Децим Памфилий Руф очень хотел стать дуумвиром, прямо ночей не спал, все думал: как? С одной стороны, он и так был человеком далеко не бедным, с другой же – все его богатство носило, мягко говоря, сомнительный характер. Кто говорил, что Памфилий когда-то грабил купцов в Белгике, кто-то дополнял: да, грабил, только не в Белгике, а на море, пиратствовал в теплых морях, пока не сколотил состояние, которое теперь приумножал спекуляциями зерном, перепродажей рабов и прочими нехорошими махинациями. Имели под собой хоть какие-то основания эти слухи, нет ли, кто знает, кроме самого Памфилия Руфа? А только рассказывают, был он раньше беднее нищего, а вернувшись из чужих земель, выстроил себе домину не хуже, чем у римских сенаторов, с колоннами, просторным атриумом, садом. На пороге выложенная мозаикой надпись: «Сальве» – «Будьте здоровы», рядом чернокожий привратник с ошейником на серебряной цепи. В доме библиотека, книг в которой не счесть: и обычные, свитками, и дорогие, с пергаментными листами. При книгах специальный раб – ученый грек, сам-то Памфилий грамоты не разумел, правда, довольно бойко болтал по-латыни и по-гречески, видно, нахватался где-то. Титул всадника – купил, вроде как выбился в аристократы, только вот аристократических манер так и не приобрел. Как был грубым мужиком, так и остался, хоть и женился на Сильвии Аристе – молодой вдове из знатного, но обедневшего рода. Сильвия оказалась куда как умнее мужа: тут же приобрела пару утонченных рабов-философов для обучения супруга хорошим манерам. Правда, толку от всего этого было мало… для Памфилия. Сама же Сильвия, вскоре махнув рукой на образование мужа, закрутила любовь сразу с обоими «философами», в чем и была уличена супругом, бита, но прощена: у Памфилия, при всех его недостатках, все же хватило ума не ссориться с местной аристократией. Что же касается рабов, то поначалу разобиженный супруг хотел их было казнить, да потом раздумал и продал в дальнее имение. Выгодно продал – «философы» стоили недешево, чем, в общем-то, и утешился. А супруга Сильвия, желая поскорее реабилитироваться, и предложила Памфилию в преддверье выборов городских магистратов устраивать для народа развлечения – гладиаторские бои, зверинец и прочее, что вообще-то уже давно делали более предприимчивые конкуренты Памфилия Руфа. На все требовались деньги, тратить которые Памфилий не очень любил, хоть и нельзя его было назвать таким уж скупцом. Одна аренда муниципального амфитеатра обходилась куда как дорого, а ведь еще приходилось покупать зверей, договариваться с ланистой – хорошо, хоть в Ротомагусе находилась гладиаторская школа. Ланиста, Луций Климентий Бовис, скоро превратился в приятеля и постоянного собутыльника Памфилия, от чего была обоюдная польза: ланиста имел постоянного спонсора, а Памфилий – гладиаторов со скидкой. Вот и сейчас, к примеру… Зачем Климентию казнить провинившегося гладиатора у себя в школе, когда можно это сделать в амфитеатре, прилюдно, порадовав толпу, которая, натешившись волнующим зрелищем, наверняка проголосует на муниципальных выборах за кандидатуру достойнейшего человека – всадника Децима Памфилия Руфа!

Рысь пока всего этого не знал, но догадывался, что привезли его в город не просто так и вряд ли для того, чтобы продать. Не такой человек был ланиста, чтобы спускать расшатывающие дисциплину провинности, а подготовка к побегу – иначе зачем прятать обломок боевого меча? – это и не провинность даже, а преступление, за которое наказание одно – смерть.

Повозка простояла у ограды не очень долго. Распахнулись ворота, из которых показался закрытый портшез со шторами из блестящей зеленовато-голубой ткани. Портшез несли на плечах четверо чернокожих рабов в ослепительно белых туниках.

Около повозки носильщики, повинуясь приказу хозяина, замедлили шаг. Рысь увидел, как из-за откинувшейся занавеси на него внимательно посмотрел толстомордый здоровяк с редкими, тщательно завитыми волосами. Видимо, это и был хозяин особняка, всадник Децим Памфилий Руф.

– Какой-то он тощий. – Здоровяк перевел взгляд на почтительно приветствующих его стражников и ухмыльнулся. – Похоже, на этот раз звери останутся голодными. Ну, что встали? Везите его за мной к амфитеатру.

Возница щелкнул кнутом, и влекомая парой мулов повозка с клеткой и сидящим в ней Рысью, поскрипывая колесами, не спеша покатилась по мостовой. Воины зашагали рядом. Впереди покачивались на плечах негров раззолоченные носилки, и бежавшие перед ними двое мальчишек в серебряных ошейниках громко кричали:

– Дорогу Памфилию Руфу! Дорогу всаднику Дециму Памфилию Руфу, устроителю гладиаторских игр!

Идущие мимо люди останавливались, почтительно кланялись. Впрочем, некоторые, одетые побогаче, просто отворачивались либо надменно задирали нос. Таких брал на заметку раб-номенклатор – молодой чернявый грек, идущий рядом с носилками.

– Дорогу всаднику Памфилию Руфу!

Заборы, тянувшиеся с обеих сторон улицы, сменились помпезными общественными зданиями, богато украшенными портиками с изящными колоннадами и статуями. Термы, библиотека, здание городских магистратов. Рысь смотрел на все это со смешанным чувством восхищения и зависти: на его родине, в лесах, всего этого, конечно же, не было, люди жили непритязательно и сурово, в любой момент ожидая нападения воинственных соседей, да и не только соседей – взять хоть тех же ободритов. Здесь же царил строгий порядок. Каждый мог спокойно заниматься своим делом, а всякий обиженный – не мстить обидчику, а подать на него в суд. Не было ни нападений врагов – по крайней мере, Рысь такого еще не видел, – ни страшного голода, ни прочей жути. Каждый свободный житель считался гражданином могущественной Империи, легионы которой стояли от Британии на севере до знойной Африки на юге, от Лузитании на крайнем западе, до Германии – на востоке. Каждый гражданин мог всерьез рассчитывать на защиту имперских законов. Многие бедняки даже не работали. Зачем? Ведь государство их и так бесплатно кормит и развлекает. Этого вот Рысь никак не мог понять – почему? Ну, ладно, старики и дети, но молодые здоровые мужчины пусть сами себе зарабатывают – на полях, в ремесленных мастерских, грузчиками. В конце концов, могут и в легионеры наняться, получить после службы землю. Нет, не хотят.

Миновав многолюдный форум, носилки, а вслед за ними и повозка свернули налево, к амфитеатру – огромных размеров полукруглому зданию с аркадами и колоннами, около которого уже толпился народ в драных туниках и браках – самого плебейского вида. Похоже, ожидали дармового зрелища.

Сойдя с носилок, Памфилий Руф скрылся в одном из боковых входов, откуда через некоторое время вышел и, что-то сказав стражникам, повелительно махнул рукой. Кивнув, те вытащили Рысь из клетки и повели к колоннаде амфитеатра, где под дальней аркой уже была открыта дверь. Пахнуло затхлостью и подземельем; пройдя по длинному полутемному коридору, освещенному чадящими факелами, стражники, не снимая цепей, втолкнули юного гладиатора в узкую сырую камеру. Захлопываясь, лязгнула обитая железными полосками дверь, и оказавшийся в полной темноте юноша ощупью опустился на охапку полугнилой соломы. Услышанные слова толстомордого Рысь явно не порадовали: зачем его сюда привезли, догадаться было несложно. Затравят зверями – всего-то и делов! Привяжут к столбу – жди, пока тебя сожрут, малоприятная перспектива. Рысь задумался. В общем-то, если нет другого выхода, гибель от когтей дикого зверя – вполне достойная для охотника смерть. В роду Рыси так многие умирали, и души их, несомненно, попали в иной мир при всем уважении богов. Да, это была бы хорошая гибель! Если бы он, Рысь, сражался – с оружием или пусть даже голыми руками. Однако привяжут к столбу… что же геройского в такой смерти? Один стыд. Значит, надо раздобыть оружие. Попросить ланисту? Гм… вряд ли он будет разговаривать с приговоренным к смерти рабом, не такой человек ланиста, чтобы зря тратить свое драгоценное время. Тогда что же? Юноша вдруг едва не подпрыгнул от радости: цепь! Ну да, сковывающая его цепь – она ведь вполне может превратиться в оружие. Рысь тщательно ощупал каждое сочленение, подергал – ну не может такого быть, чтоб эти старые железяки не проржавели! Чуть-чуть разогнуть… тяжело, но все же нужно постараться, это единственный выход. Ага, поддалась… еще чуть-чуть. Есть! Теперь аккуратно загнуть обратно, чтоб выглядела как целая… Может быть, попытаться бежать? Но при таком скопище стражи его поймают тут же, и уж тогда ничего не удастся сделать. Да и вообще, хлопотное это дело – побег, в чем Рысь уже имел как-то сомнительное удовольствие убедиться. Бегство требует тщательной подготовки, времени на которую, естественно, нет. В таком случае лучше не рисковать зря, достойная смерть – очень даже неплохой выход. Жаль только, не удастся отомстить Тварру и ободритам. Ничего, наверное, с ними можно будет сквитаться и на том свете. Да, на том, куда очень скоро он, Рысь, и попадет. И попадет как подобает воину!

Яркий солнечный свет слепил глаза, и Рысь никак не мог привыкнуть после темной каморки. Светлые волосы его смешно топорщились, разорванная туника спадала с левого плеча, скованные за спиной руки были привязаны к столбу, вкопанному в посыпанную желтым песком арену. Юноша поднял голову: вверху, сколько хватало глаз, сидели зрители, нарядные и не очень, богатеи-аристократы и откровенно нищие, на ближних рядах – мужчины и высоко, на самых крайних скамьях, – женщины. Всех их объединял азарт, предвкушение сладостно кровавой казни. Всадник Децим Памфилий Руф расстарался сегодня – устроил и просто звериный цирк, когда ученые лошади и леопарды показывали разные забавные штуки, и звериную битву, когда специально обученные венитарии, раздразнив хищников, приканчивали их эффектным ударом, и вот, наконец, казнь. Вообще-то казнь не была заявлена в программе, ее вставили лишь в последний момент, и это тем более интриговало. Многие зрители – а особенно зрительницы – задавали себе вопрос: кто этот красивый юноша, что стоит сейчас, привязанный к столбу, в ожидании лютой смерти? Может, это тот самый страшный преступник, что нападал во главе шайки на загородные виллы? Или не знающий жалости одиночка, насиловавший и убивавший женщин? А может быть, чей-нибудь домашний раб, угождавший любовным прихотям госпожи и потому посланный на смерть разъяренным хозяином? Мужчины больше склонялись к первой и второй версиям, женщины, естественно, к третьей. Вот все заволновались – на середину арены вышел глашатай, высокий молодой человек в изящном зеленом плаще-лацерне, накинутом поверх желтой туники и застегнутом ярко начищенной фибулой. Глашатай быстро произнес несколько фраз и, поклонившись, ушел.

– Что, что он там сказал? – заинтересованно переспрашивали женщины с дальних рядов – на ближние их, по традиции, не пускали.

– Сказал, что будут казнить какого-то варвара. Спустят голодных львов.

– И не львов, а тигров!

– Не варвара, а преступника из гладиаторской школы. Во-он и ланиста.

– Где?

– Внизу, в ложе, что рядом с куриальной. Смешной такой толстяк.

– Ага, вижу… Ой, смотрите, смотрите! И в самом деле – тигры!

– Не тигры, а тигр!

– Ну, и его одного вполне хватит.

– Боюсь только, что тигру-то явно не хватит – уж больно тощой преступник. А ну как не наестся да выпрыгнет на ряды? Говорят, в Риме были случаи.

– Да верь ты больше всяким россказням!

Сквозь распахнувшиеся ворота на арену, покачивая хвостом, не спеша вышел большой полосатый зверь и, принюхавшись, направился к Рыси. Юноша напрягся, как и всегда на охоте, встречаясь лицом к лицу с хищником – волком, медведем, рысью… Даже с лосем, тот-то как раз самый опасный зверь – двинет копытом или рогами, мало не покажется. Да и территорию свою охраняет ревниво, не то что волк или, скажем, медведь, те и просто припугнуть могут, лось же обязательно нападет.

Немигающе глядя прямо на юношу большими коричнево-желтыми глазами, тигр направился к столбу, и Юний, холодея от ужаса, рванул сковывающую руки цепь – поддалась! Не зря просил богов о помощи! Однако вряд ли это поможет уцелеть, скорее всего, лишь продлит агонию. Тигр! Это ведь не милая полосатая кошка…

Зверь неожиданно рыкнул, забил хвостом и метнулся вперед стремительной черно-желтой молнией. Смрадное дыхание его обдало бросившегося на вершину столба юношу. Ну, а куда еще было деваться? Тигр, как ни крути, и быстрее, и сильнее…

Рысь услышал, как засмеялись трибуны – еще бы, эдакая обезьяна на шесте. А тигр снова рыкнул, страшно и гулко, встал на задние лапы, перебирая передними по столбу. О, боги! Ну и когтища же у него были! Каждый – с человеческий палец. В такие попадись только…

Юний, подтянувшись, забрался повыше… Столб задрожал под лапами зверя, и жуткое рычание слышалось снизу. Вот тигр вонзил когти в столб – тот оказался крепким, – вот подтянулся, вот медленно, с видимой натугой, вытащил левую лапу – видать, когти застряли… Оп! Махнул – и едва не зацепил Рысь за ногу. Да, этот столб – не слишком-то хорошее место. Что же делать?

А зверь напирал снизу, из клыкастой пасти его остро пахло чем-то жутко неприятным, омерзительным, гнилым, Юнию казалось – смертью. Тигр дернулся… И юноша, спрыгнув с шеста, рванулся прочь… Позади взметнулась в небо рычащая тень – зверь прыгнул, и Рысь резко бросился влево, упал на песок, тут же поднялся, не дожидаясь, пока развернется пролетевшая мимо исполинская кошка, бросился в противоположную сторону – обратно к столбу… А сзади разъяренно рычала смерть!

Забежав за столб, Рысь в отчаянии ударил приблизившегося зверя цепью – попал в глаз, и тигр яростно зарычал, а зрители на трибунах довольно загудели:

– Так его, так!

– Покажи этой полосай кошке!

Ланиста переглянулся с устроителем игр, и тот благосклонно кивнул. Симпатии зрителей явно были на стороне молодого бойца, бесстрашно вступившего в схватку со зверем, разъяренным болью и голодом. Тигр заметался по арене – Юний вновь взлетел на вершину столба и, дождавшись, когда хищник вонзит в твердое дерево когти, вновь спрыгнул, вызывая явное одобрение зрителей. Впрочем, ясно было, что эта игра в кошки-мышки вот-вот закончится – ну не может человек тягаться с тигром. А жаль, зрители только разохотились.

Тигр метнулся молнией, и Рысь бросился в сторону, с ужасом ощущая за спиной сердитое дыхание зверя. Кажется, тот уже распалился не на шутку…

Трибуны гудели. Памфилий Руф поспешно наклонился к начальнику стражи и что-то приказал шепотом. Воин, кивнув, свесился к самой арене и, крикнув «Лови, парень!», бросил на арену собственный меч с коротким клинком и украшенной разноцветными камнями рукоятью.

Наклонившись, Юний подхватил меч и с разбегу взобрался на вершину столба. Тигр, рыча, подбежал ближе, поднялся на задние лапы, уперся передними в столб. Сейчас, сейчас… Ух, и гнусно же пахнет от этой полосатой падали! И как противно дрожит столб. Юний вдруг ощутил свое собственное дыхание – тяжелое, загнанное… Вот тигр вонзил в столб когти. Ага! Они у него снова застряли, и хищник недовольно зарычал, вытаскивая…

Больше Юний не стал дожидаться. Рванул вниз, слетел со столба с быстротой молнии, всадил меч в черно-рыжий полосатый бок и, вытащив клинок, бросился прочь, к трибунам. Истекая кровью, зверь яростно забился в конвульсиях…

Зрители орали, свистели, хлопали в ладоши, выражая восхищение интересной схваткой.

– Сзади! – вдруг, свесившись к арене, заорал какой-то богато одетый парень.

Рысь обернулся и похолодел: в открывшихся воротах показалась железная клетка, а в ней бился, пытаясь выскочить, сильный песочно-желтый зверь с мохнатой гривой. Лев! Один из везущих клетку людей наклонился… Ага, сейчас откроет…

Юний поднял голову, посмотрев на трибуны. Толпа взревела, отнюдь не хуже, чем разъяренные хищники, и в этом рассерженном реве Памфилий Руф четко уловил явное недовольство. И подозвал распорядителя:

– Убери зверя.

«Повезло, – не в силах отойти от внезапно навалившейся дрожи, подумал Юний. – И со столбом этим повезло, и – уж тем более – с мечом. Отблагодарить бы того, кто его кинул, да как найдешь?»

На арене показался глашатай:

– Устроитель игр, почтеннейший всадник Децим Памфилий Руф, спрашивает, достоин ли этот преступник жизни за свое мужество?

– Достоин свободы! – выкрикнула сверху какая-то девушка, впрочем, ее никто не услышал, кроме ближайших соседей.

– Достоин! – довольно закричали собравшиеся, а Памфилий Руф, встав и поклонившись во все стороны, сжал поднятую вверх руку в кулак.

Жизнь!

Подняв меч вверх, Ант Юний Рысь под оглушительный рев трибун гордо направился к выходу.