Книга: Судья и король
Назад: 10
Дальше: 12

11

Элиас остался. По-прежнему мрачный, он ехал позади Фредерика. А тот выглядел не менее мрачно, да еще с ужасным синяком на пол-лица. Дальше рысил Линар с Орни за спиной. Эти двое выглядели не в пример лучше. Девушка прокручивала в голове те события, свидетелем которых она была.
Теперь уже в их отряде царила гробовая тишина, нарушаемая фырканьем и топаньем лошадей. Каждый думал о своем...
– Значит, он король? – шепотом спросила Орни доктора.
– Нда, – буркнул он, не отвлекаясь от своих мыслей.
– А почему...
Но Линар быстро оборвал все ее расспросы:
– Вот у него и спросишь!
Девушка даже вздрогнула, но про себя решила: «Ну и не вопрос». И кстати на следующем привале, когда Элиас и Линар ушли собирать хворост для костра, смело подсела к устроившемуся под кленом Фредерику. Запрокинув голову, он держал на лице смоченное в холодной воде полотенце, и Орни смело сняла его и деловито начала умащать кровоподтек своей мазью.
– Вам будет, о чем поговорить с Линаром, – заметил Фредерик, лениво прикрыв глаз, чтоб девушка смогла промокнуть багровое вздутое веко.
– Думаю, в способах лечения синяков, подобных Вашему, мы не сойдемся с ним во мнениях, – улыбнулась Орни. – Он предпочитает холодные компрессы, я – мазь, которую меня матушка научила делать.
На это Фредерик ничего не ответил – просто ждал окончания процедуры.
– Как грудь? – спросила Орни. – Рука?
– В порядке, – буркнул он. – Ты скоро?
– Не похожи вы на короля, – вдруг заметила девушка.
– И много королей ты видела?
– Такого, как вы, точно – ни разу. – Она усмехнулась.
Фредерик устало посмотрел на нее:
– Что ты хочешь? Давай уж, говори. Мы теперь в одной команде.
– Узнать о вас побольше. Вы были Судьей, теперь вы король, но почему-то вдали от своего Королевства. Что с вами случилось?
Его губы чуть дрогнули, потому что ожило в памяти все очень живо и ясно.
– Почему бы и нет? – пробормотал Фредерик. – Почему бы и не рассказать. Говорят, от этого легчает.
– Расскажите, конечно, – с готовностью закивала девушка. – Вот увидите: на самом деле станет легче.
– Все похоже на кошмарный сон... У меня была жена. Красавица и умница. Она любила меня. Она столько для меня сделала. Мы много пережили вместе. Так много, что кому иному до конца жизни хватило бы... Наконец все беды, казалось, остались позади. У нас должен был родиться ребенок. Эти роды... – он замолк, закусив губу, потом вдруг обхватил руками голову, зажал уши. – Боже, я слышу, как она кричит, как ей больно... И некому помочь. И я ничего не могу сделать... Я, король, ничего не могу сделать!.. Ребенок родился, но она... она умерла... И теперь я почти каждую ночь вижу себя рядом с ней в могиле... Я слышу ее дыхание, запах ее тела и волос, я касаюсь ее руки, и она теплая! Но мне темно и душно и холодно под могильным песком. И нет сил вырваться и вырвать ее оттуда... Я похоронен вместе с моей красавицей... И теперь я бегу. От мест, от мира, где жила она, где все напоминает о ней... Но воспоминания-то во мне, а от себя не убежать... Похоже, я глупость делаю, слоняясь по миру в надежде все забыть, но это все-таки легче, чем оставаться там, где все связано с ней... Трудности, с которыми сталкиваешься в пути, отвлекают от тяжелых мыслей. Пусть ненадолго, но забываешься...
Орни была ошарашена такими признаниями.
– А ваш ребенок? Вы о нем подумали? Каково ему?
– Он слишком мал. Ему нет дела до переживаний. Молоко кормилицы, сухие пеленки и теплая колыбель – вот все, в чем он нуждается.
Орни замотала головой:
– Нет-нет, как же вы не понимаете. Дети так остро все чувствуют. Ведь теперь рядом с ним нет ни одного близкого, родного человека. Подумайте, взгляните на это так: у него умерла мать, а отец бросил его!
Фредерика дернуло, по лицу пробежала судорога.
– Не смей так говорить! – прошипел он.
– Но это так!
– Нет!
– Да!
– Нет!!!
– Но я это вижу ТАК!
Он только зарычал в ответ.
– Вы бросили своего сына! – выкрикнула Орни. – Разве это правильно?! Вы всю жизнь судите других, а сами что вытворили?!!
– Не смей мне выговаривать!
– А что, вы в праведники записались?!
Фредерик подскочил со своего места:
– Замолчи! Да кто ты такая?!
– Может, и никто, – тоже встав, ответила девушка. – Да, никто, но я бы никогда не поступила так, как Судья Королевского дома, как король!
– О! – С таким возгласом крайнего возмущения Фредерик кинулся к своей лошади, взлетел в седло.
Его лицо было перекошено от ярости, глаза горели.
– Видеть вас всех не могу! – бросил он это Орни и как раз подошедшим Элиасу и Линару, стегнул Мышку и быстрей вихря понесся куда глаза глядят.
Парни в полной ошарашенности выронили собранный хворост.
– Что ты ему наговорила?! – набросился на Орни Линар.
– То, что считала нужным!
– Ты дура непроходимая! Он уже несколько месяцев как труп ходит, вот только сейчас немного ожил! И что теперь?! Ты представляешь, что он сейчас может сделать?!
– Что?! Ну что?! Вернуться домой! Вот что ему нужно сделать!
– Молчи лучше! – зашипел доктор, потом взревел. – Элиас! Его надо догнать! – и кинулся ловить своего коня...

 

Мышке, похоже, передалось одержимое настроение Фредерика: и он несся со страшной скоростью по бездорожью, дико вскидывая головой. Перелетел через овраг, поваленные деревья, сиганул меж елей, заскользил копытами по песчаной косе, что вывела к речному берегу, и остановился только тогда, когда уже по брюхо оказался в этой самой речке – Фредерик сам натянул поводья, потому что октябрьская вода наполнила его сапоги неприятным отрезвляющим холодом.
– Вот черт! – Все, что вставало у него на пути, всегда его раздражало; тем более – сейчас. – Вперед, Мальчик, вперед! Такой ручеек грех не переплыть!
Послушный Мышка ринулся дальше в реку, оттолкнулся копытами от дна и поплыл, громко фыркая.
Вода была довольно холодная, но, перебравшись на другой берег, Фредерик и не подумал останавливаться – он желал как можно быстрее и дальше оторваться от своих путников. Он был зол как никогда, в мыслях осыпая проклятиями их самоуправство и себя самого за то, что пошел у них на поводу, позволив остаться. Поэтому Мышке досталась еще пара тычков в бока, и он поскакал с не меньшей скоростью дальше от реки, за вересковые и еловые заросли, в глубь леса.
На окраине леса Фредерик остановил серого, достал карту и сверился с ней. Теперь ехать надо было на север, через поле, где начиналась небольшая дорога, примыкавшая к северному тракту, с которого они сошли на привал. Надо сказать, совершив такое скоропалительное бегство, Фредерик сделал огромный крюк назад, и очень был этим недоволен. К тому же он вымок в реке, и порывы холодного осеннего ветра, гулявшего по полю, пробирали его до костей. «Совершаю глупость за глупостью!» – так он сказал сам себе и вновь выругался. Легче не стало. А скорее наоборот. Похоже, и природа ополчилась против него: с порывами ветра налетели мрачные свинцовые тучи, и из них посыпалась мелкая холодная водяная взвесь.
Так, обзывая себя «тряпкой», «дураком», «идиотом» и словами покрепче, Фредерик добрался до дороги. К этому моменту у него уже зуб на зуб не попадал, а Мышка устало храпел, и из его ноздрей вылетала пена. Ведь привала, как такового, у них и не получилось.
Завидев недалеко от дороги пару маленьких, как бы вросших в землю, домиков, Фредерик решил заехать на селище.
Хутор по виду был заброшенным.
Пробравшись внутрь покосившейся избы, Фредерик радостно отметил, что печка в довольно неплохом состоянии. За пару минут он зажег в ней огонь, использовав для растопки обломки бревен внутренней разрубленной перегородки и прочий хлам, ввел внутрь Мышку, расседлал и подвязал ему мешок с овсом, сам принялся энергично прыгать вокруг нагревающейся печки, хлопая себя по бокам и бедрам. Так постепенно Фредерик обсох и согрелся. Укутавшись в плащ, сел на ворох тряпья у огня и достал из мешка провизию. Перекусив, соорудил возле двери особую конструкцию из обломков досок, которая должна была с грохотом развалиться, если бы кто-нибудь попытался зайти в дом, и улегся поспать. Меч и кинжал, сняв с пояса, положил рядом и заснул почти мгновенно...
Проснулся так же внезапно, от тревожного стука и ржания Мышки – серый топотал ногами по доскам, чтоб разбудить хозяина. Фредерик подхватился и сжал рукоять меча, готовясь к схватке.
На него из темноты смотрели две пары огромных блестящих глаз. Первой была мысль «как они прошли в избу». Кинув взгляд на дверь, увидел, что сигнальная конструкция не тронута. «Я болван, что не обследовал весь дом, – обругал себя Фредерик. – Наверняка где-то есть какие-нибудь щели».
Пока пришельцы не проявляли агрессии, и Фредерик также не спешил что-либо предпринимать. Он молчал – ждал, а ждать он умел.
Глаза пару раз моргнули, но продолжали скользить по нему, видимо, изучая. Потом из темноты на свет, что отбрасывали тлеющие в печи уголья, выплыло худое заросшее бородой лицо. За ним – еще одно, безбородое и молодое, но такое же изможденное.
– Зачем вы в нашем доме? – спросил бородатый.
– Отдыхаю, – коротко буркнул Фредерик.
Тот кивнул, видимо, удовлетворенный этим ответом, бросил взгляд на кусок хлеба, который Фредерик не доел, а оставил рядом с собой на плаще. Король заметил этот взгляд и, подняв ломоть, молча протянул бородатому. Тот не схватил, как можно было предположить, а спокойно взял и передал младшему, и благодарно кивнул Фредерику.
– Я фермер Ален, хозяин Смоляного хутора, а это мой сын – Фортин.
– Что ж это за хутор? Развалины одни, – заметил Фредерик.
– Не моя в том вина, – ответил Ален, присаживаясь у печки.
Его сын, жадно вонзивший зубы в хлеб, устроился у отца за спиной, то и дело бросая на Фредерика опасливые взгляды. Но тот был спокоен – крестьяне никогда не представлялись ему серьезной угрозой – поэтому прикрыл глаза и расслабился, подозревая услыхать печальную историю Алена.
Так и случилось.
– Барон Криспин, здешний землевладелец, разрушил наш хутор этой весной. Мы задолжали ему за несколько месяцев.
– Что ж в долги-то влезли? – лениво осведомился Фредерик.
– Так уж получилось, – глухо ответил Ален.
– Что за ответ? Получилось так, как старались. – Не любил Фредерик жалобы крестьян на своих хозяев: в свое время наслушался их – да и голова у него болела.
– Может, вы и правы, господин рыцарь... Да только в начале осени жена моя умерла. Сердце у ней не выдержало...
– А почему живете в этих развалинах? Шли бы на новое место.
– Рады бы, да никак – люди барона строго следят, чтобы мы не покинули эти места, не уплатив ему долг. Так и дохнем тут потихоньку. – Ален все мял в больших руках видавшие виды шапку.
Фредерик слегка поморщился:
– Сколько долгу?
– Шесть золотых.
Молодой человек открыл свой кошелек. Там было еще достаточно полновесных монет Южного Королевства. Без слов отсчитал шесть, протянул Алену. Тот замотал головой, отказываясь:
– Не привык я к дармовщине.
– Бери, – сказал как отрезал Фредерик. – Как отдашь долг барону, отправляйся с сыном в Березовый городок. Место как раз для таких, как вы... Вот смотри, где это. – Он развернул свою карту и указал Алену дорогу. – Хозяйкой там – госпожа Криста. Скажешь, что направил тебя рыцарь-южанин Фредерик. Она знает... Теперь дай мне поспать.
– Как мне благодарить вас, сэр?! – Фермер прямо на колени упал и головой уже ткнулся в пол.
От этого Фредерик даже застонал – не любил он такой благодарности.
– Будет замечательно, если вы прямо сейчас обрадуете барона Криспина возвратом долга, а меня оставите в покое, – пробормотал молодой человек, запахнув плотнее плащ и собираясь уснуть.
– Мы молиться за вас будем, – пообещал Ален.
– Вот это – дело, – согласно кивнул Фредерик.
Отбивая земные поклоны, фермер с сыном допятились до двери, шумно развалили сигнальное сооружение, врезавшись в него спинами, чем напугали Мышку, и ушли.
– Как мне все надоело, – прошептал Фредерик, и это был крик его души.
Закрыв глаза, он откинул голову назад и провалился в тревожный сон, полный тяжких видений.
Кора появилась именно в том платье, в котором выглядела потрясающе. Улыбаясь, она взяла его за руки, и они закружились под звуки невидимых флейт и лютней... Так было в их первую встречу. И вновь ее волосы цвета пламени рассыпались по изящным точеным плечам, оплели их обоих, вскружив ему голову своим теплым ароматом. Именно в этот момент он почувствовал, что безнадежно и навсегда влюбился в ее изумрудные глаза, сияющие волосы и нежное тонкое лицо.
Они кружились, становилось все жарче и жарче, и почему-то не хватало дыхания, и ноги не слушались, а Кора смеялась, тянула его за собой... Юная, резвая, быстрая, а он словно постарел, и не было сил за ней успеть... Так она и исчезла вдруг, не обернувшись, не подождав его... И темно, и душно, и жар в голове... Как давит виски, словно обручем. Потом понял, что давит – чей-то еле слышный стон «больно-больно»... Он ныл в его голове, рождая упрямую сверлящую боль... Так кричала Кора, а он зажимал тогда себе уши ладонями, потому что ничем не мог ей помочь, а слышать такое не было сил... Теперь ему больно, невыносимо больно...
Стук, ржание... Это Мышка. Мышка что-то почуял.
Фредерик открыл глаза и тут сообразил, что болен. Совсем болен. Его знобило, а голова, наоборот, горела, словно в огне. «Ну оно и к лучшему. Осталось только помереть».
Ему уже было все равно, кого почуял Мышка. Зверя или человека – какая разница, кто, возможно, прикончит его здесь. И мысль о смерти показалась даже заманчивой...
– Да он еле жив, – раздался голос. – А ты говорил: очень опасен. Не опаснее младенца.
– Так убейте его, сэр.
– Зачем? Только потому, что он тебя зацепил? Если он так хорош в битве, как ты говорил, у меня будет к нему пара предложений... Ишь, как его подкосило. А синяк-то какой славный... Кто-нибудь, влейте в бедолагу нашего лекарства! Да укутайте его получше. И поедем из этой дыры.
Фредерик слышал все это как из колодца. А после последних слов ему в рот сунули горлышко фляжки, и что-то, похожее на жидкое пламя, обожгло ему горло, пищевод и сам желудок. Он закашлялся, его согнуло пополам, и кто-то поддержал за плечи, постучал по спине, хохоча:
– Эге, это тебе не южное винцо-компотик!
Затем его грубо, но плотно замотали в несколько теплых плащей и куда-то понесли.
В голове зашумело, завертелось, по телу бежало приятное тепло, а не горячечный жар, и очень быстро Фредерик вновь провалился в сон, хмельной и без сновидений.

 

Назад: 10
Дальше: 12