Над просыпающимся Белым Городом носились, всполошенно хлопая крыльями, стаи породистых крапчатых голубей – голубей из королевской голубятни.

– Смотри, смотри! – сказал сын булочника своему приятелю из лавки кондитера. – Вон и король! Там, на крыше! – указал в сторону белокаменного дворца: там, на крыше самой высокой башни, просматривалась тонкая фигура человека с длинным шестом в руках.

– Ага, каждое утро сам гоняет, – покивал светлой кудрявой головой сын кондитера, расставляя на витрине яркие коробки со свежей пастилой.

– Это занятие для того, кому трудиться не надобно, – буркнул толстый и румяный булочник, выходя из лавки с корзинами пирожков и сахарных кренделей. – А ты, лодырь, принимайся за работу – бери метлу, мети в пекарне, – приказал он сыну.

– Купи и мне голубей, папка, – хихикнул мальчуган.

– Голубей? – хмыкнул булочник, поставил корзины на тележку-прилавок и почесал затылок, сдвигая на сторону запорошенный мукой колпак. – Что ж, давай договоримся: коль ни разу тебя за месяц не отругаю, куплю к празднику Доброго Солнца пару пташек. Веселись, забавляйся. Но если ты им времени больше уделять станешь, чем работе, запеку подарок в пирог да выставлю в продажу. Слад? – и протянул сыну руку.

– Слад! Слад! – радостно воскликнул мальчик и поспешил скрепить уговор рукопожатием. – Эй, метелка! Где ты там? – побежал вприпрыжку и грохоча башмаками в лавку – проявлять себя старательным работником.

– Вот так-то, – подмигнул булочник сыну кондитера, который с завистью проследил за приятелем.

Тот прикусил с досады губу, набросил на пастилу полотенце, чтоб мухи не садились и с криком «папка!» нырнул в свою лавку. Так спешно, что запнулся о давно знакомый порог. Торопился, видимо, тоже какой-нибудь слад отцу предложить. А булочник захохотал, держась за бока:

– Ох, умора с этой детворой!

Через минуту смех его прекратился – он увидал кое-что интересное: в начале Песочной улицы, на которой располагались его лавка и лавка кондитера, показался всадник с красным копьем в руке, за ним – еще один и еще, тоже с копьями. Все трое – на тонконогих вороных лошадях, в черных, кожаных куртках с нашитыми на грудь стальными кольцами, в странно блестящих, узких штанах бронзового Цвета и в необычных круглых шлемах с длинными, похожими на ленты, красными перьями по бокам. Голени всадников были охвачены кожаными гетрами, ступни – спрятаны в прочные тупоносые башмаки, а плечи – покрыты бурыми, мохнатыми шкурами. Странные воины – таких булочник еще не встречал, а в свое время повидал много разных удивительных чужестранцев.

За конниками на улицу медленно въехали два небольших фургона, а за ними – еще три всадника. Булочник на всякий случай отступил под навес лавки и коснулся рукой шнурка, протянутого над порогом и связанного с тревожным колокольчиком на крыше дома: такие были в каждой лавке и, в случае какого-либо происшествия, создавали много шума, призывая на помощь городскую стражу.

Когда весь этот караван неспешно поравнялся с ним, он удивился еще раз и довольно сильно – даже не сдержал возгласа «ого!»: все конники оказались молодыми женщинами, темнолицыми, черноглазыми и полногубыми, а их блестящие обтягивающие штаны перестали существовать, потому что превратились в голые, мускулистые бедра, загоревшие до темно-бронзового цвета. Булочник ухмыльнулся, рассматривая крепкие коленки девушек. Но у всадниц на поясах, плетенных из кожаных лент, висели серьезного вида мечи, и он не решился убрать руку с сигнального шнурка.

Одна из женщин (видимо, старшая в отряде) с улыбкой кивнула ему и, подняв правую руку вверх, поздоровалась:

– Приветствую.

– Добрый день, – стараясь не дрожать голосом, отозвался булочник.

– Мы из Черной Дружины. Из Чинарии. Слыхал? – Голос девицы-воина был довольно низким: наверное, ей не раз приходилось громко и решительно отдавать команды.

– Нет, – честно признался булочник.

– Хорошо, – чуть дернула бровью всадница. – Где живет ваш король?

– Во дворце.

– Где дворец?

– А это вон туда езжайте, по нашей улице, потом налево – на площадь попадете. А с площади – от главного храма направо, по широкому тракту, что липами обсажен. И в его конце – дворцовые ворота, кованые, черные. За ними – дворец. Ну, и король где-нибудь там будет, – подробно объяснил булочник, а сам подумал: «Да-да, ко дворцу и езжайте – там пусть с вами гвардия разбирается».

– Спасибо тебе, мужчина, – странно поблагодарила всадница и тут бросила взгляд на румяные булочки, бока которых соблазнительно выглядывали из-под белых салфеток, укрывавших корзины с выпечкой. – Это еда?

– Конечно, – булочник ответил и не сдержался – хихикнул.

Девушка-воин нахмурилась, да так грозно, что пришлось веселому толстяку сделать и свое лицо серьезным. Он тут же исправился: достал несколько булочек и протянул собеседнице:

– Я вас угощаю! Вы наши гости, а в Белом Городе гостей любят и уважают. Берите – булочки свежайшие, только из печки.

– Спасибо, – повторила благодарность всадница, приняла выпечку, одну пышку укусила сама, другие передала ближайшим подругам, еще одну, подъехав к фургону, опустила в руку, что потянулась к ней из-за полотнища повозки. – Это вкусно.

– Конечно вкусно. Я плохого хлеба не пеку, – с гордостью ответил булочник. – У меня и покупатели все не абы что – и лорды, и бароны…

Он бы еще долго мог распространяться по поводу состоятельности своих булок, но девушка махнула рукой, как бы говоря: «Хватит болтать», и коротко, четко сказала что-то на непонятном языке – от этого ее слова остальные всадницы и обе повозки тронулись с места, чтоб следовать далее по улице в сторону площади.

– Счастливого вам пути, – поклонился вслед чинарийскому обозу булочник и тут услыхал, как в одном из фургонов заплакал ребенок. – Ишь ты, еще и малыша с собой таскают.

– Папка! Папка! – звонко и требовательно проорал рыжий королевич Гарет в окошко, через которое можно было выбраться на крышу Зоркой башни, на площадку, откуда гоняли голубей.

– Ваша милость, не высовывайтесь, ради всего святого! – хватал шустрого мальчугана за расшитую серебром курточку гувернер – мастер Вавил – невысокий мужчина лет сорока, плотный, круглолицый и совершенно седой.

– Папке можно – и мне можно! – возразил королевич и уже сунул ногу, обряженную в бархатный сапожок, в окошко.

– Бу! – с таким пугающим возгласом в окне появилась взъерошенная голова со страшно выпученными глазами.

Напугались и Гарет, и мастер Вавил: оба шарахнулись, уцепившись друг за дружку подальше от окна. А король Фредерик – причина их испуга – захохотал, сверкая белоснежными зубами, весьма довольный своей выходкой. Потом легко и бесшумно, словно кот, впрыгнул на чердак и закрыл ставни:

– Нельзя тебе на крышу, Гарет. Пока. И в следующий раз слушайся учителя. Он, как и я, плохого не посоветует.

– Когда ж мне будет можно на крышу? – надулся мальчик, недовольно пряча руки за спину.

– Обещаю: я тебе первому сообщу, когда будет можно, – вновь рассмеялся король, сел на узкую скамеечку у стены, и потянул из-под нее свои любимые сапоги – невысокие, со шнуровкой – стал обуваться (на крышу он всегда выбирался босиком: так было удобнее).

– Государь мой, – подал голос гувернер. – Хочу заметить, что в последнее время его милость лорд Гарет все чаще проявляет некоторую строптивость характера. Например, вчера вечером он отказался от вечернего молока, а сегодня утром не вымыл уши!

Фредерик нахмурил брови, глянув на покрасневшего сына:

– Ну и как это понимать? Ты забыл? Сегодня я планировал взять тебя на прием в Дом Хлебной Гильдии. И что? Ты намерен ехать туда с грязными ушами? – задав последний вопрос, он сердито дернул шнурки левого сапога, затягивая узел.

– Я исправлюсь! – выпалил Гарет.

– Это касается не только мытья ушей, – король строго поднял вверх указательный палец и взялся шнуровать правый сапог.

Мальчик понимающе закивал:

– Я не буду больше капризничать.

– Рад, что мы поняли друг друга, – смягчив тон, ответил Фредерик и похлопал сына по плечу. – Гарет улыбнулся, заблестел зелеными, как ягоды крыжовника, глазами. – А теперь, насколько я помню, тебя ждет математика?

– Государь, вы правы, – напомнил о себе гувернер. – Подошло время утренних уроков. Прошу вас, ваша милость, – и почтительно поклонился наследнику престола.

Королевич вздохнул и, буркнув «угу», побрел к лестнице, что вела вниз на галерею.

Ему было пять лет, и он больше любил проводить время с отцом, чем сидеть в классной комнате, слушая лекции по разным наукам, которые монотонно читал мастер Вавил. Поэтому и побежал Гарет с утра пораньше на чердак – очень уж хотелось лишний раз побыть рядом с Фредериком. Но больше всего мальчику нравились занятия в фехтовальном зале и езда верхом. А еще – сидеть рядом с отцом на мраморной скамье в парке (или на его коленях) и слушать занимательные истории о прошлых временах, особенно – о бесстрашных Судьях Королевского дома.

Фредерик так интересно рассказывал, что чудаковатый мастер Линар (королевский доктор и придворный изобретатель), услыхав однажды повествования короля, сказал:

– Все эти истории следовало бы записать в книгу да размножить. Очень уж они интересны и поучительны. Пусть бы их все читали, особенно – молодежь.

Король улыбнулся тогда на его замечание:

– Уважаемый мастер, если вы за это возьметесь, я присвою вам еще одно звание – придворного писателя.

– О, государь, это хлопотно и отнимет у меня то время, которое я берегу для своих технических и медицинских изысканий, – покачал головой Линар. – Почему бы вам самому не начать записывать свои же истории? Кто может сделать это лучше?

Фредерик рассмеялся:

– Вы думаете, у меня, у короля, больше свободного времени, чем у вас, доктор?

Он был прав. И Линар тоже согласился.

Король есть король. Это обычный человек, обремененный лишь своим маленьким делом, своей семьей и домом, может выкроить из жизни немного минут для чего-то отвлеченного. У короля же вся страна – это его семья, и надо стараться уделять внимание каждому, по мере сил и возможностей, даже в ущерб своим самым близким людям.

Фредерик понимал, что мало уделяет внимания Гарету. Да разве сложно было это понять? Одно нынешнее утреннее происшествие на чердаке сказало ему: «твой сын скучает, твой сын хочет быть с тобой, как можно чаще и дольше».

Он думал об этом, стоя на верхней террасе Зоркой башни, куда спустился вслед за сыном и гувернером с чердака. Опираясь локтями о балюстраду, молодой государь рассеянно смотрел на столицу своего королевства, над которой носились потревоженные им пестрые голуби.

«Вместо баловства в голубятне ты бы лучше лишний раз наведался к Марте и в детскую», – буркнул сам себе Фредерик. Однако тут же признался, что в последнее время ему частенько желалось хоть пару минут побыть наедине с самим собой, в тишине и покое. Когда-то, еще Судьей, он нередко пребывал в полном одиночестве, и оно никак не тяготило, наоборот, казалось обычным, естественным и очень полезным состоянием: ничто и никто не мешал думать, строить логические цепочки, принимать решения.

Так и теперь, гоняя птиц на башне и грызя при этом ореховое печенье, Фредерик пускал на волю свои мысли, решая довольно серьезные проблемы. Махая шестом с белой тряпкой на конце, он детально обдумал свою речь для собрания в Доме Хлебной Гильдии. Вопрос там планировали разбирать важный – выбор поставщиков пшеницы для королевских зернохранилищ.

Но после разговора с Гаретом думать о делах Фредерику совершенно не хотелось. Хотелось погрузиться в мысли о семье. Ведь у короля теперь был не один сын. И пусть младший Донат еще малыш-карапуз, которому и года не исполнилось, но ему тоже необходимо внимание отца. Как и супруге – черноглазой красавице Марте…

Донат родился холодным февральским утром.

Не стихала разъярившаяся за ночь метель, окна спальни, где рожала королева, были плотно закрыты и задернуты портьерами, а в камине трещали большие березовые поленья, передавая огромной комнате необходимое тепло.

Фредерик был с супругой в этот час – он так захотел. И как ни кричали на короля, совершенно не стесняясь, повитухи, государь нахмурился, топнул ногой и не вышел вон.

Сидя в изголовье супруги, держа ее за руку, он смотрел без отрыва в огромные черные глаза и улыбался, нежно, ласково, то и дело касаясь губами ее чистого белого лба, покрытого крупными горошинами пота.

Марта рожала тихо и спокойно, позволяя себе изредка лишь тяжкий вздох. И все шло хорошо. Ее пальцы крепко стискивали пальцы супруга, ее глаза наполнялись слезами, но не слезами боли.

– Это будет сын, – шептала она, целуя руку короля, – я хочу подарить тебе сына. Верного защитника стране, доброго друга и брата Гарету. Я смогу, смогу…

У нее все хорошо получалось, и через пару часов в королевской спальне громко заплакал сморщенный и красный младенец-мальчишка.

– Донат! Донат! – с восторгом объявил Фредерик, осторожно принимая от повитухи убранного в пеленки сына и целуя его крохотный нос. – Донат родился.

– Донат? – с легким удивлением спросила Марта.

– Да… Или ты против? – Король, самозабвенно пританцовывая, качал на руках своего крохотного потомка.

– Я хотела назвать его твоим именем, – улыбнулась королева. – Но я решила – назову Фредом второго сына. Он у меня будет – я уверена…

– Милая моя, милая моя, – пропел сияющий Фредерик и, сев на постель супруги, опустил в ее руки ребенка, – ты решила восстановить наш Королевский дом?

– Просто ты – мужчина, у которого должно быть много сыновей, – ответила, улыбаясь, Марта. – И я очень хочу этого.

– Ах, во мне столько счастья, что кричать хочется, – выдохнул король и обернулся на звук открывшейся двери – в проеме мелькнула рыжая голова королевича Гарета.

Одна из повитух уже махнула запретительно рукой в сторону мальчика, но король опять пошел в контратаку:

– Иди ко мне, лисенок! Посмотри на младшего братца!

Гарет с готовностью влетел в спальню и вспрыгнул на колени отца, любопытно вытянул шею в сторону хныкающего вороха пеленок на руках Марты:

– У, какой мелкий, сморщенный. На лягушку похож.

– Представь себе: ты был таким же, – усмехнулся Фредерик. – И я был таким, и все.

– Ты? – округлил глаза Гарет. – Я думал: ты всегда был большим!

Король засмеялся на его слова, задорно и счастливо. Поцеловал старшего сына, поцеловал жену и осторожно коснулся губами щечки новорожденного…