ГЛАВА 18
Похожие в своих угловатых доспехах на сказочных чудовищ, дестриеры с места рванули вперед, сразу развив впечатляющую скорость. Удары копыт по утоптанной ристалищной дорожке отдались дрожью деревянных трибун. Через мгновение корончатые наконечники копий перевитых лентами в цветах их обладателей, врезались в щиты противников и с треском разлетелись на куски. Всадник в черно-желтом сюркотте, как камень из пращи вылетел из седла и с лязгом покатился по земле, теряя куски доспехов. Конь его противника встал на дыбы, на мгновение показалось, что седок удержится, но лопнули подпруги и Гийом де Кевр вместе с седлом грохнулся на дорожку. Навершие его штеххелма в виде лебедя распростершего крылья, слетело с креплений и повисло набок, вызвав гомерический хохот на трибунах простолюдинов.
К бойцам мигом метнулись пажи с помощниками герольдов и утащили в шатры. На некоторое время над ристалищем стоял сдержанный гул. Через несколько минут персеваны вернулись и о чем-то доложили герольдмейстеру, после чего он отправился к маршалу турнира.
Над трибунами понеслись нетерпеливые крики.
Вдруг резко взвыли фанфары. Герольдмейстер дождался пока стихнет рев, приосанился и речитативом заголосил:
— Аннибалу де Летелье и Гийому де Кевр присуждается поражение. В виду их полной неспособности продолжать состязание, я объявляю победителем сего турнира Франциска де Вертю!!!
Его слова взорвали уже трибуны знати. Сторонники претендентов искупавшихся в пыли бурно негодовали, а приверженцы графа де Вертю, наоборот разразились ликованием. Таким образом, не проведя ни одного поединка, оный претендент формально выиграл турнир.
Я втихомолку зевнул и скосил глаза на трибуны. Франциск склонившись к дюшесе, что-то шептал ей. Баронесса де Велькие, мать потенциального победителя выглядела абсолютно беспристрастной. Ну-ну…
В отдельной ложе разместилась Феодора в окружении своей свиты — наикрасивейших девушек бретонского двора. Выглядела она шикарно — портные за ночь соорудили совершеннейшее чудо средневекового портняжного искусства. Платье из золотой парчи, расшитое по лифу алыми розами с бутонами, инкрустированными мелкими лалами, просто слепило взгляд. Золотая диадема из наследства франкского посла, завершала общее великолепие. Федора пока вела себя образцово-показательно, тщательно маскируя заинтересованность и вообще, напоминала собой статую. Умница девочка…
Возле громадного шатра в цветах виновницы торжества суетливыми муравьями сновали слуги, сервируя праздничный стол. При взгляде на эту картинку, у меня в ушах послышался звон монет. Млять… только сам шатер обошелся в четыре десятка экю, не говоря уже о расходах на провиант и вино. То ли дело, для простолюдинов — им просто закупили два десятка овец и пару бычков и теперь без особых затей жарили на вертелах. Для них же организовали свой турнир, два десятка молодцов стреляли по мишеням из арбалетов, а все желающие испытать силу и выиграть призы, могли вволю тузить друг друга дубинками или кулаками. Чем активно и занимались.
А для общего развлечения старалась целая команда шутов. Оные состязались на ослах, а вместо оружия использовали дохлых курей и гусей. Тьфу, мерзость…
Пока я обозревал ристалище, накал на трибунах достиг своего апогея. Протестовали как простолюдины, так и знать: все были разочарованы таким скорым окончанием зрелища. А я наоборот, был доволен как медведь, добравшийся до меда — не выспался, раны все еще продолжали донимать, к тому же зверски хотелось есть. И вообще, баловство все это…
— Нажраться хочу… — угрюмо буркнул Тук сидевший рядом со мной. — И бабу…
— И я…
Распорядители турнира и представители сторон отправились советоваться с дюком. Только я порадовался, что все скоро закончится, как раздался рев герольдмейстера:
— Слушайте, слушайте…
После его речи я втихомолку выругался. Отдых откладывался, граф де Вертю, любезно согласился дать утешительное удовлетворение проигравшим партиям. Сторонники де Кевра и де Летелье, объединялись в один отряд числом в двадцать бойцов и должны были сражаться пешим порядком, против отряда такой же численности сторонников де Вертю.
— Держи… — я сунул флягу с арманьяком Туку. — Это уже поинтереснее…
— Ага… — скотт с наслаждением присосался к горлышку. — Все будет нормально, монсьор. Мои остолопы записались в отряд к конту, а они… ого-го… порвут всех…
— Да мне все равно… — честно ответил я. — Один хрен, бастард уже победил. А эта толкотня на потеху толпе… Эй… стой… — я остановил слугу разносившего лакомства по трибуне.
— Свободен… — Логан вырвал у него блюдо с сыром и ветчиной. — Прошу монсьор…
Пока я с Логаном и пажами удовлетворял низменные потребности, герольдмейстер объяснял правила боя. Участники должны были биться турнирными булавами, такими увесистыми дубинами из мореного ясеня. Щиты разрешались, добивать лежачих запрещалось, употреблять иное оружие — тоже. Вот, собственно, и все правила. Ах, ну да… Виновница торжества, контесса Теодория, могла в любой момент прекратить поединок, выбросив свой платок.
Бойцы активно экипировались в турнирные доспехи для пешего боя. Но обладателей полного комплекта таковых, оказалось очень мало, тем паче, посвященных рыцарей в забаве не допустили, поэтому большинство рядились, кто во что горазд, а точнее — в то, что есть. Стоп… не понял? Куда смотрит герольдмейстер?
Очень интересно… Для полного триумфа требуется, чтобы партия де Вертю, нагнула остальных и в данном случае. Но вот с этим моментом, может не сложиться. В свое время, будучи тренером молодежной сборной, я не раз подписывал на соревнования более взрослых оболтусов, чем предписывал регламент соревнований. Делов-то, изменить возраст в заявке. Никакого мошенничества, только ловкость рук. Так сказать: все в копилку победы. Похоже, в пятнадцатом веке, подобные гешефты, тоже вполне в ходу.
В партию претендентов, как-то незаметно затесалось несколько верзил явно не дворянской наружности. Мало того…
— Сир… — к моему уху склонился Луиджи. — Да там добрая половина от Пентьевров. Вон Роберт де Левинь… А вон тот, усатый, если я не ошибаюсь, эскюэ графа Д'Эспине. Не ладно это…
— Вижу. Вот нахрена было с утра чеснок жрать?..
— Прошу прощения, сир. Ну так как?
— Жди пока…
Я слегка задумался. Похоже, здесь пахнет не только банальным желанием выиграть. Это уже политика. Как ни крути, бастард де Вертю, представляет правящую династию. Его победа — это победа дюка Франциска. Что само по себе, как серпом по яйцам, вторым претендентам на трон — то есть, Пентьеврам. Но они совершают ошибку. Жирный такой косяк… И грех было бы им не воспользоваться. Вроде бы, какое мне дело до бретонских интриг, но дюк союзник, а это значит — дело все-таки есть.
— Пьетро, живо о конь, возьми пару людей и домой. Привезете мне шкатулку. Да, именно эту. Вперед…
— Что не так, монсьор? — встревожился Тук.
— Да ничего особенного, братец. Похоже, нас опять пытаются обставить как тупых маранов…
— Драться будем? — Логан со страдальческим видом повел плечами. — Как бы, я того…
— Да и я… того… Постараемся обойтись. Луиджи, сообщи маршалу турнира, что я желаю, приватно с ним встретиться. Немедленно…
Конт Генгам отнесся к моему предложению с полным пониманием. Франциска мы пока решили не информировать. Пока…
Герольдмейстер сообщил маршалу турнира о готовности бойцов к схватке. Оба отряда выстроились в две шеренги напротив друг друга и под рев фанфар ринулись вперед.
Держать строй, никто даже и не подумал — каждый старался выбрать себе своего соперника. Бой мгновенно рассыпался на ряд отдельных поединков.
— Pridurki… — буркнул я себе под нос.
Тук меня не услышал, он вовсю болел за своих оруженосцев, действующих рядом с бастардом де Вертю. Луиджи было все равно, он глазел на дам на трибунах.
Первые несколько минут было непонятно, кто кого побеждает, ну а потом стало просматриваться явное преимущество партии претендентов. Почти половина их противников уже вышла из строя, то есть валялась на земле или пыталась выползти из ристалища. Остальных загнали в угол и теперь, слаженно, умело и методично долбили дубинами и щитами.
Вскоре на ногах осталось всего пять человек, сам бастард, оба оруженосца Логана и еще пара бойцов, мне неизвестных. Все они сражались более чем достойно, но противников, по крайней мере, было вдвое больше, так что исход становился все более прогнозированным.
Феодора с бледным лицом нервно комкала в руках платочек. Видимо ей очень хотелось его выбросить на ристалище, но я строго настрого запретил это делать.
Толпа ревела и бесновалась, предвкушая скорую победу и предстоящий пир, но вдруг на ристалище выбежали герольды вместе с гвардейцами и вклинились между сражающими. Надо сказать, они очень вовремя это сделали, потому что в партии бастарда на ногах осталось всего три человека.
Трибуны негодующе взвыли, один из сражающихся все равно попытался достать противника, но тут же грохнулся на землю, потому что ему подбили ноги древком алебарды.
Двум бойцам из отряда претендентов быстро заломили руки и выволокли на середину ристалища.
— Слушайте, слушайте!!! — взвыл герольдмейстер. — В данном состязании я присуждаю победу партии сторонников графа де Вертю, ибо его противники нарушили священные правила проведения турниров…
— А что не так? — недоуменно поинтересовался Логан.
— Среди партии претендентов обнаружились не благородные участники, общим числом два…
— Ого…
— Вот те и «ого»…
— … ибо сказано, да недопущены будут к состязаниям… — продолжал надрываться герольдмейстер, — не имеющие благородных предков в трех поколениях, а в случае обмана, оные будут подвергнуты назначенному наказанию, после справедливого разбирательства…
После того как герольдмейстер договорил, а маршал проконсультировался с Франциском, началось, собственно, «справедливое разбирательство».
Особо разбираться как бы и не потребовалось, как говорил один киношный персонаж: «картина маслом», уже была на лицо. Пользуясь суматохой, в отряд включили двух весьма умелых в ратном деле простолюдинов, оказавшихся сержантами личных дружин двух дворян из партии Пентьевров, тоже участвовавших в поединке. Сержанты признались, что за это им пообещали по пять экю и указали на непосредственных инициаторов аферы — своих хозяев. Остальные благородные участники, сразу отморозились, мол: не сном, не духом, это не мы, а они, негодяи такие. Негодяи под грузом улик немедленно покаялись в содеянном. На этом прения закончились, и настал черед вынесения и исполнения приговоров. С этим тоже не задержалось.
Выявленных простолюдинов подвели к Франциску. Дюк взял из рук маршала турнирную булаву, и самолично, от души отходил бедолаг. Весьма жестко, правда, без особого членовредительства.
После чего завыли фанфары персеванов и взял слово герольдмейстер.
— … сего времени никто не может порицать происхождение и добродетельность сиих мужей, ибо своей доблестью и мужеством оные доказали свое право…
Публика, особенно простолюдины, просто зашлась восторгом.
— Нет, это ерунда… — недовольно буркнул Логан. — Они бы вообще, всем холопам разрешили по турнирам расхаживать…
— Не бурчи, братец… — я улыбнулся. — Во-первых они не холопы, а свободные. Во-вторых, именно эти молодцы сделали бой… — и не удержался, чтобы не поддразнить скотта. — Твоего Михаэля, как раз вот этот усатый уронил…
— Прям уронил… он просто поскользнулся… — заворчал Тук и сосредоточился на ветчине.
— Ладно, ладно. Признаю. Твои лучшие были…
Тем временем пришла пора зачинщиков. А вот с ними поступили гораздо жестче, теперь путь на турниры сиим господам был заказан навсегда. Симона де Муле и Робера де Левиня, нещадно избили обломками турнирных копий, ободрали весь доспех, их лошадей подарили менестрелям, а потом, самих дворянчиков, недолго мудрствуя усадили верхом на ограду ристалища. Там им и предстояло сидеть до самого окончания турнира. Позорище грандиозное, ептыть…
Франциск казался довольным и озадаченным одновременно, Пентьевры едва не лопались от злости. А я весьма доволен собой. И это еще не все…
После того как разобрались с нарушителями канонов турниров, пришло время, собственно, для того дела, ради которого и затеивалась эта катавасия. Надеюсь, ни кто не сомневается, кому досталось право назвать контессу Теодорию, своей прекрасной дамой?
Все претенденты выстроились в рядок посередине ристалища, а к ним, от самого трона контессы, слуги быстренько раскатали ковровую дорожку.
Все это время персеваны не переставали выдувать из фанфар причудливые трели. Народишко на трибунах даже боялся шелохнуться, с восхищением наблюдая за действом.
Как приемный отец контессы, гордо задрав нос, я протопал к трону, растопырился в поклоне и предложил Феодоре руку. Девушка чопорно кивнула, как пружинка встала и держась за мою руку, медленными шажками пошла по дорожке к претендентам. Два завитых как барашки карапуза, в серебряных платьицах и крылышками на спине, раскидывали перед ней лепестки роз.
Лицо Федьки было торжественно мечтательным и очень бледным, я даже стал опасаться как бы она не грохнулась в обморок. Да и сам я хорош, едва на слезу не прошибло, расчувствовался как мальчишка.
Конт де Вертю, не отводил глаз с Феодоры влюбленных глаз, остальные претенденты уныло переминались с ноги на ногу и выглядели краше в гроб кладут, а де Кевра еще поддерживали два пажа, ибо в следствии падения с коня сей молодец сильно расшибся.
Герольдмейстер громовым голосом объявил победителя, после чего два персевана поднесли к Федоре бархатную подушечку, на которой поблескивала серебром внушительная цепь с медальоном. Я судорожно придушил квакнувшую во мне жабу, ведь можно было ограничится небольшим перстнем. Ну да и ладно… окупится со временем.
— Конт де Вертю, барон Д'Авогур, преклоните колено!!! — рявкнул конт Генгам. Старик посматривал на молодежь отечески снисходительно и все подкручивал свой ус, от чего он уже едва ли не доставал до глаза.
Франциск Бретонский и Маргарита Бретонская, внимательно поглядывали на церемонию. Во взгляде дюка прослеживалась гордость за сына. На лице его жены, как ни странно — тоже.
Феодора взяла в руки цепь, потом запинаясь и чудовищно коверкая французские слова, сказала:
— Носи сей знак отличия по праву сильнейшего, достойный рыцарь.
После чего надела ее на шею бастарду.
Трели фанфар заглушил рев публики. Но действо на этом не закончилось.
Епископ Жак д'Эспине-Дюресталь, весь такой нарядный и торжественный, привел бастрада к благословению, после чего напомнил ему, что Прекрасная Дама, олицетворяет собой символ Пречистой Девы Марии и, возлагая на себя обязательство, конт де Вертю, должен в полной мере сие осознавать.
Бастард кивнул, лязгнув доспехом встал на колено перед Феодорой и уверенно, но слегка волнуясь сказал.
— Согласны ли вы, Госпожа моя, принять мое поклонение?
Федора молча кивнула, и ловко перекинула через плечо бастарда шелковый шарф в ало-золотых цветах.
Взвыли фанфары, уже начинающие вызывать у меня жесточайшую мигрень.
— Слушайте меня и не говорите, что не слышали… — торжественно выкрикнул конт де Вертю. — А кто слышал, передайте другому, что с сего момента и до конца жизни моей, моей Дамой сердца является контесса Теодория де Сунбул. Это говорю я, конт де Вертю, барон Д'Авогур. И порукой мне в том является Пречистая Дева Мария Богородица…
Вот, собственно, так это и случилось…
Ну что могу сказать… Рад я…
Дальше была раздача подарков и грандиозный пир, после которого я собрался переговорить с дюком и свалить домой. Реально взмолился Господу, чтобы все это быстрее закончилось, потому что сил во мне оставалось совсем немного. Но он не захотел смилостивиться. Даже совсем наоборот…
— Да за что, этой безродной еретичке такие почести?.. — совсем неподалеку от меня раздался громкий, намеренно глумливый голос.
В то же мгновение я уставился на придворных гомонящих за столами, пытаясь выявить автора слов. Этот? Или этот? Предъявить претензии не по адресу, это еще больший косяк. Не понятно кто, но точно из-за стола сторонников Пентьевров…
— Дядь Вань… — Феодора положила ладонь на мою руку. — Судачат, небось, обо мне?
— Есть такое дело Федюнька…
— Если можешь, не обращай внимания… — попросила девушка. — Не надо бузы, хворый ты еще. И крови хватит. А судачить будут, так всегда. Чужая я здесь…
— Ничего, завтра отправимся туда, где ты не будешь чужая. Луиджи, Пьетро, отправляйтесь к гранд-камергеру дюка и сообщите, что я прошу немедленной аудиенции, по очень важному делу.
Разрешение на аудиенцию пришлось ждать долго. Я за это время почувствовал на себе немало неприязненных взглядов, но вслух ничего больше не озвучивали.
Уже когда начало темнеть, пеня препроводили в шатер дюка.
— Сир… — после обязательных поклонов, я положил на стол шкатулку и ключ к ней. — Прежде чем я отбуду из Бретани, хотелось бы вручить вам небольшой подарок.
— Конт… — дюк сделал шаг к столу с любопытством разглядывая шкатулку. — Прежде все я хочу сказать, что я доволен вами…
— В рамках своих союзнических обязательств, я ваш покерный слуга, ваше высочество.
— Вы многое сделали во благо Бретани, за это столь короткое время… — продолжил дюк, проигнорировав мои слова. — И награда не заставит себя ждать… Но об этом, чуть позже. Показывайте свой подарок. Признаю, вы меня достаточно заинтриговали.
Я молча открыл ларец, достал грамоту и с поклоном вручил дюку.
Франциск развернул свиток, быстро пробежал глазами по тексту, глянул на печати, а потом бросил его на стол.
— Откуда у вас это, граф?
— Признаюсь, сии документы оказались у меня совершенно случайно. Банальная неожиданность. Но как ваш верный союзник, я не смог остаться в бездействии и изъял документы, ибо понимал, что они будут сильным козырем в руках руа франков. Вот здесь показания людей Паука, ваше высочество…
У дюка нервно дернулась бровь, но в остальном он казался спокойным.
— Граф… — последовала недолгая пауза. — Я более не желаю, чтобы Бретань, оставалась вотчиной для ваших непонятных игр. Игр человека, состоящего на службе у другого государства.
Честно говоря, я даже немного растерялся, так как не ожидал, такого поворота событий. Вот же сука, я тут живот кладу на радение о Бретани, которая мне, по большому счету, в хрен не впиралась, а он, видите ли, не желает…
— Однако… — дюк улыбнулся уголками губ, явно что-то распознав на моем лице. — При этом, я не буду отрицать, что сии игры направлены на радение во благо Бретани и… — последовала легкая пауза. — И во благо дома де Дре…
Я мысленно чертыхнулся, а вот хрен поймешь к чему он клонит, но изобразить вежливый поклон не забыл.
— Посему… — очередная полная интриги пауза. — И даже не смотря на то, что граф де Граве сеньор де Молен барон ван Гуттен прошелся по некоторым планам моих людей, как дестриер по песчаному замку, я буду вынужден сего благородного мужа наградить…
Я выдохнул…
— Мэтр Гаспар…
В шатре немедленно нарисовался мужичок в черном, очень похожий своим видом на папу Карло. Он низко поклонился дюку, попутно стрельнул глазами на ларец со свитками. И вот тут, у него, в буквальном смысле, полезли глаза на лоб. Мне даже показалось, что он сейчас помотает головой. Не понял, он что, узнал его? Ой…
— Видите, мэтр Гаспар… — добродушно улыбаясь, с иронией сказал герцог. — В моем герцогстве, ничего невозможно потерять. Заберите это…
«Папа Карло», живо подхватил ларец, и не оборачиваясь, не забывая кланяться при каждом шажке, «тылом» вперед выскользнул из шатра.
— Народец… — пожаловался мне дюк. — Если хочешь, чтобы что-то сделали правильно, надо делать это самому.
— Сир? — намекнул я дюку, что было бы неплохо указать, где же я напортачил.
— Так вот… — герцог даже не глянул на меня. — Надо бы вас наградить, конт. Вот только как? Боюсь, вы побогаче меня будете…
— Ваше высочество… — я сделал вид что оскорбился. — Я живу службой, о каком богатстве вы говорите?
— Бросьте… — отмахнулся дюк. — Значит поступим следующим образом. Насколько я понимаю, вы собирались завтра отбыть? Так отбывайте… И до следующего лета, не показывайте в Бретани своего носа. А вот летом, я вас жду… Ах… награда же…
Дюк отцепил от перевязи свой меч, как бы с сожалением провел ладонью по инкрустированным золотом ножнам и протянул мне.
— Сир… — я стал на колено и бережно принял оружие. — Вы оказываете великую честь мне. Клянусь напоить этот клинок кровью ваших врагов.
— Наших… — вздохнул дюк. — Наших врагов. Ну да ладно. Идемте, идемте пировать…
