Добычу мы делили на берегу, рядом с пристанью Кортборга. Рядовой воин получал с похода одну долю, по две доли полагалось десятникам и приравненым к ним по положению или статусу опытным воякам, по три доли — кормчим и командирам корабельных херадов, по одной доле за рум начисляли владельцам кораблей, пять долей полагалось хевдингу похода. Кроме того, за храбрость или по другим причинам воинский коллектив по представлению хевдинга мог дать согласие наградить отдельных участников похода долей сверх нормы. На сию честь претендовал пока я один, инвалидов с их временной нетрудоспособностью забаллотировали. Сигурд взял пять долей как хевдинг, но на три дополнительные доли колдуна претендовать не стал. Таким образом, все прошло в строгом соответствии с договором о разделе добычи перед походом.

Вообще условия могли меняться. Ярлы обычно брали по две доли за рум. Но они кормили свою дружину, поэтому лидманам возникать было не с руки. Кроме того, в отличие от порядка, обычного для свободного херада и дружины в отношении бессемейных, в дележ включили погибших, родня все-таки.

Подсчитать количество долей было нетрудно, чем я на глазах общества и занялся. Семьдесят одна доля участников похода всего, плюс пять долей пятерых выживших десятников, плюс четыре доли Снорри и деда как хевдингов корабельных херадов, четыре дополнительные доли Сигурда, двенадцать долей моих и Снорри как владельцев кораблей.

Сигурд, деликатно кашлянув, рекомендовал прибавить еще одну долю мне, за башню. Народ сохранил молчание, хотя кое-кто и поморщился. Наверное, подумали, что мне и так хватит, но высказать сомнения вслух никто не рискнул. Наследники погибшего при штурме второй башни Бешеного Свена в любом случае вторую долю не получат, так что наживать врагов в лице колдуна, деда и, если не ошибаюсь насчет моей репутации, меня самого из-за пары лишних копеек не имело смысла.

А вот со справедливой дележкой награбленного действительно были проблемы. Те же доспехи сами по себе имели разную цену, даже не принимая во внимание повреждения. Каждый предмет из захваченного имущества требовалось оценить, приняв во внимание цены на рынке, и разделить их на девяносто семь долей так, чтобы ни у кого не было претензий. Кровь при разделе добытого не часто, но иногда все-таки проливалась. В любом случае попытки обмануть соратников вели к утрате авторитета лиц, руководивших походом и дележом. Хотя умный и грамотный хевдинг в контакте с купцом и на самом дележе могли неплохо заработать — к этому общественность относилась с пониманием.

На одной перепродаже драккара, самой ценной части захваченного имущества, можно было сделать неплохие деньги. Но это требовало вложения капитала для выкупа долей других участников рейда и путешествия в Брандборг или на острова — там корабли стоили заметно дороже.

К счастью, конкурентов Снорри и деда, достаточно платежеспособных, чтобы выкупить боевой корабль, в Кортборге не нашлось, в результате сошлись мнениями в вопросе о назначенной ими цене, а также согласились получить меньшие деньги сразу и не ждать продажи драккара. Часть выплат могла быть произведена в натуральной форме. Но отдавать в зачет цены корабля доспехи и прочее следовало с большим разбором. Доспехи, например, в Брандборге стоили довольно дорого, особенно эльфийские. Более того, в их скупку здесь, на месте дед со Снорри собрались вложить все свободные средства, чтобы впоследствии заработать еще больше. Я даже сам пожалел, что большая часть моих собственных денег осталась в Тайнборге.

Итак, сначала делили вооружение. Под крики, вопли и споры все предметы разложили на девяносто семь куч, основой каждой послужил полный целый или незначительно пострадавший комплект, оставшееся раскидали согласно стоимости предметов приблизительно поровну.

Умничать не стали, каждую кучу пронумеровали, номерки, вырезанные на деревяшках, уложили в мешок. После чего все по очереди тянули жребий, начиная с рядовых воинов, дабы не отнимать у них время.

В мою долю вошли доспех и вооружение Приносящего Смерть — кстати, именно того, кого я подстрелил на дороге — с пробоиной в панцире под правым соском, а также восемь полных комплектов доспехов и оружия остальных эльфов, короткоухих и орков (это уже из отбитых трофеев). В довесок я получил кольчугу-хауберк гномьей работы и кольчужные чулки, судя по всему, изготовленные людьми. В один из наборов входила отцовская байдана, а кольчуга из того же лота, если я не ошибся, раньше принадлежала брату Эрики, Кори.

С оружием тоже было неплохо: четыре копья, пять луков и арбалетов, девять мечей, десяток ножей и кинжалов, топор, булава и пять щитов.

Захваченные деньги поделили между рядовыми участниками. Причитающиеся колдуну, Снорри, деду, двоюродным братьям и мне двадцать семь долей ушли по взаимозачетам за корабль и пленных. То же самое повторилось в отношении прочих трофеев, хотя тут и мы выбрали, что приглянулось, — на память. Я удовлетворился тремя плащами, рубахами, штанами и мягкими сапогами эльфийского, или, если верить Сигурду, производства людей эльфийского дома, — уж больно удобны были. К моему удивлению, так же поступил и Сигурд.

— Неужели носишь?

— Конечно. Умеют шить, а главное — ткань хороша. Насекомые не заводятся, на солнце прохладно, в холодную погоду греет. Только ты в Брандборге или там, где тебя не знают, старайся в них не ходить. Молодежь не оценит. Примут за полукровку из людских королевств и попытаются либо избить, либо на поединок вызвать. Убивать придется, а на кой тебе лишние трупы? Одного жениха-неудачника вполне достаточно.

— Какого жениха? — не очень понял я.

— Которого ты в Тайнборге заколол, — ядовито ухмыльнулся старик. — Что, думаешь, этот Эрик с Рольфом у Снорри в охране делали? Любовь заманила.

— Кого?

— Покойного Эрика. За дочкой Снорри охотился, Рольф на пару с ним к Снорри пришел. Одному, сам понимаешь, в хераде другого клана служить не с руки.

— Так я что, Снорри дочь пристроить помешал?

— Да что ты! Говорили мы с ним на эту тему, к тебе он ничего не имеет. Дочка страданий парня не оценила, а ему самому как зять Эрик тоже не приглянулся. То, что полукровка от какой-то пленницы, по словам Снорри, не страшно, просто был чересчур смазлив, глуп и нагловат. Хотя папаша и сотник конунга.

Неожиданно подмигнул и улыбнулся:

— Ха! А за Рольфа, говорит, хоть завтра отдам. Парень надежный, хотя и небогат, такому и спину и любимую дочь доверить можно.

Сзади что-то брякнуло, я оглянулся. За спиной стоял упомянутый Рольф, он случайно подслушал наш разговор и был настолько потрясен приятным известием, что замер с отвисшей челюстью и довольно забавным выражением на физиономии.

С ума сойти, что за народ! Кровь, как водицу, льют, людьми закусывают под настроение, а тут такая сентиментальность.

— Не подслушивай, так оглохнуть можно, — пригрозил пальцем Сигурд и понизил голос, — а Снорри о дочери намекни, если нравится. Не ему же разговор затевать.

Рольф отошел прочь, забыв, что хотел от колдуна. Сигурд глянул в его сторону и абсолютно серьезным тоном обратился ко мне:

— Остается надеяться, что теперь папаша не узнает, как на самом деле сына убили. Иначе беречься тебе в Брандборге придется. Судом тебя не достать, а желание отомстить все равно появится.

В воротах Кортборга на меня бросилась некая девица и, нисколько не постеснявшись народа, повисла на шее и запечатлела на моих губах страстный поцелуй, причем не один. Эрику — а это, разумеется, была она, — как оказалось, забрал к себе жить ее дед, поселив в доме погибшего отца родню. С дядькой жить она отказалась, памятуя, что я в Тайнборге оставаться не собирался, а проживание двух хозяев в одном доме ни к чему хорошему не приведет. Дед обязался выплатить стоимость имущества в качестве приданого за счет выдела переселившегося дяди и вытрясти из последнего разницу. Тот согласился, для него в любом случае это было выгодно.

За нашей долгожданной (для многих, как я теперь понял) встречей как раз наблюдали дедушка Эрики, Оттар, пятеро оставшихся в борге его сыновей со своими женами и детьми и двое дедулиных младших дочерей, тринадцати и восьми лет. Тети-по-закону, ха-ха. Потом возник кормчий Ульрик и начал делиться новостями, в том числе, вероятно, и в отношении меня — как иначе было расценить повернутые в мою сторону головы и взгляды, сопровождаемые одобрительными кивками в процессе разговора. Еще чуть позже степенно подошли дедушка Ульф и колдун, приняв участие в обсуждении. После чего на лицах дам появились улыбки. Братцы отправились сопровождать трофеи до усадьбы, синхронно бросив на меня завистливо-затравленные взгляды. На то, что их также встречали девушки, дед внимания не обратил. Пленных увел Снорри, у него на подворье как раз была подходящая яма.

Представление будущей родне прошло замечательно, патриарх рода А'Тулл даже прижал меня к сердцу, как родного, — ну почти. Его сыновья тоже сочли долгом пообнимать да похлопать по плечу. Тетушки Эрики захихикали, старшая, Ингрид, что-то зашептала на ухо Эрике, смеясь и одновременно стреляя в меня глазками.

Вечер был посвящен реализации части вооружения, не сулящей больших доходов, бартеру и прочим коммерческим делам, в результате чего я с изумлением узнал, что с соратниками мы полностью расплатились, а кое-кто нам даже должен. Закончилось все грандиозной пьянкой.

Близкая наша родня, колдун с оставшимся в Кортборге учеником, Снорри и лица, нужные деду в политическом отношении, бухали на нашем родовом подворье. Кроме того, мой дедуля пригласил поучаствовать в мероприятии клан А'Туллов, ухмыльнувшись в мою сторону.

Те пришли чисто мужской компанией и напились до посинения, включая стариков. Но пока старики были еще при памяти, дед успешно осуществил свои угрозы. Подскочив, словно ужаленный, старый Оттар возжелал меня увидеть, пролил скупую мужскую слезу, обнял, слюняво облобызал, дыша трофейным винищем, назвал сыном, сказал, что такую замечательную внучку от сердца отрывает, только мне и отдаст, другому бы ни за что так рано не подарил. В общем, было объявлено, что я чрезвычайно везучий человек — виноват, оговорился — орк, коль захомутал такую девушку. Потом мы с новой почти родней выпили за сговор молодых по кубку довольно крепкого винца, что пришлось повторить с каждым А'Туллом, можно сказать, на брудершафт. После чего даже я, лишь немного выпивший к тому времени, изрядно окосел. Старый Оттар, достигнув состояния блаженства, попросил меня рассказать о бойне в борге и взятии башни, после рассказа пролил скупую мужскую слезу и заявил, что такому мужчине одной жены мало, нужно самое меньшее три. В качестве второй, если пожелаю, где-то через годик могу забрать его дочку Ингрид, как подрастет, пока это место не заняла какая-то глупая и бесхозяйственная дура, которая вряд ли сумеет поддерживать мир и порядок в семье с его такой золотой внучкой. Не менее пьяный дедушка Ульф взгрустнул и заявил, что от бабских разборок мужики седеют больше, чем от битв. Все с ним согласились и предложили за отсутствие женских разборок выпить. Я ухватился за кубок как утопающий за спасательный круг. Остаток вечера запомнился смутно.

Через три дня мы с Сигурдом отправились в Тайнборг — забрать имущество и перевезти к деду Хильду. Я озаботился трофеями и прочей личной движимостью, старик тоже собрался продавать что-то из ранее накопанного, а также кое-какие изготовленные им амулеты.

На корабле я получил первый урок колдовского мастерства.

Урок прошел решительно не так, как я себе представлял.

Рабы собрались на носу стоявшей на якоре шнекки, мы со стариком сидели под тентом на корме, вдоль реки дул легкий ветерок, когда он вытащил из мешка палантир.

— Как полагаешь, приступим? Не раздумал? Еще можешь отказаться, потом поздно будет!

— Нет. Но с чего начнем, не представляю. От этого не по себе.

Старик уселся поудобнее и установил шар.

— С палантира и начнем. Можно тебя, как меня когда-то, по старинке учить, с книгами и долгими упражнениями, пока разум не натренируешь, чтобы знания напрямую от учителя получать. Можно и по-другому. Из того, что я в твоей памяти узрел, следует: разум твой уже достаточно подготовлен, чтобы обрабатывать информацию. Выбирай, как учить тебя.

Я в очередной раз поразился личности Сигурда. Даже не из-за предложения выбрать самому методику обучения. Удивило само наличие в орочьем языке выражения «обработка информации». Однако попросил дать разъяснения.

— Все очень просто, — ответил колдун. — Я свои знания и частично умения вкладываю в твою голову. Сразу у нас на это никто не идет, поскольку для разума ученика сия задача может оказаться непосильной. Результат тот же, что ты видел при допросах пленных. Когда же ученик чтением и упражнениями свой разум достаточно к прямому контакту подготовит, тогда и начинается настоящее обучение. Это у нас, орков. Еще имперские маги так личных учеников обучали. У эльфов делается в основном не так, разве что при обучении родных детей: мало ли кто за вечность врагом стать может, да и одаренным надо быть, а дети не всегда полностью наследуют дар. У них почти все маги в Академии обучаются. Если учитель не слишком талантлив, ученик, с чьим разумом он работает, может сам либо лишнее из памяти ухватить, либо ключи к защите позже подобрать, когда достаточно много усвоит. Как и наоборот. Известно также, что за попытку вторгнуться в разум у эльфов просто убивают — любого, неважно, кто к кому в память полезет.

— Понимаю их. — Сигурд при этом поморщился, а я продолжил: — Как ты, палантиром пользоваться они не догадываются?

— У нас догадываются, да и у них тоже. Им просто это не надо. Нормальный эльф никому не позволит в своем разуме шарить. Даже преподавателю Академии, если он не очень близкий родственник, и то не всегда.

— Так шарить в разуме и вкладывать информацию — разные вещи?

— Не совсем, без полного контакта как ты определишь, не слишком ли много или не слишком сложное что вложил? Спятит ученик, и все. Другой вопрос, что учитель память ученика и его секреты может и не просматривать. Только безопасным усвоением материала заниматься. А коли учитель хитер и подл, может и закладку в разум вложить. А потом врагу продать или сам ею воспользоваться. Потому-то эльфы и не хотят вечностью своей рисковать. Применяют этот способ только для решения несложных задач. У нас проще, еще в Империи над этим подумали. Ты разум и память об уроке сохраняешь и даже можешь свои воспоминания от учителя закрывать.

Это самое первое заклятие, что в разум вкладывается при таком обучении. После него учитель может с твоим разумом все что угодно делать, но только с твоего согласия и с гораздо большей для тебя безопасностью. А если чей разум его, заклятие, все-таки сломает, ты просто умрешь, а сломавший, скорее всего, с ума сойдет. Эльфы этот секрет так и не узнали, да и у нас немногие знают. Решай, как будешь учиться. Но учти, без контакта разумов все равно не обойтись. Многое словами не объяснить, а книге не доверить.

Я задумался. Если старый говорил правду, сроки обучения могли существенно сократиться. Но давать копаться в своем разуме желания не было совершенно, я действительно понимал эльфов. С другой стороны, если про первое заклятие он говорил правду, то минусы исчезали. Следовало либо рискнуть, либо нет. Я рассудил, что коли старый колдун захочет, то заложить какую-нибудь гадость мне в голову он все равно сумеет без всякого предупреждения, если еще не заложил, а значит, ломаться нет смысла.

Через несколько минут я смотрел на холодное пламя внутри палантира, впадая в полусон-полуявь, еще через некоторое время осталось только пламя. Потом я почувствовал кого-то еще, осталось стойкое ощущение излучаемой этим кем-то иронии. Потом в мозг как будто начали вкручивать здоровенное сверло, распадающееся в мозгу на некие образы или еще что-то.

Проснувшись или, пожалуй, очнувшись утром и вставая на ноги, я едва не свалился из-за проблем с координацией, хотя голова оставалась вполне ясной. Не дал упасть лично Сигурд, он же успокоил вестибулярный аппарат, положив руку на голову и наведя какую-то волшбу.

— Замечательно. Все хорошо. Теперь тебе дня три отдохнуть надо, потом продолжим.

Наше прибытие в Тайнборг ознаменовалось не менее выдающейся пьянкой, чем в Кортборге. Единственный выживший малолетний сын боргмана Вольф, бывший теперь на попечении родни до совершеннолетия, заплакал от радости, узнав, что мы вырезали и второй эльфийский отряд. Пришлось поделиться впечатлениями о путешествии. После получения информации об уничтоженной эльфийской базе с отрядом короткоухих, кроме отряда самих эльфов, в борге начались народные гуляния. Народ высыпал на площадь, натащил столов, выпивки и закуски и дружно принялся отмечать победу. К слову, в пьянке был замечен и мой бывший раб Ансгар, он так и жил в своей старой комнате, повесив на стену чешуйчатый доспех убитого им эльфа. Работал он у дядьки на кузнице, обучая нескольких рабов. Замечу, что общением с ним никто из орков не брезговал.

Праздник с обильными возлияниями закончился для меня пробуждением без штанов, а если точнее, то вообще голышом, в чьей-то бане, будучи прижатым к стене женским телом вполне привлекательных очертаний, правда, крупноватым на мой вкус. Телу было лет двадцать пять или тридцать на вид, одежды на нем было нисколько не больше, чем на моем. Лицо показалось знакомым, хотя имени не помнил. Но вот забрезжили смутные воспоминания и развеяли завесу тьмы и беспамятства — как над тем, чем мы с ней занимались в нашей кузне (или не с ней?), затем в ее бане, так и над тем, что дама была замужем. Причем муж был сейчас в борге, во всяком случае, присутствовал на вчерашней общегородской вечеринке. Я поспешил избежать встречи с ее мужем, хотя и поддержал марку, поцеловавшись и простившись с безымянной обладательницей пышных форм, после чего оделся и, старательно избегая чьего-либо внимания, сиганул через изгородь. Встречи с мужем, однако, избежать не удалось. Тот обнаружился на площади в абсолютно невменяемом состоянии, да и не он один…

Я совсем не удивился тому, что утром дама холодно поздоровалась со мной, как с едва знакомым родичем, и спокойно пошла по своим делам. Простые средневековые нравы, горячие женщины-орки — кто их разберет…

У Сигурда в его пещере обнаружились семеро рабов — четыре женщины и три мужика, и куча требующего продажи имущества, включая два полных доспеха имперских легионеров, в том числе пластинчатый доспех командира-кавалериста, хотя и без оружия. На мой молчаливый вопрос Сигурд ответил:

— Сборные, хотя на этот, — он указал на командирский, — только поножи нужно было добыть и кожу, пластины заново понабивать. Части доспехов у меня еще есть, только на полный доспех набрать не получается. Найти целый при раскопках — большая редкость.

— А кто пластины перебивал?

— Я сам, да и раб у меня кузнец, там вторая пещера, — колдун указал где, — а в ней кузница.

— Так ты, учитель, — старик улыбнулся, я мысленно тоже, — сюда переселился, потому что здесь богатые места в смысле раскопок?

— Именно так, — кивнул Сигурд, пакуя командирский доспех в мешок. Я принялся ему помогать с другим комплектом.

— Да, на доспехах неплохо можно приподняться, особенно если знать, где искать, — припомнил я земных лозоходцев и слухи о частом наличии колдунов в бандах людских ватажников.

— Разумеется, — согласился старик. — Только это все мелочь по сравнению с тем, что артефакты сулят, особенно боевые.

— Расскажи, — заинтересовался я.

— Подожди, за обедом расскажу. Прежде закончим дела.

За обедом колдун, наконец, соизволил развеять тьму моего невежества.

— Что такое колдовство или там магия, как бы это ни называлось? Это способность черпать энергию из окружающего мира и ею пользоваться. В разных формах. А также ею творить. Как бы правильнее объяснить… Энергия бывает стихийной и живой.

Живая энергия — это энергия, испускаемая всем, что есть живого в этом мире. Стихийная — от четырех стихий, это энергия огня, воды, воздуха и земли. Собственно говоря, не совсем правильно так ее называть. Правильнее сказать, энергия неодушевленного мира, а возможно, и мира полностью, преобразованная живыми существами и неживой материей. Есть у меня основания так предполагать. Стихийной ее называют потому, что колдуны или маги действительно уверены, будто черпают энергию из огня-света, земли, воды и воздуха. У людей многие всерьез считают, что это четыре разных вида энергии, каждой из стихий по отдельности. Но это от утери знаний. Просто способы извлечения энергии из различных состояний вещества, для простоты именуемых стихиями… — услышав знакомые термины, я выпал в осадок, — различны. А что еще более важно, требуют разного рода способностей.

Водяной маг плохо умеет извлекать энергию в безводных горах. Отчего не слишком там опасен. Как и маг земли на воде, если это не на мелководье. А вот водяной маг на воде действительно страшен. Проще говоря, стихия, которой посвящены способности стихийного мага, служит проводником энергии мира, если угодно, собирает ее и помогает ею воспользоваться. Именно поэтому водяных магов в пустыню или горы не загонишь, без наличия поблизости большого количества воды они к силе просто не могут присосаться. А тех крох, что могут извлечь, на крохи и хватает. Я слегка преувеличил, многое зависит от силы и способностей конкретного мага, но, в общем, суть дела действительно такова. Земляной маг соответственно редкий гость на кораблях, кому охота становиться уязвимым? Даже если энергии в накопителях и в достатке? Кстати, были случаи, когда действительно сильных магов земли так убивали. Обычно те, кто на их место метил. Или отомстить хотел.

Смочил пивом горло и продолжил:

— Самые слабые стихийные маги, как считается, это именно маги стихии воды. Не потому что они меньше энергии извлекать могут или их меньше с такими способностями рождается, а потому что чем дальше они от воды, тем на меньшее они способны. Земляные куда сильнее, на суше их от своей стихии отрезать, сам понимаешь, затруднительно. Как и воздушных магов. Они-то в основном между собой и соперничают. Водяные на равных с ними биться могут разве что недалеко от моря или большой реки, — усмехнулся Сигурд, — включая подземные. Хотя повторю, очень многое от таланта и знаний зависит. Очень, очень многое. Запомни.

Прокашлялся, осушил стакан, погрыз вяленой рыбки и продолжил:

— Вот и получается, что самые сильные маги — это воздушные. Где бы он ни был, везде у него доступ к своей стихии открыт. Пусть он по знаниям и способностям на голову ниже того же водяного, оказавшегося в горах, или мага земли, оказавшегося в море, он их силой задавит! — Наполнив стакан пивом, Сигурд не торопясь отхлебнул, зажевал рыбкой и продолжил: — С другой стороны, они, в общем, самые неискусные. Даже качать энергию из других стихий не умеют, не говоря о том, чтобы ею воспользоваться. Им это просто не надо. Изредка, правда, попадаются воздушники-артефакторы, о которых такое никак не скажешь, но уж больно редко попадаются. А на поле боя я ни одного не встречал, они и без войны хорошо зарабатывают.

— Как это?

— Очень просто, изготавливая артефакты. Защитные, боевые. Всякие, в общем. Обычно придворными магами становятся именно представители школ артефакторов.

— Что, разделение настолько далеко зашло, что есть школы артефакторов, боевых и прочих в отдельности? Настолько в них разные знания даются?

— Все проще. Каждая школа имеет мага-основателя, который, естественно, на каком-то конкретном поприще прославился. Также естественно, что его ученики знаний и умений на этом поприще получили больше. А школа боевых магов числом учеников, как правило, всегда меньше. Вдобавок ее адепты имеют нехорошую привычку частенько погибать на поле боя, да и не всегда они нужны, в мирное время, например, они не у дел, вот и получилось, что придворные маги, что на пределе сил тучи от дворца гоняют, все хлебные места и позанимали. Школ-то куда больше основали. А школами артефакторов их сами людские маги прозвали, потому что в основном с их продажи адепты придворных школ и живут. Ни одной не припомню, чтобы у какого-нибудь государя под боком и покровительством не находилась. Я бы не советовал, однако, таких магов недооценивать. Силенок у артефактора может и не хватать, а вот знаний и умений нередко в избытке, насколько это можно сказать про людских магов. Особо талантливые даже эльфов удивить способны. Но сам понимаешь, такие таланты и среди магов редкость, вот большинство и выживает как может. В том числе идя в войско. Также должен понимать, что талант, способный привязать к одному амулету возможность работать им со стихиями и воздуха, и той же воды, войной жить не будет.

— Как я понял, эти школы артефакторов, господствующие в своих государствах, торговлю артефактами полностью под себя подгребли?

— Угадал, — удивленно поднял брови Сигурд, — почти. Торговля только в своих лавках, в смысле через школы либо с письменного разрешения ее наделенного на то властью адепта. Который должен проверить амулет и подтвердить его свойства, если при нем нет свидетельства изготовившего его мага, с этого мага личной печатью. Нередко могут проверить еще и собственно свидетельство — не бесплатно, конечно. Правда, большинство этих школ состоят в гильдии, — слово я перевел именно так, — артефакторов. Правильно будет сказать так: Гильдия артефакторов подгребла под себя торговлю артефактами в большинстве известных мне стран. Коли маг в гильдии состоит, дело другое. Там ничего проверять не надо, разве что печать на свидетельстве. И то за небольшие деньги.

Ну никуда от глобализации и транснациональных корпораций не деться. Даже в Средневековье. Хотя сомневаюсь, что тут процветают демонстрации протеста местных антиглобалистов.

А сама система продуманная. Профессиональная организация магов в определенной степени гарантирует цену и качество своих изделий, одновременно делая невыгодным торговлю амулетами не состоящих в ней школ и в определенной степени борясь со сбивающими цену контрафактом и фальшивками. Наличие в гильдии большого количества школ также подстегивает конкуренцию, сиречь борьбу за повышение качества продукта и рынки сбыта. Если не ошибаюсь, без желающих заработать на монопольных ценах и тут вряд ли обошлось.

Но данных для таких глобальных выводов пока не хватало. Осталось уточнить кое-что, знания лишними не бывают:

— А как другие школы?

— Строго запретить что-нибудь купить лично у мага школы, не состоящей в гильдии, тебе никто не сможет. Владеть можно чем угодно. Почти. А вот перепродать тяжело, рискуешь с гильдией артефакторов поссориться, если указы государя на сей счет имеются. Иди к артефактору, плати деньги, тот выпишет пергамент, поставит свою печать или на пергаменте другой школы свою поставит, тогда продавай. Хотя это только городов касается. Там, где адепта гильдии нет, никто на гильдейскую печать не смотрит. Или тащи покупателя к адепту школы изготовителя амулета, проверяй и в его присутствии продавай. Тогда акт продажи будет считаться внутренним делом той школы и гильдии касаться не будет.

Так я и знал, стремление навязать монополию все же присутствует.

— Понятно. Это всех школ касается? Гильдия только одна?

— Нет. Есть еще Гильдия боевых магов, но она не из школ состоит. Точнее, есть школы, что готовят боевых магов, но, строго говоря, они составной частью гильдии не являются. В гильдии состоят маги, живущие либо когда-то жившие войной. По старой памяти. Вне зависимости, в какой школе обучался. Именные школы обычно самостоятельны, реже некоторые из них поддерживают друг друга, когда артефакторы на горло наступать начинают, например, образуя этакие маленькие гильдии со своими лавками артефактов. Там, где короли позволяют такое. — Опять хлебнул пива. — Адепты именных школ в бою могут быть гораздо опаснее. Туда кого попало стараются не брать, смотрят на способности. Но уровень даваемых знаний у каждой школы разный. А значит, и цена обучения.

Самые мощные именные школы на гильдию вообще плевать хотели, они государям за земли служат по вассальной клятве. Как и рыцари, включая титульных. Или адепт государю присягает за феод. А рыцарю невместно лавками владеть. В общем, толковому королю всегда есть кого кем прижать. Именную школу артефакторами или свободных магов нанять. Слабые школы в глухомани мелочами занимаются, они по слабости своей гильдию не интересуют. Ну иногда не пустить в гильдию или раздавить, чтобы торговлю не портили. Возможно, потому терпят, чтобы таланты в глуши искали и начальные знания давали способным, чтобы те потом продолжали обучение уже в рамках гильдейских школ. Могу в чем-то ошибаться, глубоко не интересовался этим вопросом. Знаю точно только то, с чем сталкивался. А сталкивался я в основном с боевыми магами из именных школ. Но про них нет смысла говорить. Сошлись, кто-то кого-то убил. И все.

— А почему ты про огненных магов вообще не говоришь? — задал я вертевшийся на языке вопрос.

— А потому что их почти нет. Снова упрощу. Стихия огня, в том числе свет, — первооснова всего в этом мире. Тех, кого люди называют огненными магами, надо называть магами энергии мира. Они умеют качать энергию из любой стихии. И не только из стихий, но и живую энергию. Вот только разглядеть и развить такие способности трудно. Особенно развить, тем более людям с их знаниями. Развивают не естественную для огненного мага способность черпать энергию из трех остальных стихий и, кроме того, из своей — света, а лишь одну из граней способностей. Вот и получается, что становятся они либо воздушными, либо истинными, реже магами земли. Проглядел талант вовремя — и все, после неправильно поставленного обучения развить способности почти невозможно. Черпают и используют энергию различными способами. А такие таланты, кому способности развивать почти не надо, крайне редки. Одним из признаков такого таланта является способность управлять огнем. Поэтому людишки и нарекли огонь четвертой стихией, а способных управлять им — огненными магами. В общем-то они не совсем и не правы. Такое название не является прямой ошибкой. Просто не забывай, что все эти громкие названия касаются только способа получения и управления энергией — и ничего более.

— Понятно. Может, с такими способностями рождается и не меньше, чем других, но жизнь не способствует их развитию. Просто не нужны. Так?

— Верно, — удивился старик, покачав головой. — Скажу более, некоторые считают, что все, кто рождается со способностями, наделены властью над мировой энергией во всех ее ипостасях, просто дальнейшая жизнь мешает развиваться. Во всяком случае, такой вывод можно извлечь из некоторых старых книг имперских магов.

— Может быть, мы обсудим истинных?

— Пожалуйста. Они могут управлять живой энергией, хотя правильнее называть ее энергией жизни.

— Я могу назвать ее биоэнергией, если надо, энергией живого, — перевел я термин колдуну. — Дело не в названии.

— Хорошо, — кивнул колдун, снова хлебнув пивка, — тут тоже нужны способности. Собственно, любого мага можно условно назвать истинным, поскольку управляет и использует он чуждую ему энергию, черпаемую из какой-либо стихии именно посредством истинной, в том числе своей жизненной энергии. Но тут и начинается влияние способностей и таланта. Такие же способности черпать энергию, как из земли, воды, воздуха, нужны и истинному магу, который черпает и использует живую энергию. Вот и вся разница.

Если угодно, жизнь — это пятая стихия. К слову, большинство из людских магов так и считают. Истинные маги сродни водным в ограниченности возможностей. Только водным нужна вода, а истинным — жизнь. Хотя на воде они далеко не беспомощны, в море живности хватает. Отличие в том, что у стихийных имеется власть в основном над неодушевленной материей, а у истинных — над живой. Истинному никогда такой власти над водой, как у водяного, не добиться. А водяному — над живой материей, какая бы она ни была, хотя воды в теле разумного или зверя более чем достаточно, как, впрочем, и в обычном дереве либо траве.

Убить может легко, а вот лечить — нет. Лечить стихийной энергией нельзя, ее надо сначала преобразовать в живую. Для стихийного получается замкнутый круг. Либо использовать свою жизненную энергию, либо зачерпнуть ее в окружающем мире, либо преобразовать. Легче всего лечить, используя свою, тут стихийный истинному ни в чем не уступит. Но ее возможности не бездонны. Спасти пару смертельно раненных, чтобы потом пару дней лежать пластом, не померев только оттого, что у мага запасы энергии куда больше, чем у простого смертного, желающих мало. А зачерпнуть много не получится, здесь истинного мага не превзойти, даже и пытаться не стоит, это его стихия. Все так же, как и у полноценных стихийных, — не твоя стихия, довольствуйся крохами.

И третий способ — преобразовать. Выход энергии куда больше, даже после нескольких раненых не упадешь, но, к сожалению, преобразуя энергию, стихийный очень сильно устает. И если перебрать с преобразованием, то можно вернуться к случаю первому, то есть к магу, лежащему пластом после лечения раненых. Только, в отличие от этого первого случая, можно и умереть. Израсходовать всю свою энергию на другого не получится, а вот истратить на преобразование, не рассчитав силы, — запросто.

— А подпитаться ею никак?

— Никак. Даже жизненная энергия требует времени на усвоение. Это тебе не ведро воды в бочку перелить. У тела есть предел возможностей восстановления затраченной энергии и ее усвоения. Думаешь, почему тогда в борге раненые умирали? Надеюсь, не оттого, что я силы свои пожалел?

— Понятно.

— В общем, преобразование — это обычное заклятие, использующее доступную энергию в каких-либо целях. Что костер разжечь, что молнию швырнуть, что раненого вылечить.

— Мы, кажется, говорили об истинных, а ты вернулся к стихийным.

— Успеешь. Стихийному можно пользоваться всеми тремя способами, но в деле излечения и преобразования всего, что есть живого, за истинным ему никогда не угнаться. Даже если знаний у него достаточно. У самого могущественного на тварь, которую мы тогда в Мертвых землях убили, еле-еле возможностей хватит. На «мертвого воина» тем более, а есть твари еще страшнее и опаснее, которых создавать куда сложнее. Истинный в такой же степени не имеет власти над мертвой материей, как стихийный над живой. Вон те доспехи, — махнул Сигурд рукой, сжимавшей очищенную сухую рыбешку, в сторону мешков с доспехами, — думаешь, сколько бы пролежали в земле, если бы с металлом стихийные маги не работали? А все ради того, чтобы металл не ржавел. Истинный, затратив те же усилия, хорошо бы лет на десять от ржавчины защитил, пусть даже на пятьдесят. Мечи твои, точнее сталь для них, еще при плавке маги обрабатывали, да и потом руки не раз приложили.

— Понятно.

— Теперь об истинных. Так как власти над живым у них больше, естественно, они этим делом и пользуются. Все эти молнии и огонь, которыми стихийные любят от противников избавляться, не для них. Затраты энергии те же, а сила удара меньше. Они тоньше действуют. Чтобы, допустим, человека убить, много силы не надо. Достаточно, например, сердце у него остановить. Можно вообще жизненную энергию высосать. Да что угодно… Чего только истинные для убийства себе подобных не придумали! Если упростить, то оружием истинных в большинстве служат обычные проклятия. Тот же самый сглаз, но в десятки раз более сильный и быстрый.

— Ну расскажи тогда о проклятиях.

— А что про них рассказывать? Все сам узнаешь и даже научишься пользоваться. Живое и разумное существо состоит из трех равнозначимых тел. Души, энергетической оболочки и собственно живого тела. Насчет животных мнения различны. Все эти оболочки взаимосвязаны. Убьешь тело — энергетическая оболочка разрушается, душа стремится на суд богов, а там — куда пошлют, обычно на новое перерождение, наверное. Знаешь ли, мало кто вернулся, чтобы рассказать. Мечта любого мага привязать оболочку не к материальному телу, а к душе, как у некоторых демонов из нижних миров. Тогда умереть становится довольно сложно. Можно, как тебе, в чужом теле жизнь продолжить. А знаешь ли ты, что теоретически тебя вполне можно назвать демоном? — ехидно спросил Сигурд. И засмеялся, старый циник. Потом продолжил: — Уничтожишь либо повредишь энергетическую оболочку — будет то же самое, что и в первом случае. Тело умрет. Душу, по слухам, никому уничтожить не удастся. Обо всем этом как-нибудь потом, когда достаточно узнаешь. Проклятия — это воздействие либо на энергетическую оболочку, либо прямо на живое тело. В первом случае взаимодействие двух тел твоего «я» нарушается, из-за чего грубое материальное тело просто умирает. Например, останавливается сердце. Во втором случае никакой разницы с тем, что живое существо молнией поджарят или без затей ткнут ножом. Хотя есть совсем изощренные заклятия, после них живая плоть за мгновение может истлеть. Но в общем, нет большой разницы. Что тебя стрелой проткнут, что топором голову расколют. В любом случае умрешь.

О чем-то задумался и продолжил:

— Еще большим недостатком истинной магии является возможность ее истощения в окрестностях волшбы. Хотя, с точки зрения боевого мага, это не всегда можно назвать недостатком. Проще говоря, маг или маги для своих заклятий способны высосать всю энергию у всей живности окрест. Насколько у них сил дотянуться хватит. Я видел немаленькие рощи, в которых жизни было не больше, чем в гранитном валуне, и поля битв, на которых годами не гнили незахороненные тела. Понял, о чем я?

Кивнув, я одновременно задумался, где и когда старик мог видеть такие битвы. Предположение, что Сигурд коптит небо почти лет пятьсот, было, после некоторой заминки в мыслях, отброшено, но сама идея не показалась мне слишком еретической. Объяснить все простым стариковским хвастовством для красного словца тоже нельзя, да и глупо. Данных для полноценной обработки информации было недостаточно, но отметка в памяти сделана.

— Это бывает, когда действительно сильный или сильные маги там колдовали, — тем временем добавил старик. В очередной раз хлебнул пива и продолжил: — У эльфов мало стихийных магов, именно поэтому им надо много лесов и живности. Все, как видишь, просто.

— А у нас?

— А у нас разделения на стихийных и истинных как такового нет. Может, оттого что такими нас имперские маги создали, когда выводили, может, оттого, что наши колдуны свои знания и традиции от имперских школ ведут. Мы, в отличие от людей, не губим по незнанию так называемых огненных магов, не допускаем неправильного их обучения. И, что очень важно, наши колдуны — в отличие от всего остального мира — могут работать с другими стихиями в куда больших объемах. Даже если способности в начале обучения к сему не располагали. Талант к определенной стихии остается, но нашего земляного мага в морском сражении далеко не всякий водяной маг одолеет. Как результат внутри школ деления нет, просто каждый знает свои возможности. О врагах вообще молчу, те считают, что все орки каким-то образом рождаются только со способностями огненных магов. Вроде как посвящают себя и своих детей огню, жертвы в костер бросают и прочую дрянь… Кстати, в плен попадать не советую. Все жилы вытянут, секреты школы пытая.

— А почему эльфы не научились воспитывать таких магов, как у нас? Ведь, выходит, тут все дело только в правильности обучения?

— Скорее всего, причин две. Первая — им это надо? Истинная магия сама по себе может очень многое, а крохи стихийной эти возможности дополняют. Абсолютному большинству что стихийных, что истинных магов даже имеющихся способностей хватает по горло. То, что они многого не сумеют, для них не страшно. К одной цели ведет множество дорог, какая разница, по какой идти? Опять же не забывай, что мы обучаем гораздо быстрее. И вторая причина. Думаю, можно говорить, что при врожденных способностях связь с истинной энергией проявляется больше. Но в случае эльфов, может быть, срабатывает побочный эффект от бессмертия. Оно-то и давит талант к владению магией стихий.

Я подавил вопрос о своих талантах:

— Ты что-то говорил об артефактах?

— Артефакт — это созданный магами предмет, который помогает качать энергию из окружающего мира. Если быть точным, он ее и качает, также в него, как правило, закладывают исполнение наиболее часто применяемых команд. Допустим, огненную бурю создать или шторм на море, если артефакт на самом деле могущественный, хотя таких единицы. Чаще встречаются защитные артефакты — те же амулеты, только гораздо более мощные. Вообще, что угодно может быть, насколько хватило когда-то фантазии мага-создателя.

— Шторм создать? — усомнился я. — Это сколько же энергии надо?

— Правильный вопрос, — заулыбался колдун, — очень много энергии. Столько, что ни один орк, эльф, человек или гном ни овладеть, ни управлять таким ее количеством сами по себе не в силах. Вот для этого артефакты и придумали. У одного Императора по имени Седрик был меч «Повелитель бурь», так он им на врагов шторма и ураганы насылал. Был, — грустно повторил Сигурд, выдав некоторые обуревавшие его чувства. Наверное, жадность.

— Неужели делся куда? — недоверчиво спросил я. — Такие вещи вряд ли возможно потерять навсегда. Найдут. Не друзья, так враги. Или им после смерти Императора нельзя воспользоваться?

— Почему же, — хмыкнул старик, — воспользовались. Именно после этого он пропал, так и не нашли.

— И как же?

— После смерти Императора «Повелителем бурь» воспользовалась Императрица. Рогнеда наслала ураган на вражеский флот, решив уничтожить его штормом, а потом, коли понадобится, добить уцелевших.

— И что, получилось?

— Дура тупая она, вот что, — неожиданно психанул Сигурд. — Такой ураган наслала, что победителей не было. Хотя у имперцев кое-кто и выжил, вроде даже пара кораблей уцелела. Погибли сама Рогнеда, треть гвардии, оба флота. Где ты на дне этот меч сейчас найдешь? Одно отрадно, что во вражеском флоте почти половина кораблей были эльфийскими. Приморские дома от этого шторма до сих пор толком не оправились.

— А где ты все это учил? — заинтересовался я древней историей.

— У ярлов есть библиотеки. Почти все маги собирают книги. Не торопись, придет и твое время, почитаешь мои.

С обратной стороны холма, на котором жил Сигурд, находился хутор его рабов-крепостных. Они предоставили телегу и лошадь, на которую мы взгромоздили требующее реализации имущество и доставили в борг.

На той же телеге перевезли к пирсу и мое барахло. Все забирать не стал, взял одну чешую и три кольчужных комплекта вместе с оружием, дабы не перенасыщать рынок. Заодно воспользовался кузницей для их ремонта.

На другой день мы вышли в Кортборг. Там высадили Хильду, загрузились сулящим прибыль товаром и на следующий день вышли курсом на Хильдегард, резиденцию нашего ярла, драккар зацепили за шнеккой. Снорри и Рольф плыли вместе с нами, свою шнекку купец оставил в Кортборге. Тот корабль, на котором его подловили эльфы, уже давненько находился в Хильдегарде, куда его забрал сын Снорри.

Дед взял с собой обоих моих двоюродных братьев и их отца Харальда. Также с нами увязались двое А'Туллов и дедов зять Зигфрид со своим товаром и рабами.