Глава 3
Что бог ни делает

– Эй, паря, ты чо, помереть собрался, – услышал Ингварь за своей спиной. – Ведь ясно же всем сказывали – бросай мечи, – но он даже не обернулся, продолжая лихорадочно кромсать грубое шатровое полотно.

– Умом рехнулся, – предположил голос помоложе. – Ты глянь-ка на него, дядя Тереха, молодой вовсе, вот и спужался.

– Не мудрено, – вздохнул человек постарше.

Княжич тем временем все резал и рвал полотно на куски. Наконец, решив, что нарезанного будет достаточно, он отбросил меч в сторону, опустился на колени и начал осторожно снимать с неподвижного Ярослава кольчугу.

– Ах, вон оно что, – удовлетворенно протянул голос постарше и сразу помягчел: – Это совсем иное. Подсобить болезному – дело святое. Ну-ка, Тяпа, подмогни малому, а то он в одиночку не управится.

– Дядя Тереха, я же крови боюся, – заныл голос помоложе и после паузы добавил более испуганно: – А ведь ты вспомни, как вечор упреждали: ежели кто живой под шатром остался – немедля к князю бежать. Вот давай я и сбегаю. Я же прыткий.

– Прыткий он, – прогудел недовольно дядя Тереха. – Ну, делать нечего, беги отсель, а я сам подсоблю. Двигайся, орел, – брякнулся рядом с Ингварем на колени крепкий коренастый мужик, заросший по самые глаза изрядно поседевшей бородой, и принялся сноровисто помогать княжичу освобождать раненого от стальной брони.

Какое-то время они молча возились, мешая друг другу, но потом дела пошли на лад, и еще через пару минут с боевой амуницией было покончено, и они перешли к одежде. С нею справились и вовсе на удивление быстро, причем дядя Тереха ухитрился сноровисто оторвать от княжеского корзна вместе с куском меха золотую застежку, заговорщически подмигнул Ингварю и молниеносно упрятал ее за пазуху.

– Токмо ты князю нашему не сказывай, – буркнул он, продолжая сноровисто перевязывать раненого, тихонько постанывавшего время от времени.

В это время сзади вновь раздались голоса, и один из них явно принадлежал Константину.

– Твои орлы, конечно, молодцы, но на пятерку малость недотянули. Это уж пятый из подранков.

– Ну уж, княже, ты прямо захотел, чтоб все в идеале было. А это жизнь, – ответил ему кто-то, тоже очень знакомый.

Ингварь оглянулся. Так и есть – в трех шагах от него стояли князь Константин и совсем еще молодой паренек, который тогда, во время переговоров с ним, Ингварем, занес князю завернутую в тряпицу икону, вывезенную из отчего терема в Переяславле-Рязанском.

Княжич зачем-то схватился за меч, опираясь на него, тяжело и медленно поднялся на ноги и выпрямился, горделиво откинув голову.

– Ну вот, а ты боялся, – спокойно произнес паренек, стоявший рядом с князем. – Жив, здоров и даже довольно-таки упитан.

– Он и тогда с мечом в руках был, но мы его с дядей Терехой срубать не стали, – начал суетливо пояснять такой же молодой парень в простой крестьянской одежонке.

– Ну и славно, – не дослушав до конца, рассеянно кивнул головой князь. – Как звать?

– Тяпой меня кличут, – услужливо откликнулся парень.

– Я запомню, – кивнул Константин. – Каждому по гривне сверх общей доли жалую.

– Ух ты, – радостно присвистнул парень и тут же добавил просительно: – По кругленькой?

– По кругленькой, – вздохнул князь. – Ну, здрав буди, Ингварь Ингваревич. Не в добрый час нам с тобой свидеться довелось.

– И ты здрав буди, Константин Володимерович, – медленно произнес Ингварь и с натугой вытянул из земли меч, на который опирался.

– Эй, эй, ты чего, дурень? – шарахнулся назад Тяпа, а паренек, стоящий возле князя, торопливо выхватил из ножен свой меч.

Ингварь отрицательно мотнул головой.

– Не то, воевода, – вспомнил он наконец этого человека и снисходительно, как старший по возрасту, усмехнулся.

Он себя и впрямь сейчас ощущал старше этого юнца лет на тридцать, не меньше.

– Не то, Вячеслав, – повторил Ингварь.

Константин продолжал неподвижно оставаться на месте. Он даже не пошевелился.

И лишь когда Ингварь поудобнее перехватил меч за острие и протянул его рукоятью к князю, тот спокойно сделал шаг вперед, не торопясь, принял оружие, чуть подержал его на весу, больше из приличия, после чего совершил аналогичную процедуру, возвращая меч обратно княжичу.

– В ножны вложи, – посоветовал спокойно и поинтересовался: – Надеюсь, обагрить его в крови рязанской не успел?

Ингварь отрицательно мотнул головой.

– Ну и славно, – вздохнул князь с явным облегчением и вдруг резко нахмурился, указывая на лежащего недвижимо раненого. – А это кто?

– Это князь Ярослав, Константин Володимерович, – ответил Ингварь.

– Притом живой, – заметил князь и, повернувшись к воеводе, произнес совершенно непонятную для Ингваря фразу: – Это даже не четверка, Вячеслав. Это три с минусом.

– За одну ошибочку целый балл срезал. Нечестно, – не менее загадочно ответил тот.

– За грубейшую ошибку, Вячеслав Михайлович. Самую что ни на есть грубейшую. И что теперь мне прикажете с ним делать?

– Ты – князь, – буркнул воевода. – Значит, тебе и решать. Палача, то есть ката, у меня с собой нет.

– А что толку, даже если бы он и был, – зло откликнулся Константин и протянул задумчиво: – Дела-а.

После некоторой паузы князь нехотя уточнил у заканчивающего свои труды по перевязке дяди Терехи:

– А он как, дотянет до дома?

– Ежели по дороге – точно не довезут, – с готовностью ответил добровольный санитар. – А ежели ладьею – то тут как сказать. Раны тяжкие, и опять же руды с него вытекло – ужасть.

– Слыхал? – обернулся князь к воеводе. – Твой грех – тебе и исправлять. Ищи с десяток воев… ихних, – уточнил он после паузы, – и пусть они его везут… во Владимир.

– По дороге? – лукаво усмехаясь, уточнил паренек.

Князь мрачно засопел, скрипнул зубами и выдавил нехотя:

– Ладьей.

– Его же в Переяславль надобно доставить, – напомнил Константину Ингварь. – Там княгиня Ростислава ждет. Я его токмо ради нее и перевязывал.

Князь скривился, будто его в одночасье прихватила острейшая зубная боль.

– Слыхал же, что сказали, – растрясут, не довезут. Водой же только по Оке, а потом по Клязьме. Иначе никак. – Он вновь поморщился и переспросил: – А что, княгиня так сильно его любит?

Ингварь в ответ лишь смущенно пожал плечами и неожиданно для самого себя выпалил:

– Женка она его. Стало быть, должна любить.

И вновь еще более болезненная гримаса исказила лицо Константина.

– Ну да, ну да. Раз женка, стало быть, должна любить. Как это я сам не догадался, – с какой-то детской растерянностью произнес он и замолчал, продолжая смотреть на неподвижно лежащего Ярослава. Потом, как бы очнувшись, вновь повернулся к воеводе и удивленно осведомился:

– Ты еще здесь? Я уже все сказал.

Вячеслав неодобрительно крякнул, явно не согласный с таким решением вопроса, и предупредил многозначительно и вновь загадочно:

– Он ведь по закону подлости обязательно выживет, княже. Оно тебе надо?

– Слыхал, что Ингварь сказал?! – выкрикнул князь жалобно. – Женка его ждет. Да еще и любит притом.

– Тоже мне, аргумент нашелся. Нас всех женки ждут и любят.

– Ты пока ею не обзавелся, – огрызнулся Константин. – А меня уже не ждет.

– Между прочим, благодаря ему, – хмуро кивнул, уже уходя, Вячеслав на тяжелораненого.

Едва воевода отошел на несколько шагов, как Константин пытливо посмотрел на княжича и спросил:

– Ты же там все время жил. Это так? Гремислав и впрямь с его ведома Рязань спалил?

Врать Ингварь сызмальства не привык, но правду говорить тоже не хотелось. Уж больно она противная была – гнусная и скользкая, как протухшая рыба. И пахло от нее так же, если не хуже.

Он молча отвернул голову, не зная, что тут можно, а главное – что нужно сказать. У него самого совесть в этом плане была вовсе чиста – о том, что столица рязанского княжества сгорела, он узнал чуть ли не самым последним. Но Гремислава он подле князя Ярослава видел, причем не раз, а сопоставить одно с другим, то есть гибель Рязани и таинственное шушуканье князя с бывшим дружинником, а потом загадочное исчезновение последнего, особого труда не составляло.

– Я спрашиваю… – начал было Константин, но потом махнул рукой. – Ладно, не отвечай. И так все ясно. Лучше скажи, ты сам-то сейчас куда?

– Куда повелишь, княже, – даже чуть удивился Ингварь.

Мысленно он был уже давно готов ко всему – от встречи с катом до какого-нибудь особо потаенного поруба.

– Чай, не маленький, – резонно заметил Константин. – Сам должен себе дорогу выбирать. Твой лоб – твои и шишки.

– Это, стало быть, я свободен? – неуверенно переспросил Ингварь.

– Стало быть, свободен, – подтвердил Константин.

– После всего, что я…

– После всего, что ты… Лишь бы ты понял все, что ты…

Оба не договаривали до конца, но тем не менее понимали друг друга вполне сносно.

– Да я еще раньше… – досадливо махнул рукой Ингварь. – Мне уж и Ростислава толковала не раз.

– Значит, плохо толковала, – заметил Константин и, настороженно прищурив глаза, переспросил: – Кто? Ростислава?

– Ну да, княгиня его, – кивнул Ингварь на Ярослава.

– И что же она тебе толковала? – не произнес – выдохнул Константин.

– Да все. Сказывала, что негоже так-то в свое княжество возвращаться. Нехорошо это.

– А-а-а, – протянул Константин несколько разочарованно, немного помолчал, но затем, сделав над собой усилие, все-таки уточнил: – И все?

– Нет, не все, – вздохнул Ингварь. – Но это главное.

– Знаешь, а она, пожалуй, права, – заявил князь.

– Да я и сам до этого додумался, – совсем по-мальчишески шмыгнул носом Ингварь. – Дураком был, стрый. Ты уж прости меня. Обида взыграла, что ты все в одни руки прибрал, вот я и…

Он, не договорив, медленно опустился на одно колено, склонил и без того виновато потупленную голову и повторил:

– Прости, Константин Володимерович.

– Встань, встань.

Константин, как-то излишне, не по делу суетясь, помог Ингварю подняться с колен, зачем-то попытался отряхнуть его, приговаривая:

– Говорено же, что свободен ты. Можешь даже назад вернуться – обиды не причиню, – и вдруг шепнул почти на ухо: – А обо мне она ничего не говорила? Не спрашивала?

– Кто? – не понял Ингварь.

– Да Ростислава же, – нетерпеливо прошипел князь.

– А-а, ну да, говорила как-то раз, но совсем малость, – честно уточнил Ингварь.

– И что говорила?

– Сказывала, что лучше бы я с самого начала своего стрыя послушался.

– Ага, ага, – закивал Константин, счастливо улыбаясь. – А еще что?

– А еще сказывала, что тебе верить можно. Ты, мол, слово свое завсегда сдержишь.

– Ага, ага, – блаженно зажмурился князь. – А еще?

– Да все, пожалуй, – пожал плечами Ингварь, искренне злясь на себя за то, что так и не приучился врать. Сейчас, глядишь, и сгодилось бы.

– Я же говорю, что малость совсем, – повторил он сконфуженно.

– Нет, Ингварь Ингваревич, это не малость, – убежденно произнес Константин.

Он задумчиво посмотрел на лежащего Ярослава, потом на Ингваря, затем вновь на Ярослава, после чего хитро улыбнулся и заключил:

– Наверное, и впрямь истинно в народе говорится: что бог ни делает – все к лучшему. Может, и это к лучшему, а?

В ответ Ингварь лишь недоуменно кивнул. Честно признаться, он так до конца и не понял, о чем говорит рязанский князь, что имеет в виду. Потому и смотрел на него непонимающе, хоть и согласился… не пойми с чем.

– Ну ладно. Потом поймешь, – хлопнул его по плечу Константин и осведомился: – С тобой-то ныне много ли было рязанских людей?

– Трое, – насторожился Ингварь. – А что?

– Боярина Онуфрия я с собой заберу, не взыщи. Остальных же можешь найти и освободить. А то их, поди, уже мои молодцы в полон прихватили, – махнул князь рукой в сторону пленных.

– Вот один Онуфрий и уцелел, небось, – хмыкнул Ингварь. – Только не здесь он. Уже с месяц как в монастырь ушел и схиму приял. Остальные же… В шатре они моем были. Наверное, в нем и сгинули – не всем же так везет, как князю Ярославу.

– Не всем, – согласился Константин. – Но в шатер я бы на твоем месте заглянул.

– Так ведь рухнул он! – удивился Ингварь.

– Кто? – с еще большим изумлением переспросил князь.

– Шатер мой.

Княжич повернулся, чтобы показать, где именно находился его шатер, но с удивлением обнаружил, что тот как стоял, так и стоит, причем единственный из всех. Просто когда один за другим они стали взлетать вверх или валиться набок, Ингварь к себе больше не возвращался, отвлеченный наступлением рати Константина, и даже не поворачивался в его сторону.

– Это Хвощ подсказал, куда именно ты зашел, – пояснил Константин. – Вот мои вои его и не тронули.

– Вот уж не думал, что ты так ко мне, – пробормотал окончательно смутившийся княжич.

– Ты хороший человек, Ингварь, – одобрительно подмигнул ему князь. – Прямой, честный, смелый. Такие, как ты, не продают и слово свое всегда держат. А что запутался малость – ну так это не беда. Главное – понял быстро. Так что иди-ка передохни, позавтракай, а то уже рассвело давно. А нам с Вячеславом пора. И помни, – уже уходя, крикнул Константин, – ежели надумаешь вернуться – дорога для тебя всегда открыта. Условия потом обговорим. А то я тороплюсь сильно. Меня еще две рати ждут, так что надо поспешать.

О том, какая из них страшнее, Константин и сам не знал. У страха глаза, как известно, велики, поэтому то количество, которое назвал ему заполошенный гонец, прибывший с восточных рубежей княжества, из-под Ижеславца, можно было смело делить напополам, а если как следует подумать, то и еще раз уполовинить. Хотя все равно оставалось много – тысячи три-четыре.

Русские-то они русские, но, во-первых, далеко не все – дикой мордвы больше половины, а во-вторых, жечь и грабить будут точно так же. Обычаи сейчас такие, ничего не поделаешь. Но это на востоке. На юге же степняки нахлынувшие, почитай, и вовсе зверье.

Все возможное, чтобы остановить одну из орд кочевников, ту, которая была под рукой Юрия Кончаковича, бывшего тестя Ярослава, он сделал. Но хватило ли его усилий для того, чтобы удержать степной народец от грабежа беззащитных южных рубежей Рязанского княжества – поди догадайся.

К тому же при любом самом благоприятном раскладе оставалась еще одна орда – старейшего хана половцев Котяна. На него Константину надавить было просто нечем. Попытаться с подарками сунуться? Так лебезить перед старым половцем еще хуже, чем совсем ничего не делать. Мудрый хан, поживший изрядно и повидавший многое, тут же сообразит, что к чему. Впрочем, тут и соображать особо нечего – сразу ясно, что боится его набега рязанский князь. Боится, потому как людей, чтоб его отбить, не имеет. А значит что? А значит то, что тогда-то уж его точно ничем удержать не удастся. И даже если он примет от князя дары и, лукаво ухмыляясь, заверит в своей искренней, горячей дружбе, то уже через пару дней скомандует своим людям нечто совершенно иное. Ну, скажем, что-то вроде: «Вперед, бойцы лихие, нас ждет добыча с серебром, и полоняницы нагие, и пир победный под шатром».

Вот потому-то, когда Константин едва достиг на своих судах устья Прони и увидел всадников, скачущих навстречу на взмыленных конях, уже не сомневался в том, какую именно весть они ему принесли. Неясно было только одно: Ряжск только взят или уже и Пронск полыхает. Впрочем, что тут гадать – сейчас ему все точно скажут.

И не знал Константин, что в той истории с половецкими ордами имелся еще один, совершенно неучтенный и не предусмотренный им фактор. Впрочем, такое предусмотреть не смог бы никто, поскольку возник он не вчера и даже не месяц назад, а ранней весной, и именовался этот фактор… Ростиславой.