Так было почти каждое утро, исключая пасмурные дни: солнце прокрадывалось мягкими лучами сквозь невесомые занавеси на высоком окне и украшало пятнами света шелковые покрывала королевской кровати. И почти каждое утро мужчина и женщина, мирно спящие в этих покрывалах, пробуждались от вкрадчивых солнечных поползновений, тянулись друг к другу и начинали любовные игры с нежными поцелуями и жаркими объятиями.

В этот раз все вышло по-другому.

Свет привычным курсом проплыл по шелку кровати, чуть задерживаясь в складках простыней, и замер на белом, неподвижном мужском лице. Ни единый мускул не дрогнул на нем, даже ресницы закрытых глаз не отозвались на шаловливое заигрывание солнечных зайчиков. Тогда солнце продолжило поиски жизни в огромной комнате и скользнуло золотистыми щупами к темноволосой молодой женщине, которая спала, подобрав под себя ноги, в мягком, широком кресле у постели. Спала тревожно: вздрагивали пальцы ее тонких рук, стискивая белое льняное полотенце; вздрагивала поникшая голова, тревожа разметанные по спинке кресла волосы; шевелились изящные губы, бормоча что-то непонятное.

Тут лучи добились желаемого: веки, по которым они скользнули, широко распахнулись, обнаруживая темную бездонность больших, красивых глаз, с губ сорвался громкий прерывистый вздох (такой, какой бывает у человека, только-только вынырнувшего из холодной воды), а правая рука, выпустив полотенце, взметнулась ко лбу, чтоб отбросить за ухо прядь волос, упавшую на лицо.

– Господи. Который час? – пробормотала она и, чтоб удовлетворить свой вопрос, глянула на часы: высокие, напольные с причудливым медным маятником в виде фрегата, они величаво темнели лакированными, дубовыми боками в дальнем углу спальни и глухо отсчитывали минуты. – Семь. Скоро семь утра… Фред, Фред, – позвала дама неподвижно лежащего в постели мужчину. – О, неужели ты и сегодня не проснешься? – в ее покрасневших глазах заблестели слезы, а голос задрожал, грозясь озвучить всхлип.

Она отбросила лоскутный плед, укрывавший ее колени, покинула кресло и подошла к маленькому круглому столику, где стоял серебряный колокольчик на золотом подносе. Позвонила, нервно, требовательно.

Высокая резная дверь открылась – в спальню явился величавый, толстый и совершенно лысый господин в богато расшитой золотом ливрее королевского камердинера. Он церемонно поклонился и поздоровался так, будто явление государя объявил:

– Доброе утро, ваша милость! Чего изволите?

– Зови Линара, Орни и этого старика, что вчера приехал, – приказала Марта.

– А как его величество? – позволил себе поинтересоваться камердинер.

– Никаких изменений, Манф. Потому – торопи господ лекарей со сборами.

– Да, ваша милость, – опять поклонился Манф и пошел выполнять распоряжение королевы.

Минут через двадцать у постели короля Фредерика собрались целых шесть человек. Пришли званные Мартой знатоки лекарского дела – мастер Линар, его супруга Орнилла и знахарь Брура из далекой страны Азарии, а также явился лорд Гитбор, Судья Южного округа Королевства. Последним, бесшумно закрыв дверь, зашел камердинер Манф.

– М-да, – таким неопределенным и невнятным словом начал мастер Линар свою речь, посмотрев на бледное и недвижное лицо короля. – Так и есть: никаких изменений. – И он почесал за ухом, ероша каштанового цвета волосы (когда-то доктор ходил лысым, выбривая не только щеки, но и макушку, как камердинер Манф, но, женившись, был вынужден позволить волосам покрыть голову – так затребовала супруга Орнилла: по ее словам, блестящий череп мужа часто пускал ей в глаза зайчики, что было малоприятным). – Предлагаю опять попробовать ледяную ванну. В прошлый раз государь отреагировал…

– Отреагировал, как же, – скептически фыркнула Орнилла, нащупывая едва слышимый пульс на шее Фредерика. – У него просто кожа посинела и пошла пупырышками – вот и вся реакция. Я изначально была против. Человек болен неизвестно чем, а его в лед! Так и горло, и легкие застудить можно. Что тогда делать будешь?

Пустив в супруга стаю упреков, она сложила руки на груди, озабоченно нахмурившись. Встретилась взглядом с Мартой и сокрушенно покачала головой, отвечая на немой вопрос королевы:

– Не ждите от меня чудес. Я с такой хворью не встречалась. Вы же помните: мои бодрящие настои на государя не подействовали. Будто камень поили, а не человека.

– Помню, помню, – согласно кивнула Марта и в отчаянии закусила губу. – Но что же? Как же? Ведь прошло почти пять дней, а он – как труп, холодный, неподвижный. Сколько так может продолжаться?

– Такое уже было – там, в Эрине, – отозвался Линар, извлекая из кармана куртки некий инструмент, сильно напоминавший шило сапожника – И про это я тоже говорил, – он взял безвольно лежащую на поверхности покрывала руку Фредерика и уколол ее «шилом» в подушечку безымянного пальца – вяло выступила рубиновая капелька крови, и все. – В другое время за такое государь не поскупился бы на выражения для меня… И в который раз я спрашиваю мастера Бруру: что нам делать? – грозно возвысив голос, повернулся к знахарю.

Тот, вечно сгорбленный и сжатый в комочек старик, держался, как обычно, в тени и пытался как можно дольше оставаться незамеченным.

Фредерик после победы в Эрине над азарским князем Хемусом забрал знахаря, служившего князю, с собой в Южное Королевство. Во-первых, убивать жалкого и забитого старика (пусть даже он и натворил много злого) было делом, недостойным короля, рыцаря и просто мужчины; во-вторых, Брура мог оказаться очень полезным, как человек, знающий тайны трав и минералов. К тому же и мастер Линар намекнул Фредерику о том, что был бы не против вести свою медицинскую и химическую практику, пользуясь знаниями старика. Однако долгий переезд из Эрина в Королевство совершенно подкосил здоровье Бруры, и его не довезли до столицы, а оставили в Цветущем замке – фамильной крепости Фредерика – чтобы поправлялся. Там он пробыл всю зиму, весьма суровую по сравнению с родной азарской зимой, всю весну и начало лета. Брура подхватывал по очереди неизвестные ему ранее простуды, и спасла его только чудесная настойка дамы Ванды, медовая с перцем, которая заставляла старое нутро трепетать и гореть, а хвори – уступать выздоровлению захваченные ранее позиции в теле.

И вот теперь – в июле-месяце за ним приехали гонцы из Белого Города. Чтоб вести в столицу и спасать неожиданно и надолго впавшего в беспамятство короля…

Брура вздрогнул, услыхав из уст Линара свое имя, и сделал шаг назад, к окну, словно желая спрятаться за портьерой. Но отвечать пришлось – старик это понимал.

– Простите меня, – заговорил он, робким, дрожащим голосом, – простите, милостивая госпожа! – Он увидел, как блестят от слез глаза королевы, как дрожат ее губы, и упал перед ней на колени, понимая – она не будет на него гневаться.

– О, нет! – простонала Марта. – Вы опять! Опять бросаетесь мне в ноги!

– Встаньте, встаньте, мастер Брура. – Манф взялся поднимать знахаря. – Вы же знаете: у нас так не принято, и их величества такого не любят. Очень не любят.

– Кто знает, кто знает, – пожал плечами Линар, с усмешкой глядя, как камердинер отряхивает Бруре коленки и поправляет смявшуюся одежду. – Еще пара таких падений и, возможно, государь очнется, чтоб наорать на неслуха.

– Говорите же, мастер Брура, – затребовала Марта, махнув доктору рукой – «молчи!».

– Если бы я мог, то в сию же минуту обнадежил вас, милостивая госпожа. Если бы мог, то сразу же исцелил бы государя, – низко поклонившись, сказал старик. – Но я ничего не могу. Да, я знал, что такое может быть – что смертный сон может повториться. И разве я скрывал это? О, нет. Я все рассказал и вам, и милостивому государю Фредерику. И даже про возможность смерти я не умолчал, хотя боялся, очень боялся говорить о ней вам и вашему супругу. И сейчас повторю, хоть дрожат мои колени, и не от старости дрожат: король может не проснуться…

– О, боже! – не сдержала стона Марта.

– Смертный сон обрушился на государя по твоей вине, – напомнил Линар. – Твое зелье заставило короля забыть себя и пойти против своих же воинов. Твое зелье терзало его голову, и оно – причина смертного сна. Так неужели ты не знаешь какого-либо противоядия? От своего же собственного яда? Хоть подскажи!

Брура молчал.

– Отец, милый, – вдруг заговорила Марта, обращаясь к старику, и умоляюще сложила руки. – У моего мужа – целое государство, и он нужен своей стране. У моего мужа – трое сыновей, и он нужен им больше, чем я. У моего мужа – дочь где-то далеко-далеко, и я знаю: он рано или поздно отправился бы к ней, чтоб увидеть, обнять, поцеловать. И это мне надо падать вам в ноги, чтоб просить – помогите нам всем! – И Марта в самом деле, спрятав лицо в ладонях, опустилась на колени, но тут все бросились к ней – и Брура первый – чтоб поднять и успокоить.

– Все, что хочешь, все, что пожелаешь, – бормотала королева, цепляясь красивыми, молодыми пальцами за сухие, узловатые руки знахаря.

А у Бруры в голове эхом звучали только два ее слова: «Отец, милый». Последний раз его так называла погибшая дочка, лет шестьдесят назад. Он даже вспомнил, когда именно это было: дочь, худенькая чернявая девушка, уходила к ручью собирать ракушки для бус и издалека помахала ему вот такой же тонкой, как у Марты, рукой: «Отец, милый, я скоро вернусь и напеку лепешек!» Но не вернулась – ее через пару дней принесли на грубой мешковине крестьяне, прочищавшие оросительный канал. Опозоренную, изломанную, мертвую. И Брура никогда больше не ел ее медовых лепешек…

Марту, давшую волю слезам, Линар и Судья Гит-бор усадили в кресло, а Орнилла уже подсовывала ей стакан воды, в которой своевременно растворила щепотку зеленого порошка – успокоительное.

– Милостивая госпожа, – сказал Брура, вновь подходя к Марте и вновь касаясь ее руки. – Я постараюсь, я буду искать нужные составы. А пока надо ждать. Государь Фредерик очнется – я уверен. Его тело, дух очень сильны – их мощь еще в Эрине удивили меня. То зелье, которое я ему давал при Хемусе, уже давно убило бы обычного человека, но государь Фредерик до сих пор жив…

– Конечно, – весьма довольно кивнул Судья Гитбор. – Фредерик из особой породы. Судью просто так не сломать! Так что верьте Бруре, милая государыня. – Он, насколько позволяло брюшко, поклонился Марте. – Король проснется и еще порычит на нас всех.

Королева улыбнулась, сквозь слезы, но все-таки.

– Что ж, – напомнил о себе мастер Линар. – Не будем терять времени, мастер Брура. Идемте. Моя лаборатория к вашим услугам.

– Лаба-что? – подивился незнакомому слову азарский знахарь.

– Идемте, идемте, старина, – понимающе улыбнулся молодой доктор и взял старика за руку. – Покажу вам свое хозяйство. Вам должно понравится… Орни, ты с нами?

Та отрицательно мотнула головой:

– Я останусь с королевой. Не думаю, что будет правильным оставлять ее одну.

Линар согласно кивнул и вышел с Брурой из спальни.

– Я тоже вас оставлю, – сообщил Марте Судья Гитбор. – Сегодня слушания в Зале Решений по вопросу обновления дорог в Северном округе. Не люблю я всю эту болтовню, но ничего не поделаешь. – Южный Судья не изменял своей привычке сетовать на проблемы вслух. – Жаль государя нашего там не будет. Он бы решительно стукнул кулаком по столу (это у него славно выходит), и все вопросы отпали бы. От хороших дорог стране много пользы, потому что торговля идет бойчее и налоги от этого растут. Только не все в Финансовом Совете это понимают.

– У вас все получится. – Марта вновь улыбнулась на его ворчание. – Вы всегда рядом в самые тяжелые минуты.

– Это судейская привычка, – как бы оправдывался лорд Гитбор, ответно улыбаясь в седые усы. – Ну, я побежал. Если можно назвать бегом мое ковыляние.

Королева улыбнулась еще шире, и Южный Судья сам себя похвалил: он ведь добивался именно этого: чтоб леди отвлеклась от горьких мыслей. С целью закрепить результат, лорд Гитбор поцеловал Марте руку и попросил не унывать. С тем и вышел.

– Мне кажется: наш господин Южный Судья в молодости был побойчее некоторых теперешних молодых людей, – заметила Орни. – Да и сейчас он не промах. Жук – сам себе на уме.

– Ваше величество, будут еще какие-нибудь распоряжения? – спросил Манф у Марты.

Королева покачала головой. Тогда Орни ответила за нее, бойко и громко:

– Конечно, будут! Пусть нам принесут завтрак в соседнюю комнату: что-нибудь вкусное с умопомрачительными запахами. Говорят, аромат курицы с чесноком кого угодно на ноги поднимет! Да еще – вина молодого. И яблочного снега на десерт. Сладкое замечательно поднимает настроение. – Орни ободряюще подмигнула Марте – та ответила улыбкой и согласным кивком.

С некоторых пор они крепко сдружились. Особенно после того, как Орни легко справилась с первой болезнью маленького Доната – кишечными коликами – а чуть позже состряпала замечательную мазь для десен королевича, которые начали болеть из-за режущихся зубов. Надо сказать, мастер Линар, знающий много чудесных снадобий для заживления ран и лечения лихорадок всех видов и мастей, сдавал позиции перед детскими хворями. Скорее всего, потому что у него ранее почти не было пациентов столь юного возраста.

– А следовало бы получиться в этом направлении, – такое замечание Орни регулярно делала супругу. – Во-первых, у короля куча детишек, во-вторых, сам скоро отцом станешь.

В самом деле, она уже могла похвастать округлившимся животом. Всего-то пять месяцев, а уже было заметно. Наверное, из-за худобы знахарки. Как ни хорошо жилось ей в королевском дворце, а крупнеть и толстеть, как у того же Линара или Элиаса, у хрупкой Орни не получалось. «Сгорает во мне все, как в печке: и курятина, и оленина, и колбасы жирные», – смеялась знахарка…

– Государыня, я жду вас в гостиной, – сказала она и вышла из спальни вслед за Манфом.

Марта задержалась. Чтоб еще раз наклониться к неподвижному Фредерику и еще раз поцеловать белые, почему-то твердые губы больного. Если бы не едва заметное дыхание, он ничем бы не отличался от мертвого. У королевы опять задрожали губы-предатели. Ее не оставляла надежда, глупая, детская, что, как в сказке про спящую красавицу, он проснется от поцелуя. Только жизнь не сказка – чудес в ней не бывает. Не случилось и сейчас.

Вздохнув, Марта прошла в гостиную. В самом деле, глупо сидеть день и ночь у постели. Разве это способно вернуть Фредерику сознание?

«Надо держаться самой и заниматься детьми», – дала себе приказ королева и, оказавшись в соседней комнате, где ее ждал накрытый к завтраку стол, не могла не улыбнуться: кроме Орни и Манфа, который взялся прислуживать им за трапезой, там уже был и шустрый Гарет.

– Доброе утро, мама. – Мальчик поздоровался, не отрывая зеленых, полных тревоги глаз от Марты, и подбежал, чтоб поцеловать ее руку. – Как папа?

– Он спит. – Королева погладила мальчика по лохматой голове. – Наверное, он очень устал…