу узнали машину, хоть в этот раз она была песочного, а не серого цвета и с синим тентом вместо зеленого. Но так как часть элемента новизны была уже потеряна, покатушки продолжались сравнительно недолго, минут сорок. И проходили по маршруту протяженностью примерно в полкилометра – остров Флиндерс даже без человеческого вмешательства представлял заметно больше возможностей для автотранспорта, чем Хендерсон.
Прибывшие же с Чатема кататься не рискнули. Возможно, со временем они и наберутся смелости, а пока ее хватило только на то, чтобы внять увещеваниям Хани и не убежать в лес от рычащего и воняющего чудовища с горящими глазами.
А потом началось… как же ее правильно назвать – посевная страда? В общем, десять человек, в основном женщины, копали и сеяли, а дядя Миша рассекал по окрестностям Форпоста на китайском тракторе с плугами и прочими ковырялками на прицепе. Я же ваял из двух только что купленных мотоблоков второй сочлененный трактор. Правда, сейчас это были другие мотоблоки. Вдвое дороже и в два с половиной раза тяжелее, чем те, которые я спаривал в первый раз.
Теперь мы приобрели дизельные машины, причем их движки были из того же семейства, что и у трактора «Хэбэй». Тот же один цилиндр, здоровенный маховик сбоку и самовар в качестве радиатора. Только эти были чуть поменьше, имели мощность не пятнадцать, а восемь сил и весили всего около сотни килограммов при объеме в шестьсот кубов. Зато при первом же взгляде на оные произведения инженерного искусства становилось понятно, что нынешнему поколению островитян измерить их ресурс не удастся – люди столько не живут.
В общем, опыт у меня был, так что с работой удалось справиться за пару дней. Разумеется, железяки для спаривания брались помассивней и сваривались более основательно, и рулевой редуктор пошел не от «Жигулей», а от «Газели», но в остальном я просто повторил предыдущую конструкцию. Правда, пришлось повозиться с переключением передач, потому как их в новых мотоблоках было аж по шесть – четыре вперед, две назад. И требовалось, чтобы они включались синхронно на обоих половинках моего трактора. Однако я с этим справился, с ветерком прокатился вокруг Форпоста и подрулил к своему дому, правое крыло которого сейчас занимал дядя Миша.
Майор тоже прокатился, посмотрел, куда тут цеплять всякие плуги и предложил мне немного поработать педагогом.
– Зину научи ездить, а то мне некогда, – попросил он.
Имелась в виду пожилая тасманийка, мать парней с европейской внешностью и жена Бунга. Причем имя у нее было свое, то есть Зиной она стала вовсе не в результате знакомства с нами.
Вообще-то она сначала была женой спасенного белого моряка и сохранила о нем самые приятные воспоминания, как-то раз при посильной помощи Хани поделившись ими со мной. Оказывается, это был невероятно добрый человек – он носил своего второго сына на руках почти год, из-за чего тот и не умер.
Хоть и с трудом, но я все же разобрался, в чем тут было дело.
Выяснилось, что на Тасмании было принято рожать следующего ребенка только после того, как предыдущий научится ходить. Потому как племена вели кочевой образ жизни, а мать могла нести только одного. Но матрос сам таскал своего второго сына, что для мужчин племени выглядело на редкость странно. Из-за чего к их семье большинство относилось несколько настороженно. Причем после смерти моряка от воспалившейся раны ситуация только ухудшилась, но тут наступило время встречи племен.
Она происходила раз в год, и люди выбирали себе жен и мужей – таким образом тасманийцы избегали близкородственных браков. Вот, значит, тут-то Зина и встретилась с недавно овдовевшим Бунгом, обремененным сыном и совсем маленькой дочкой. И вошла в семью своего нового мужа.
Женщины у тасманийцев в основном занимались собирательством, и Зина сразу оценила всю красоту идеи – не мотаться за ягодами и кореньями по лесам, горам и равнинам, а посадить их, дождаться, пока вырастут, и собрать прямо не отходя от дома. Поэтому она с большим энтузиазмом взялась помогать дяде Мише. Ну, а он, кажется, решил сделать из нее трактористку.
К моему удивлению, с рулем и газом тетка научилась управляться в первый же день. Да и то как минимум треть этого времени ушло на убеждение ее в том, что в кроссовках нажимать на грубо сваренные педали будет куда удобней, чем босиком. Еще день ушел на шлифовку ранее полученных навыков и получение новых, теперь уже по работе со сцеплением. Правда, оно у мотоблоков было ременное, то есть требовало гораздо меньшей точности, чем дисковое у автомобиля. Во всяком случае, заглушить двигатель сколь угодно резким броском было невозможно. Правда, в таком случае происходил усиленный износ ремней, но Зина довольно быстро поняла, как правильно пользоваться левой педалью. Переключать скорости ей пока не требовалось, вся пахота проходила на одной.
Еще три дня мы учились ездить с прицепленными плугами. Столь много времени это заняло потому, что учились действительно мы оба, ибо я тоже до сих пор землепашеством как-то не занимался. Но, изуродовав одну короткую грядку, мы потом сравнительно терпимо вспахали первую длинную, а остальные три и вовсе пошли на ура. После чего я с облегчением сдал трактор и ученицу дяде Мише. Майор посмотрел на результаты нашей крестьянской деятельности, поблагодарил меня, а Зину с некоторым даже уважением назвал Пашей Ангелиной. Интересно, кто это – танкистка, трактористка или артистка, кого-нибудь из них сыгравшая?
У меня же наконец появилось время заняться давно задуманным делом. А то ведь со всей этой посевной возней я уже начал потихоньку понимать дона Рэбу, написавшего трактат «О скотской сущности земледельца»! Но, наконец, ежедневное копание в земле для меня закончилось, и пора было воспарить взглядом в горние выси. Для каковой цели на Манюнином острове имелась вполне приличная гора, а я приобрел кое-какую оптику.
То есть мне захотелось посмотреть на звезды. Сравнить их с куда более приличной картой, чем распечатанная сразу после первого прибытия на Хендерсон, вычислить и записать координаты нескольких заранее отмеченных. После чего загрузить данные в таблицу уже скачанной программы, нажать «энтер» и точно узнать, какой же здесь все-таки астрономический год. И окончательно убедиться, что этот мир полностью тождественен нашему прошлому. Разумеется, кроме тех его аспектов, в которые мы уже успели вмешаться.
Ночевка на вершине горы прошла продуктивно. Потом я обработал данные и получил год и дату, совпадающую с нашей, выведенной на основе полученных от испанцев сведений. Значит, пока никаких различий этого мира с нашим прошлым не наблюдается. И если мы, например, сейчас заявимся в Испанию, то увидим самое начало сборов Великой Армады. А подождав года три с небольшим, сможем посмотреть, как она утонет. И, если появится желание, поздравить сэра Френсиса Дрейка с этим знаменательным свершением.
Однако, поделившись полученными сведениями с дядей Мишей, я услышал:
– Миры, говоришь, идентичны? Может быть, очень даже может. Но как минимум одно различие у них все-таки есть, и довольно существенное. Сколько кристаллов было в нашем мире до того, как ты до них добрался? Три. А в этом, судя по твоим данным о скоростях протекания времени, вообще ни одного нет.