Глава 9

Вот и отгремела царская свадьба. Народ, кто проснувшись, а кто проспавшись, потихоньку куда-то засобирался.

Царь с молодой женой вскоре должны были выехать в действующую армию. Мне предстояло по мере сил помочь им в сборах, а потом потихоньку сворачивать манатки и плыть в сторону Орла на «Козлевиче», где пересесть на поезд и катить в Таганрог. Но время еще было: даже в самом холодном году лед на Азове появлялся не раньше середины декабря.

Утром после свадьбы, разбудив меня часов в одиннадцать, явился радист и сообщил, что нашим английским посольством получено письмо от Филиппа Пятого. Так что мне пришлось спешно выпить кофе и углубиться в чтение.

Сразу повеяло чем-то полузабытым – я даже поначалу не сообразил, чем именно. Но потом вник.

В будущем я довольно много читал, причем в основном фантастику. Не то что я так уж любил именно этот жанр, но ведь, кроме него, и читать-то было нечего! В советские времена альтернативой являлись производственные романы и мемуары всяких первых и вторых секретарей, которые они и сами-то вряд ли смогли бы прочесть. А потом пошла какая-то заумь – то ли постмодернизм, то ли еще хрен знает что, почему-то объявленная литературой. И море детективов типа «Слепой против Глухого», «Кривой против мафии» и «Мафия против по башке пыльным мешком Стукнутого». И чуть отличающаяся серия «Я – вор», «Я – бандит», «Я – гей». На таком фоне даже самые убогие фантастические произведения смотрелись вроде как и ничего. Но конечно, иногда случались исключения, особенно последние лет пять, когда массово поперли просто выдающиеся по бездарности шедевры, а дополнительный колорит им придавала глубочайшая неграмотность редакторов.

Кроме того, получило широкое распространение соавторство. То есть маститый писатель берет в соавторы молодого, почти неизвестного, и они вдвоем пишут книгу. Если старший не совсем потерял совесть, то именно вдвоем, типа одна глава он, потом десять – двадцать молодой, потом опять глава от мастера, который, кажется, даже не читал накорябанного его молодым коллегой, и конец текущей книги. Ждите продолжения!

Так вот, письмо от Филиппа Пятого было выдержано именно в таком стиле. Вступление явно писал сам король. Где с волнением спрашивал, действительно ли я смогу помочь выжить их следующему ребенку. А дальше на полутора страницах нудно и бестолково объяснялось, что мои несуразные требования выходят за рамки всего подряд и для достижения хоть какого-то консенсуса должны быть решительно урезаны. Потом вновь шла искренняя вставка Филиппа.

Ответ не вызвал больших трудностей. В нем я объяснил, что проблема выживания будущего королевского ребенка имеет две составляющих – объективную и субъективную. С первой все в порядке, австралийская медицина многократно превосходит европейскую, а педиатрия в империи развита особенно сильно, ибо дети есть наше будущее. Но, увы, наша скорбная жизнь устроена так, что даже самым что ни на есть прогрессивным объективным закономерностям для их претворения в жизнь нужны еще и субъективные условия. В данном случае – отсутствие в королевском окружении идиотов наподобие того, что накорябал основной массив только что прочитанного мной письма.

«Они что, совсем не соображают, кому адресуют свои мозговые испражнения?» – недоуменно вопросил я. И добавил, что только глубокое сочувствие королю и его молодой жене не позволило мне сразу послать отправителей такого документа по соответствующему адресу. Оно же диктует задать несколько отвлеченный вопрос.

Ведь в текущей войне Испания пока вовсе не добилась никаких успехов – только поражения, когда она пару раз собралась проявить хоть какую-то активность. Неужели в таком положении дел никто не виноват? А если виновные есть, то не те ли это люди, что так подставили Филиппа, приписав к его пламенеющим высокими чувствами строкам свои непотребные каракули? И чем, в конце концов, занимается святейшая инквизиция в это тревожное время? Ведь требуется совсем немного, чтобы авторы документа сами рассказали о своих гнусных деяниях. Мелкие же тонкости, типа сожгут их после этого или повесят, Австралию не интересуют.

Отдав письмо для передачи по радио, я на более или менее свежую голову припомнил только что произошедший длинный разговор с Меншиковым. Данилыч, надо сказать, обозначил свою позицию очень четко – несмотря на только что закончившуюся свадьбу, от него в России по-прежнему зависит очень много. И он, понимая, какое благо несут его стране ссуды и технологии из-за океана, готов всячески поддерживать наши начинания. Однако надеется, что мы, как порядочные люди, в ответ коим-то образом проявим свою благодарность. В частности, ему тоже хочется корабль с паровой турбиной, а когда рельсы дотянутся до Москвы, не помешает и личный поезд вроде того, на котором я приехал в Орел. Далее собеседник вопросил, как в Австралии обстоят дела с орденами, то есть награждают ли ими иностранных подданных. И поинтересовался условиями хранения денег в наших банках. Наконец подвел нечто вроде итога – мол, в случае нашей дружбы может возникнуть большая обоюдная польза. Он, Александр Данилович, решил пойти нам навстречу авансом, для чего и поднял вопрос об учебе царевича. Ведь как ни крути, а это наследник русского престола!

Я, самую малость поразмыслив, ответил в том смысле, что вообще-то примерно так и думал, но конкретно последняя инициатива с царевичем вызывает определенные сомнения. Да, он наследник. Но нам-то какое дело? Если Петр умрет раньше своей супруги, то при первом же намеке на разногласия с новым правителем России она просто вернется в Австралию, вот и все. Ей не грозит ничего особенного. Компании – тоже, потому как у преемника Петра никаких рычагов воздействия на нее поначалу не будет. То есть у нас даже в самом неблагоприятном случае хватит времени свернуть производство так, чтобы не остаться в убытке. А вот вам, уважаемый Александр Данилович, в случае воцарения Алексея придется очень туго. Но мы готовы войти в рассуждение ваших трудностей и как-то повлиять на царевича в процессе учебы. Однако отнюдь не бесплатно, ибо филантропия в Австралии никогда не имела хоть сколько-нибудь заметного распространения.

Тут мой визави малость офигел. Мне даже показалось, что сейчас первый случай, когда от него кто-то потребовал денег! Ну или чего-нибудь эквивалентного им. Однако собеседник быстро пришел в себя и начал торговаться.

Вскоре мы сошлись на следующем. За нашу обработку наследника в нужном ключе Алексашка способствует отцу Якову в его начинаниях по углублению контактов между церквями. Правда, связи царского фаворита в среде духовенства еще только начали образовываться, но, как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Далее Австралия смотрит на поведение Алексашки и, пока оно ее устраивает, каждый месяц кладет на его счет по тысяче рублей в Лондонском филиале Австралийского императорского банка. И это при том, что одной из моих задач на этот визит была организация филиала того же банка в Москве! О чем я уже успел объявить, и не раз. Однако позиция Александра Даниловича была тверда, как гранит. Деньги – в Лондон, причем постоянную составляющую, то есть пенсион, в наш филиал. А разовые выплаты за отдельные услуги – в Английский банк! Человек явно не хотел складывать все яйца в одну корзину.

Я-то, наивный, думал, что подобные традиции нашей правящей элиты образовались только при Горбачеве, когда партноменклатура вдруг оказалась охваченной непреодолимой страстью к вывозу денег за бугор. Причем ладно бы своих – так ведь в основном наших! Наверняка и у меня что-то украли, собаки корыстные. А оно, оказывается, вон когда началось.

Впрочем, совсем отказываться от поддержки нашему московскому банковскому филиалу Меншиков не стал, но было видно, что это его не очень интересует.

Отбыл царский фаворит часов в семь утра, унося с собой в качестве аванса два рубина – скажем прямо, по австралийским меркам довольно-таки мелких. Я же облегченно вздохнул и даже позволил себе пару раз сплюнуть в открытое окно, ибо в течение долгой беседы не показать, как я в действительности отношусь к душевным качествам Александра Даниловича, мне было довольно трудно. Ну вот не люблю я коррупционеров среди своих! Прямо даже возникают какие-то первобытные желания – достать парабеллум да облегчить его магазин патрона на три-четыре, ибо мордобитие тут уже не поможет. Но, повторяю, только тогда, когда мздоимец находится по эту сторону баррикады. Если же по ту, то это, наоборот, милейший человек, которому так и хочется сделать что-нибудь приятное, иногда даже сверх оговоренного прейскуранта.

Судя по всему, Меншикову не терпелось именно в этот мой визит обязательно сплавить царевича в Австралию, и я его понимал. Полтора года назад Петр серьезно заболел, и только быстрый приезд Светы с медикаментами привел к выздоровлению. Ну или по крайней мере совпал с ним, никто из нас не собирался углубляться в подобные тонкости. Главное, Петр был уверен – австралийская принцесса буквально вытащила его с того света. А массажем снимать приступы жестоких головных болей она умела без всяких натяжек, так что с этого и началась их любовь. Но Алексашка, похоже, сильно струхнул и вот теперь решил подстраховаться, тем более что нынешней весной царь опять прихворнул.

В результате прямо на следующий день к австралийской миссии подъехали две кареты, где находился царевич со свитой. Я заранее предупредил охрану, чтобы она не задерживала визитеров, и вскоре первый из них образовался в моей гостиной.

Сделал он это, скажем прямо, довольно-таки по-хамски. Правда, дверь он открыл руками, но исключительно потому, что она открывалась наружу, так что ногой произвести данное действие было никак невозможно. Но он все-таки ухитрился ввалиться ко мне с грохотом и, не представившись, заорал:

– К тебе, невежий дюк иноземный, явился сам наследник престола московского!

Гость мне был слегка знаком, я его видел на свадьбе. Воспитатель? Нет, кажется, все же духовник царевича, тем более что он в чем-то наподобие рясы. Как же его, заразу, звать-то? И почему он такой дурак? Небось думает, что я, возмущенный продемонстрированной наглостью, возьму и спущу его с лестницы, да еще и в рыло заеду разок-другой. Что, естественно, вызовет вполне ожидаемую реакцию у царевича. А вот хрен вам, дорогие гости! Нет у меня сейчас настроения бить кого-то по морде, даже если она совершенно недвусмысленно просит кирпича. Обратитесь попозже, тогда, может быть, и уважу, а пока – извиняйте, господин хороший, тем более что мне наконец вспомнилось, как же тебя, урода, звать.

В общем, я вскочил, развел руки, будто собрался обнять этого взъерошенного попа, и воодушевленно воскликнул:

– Глазам своим не верю! Неужели меня почтил визитом сам господин Игнатьев? Радость-то какая! Да что же вы, Яков, извиняюсь, что не знаю имени вашего достопочтенного родителя, застряли в дверях, будто неродной?

Я подхватил совершено ошарашенного попа под локоток и, не обращая внимания на его слабые трепыхания, подтащил к столу. Визитер был мало того что деморализован – так и весил от силы килограммов шестьдесят, а то и поменьше, так что он и опомниться не успел, как ему был всучен налитый до краев стакан.

– Выпьем за здоровье его высочества принца Алексея Петровича! – провозгласил я, и гость не смог отказаться, хоть поначалу и пытался. Мне еще в Кремле бросилось в глаза, что к водке этот тип весьма неравнодушен, но в осадок выпадает где-то между вторым и третьим стаканом. То ли в силу общей хилости организма, то ли он уже просто допился до третьей стадии.

Для закрепления успеха мы с Яковом приняли еще по двести граммов, на этот раз уже за его драгоценное здоровье. Теперь духовник царевича почти не сопротивлялся. И если первый тост мне пришлось все-таки выпить наравне с ним, то сейчас он слегка поплыл и не заметил, что в свой стакан я налил из другой бутылки, где была чистейшая родниковая вода.

С третьим тостом мне даже не пришлось напрягать мозги, потому как гость поднял мутнеющий взор и грозно возопил:

– А за торжество веры православной ты, нехристь, выпьешь?!

– Обязательно! За православную веру – и не выпить? Да за такое несколько раз подряд и то мало будет!

Но этого уже не потребовалось: с шестисот граммов водки гость прямо на глазах терял связность мысли и координацию движений. Подождав минут пять до полного завершения процесса, я спустился вниз, чтобы позвать царевича.

Он уже вылез из кареты, так что я, припомнив, как это делал де Тасьен, поклонился, помахал шляпой возле колен и, не надевая ее обратно, пригласил наследника заходить.

– А где… – начал было Алексей.

– Сидит в моей гостиной. Ну пошли?

За нами дернулись было еще трое из свиты, но пара дежурящих у входа легионеров преградила им путь. Этого вполне хватило, чтобы люди, соорудив на лицах выражение «не больно-то и хотелось», отошли к своей карете.

Наверху выяснилось, что я невольно дезинформировал царевича. Ему ведь было сказано, что его духовник сидит – собственно, так оно и было минуты три назад. Но теперь он лежал рядом со стулом, негромко похрапывая и пуская слюни.

– Что с ним? – не понял Алексей.

– Устал, наверное, – предположил я. – И вообще, ваше высочество, этот отец Яков сразу показался мне каким-то странным. Ворвался как оглашенный, галопом подлетел к столу и присосался к водке. Я и опомниться не успел, как он откушал три стакана. У вас тут что, так принято?

Царевич что-то промямлил, и я, сочтя вопрос с протопопом Яковом исчерпанным, пригласил гостя в свой кабинет.

– Государь велел мне попроситься в твою Австралию на учебу, – хмуро сообщил Алексей, садясь. Кстати, без приглашения. Ладно, мы тогда тоже обойдемся без церемоний.

– Чему равна восьмая степень двух?

– А?.. – растерялся экзаменуемый.

– Я спрашиваю, сколько получится, если число два умножить само на себя восемь раз подряд. Нужно же мне знать, выучен ты хоть чему-то или тебя, как последнюю дубину, придется начинать учить с азов.

– Да как ты со мной разговариваешь!

– Как ты со мной, так и я с тобой. Хотя мы не ровня – ты, хоть и наследник, реальной властью не обладаешь вообще никакой и нигде, а я, герцог и первый министр, имею право говорить от лица его величества Ильи Первого, повелителя могущественной империи. Дружественной, между прочим, России, что придает моему положению здесь дополнительный вес. Уразумел? Вот и ладушки, тогда продолжим. Надеюсь, ты хорошо знаешь своего отца? Значит, должен понимать, что в наследнике Петр Алексеевич хочет видеть помощника себе, пока он жив, и продолжателя своего дела после кончины. И получается, перед тобой всего три пути.

Первый – это тот, что я описал, путь продолжателя отцовского дела, но ты уже отошел от него и постоянно удаляешься все дальше и дальше.

Второй – упросить государя лишить тебя права наследовать престол, после чего жить тихо, не вмешиваясь в политику.

Третий – исчезнуть, потому как не только царь считает тебя помехой в делах государственных, но и Александр Данилович относится к тебе ничуть не лучше.

В таких условиях лично я не дал бы за твою жизнь и ломаного гроша, так что Австралия – это твой последний шанс. Вот там-то уж тебя никакой Меншиков не достанет, можешь быть уверен. Значит, имеешь два дня на раздумья, а потом я уезжаю. Если надумаешь, с собой можешь взять двоих. Но та пьянь, что валяется в гостиной, в их число не входит, сразу предупреждаю. Вот, собственно, и все, что я хотел сказать. Пойдем, провожу тебя до кареты.