Глава 14

Вечером того дня, когда в меня стреляли, я перед сном в порядке самолечения мысленно представил себя на страницах произведений Конан-Дойля. Все равно бок болел так, что заснуть было проблематично, вот я и дал волю фантазии.

В общем, мне самим собой были поставлены следующие условия. Предположим, я хочу кого-нибудь прибить… нет, пожалуй, все-таки лучше будет что-нибудь украсть. И с моральной точки зрения лучше, и с финансовой. Но я же не где-нибудь, а на страницах «Рассказов о Шерлоке Холмсе»! Который, естественно, сразу после осуществления моих планов может заинтересоваться, чьи это шаловливые ручки вдруг хапнули столь нагло и так много. Каким образом можно хоть немного затруднить работу этому гению сыска? Разумеется, заранее сочинять себе алиби, а потом бежать с ним наперевес и орать: «Мистер Холмс, вы только гляньте, какое оно у меня безупречное!» – глупо. От этого он разве что быстрее обратит на меня внимание и задумается – да на кой же хрен этот тип им заранее обзавелся и не применить ли тут метод дедукции?

Но именно исходя из выдающихся способностей лица, ведущего расследование, можно попытаться попробовать противоположный способ – вместо алиби приготовить доказательства своей вины. Причем сразу много и как можно более развесистых. Ну типа что-то вроде паспорта или, на худой конец, визитки, потерянных во время кражи. Потом обеспечить пару свидетелей, кои расскажут, что последнее время я был какой-то не такой и явно о чем-то думал. Еще не помешает разлить на месте преступления ведро краски и перемазаться в ней, да мало до чего может дойти пытливая мысль, если указать ей именно это направление.

Холмс, только глянув на этот ушат потрясающих по своей идиотской бесспорности доказательств, первым делом прикинет – а кому это так приспичило столь активно топить милейшего Алекса? Уж не тому ли, кто на самом деле спер это самое? И значит, в таком случае круг подозреваемых сильно сузится, ибо виноватого надо будет искать среди недоброжелателей сэра Романцева.

Примерно с таким мыслями я смотрел на пистолет, из которого мне недавно шандарахнули по ребрам. Потом забылся и попробовал тяжко вздохнуть, но, во-первых, этого не дала повязка. А во-вторых, бок так дернуло болью, что я даже прошипел что-то вроде «у-у-у, гад!». Естественно, имея в виду типа, который днем нажимал на спусковой крючок. И чьи истошные вопли иногда доносились сквозь приоткрытый иллюминатор. С гадом сейчас при помощи двух арауканов беседовал дознаватель из особой группы, и меня утешало, что стрелок наверняка испытывает примерно те же ощущения, что и я, только заметно более интенсивные. Разумеется, допрос можно было проводить и в помещении с лучшей звукоизоляцией, но этого не делалось специально. Пусть остальные, те, что ждут своей очереди поделиться впечатлениями на кормовом балконе, тоже послушают – авось это им поможет лучше сориентироваться в обстановке.

Переждав приступ боли, я вновь обратил свое внимание на пистолет. Его будто специально делали для того, чтобы он каждой деталью вопил – это Вильгельм! Стоп, а тут еще что такое?

Взяв лупу, я получше разглядел миниатюрное клеймо. Ну точно, нате вам паспорт, потерянный на самом видном месте и заботливо раскрытый на нужной странице. Уж что-что, а значок оружейных мастерских Английской Ост-Индской компании я знал хорошо. И вот он, пожалуйста, почти как настоящий! Что-то вроде сердечка с хвостиком, перечеркнутого косым крестом. И маленький такой, совсем незаметный намек – буква «V» образована не прямыми, как положено, а чуть вогнутыми линиями! Наверняка потом окажется, что так ее чаще пишут французы.

Попробуем подвести первые итоги. Пистолет капсюльный, что указывает не просто на Англию, а конкретно на лабораторию в Виндзорском замке. Хлоратный порох, который делается там же и больше пока нигде. Наконец, клеймо. Мало? Наверняка по результатам допроса стрелка появится еще что-нибудь, причем столь же убойное.

А теперь поставим себя на место Вильгельма и его верного помощника господина Мосли.

Итак, требуется небольшое, но мощное оружие. Небольшим оно должно быть по условиям скрытности, ну а с мощностью и без особых раздумий все понятно. Мало ли, вдруг герцог под рубашкой носит кольчугу? Элли им, кстати, как-то раз говорила именно про это. Кроме того, выстрел должен следовать за нажатием на спусковой крючок почти мгновенно, иначе есть риск, что или герцог сможет уклониться, или среагирует его охрана.

Стандартные решения, то есть давно применяющиеся в оружейном деле, тут не годятся. Ведь черному пороху для быстрого сгорания нужно немалое давление, без которого он не взрывается, а просто задумчиво пыхает. И в коротком стволе это давление просто не успеет развиться, а длинный трудно спрятать и еще труднее быстро выхватить. Но хлоратный порох лишен данного недостатка! Кроме того, он почти в два раза мощнее классического черного, что позволит еще уменьшить габариты оружия. Для мгновенного же производства выстрела очень подходит капсюльное воспламенение.

Вот тут Вильгельму с его камердинером самое время задуматься – а что будет, если вдруг этот пистолет попадет в руки тех, кто начнет расследовать покушение на герцога? Должны же они допускать, что стрелявшему не удастся скрыться или просто утопить оружие, что, между прочим, он пытался сделать. Но не очень удачно – от выстрела одна из дам свиты с визгом шарахнулась в сторону и получила летящим пистолетом по пятой точке. Я, кстати, уже обратил внимание – зад действительно выдающихся габаритов, да еще и пышное платье… в общем, тетя перекрыла метателю практически весь сектор.

Так вот, англичане просто обязаны были предусмотреть и подобное развитие событий. Как быть? Да очень просто – добавить к тем доказательствам, которые вынужденно содержит орудие покушения, еще несколько, причем как можно более вопиющих. Например, жаканоподобная пуля. Такие делают только в Англии, но как раз при стрельбе в упор она абсолютно не нужна! Значит, в ствол ее, и во второй такую же. И клеймо выбить, но с каким-нибудь очень малозаметным отклонением от стандарта. Тогда, если расследование будет проводить умный человек, а у австралийцев именно так и произойдет, он задумается – да кто же это так упорно катит бочку на чистейшего душой Вильгельма Оранского? Если же за дело возьмется дурак, то все равно он сочтет виновным того, кто ему меньше в данный момент нравится, независимо ни от каких доказательств.

Через день мне стало заметно лучше, а Вильгельму, судя по радиограмме, существенно хуже. Но непогода еще продолжалась и в Испании, и на Силли, так что я просто подтвердил запрет на выход в море посыльной яхты и напомнил отцу Юрию, что пора прикинуть, как конкретно проводить операцию «пропуск».

В числе барахла, взятого в прошлое, имелись две голографические визитки, да не простых, а со светодиодной подсветкой от пары сверхтонких батареек. Их, правда, я захватил десятка два. Так вот, в неактивном состоянии карточки выглядели довольно бледно, но стоило взяться за любой из четырех углов – и картинка с цветочками оживала, приобретала объем, а заголовок «Экспоцентр – рай для садовода» начинал переливаться всеми цветами радуги. Кроме того, появлялись совсем мелкие надписи с какими-то датами и номерами павильонов, в обычном состоянии не просматривающиеся. Продолжалось это около минуты, после чего карточка засыпала до следующего взятия за угол. Когда я их только купил, комплекта батареек хватало на два десятка циклов, но за пятнадцать лет хранения они здорово подсели, так что теперь карточка могла активироваться максимум четыре раза, да и то последний выходил уже каким-то бледным.

Выждав еще сутки, я отправил Филиппу сообщение о некотором улучшении своего здоровья и пригласил их величества в гости. Голодать три дня, как это вроде полагалось по инструкции от Конан-Дойля, я не стал, эти король с королевой и так обойдутся, чай, не Станиславские, чтобы восклицать «не верю». Но грим на морду нанес и даже капнул в глаза атропина, из-за чего потом до вечера не мог читать.

Пока королева посещала медсанчасть, я попытался поговорить с Филиппом по поводу островов и кредита, но после первых же трех фраз вынужден был заткнуться и перевести разговор на сервиз, который я дарил королевской чете. Потому как Филипп, судя по его виду, сейчас боялся только одного – чтобы я не помер прямо при нем. Не знаю уж, что он представлял себе в качестве ответных действий экипажа «Врунгеля», но явно ничего хорошего. Если сейчас начать торг про острова, так он, чего доброго, всучит мне их оптом, только чтобы я зря не волновался.

Однако имелась еще одна проблема, по которой требовалось согласие короля, и я познакомил с ней Филиппа. Суть состояла в том, что, по многим свидетельствам, стрелок попал в свиту при помощи графа Оропесы, и теперь мне очень хотелось побеседовать с этим достойнейшим человеком. Так можно ли надеяться, что ваше величество пригласит его в Севилью, вопросил я слабым голосом.

Король впал в явное беспокойство. Судя по всему, он представлял себе дальнейшую судьбу графа в весьма мрачных красках, но не видел, под каким предлогом мне можно отказать. Пришлось уточнить, что я хочу побеседовать с графом не о покушении, которое уже в прошлом, а его подробности нетрудно узнать у ставшего очень словоохотливым дона Менендеса. Истинным государственным мужам надлежит смотреть в будущее, что и является главной причиной моего приглашения.

Действительно, весьма заметную часть доходов графа составлял пенсион от Вильгельма, но Оропеса, по идее, должен быть в курсе, что в ближайшее время этот животворный родник иссякнет. И если он не дурак и не трус, то может рискнуть, предположив, что я захочу, образно выражаясь, не только восстановить подачу воды, но и увеличить ее. Ну а не рискнет – так и хрен с ним, в конце-то концов.

Воспрянувший духом испанский король подхватил пакет с сервизом, королеву и отбыл, пообещав, что он немедленно передаст графу мое приглашение и сопроводит его своей настоятельной рекомендацией, а я осторожно поднялся со своего смертного одра и сел смывать тени под глазами и прочие приметы больного с диагнозом «сквозная дыра в сердце».

Вскоре отец Юрий радировал, что его величество Вильгельм Оранский почил в бозе. Пропуск королю вручен, уточнил бригаденпастырь, и произвел должное впечатление. Более того, перед смертью Вильгельм успел показать его Мосли. А когда тот взял карточку с тела только что испустившего последний вздох короля, она пару раз неуверенно вспыхнула, а потом окончательно погасла. Натаниэль вернул ее отцу Юрию и попросил разъяснений. И получил их – мол, так и должно быть. Ибо пропуск состоит из двух сущностей – астральной и вещественной. Вещественная осталась, она на небе ни к чему. Астральную захватил с собой Вильгельм. Какие вопросы?

Мосли вздохнул и сказал, что он очень благодарен отцу Юрию за предложение помощи в трудную минуту, однако перед его принятием вынужден просить уточнить некоторые деликатные моменты.

И значит, в данный момент в посольстве происходил торг, но отец Юрий считал, что итоговое соглашение будет для нас достаточно выгодным.

Скажу честно, при получении известия о смерти Вильгельма мне стало немного грустно. И не из-за того, что теперь наши отношения с Англией наверняка хоть как-то, но испортятся, ибо как раз в этом ничего плохого для Австралии не просматривалось. Английские поставки нам были позарез нужны в самом начале становления, но уже лет пять назад они перестали быть остро необходимыми, а сейчас и вовсе там покупалась в основном шерсть, да и то в умеренных количествах. Потому как чугун и сталь мы научились плавить сами, но не особо усердствовали, ибо поставляемые из России обходились дешевле. Недавно Демидов начал продавать нам довольно чистую медь, и тоже по не очень высоким ценам. С продовольственными поставками неплохо справлялись французы и целая бригада лиц неопределенной национальности под общим руководством Ицхака Хамона. Наконец, как источник эмигрантов Англия тоже потеряла интерес – желающие переселиться за океан находились и в России, и у них было два серьезных преимущества. Первое – здесь мы могли брать не кого попало, имелась возможность сначала внимательно приглядеться к кандидатам. Второе – они, в отличие от англичан, французов и прочих, изначально говорили на языке, очень мало отличающемся от австралийского.

Так что наши дружеские отношения с Англией последнее время являлись в основном данью традиции.

Вильгельма же мне было просто жалко. Умный человек, приятный собеседник, у которого есть чему поучиться. И ведь предупреждал же я, что с его здоровьем осенью и зимой вообще лучше не выходить из дворца! Нет, понесло короля на охоту, где он и простудился. Да еще перед этим поручил Оропесе найти исполнителя для стрельбы по мне, что тоже в немалой мере способствовало печальному концу. Прискорбно, но что поделаешь – такова жизнь.

Анну Стюарт, уже ставшую королевой, я как-то раз видел, но, скажем прямо, никакой симпатии мы друг к другу не почувствовали. Будем надеяться, что она отнесется к контактам с Австралией так, как и ко всем прочим государственным делам, то есть без малейшего интереса. Ибо предполагалось, что отныне и надолго взаимоотношения нашей империи с Англией, которая вот-вот станет Великобританией, будут происходить в основном на уровне частных лиц. Впрочем, встречи с Анной пока не исключены. Хотя бы потому, что деньги у Австралии занимал именно король, а не конкретно Вильгельм, и нынешняя королева вместе с троном приобрела почти два миллиона рублей долга.

Однако вскоре оказалось, что мои прогнозы относительно невмешательства новой королевы в развитие англо-австралийских отношений не совсем точны. Где-то в середине декабря в посольство явилась довольно скромно одетая посетительница, которая очень хотела встретиться с отцом Юрием. Когда ее желание исполнилось, она представилась, оказавшись Сарой Черчилль, женой того самого Джона Черчилля и ближайшей подругой Анны Стюарт. Дама заявила, что королева не против неофициальной беседы с его светлостью герцогом Алексом. В ответ бригаденпастырь поведал, что в данный момент моя светлость еще не оправилась от ранения. Кроме того, меня удерживает в Испании обещание испанскому королю наблюдать за протеканием беременности его жены, поэтому просто так, без озвучивания темы предполагаемой беседы, встреча вряд ли состоится раньше августа следующего года.

Некоторое время Сара пыталась давить на то, что тема очень важная, но является секретом королевы, который она может открыть только сама, и услышала, что отец Юрий лично походатайствует о переносе срока с середины августа на начало июля, но большего обещать не может. Наконец жена Черчилля сдалась и попросила поклясться, что сказанное ею будет доложено только мне и никому больше. После чего выслушала цитату из Евангелия от Матфея: «Да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого», вздохнула и рассказала, в чем дело.

Ай да Анна, подумал я. Интересно, сами по себе ее планы уже тянут на обвинение в государственной измене или для этого надо подождать хоть каких-то шагов по их осуществлению?

Только что севшая на трон королева, оказывается, уже задумалась о престолонаследии. И желала, чтобы после ее кончины королем стал младший брат, которого она, кстати, никогда не видела, – сын свергнутого Вильгельмом Якова Второго.

Я быстро припомнил, что нам известно об этом индивидууме.

В историю он вошел под именем Джеймс Старый Претендент. Действительно, прожил он немало, семьдесят восемь лет, и шестьдесят пять из них безуспешно претендовал на английский престол. С кем он только не связывался для достижения своей мечты! Кажется, в это время у Англии не было ни одного врага, которому этот тип не предложил бы своих услуг. Правда, в текущей истории он еще не развернулся, потому как объявить себя королем было возможно только после смерти Вильгельма. Однако она все-таки случилась, и теперь, значит, будущий непризнанный король возбудился. Но Анна-то с чего лезет в это дурно пахнущее дело? Ведь ей жить еще целых семь лет!

Однако новость была интересной, и следовало подумать, как потактичней задать королеве единственный оставшийся у меня вопрос: «А что мы будем с этого иметь?»