Глава 30

Его святейшество Иннокентий Двенадцатый сразу напомнил мне кого-то давно и хорошо знакомого, а через пару секунд я понял, кого именно. Кардинала Ришелье из «Трех мушкетеров»! Была у меня в будущем красненькая такая книжка с хорошими иллюстрациями, из серии «Библиотека приключений». И даже не сразу бросилось в глаза, что папа был существенно старше. Впрочем, может быть, тому причиной полумрак в его кабинете, где он принимал меня. За недостаток света папа уже извинился, сказав, что последний год у него болят глаза. Так как я уже слышал про это, то в числе прочих подарков понтифику были и зеркальные солнцезащитные очки.

Кроме них я преподнес святому отцу большой алюминиевый крест с драгоценными камнями, рубин весом сорок пять граммов и сапфир раза в два поменьше. Как ни странно, больше всего папу заинтересовал крест. «Чего он там высматривает? – с некоторым беспокойством думал я. – Ведь этот крест Мерсье лично делал почти две недели! Вроде все должно получиться идеально».

– Скажите, а каковы основные постулаты австралийской христианской церкви, отличающие ее от католической? – поинтересовался Иннокентий, оторвавшись от изучения креста.

– Понятия не имею, – честно ответил я. – Моя теологическая грамотность, она… как бы это помягче сказать… оставляет много места для совершенствования, вот. Хотя одну разницу я уже заметил – у нас богослужения ведутся на австралийском, а у вас на латыни.

– Мы не считаем себя вправе отходить от того языка, на котором святой апостол Петр проповедовал первым христианам Рима, – просветил меня папа.

– Вот-вот, а нам, то есть австралийцам, свет веры принес святой апостол Фома, и делал он это на австралийском языке, так что с тех пор у нас сохранился такой порядок.

– И именно такую форму креста тоже указал он?

– Разумеется! – подтвердил я.

Не говорить же, что на самом деле этот крест был придуман лично мной, причем из соображений минимализма. Две балки – и все, никаких перекладин или там надписей снизу или сверху. То есть я изначально проектировал предельно простое в производстве изделие. Фигура же распятого Христа была накладной и производилась по образцу католического распятия, приобретенного мной по случаю лет за пять до путешествия в прошлое.

– Я слышал про ваше искусство запечатлевать мгновения на стеклянных пластинках, – осторожно начал папа. – Скажите, ваши люди не делали снимков распятого или даже живого Христа?

– Увы, – вынужден был я огорчить святого отца.

На самом деле у меня, конечно, была мысль изготовить подобный фоторепортаж, но, подумав, я от нее отказался. Ибо невозможно сделать его так, чтобы он не противоречил ничему основополагающему во всех европейских конфессиях. И значит, обязательно начнутся беспочвенные обвинения в подлоге, потому как иначе придется признать, что сами что-то там веками изображали неправильно. А оно нам надо? Так что пояснил папе:

– Не так уж много австралийцев в то время пребывали в Риме, а уж далекая провинция Иудея, где все происходило, и вовсе не привлекла ничьего внимания. Но фотографические снимки первого австралийского пастыря, апостола Фомы, который вошел в нашу историю как святой Фомен, разумеется, сохранились.

Я подал его святейшеству пачку черно-белых фотографий, в процессе изготовления которых фотошоп почти не применялся. Потому как повседневная одежда Иоанна Павла Второго, то есть нечто белое и с какой-то тюбетейкой в качестве головного убора, ничуть не напоминала малиновой мантии сидевшего передо мной Иннокентия, да и на портретах прочих пап этого времени фигурировали совсем другие фасоны.

Понтифик перекрестился, потом долго рассматривал снимки и, наконец вновь осенив себя крестом, вернул их мне.

– Ваша фотография – великое дело! – резюмировал он. – Далеко не каждый художник сможет так передать несомненную святость в самых, казалось бы, обыденных ситуациях.

Тут я был полностью согласен с собеседником, потому как предпоследний папа действительно имел очень располагающую внешность. И снимки я выбирал самые лучшие.

– Вообще-то в нашем багаже есть и фотоаппарат, – решил я развить тему, – и мне хотелось бы запечатлеть для истории ваш образ. Кто знает, может, через несколько столетий очередной папа, рассматривая ваши изображения, скажет что-нибудь подобное и про вас.

Что интересно, Иннокентий не стал ломаться и изображать приступ скромности, а спросил, устраивает ли меня послезавтрашний день, ибо ему нужно подготовиться. Меня устраивало: все равно в Рим из всех приглашенных лиц пока явился только француз, да и то это был не король и даже не потенциальный наследник испанской короны Филипп Анжуйский, а какой-то неизвестный мне герцог д’Аркур.

А понтифик тем временем перешел к теме, ради которой, как я понял, он и пошел на встречу со мной.

– Есть ли на территории Австралии католические общины? – спросил он.

– В Австралии все есть, – чуть исказил я известное изречение, – в частности, в Ильинске живут два католика-француза и около сотни испанцев. Но своего священника у них пока не имеется.

Папа правильно понял слово «пока» и поинтересовался условиями, на которых туда могут быть направлены соответствующие лица из Рима. Можно ли им, например, заниматься миссионерской деятельностью?

Я ответил в том смысле, что в Австралии можно заниматься всем, что не противоречит ее законам. В частности, никто не возразит против пропаганды католичества, но только до тех пор, пока она ведется с должным уважением к другим конфессиям, уже присутствующим на земле империи. То есть говорить, что такая-то вера истинная, можно без ограничений. Заявлять, что она самая истинная – это уже позволено только в кругу единоверцев. А утверждение, что все остальные веры ложные или еретические, уже предполагает ответственность вплоть до уголовной.

– Интересная политика. И что, у вас не было конфликтов на религиозной почве?

– Серьезных – нет, а зачинщики несерьезных вышли на волю только перед самым моим отбытием. До этого же они пребывали на химии – это у нас что-то вроде каторги.

Далее мы с папой договорились, что я возьму на борт «Чайки» легата и двух священников, но не сейчас, а на обратном пути, после посещения Азовского моря.

Во время визита к папе у меня возникла одна идейка, так что сразу по возвращении я отправил трицикл на «Чайку» за необходимыми материалами и инструментами. К вечеру он вернулся, а в обед следующего дня я уже испытывал диапроектор для проецирования изображений с фотопластинок на стены. Ничего особенного в нем не было – мощный светодиод с отражателем, три линзы, рамка для пластинки и деревянный ящик с выдвигающейся трубкой спереди. Этот прибор предназначался папе, но вообще-то и нам подобное не помешает, подумалось мне. Целлулоид у нас уже получается, но вот до кино руки пока не доходят и вряд ли скоро дойдут. А тут неплохой заменитель, учитывая девственность аудитории, – аппаратура для диафильмов. Потому как Ильич совершенно правильно учил, что из всех искусств для нас важнейшим является кино. В конце концов, это один из самых действенных способов внедрения идеологии в массы, пусть даже поначалу он будет ограниченным, в виде диафильмов.

На папу мой фильмоскоп произвел сильнейшее впечатление, когда я зарядил туда его только что проявленную и закрепленную фотографию и спроецировал на кусок белой материи в полутемной комнате.

– Если у вас найдутся художники, способные раскрашивать пластинки или даже рисовать на них специальные картины, будет еще интересней, – подкинул я идею понтифику.

– Да, но можно ли будет воспроизвести этот удивительный механизм или он так и останется единственным?

В ответ святой отец услышал, что ничего невозможного в этом нет. Правда, у меня светодиод питался от маленькой динамки с ручным приводом, но его можно заменить и специальной яркой свечой в параболическом отражателе.

Вскоре после показа достижений оптики и механики в Рим прибыл Вильгельм, которого поселили в другом крыле Бельведерского дворца, по левую сторону от фонтана с шишкой. Он сказал, что корабль с его величеством Карлосом Вторым уже покинул Валенсию и, значит, через несколько дней испанский король прибудет в Рим.

– Но я не уверен, что живым: он очень плох, – доверительно сообщил мне Вильгельм.

– Все в руках Господа, – закатил я глаза к потолку и подумал, что общение с папой римским не обходится без последствий даже для меня. Во всяком случае, за последние четыре дня я узнал много новых слов.

До прибытия испанского короля в Вечный город мне хватило времени соорудить еще одну занимательную вещицу.

Очень давно, когда я еще учился в школе, у нас была мода рисовать мультфильмы на уголках книг. Делается это очень просто: изображенное на каждой странице чуть отличается от такового на предыдущей, а потом край книги отводится большим пальцем и чуть ослабляется. Станицы одна за одной быстро перемещаются вниз, как колода в руках шулера, и картинка в углу книги на короткое время оживает. Я специально потом спрашивал у сына – но нет, в их школе никто уже не занимался ничем подобным. Но зато в журнале «Юный техник» мне как-то попался чертеж устройства, которое позволяло реализовать похожий принцип, однако уже с пачкой листков бумаги.

Чуть напрягши память, я зарисовал все, что удалось вспомнить, и потом за полчаса додумал детали, которые оказались забыты. И к вечеру у меня появился прибор для показа простейших мультфильмов на листках бумаги размером семь на семь сантиметров. Пачка толщиной сантиметра четыре обеспечивала пятнадцатисекундный ролик.

Его я в меру своих художественных способностей нарисовал сам. Сюжет был несложен.

В самом начале мамонт в хорошем темпе крыл мамонтиху, причем из-за ограниченности времени этот процесс получился очень похожим на трах у кроликов. Потом мамонтиха начинала жрать траву, у нее раздувалось брюхо, и в конце ролика она рожала маленького мамонтенка.

Однако до прибытия в Рим венценосного пациента герцог Алекс был еще раз принят папой Иннокентием. На сей раз его интересовали подробности будущих лечебных процедур, но беседа почти сразу вышла за рамки медицины и получилась довольно интересной.

Сначала я объяснил папе, что не умею ставить диагнозов по описаниям, да к тому же во многом противоречащим друг другу, так что про будущее лечение могу сказать только самые общие вещи. Во-первых, у Карлоса точно размягчение костей. Это говорит о недостатке в организме витамина «D», так что…

Но тут папа не стал с умным выражением лица делать вид, что понимает, о чем идет речь, а попросил объяснений. После краткой лекции о витаминах, в которой заодно были затронуты и причины возникновения цинги, я продолжил:

– Кроме того, у больного наверняка ослаблен иммунитет, а это в свою очередь, скорее всего, произошло от общего упадка сил. Поэтому вторым направлением терапии я предполагаю иммуностимуляторы и что-нибудь общеукрепляющее. Но, как уже говорилось, сначала мне надо просто осмотреть короля самому.

Про иммунитет Иннокентий уже слышал, но все же и тут задал пару уточняющих вопросов.

Далее я пояснил, что лекарства можно вводить в организм не только через рот или противоположное ему отверстие, а внутримышечно или внутривенно, после чего показал понтифику шприц – не одноразовый, а старый стеклянный. Тот достал из ящика стола нечто вроде массивного пенсне с ручкой и долго рассматривал австралийское чудо медицинской техники.

– Кстати, – молвил он минут через пять, оторвавшись от созерцания, – я уже показал ваши очки своему ювелиру. Маленькие изогнутые оглобельки, которыми они крепятся за уши, в самом деле очень удобная вещь, спасибо за идею. Действительно, ваша техника ушла вперед довольно далеко и, скорее всего, наука тоже. Но вы не боитесь, что когда-нибудь этот процесс выйдет из-под контроля и причинит людям неисчислимые беды? Ибо сказано, что многие знания суть многие печали.

– Если выйдет, то конечно, – кивнул я. – Да только кто же его выпустит? В Австралии хорошо понимают подобные тонкости. И ведь не только прогресс – что угодно отпусти на волю, и оно более чем в половине случаев такое устроит, что мало никому не покажется. Например…

Но тут я вспомнил, с кем говорю, и вовремя заткнулся.

– Вы хотели напомнить про святейшую инквизицию? – усмехнулся папа. – Не волнуйтесь, мне известно, что временами она действительно усердствовала существенно больше, чем требовалось, и при этом не всегда в интересах церкви. Но, значит, у вас тоже понимают необходимость ограничения образования?

– Простите, но ограничение и контроль – все-таки разные вещи. В Австралии образование всемерно поощряется, а воспрепятствование его получению является уголовным преступлением, особенно если было совершено родителями в отношении своих детей. Так что ограничивать процесс получения знаний не нужно, у нас считают так. А вот контролировать их характер – обязательно, без этого действительно никуда. С научными же исследованиями аналогичная картина – они всемерно поддерживаются в тех направлениях, которые принято считать приоритетными, а все остальные если и будут развиваться, то на личные деньги особо любопытных энтузиастов.

Под конец беседа опять вернулась к медицине, но теперь уже в приложении не к королю Карлосу, а к моему собеседнику. Он поведал мне, что, похоже, его земной путь подходит к завершению, и поинтересовался, что может сказать по этому поводу австралийская медицина. Я, понятное дело, поинтересовался, на что жалуется папа, тем более что по конституции он сильно напоминал меня, когда я еще пребывал в похожем возрасте. То есть к восьмидесяти пяти годам понтифик высох до состояния щепки.

Оказалось, что и болячки папы довольно сильно напоминали мои, так что вскоре я делился своим достаточно богатым опытом борьбы с ними.

Те, кто дожил хотя бы до семидесяти, прекрасно меня поймут. В таком возрасте – и не поговорить о том, где ломит, что болит, какое лекарство помогает против болезни, а какое – исключительно против избыточной толщины кошелька…

Причем то, что последние пять лет своего предыдущего существования я провел в глухой деревне, этому нисколько не мешало, скорее наоборот. Ибо Интернет там все-таки был, а найти в Сети собратьев по духу можно минут за пять.

Первым делом я померил папе давление. Нормально, сто десять на восемьдесят, я даже чуть не ляпнул, что у меня в его возрасте было хуже. Потом пришлось объяснить, что это за операция и для чего она нужна. Затем, послушав жалобы на тяжесть в ногах, отеки, периодические судороги в икрах, я покивал – знакомые дела! – и прописал папе эскузан в каплях, сказав, что завтра же утром он будет доставлен. А пузырек с ундевитом я ему вручил сразу, объяснив, что это надо есть по шарику в день. В прошлое мной было захвачено довольно много всяких витаминных препаратов, но особым спросом они в Австралии не пользовались. Там прекрасно обходились яблоками и прочими дарами природы, а в плаваниях вполне хватало сушеных австралийских слив и квашеной капусты.

В общем, мы с Иннокентием весьма приятно побеседовали, я даже немного расчувствовался, вспомнив мо… то есть, тьфу, старость. Ну прямо как у О. Генри в рассказе «Родственные души» – правда, обошлось без упоминаний о моче молодого поросенка. Но зато кончилось все точно как там: я рассказал понтифику о чудодейственных свойствах настойки плодов конского каштана, после чего мы с ним очень душевно уговорили небольшую фляжку этого эликсира, предусмотрительно захваченную мной при подготовке к визиту.