Книга: Царьград 04-06
Назад: Глава 17 Лето—осень 1450 г. Константинополь
Дальше: Глава 19 29 мая 1453 г. Константинополь

Глава 18
1452–1453 гг.
Египет—Южный Азербайджан

И устрица имеет врагов!
Козьма Прутков
…Моральных терзаний.
Единственное – чтобы качественные сплетни получились. Товар должен быть в красивой упаковке!
Так и действовали. А работать пришлось много, и не только в Константинополе. Куда-то посылали верных людей, а куда-то – по делам наиболее важным – протокуратору приходилось добираться и самому. Облеченным высшим доверием базилевса… и клуба. Клуба спасения нации!

 

Египетскому султану Джакмаку, правившему государством мамлюков уже долгие годы, стукнуло семьдесят девять лет. Далеко в прошлом остались победоносные походы в Сирию, расправа с заговорщиками, морские сражения с родосскими рыцарями, увы, закончившиеся для султана ничем. Старший сын Джакмака, Усман, слыл человеком глупым, жестоким и алчным – что вообще-то было бы и неплохо для задуманного «клубом спасения» дела, только вот долго ли усидит на троне Усман после смерти отца, которая – видно по всему – была уже не за горами. Стар султан Джакмак, стар и дряхл, сколько еще протянет – бог весть! Может, уже завтра предстанет перед глазами Всевышнего. Рассчитывать на такого опасно. Договоришься с ним… а что будет потом? С кем еще придется договариваться? С Усманом? С кем-нибудь из царедворцев и военачальников, к примеру, с тем же эмиром Иналом, командующим египетским флотом в войне с родосцами? Или – со всеми троими сразу?
Трудная была задача, поэтому и Алексей поехал в Египет сам – разобраться с тамошними делами на месте, склонив Джакмака (и его возможных преемников) к войне с турками. По сути, не такое уж и сложное дело, и султан, и его гвардия и войско турок ненавидели, и, конечно, не прочь были бы пощипать им перья. Да вот только для начала хорошо бы навести порядок в собственном доме!
К такому выводу и пришел Алексей, явившийся в Каир под видом помощника и компаньона сирийского врача Хараджа. Врач был подлинный – прекрасно говоривший по-арабски грек из Измира, давно ненавидевший турок.
Сняв весь второй этаж в одном из постоялых дворов, дали рекламу, заплатив серебром базарным торговцам – а уж те постарались, разнесли вести. Немедленно явившиеся гвардейцы-мамлюки – «опора трона» – были тут же умаслены щедрой взяткою и в высшей степени любезнейшим обращением. Говорил больше Харадж, слабо знавший арабский протокуратор лишь кивал да улыбался.
– Ва, Аллах! И что это вас понесло из Сирии? – уходя, покачал головой один из мамлюков – толстяк с жирным лоснящимся лицом.
– Турки, – льстиво улыбаясь, пожал плечами Харадж. – Не дают работать, совсем задавили налогами. О, как я их ненавижу!
Последние слова были произнесены с надрывом и вполне искренне.
– Мы их тоже не любим, – ухмыльнулся второй мамлюк, повыше и уж куда стройнее первого. – У, шайтаны!
Подобные настроения, как уже вскоре уяснил протокуратор, господствовали в среде мамлюков повсеместно. Бывшие рабы-черкесы, мамлюки давно уже превратились в замкнутое военно-служилое сословие, некую касту. К которой, кстати, относился и сам султан – Джакмак из рода Бурджитов. Да, султан… Но лишь только первый среди равных! И возведенный на престол гвардией!
Ясно было, кто хозяин в Египте. Вовсе не султан. Мамлюки! Вот с ними, с наиболее влиятельными лицами, и нужно было договариваться… а лучше даже не договариваться, а сделать так, чтоб они сами возжелали бы немедленно напасть на турок, все зависимости от того, какой там султан нынче на троне.
Уяснив для себя задачу. Алексей деятельно приступил к ее выполнению. «Сирийские лекари» привечали мамлюков, Харадж (грек Харитон) действительно оказался умелым врачом, ловко пускавшим кровь и лечившим многие болезни. Высокопоставленные мамлюки обслуживались за символическую цену, а то – и вообще бесплатно… и это не могло не вызвать подозрений. И вызвало.
А раз главным доктором считался Харадж, то вербанули его помощника – Алексея. А тот и не ломался долго, согласился с радостью, доверительно шепнув Казиму – так назвался вербовщик, – что давно уже обижен на своего компаньона.
– Извини, Казим, я плохо говорю на вашем языке.
– Ничего. Зато я знаю язык турок! Отныне, Али, ты будешь следить за каждым шагом сирийца и докладывать мне.
– Слушаюсь и повинуюсь, – скромно поклонился протокуратор. – Я много чего знаю о Харадже, мы с ним долго жили среди турок. О! Их я тоже хорошо знаю. Очень-очень хорошо. Так и передай своему начальнику.
Начальник турками заинтересовался, да и не мог не заинтересоваться, слишком уж велика была к ним ненависть. Какие-то выскочки-скотоводы завоевали полмира… ну почти полмира, и зарятся на все остальное! А брюхо-то не разорвется от жадности?
И очень даже скоро наступил такой день, когда с Алексеем захотел лично поговорить сам начальник Казима. Звали начальника – Ибрагим-бей. Высокий, красивый усач, прекрасно говоривший на языке турок, произвел весьма благоприятное впечатление на протокуратора. Точнее, не столько начальник, сколько его вопросы, надо сказать, весьма дотошные. Все-то его интересовало: и сколько войск у турецкого султана, и как они вооружены, и каков флот, и в каком состоянии крепости в пограничных эмиратах Караман и Дулаги.
Кое-что Алексей отвечал, и с подробностями, кое-что придерживал для дальнейших бесед. Видно уже было – Ибрагим-бей заглотнул наживку и отнюдь не собирался выплевывать. Оставалось лишь сделать еще один маленький шаг… Убедить Ибрагим-бея кое в чем… Даже не убедить – а чтоб он сам высказал некую идею…
Одновременно с деятельностью сирийских эскулапов, в среде мамлюков – впрочем, и не только среди них – поползли упорные слухи о слабости турецкого войска, о неспособности молодого султана Мехмеда управлять страной, о многочисленных заговорах среди янычар. Слухи эти – слабый правитель, гвардейские заговоры и прочее – принимались за чистую правду, еще бы, ведь в самом Египте, положа руку на сердце, творилось все то же самое. А чем же лучше какие-то там турки?
И вызревала – надо сказать, весьма быстро вызревала – идея нанести турецкому султану сильный и быстрый удар. Отбить пограничные крепости, разграбить богатые прибрежные города, а там – кто знает? – может быть, и привезти этого наглого юнца Мехмеда в Каир в железной клетке! Ведь еще полвека назад удалось же такое Тимуру!
Наконец, наступил такой момент, когда, кажется, созрел и Ибрагим-бей. Посланец от него – нет, на этот раз не Казим, а другой, незнакомый парень с неприметным смуглым лицом – пришел ближе к вечеру.
Пришел, пожаловался на головную боль, потом – после осмотра Хараджа – сделал незаметный знак протокуратору – мол, выйдем. Кивнув, Алексей вышел во двор.
– Известный тебе человек ждет у ворот Баб Ан-Наср. Поторопись!
Сказал и исчез, растворясь в колышащихся фиолетовых сумерках. Солнце садилось, озаряя кроваво-красным светом высокие доходные дома, дворцы, мечети с узорчатыми минаретами, пронзающими низкое желтое небо. Да, что и говорить – поздновато для встречи. Наверное, Ибрагим-бей хочет поручить что-то в высшей степени важное.
Накинув поверх халата белый полотняный плащ, протокуратор надвинул на лоб тюрбан и быстрым шагом зашагал по узким улочкам города. Каир – Аль-Кахира – поражал любого огромным количеством прекраснейших мечетей, строить которые считал своим долгом каждый султан. Еще бы – после захвата Багдада монголами Каир справедливо претендовал на роль центра всего мусульманского мира и, похоже, он того стоил! Да, Константинополь тоже был великим городом, но все его величие, увы, осталось в прошлом. Развалины дворцов и портиков, обшарпанные статуи, толпы нищих, многочисленные очереди за водой и в бани – денег в казне хватало только на ремонт Святой Софии. Иное дело – Аль-Кахири, – невольно любуясь городом, с грустью подумал протокуратор. Древняя мечеть Амра, мечеть ибн Тулуна, дворец, цитадель Саладина… Глаза разбегались от изысканно-победного каменного узорочья, от многочисленных изразцов, куполов, от пронзающих небо стройных изящных игл минаретов.
Ворота Баб Ан-Наср – ворота победы – выстроенные шесть веков назад архитекторами из Эдессы, находились довольно далеко от того места, где жили «лекари». Потому Алексей шагал торопливо, стараясь успеть до намаза.
В центре города дома стояли просторно, можно даже сказать, одиноко, и каждый – ну почти каждый – представлял собой неприступную крепость. Между домами были густо посажены кустарники и деревья, кое-где встречались колодцы, чем дальше от Нила – тем реже. Чем ближе к окраине, тем чаще встречались по пути бочки водовозов, запряженные могучими быками.
Миновав несколько кварталов, Алексей посмотрел на солнце и понял, что до намаза уже не успеет. Подальше отойдя от высившейся неподалеку мечети, он затаился за деревьями, услыхав разом раздавшиеся протяжные крики муэдзинов:
– Алла-а-а-иллаху ал-лаа-а-а…
Затаился, выжидая конца молитвы, – не хотелось привлекать к себе внимание. Уже ведь почти пришел, вон они, ворота Баб Ан-Наср, хорошо видны. Местечко там, надо сказать, безлюдное… вот, как и здесь…
Алексею вдруг почудилось, что листья на деревьях чуть шевельнулись. А ведь ветра не было! Почудилось… бывает…
Вдруг что-то свистнуло… Протокуратор оглянулся – в стволе росшего позади дерева, дрожа, торчала стрела!
– Стой, где стоишь! – произнес чей-то строгий голос. – Брось кинжал. Ну, быстрее! Так… Теперь медленно подними руки… Свяжите его, парни!
Четверо молодцев, выскочив из кустов, проворно связали пленника. Говорили, между прочим, по-турецки! Та-ак… Интересно…
– Тащите его в дом.
Дом – обычный шестиэтажный доходный дом, как водится, принадлежащий султану – производил впечатление безлюдного. Ну да, намаз уже закончился, и люди разошлись по своим каморкам – спать.
В такую же каморку на втором этаже – быть может, лишь чуть попросторней других – грубо втолкнули и Алексея.
– Ну, сирийская собака, – войдя последним, уселся на разбросанные по всему полу подушки длинный худой мужчина в белой чалме и просторной накидке-джелаббе. Лицо его казалось не таким уж и смуглым, большой, с горбинкою, нос походил на клюв хищной птицы, верхнюю губу закрывали длинные ухоженные усы, в глазах отражался красный край заходящего солнца. Словно вурдалак, бррр!
Протокуратор непроизвольно поежился.
– Что дрожишь, шкура? – злобно прищурился горбоносый. – Расскажи, как ты продал султана?! Эй, вы… – он обернулся к парням. – Закройте ставни и зажгите светильники. И ждите у дверей на страже.
Ага… выгнал лишние уши. Не доверяет своим? Или специально – для создания более доверительной атмосферы. Сейчас будет угрожать, а потом попытается перевербовать. Знакомая ситуация.
– Ну, подлый ишак! Отвечай же!
– Спрашивай, – спокойно кивнул Алексей. – Да, может быть, все-таки разрешите присесть?
– Присесть? – Горбоносый сверкнул глазами. – Мххх!!! Впрочем, садись… Если ты намерен говорить, так мы с тобой побеседуем. Но если задумаешь молчать или врать, клянусь, я лично сдеру с тебя кожу!
– Зачем мне молчать? – Алексей уселся поближе к окну с закрытыми ставнями и быстро заговорил, нарочно быстро, отвлекая внимание. – Вот я спрашиваю себя – зачем мне молчать, господин? Ради этих мамлюкских ишаков? Чтобы самому вышло дороже? Зачем мне это, клянусь Аллахом?
– Помолчи…
– Хотелось бы узнать, так сказать, ваше имя?
– Зачем тебе мое имя, мамлюкский пес? Хотя… называй меня Саид-бей.
– О, рад познакомиться!
– Сейчас ты по-другому запоешь, собака!
– Что вы все заладили – собака, пес… – обиженно воскликнул протокуратор. – Как будто других слов нету!
– Будешь говорить, что спрошу, – другое будет к тебе отношение, – туманно пообещал Саид-бей.
– Так спрашивайте!
– Кто послал тебя к Ибрагим-бею? Галиль-паша?
Ага! Прокололся! Протокуратор поспешно прикрыл глаза, чтобы не выдать неожиданно пришедшую радость. Не такой уж он и профессионал, этот турок. Никогда не следует при первом же допросе называть имена!
– Да! Да! – что есть силы, выкрикнул Алексей. – Он, он, Галиль-паша! У, шайтан… А что мне было делать? Он угрожал расправиться со всей моей семьей! У-у-у-у…
– Ты сейчас же напишешь об этом!
– Я… я не умею писать, господин!
– Я запишу сам! – Саид-бей поднялся на ноги.
– Да-да, я согласен, мой господин…
Пленник прыгнул, словно разжавшаяся пружина! Словно тигр – тихо, бесшумно, мягко… Ноги-то ему не связали! А связанные руки – это все-таки руки… Ими тоже можно душить… Что Алексей и проделал во мгновение ока, ни на секунду не переставая громко и отчетливо говорить:
– Осмелюсь сказать, Галиль-паша сам отыскал меня… да-да, сам… Прислал в мой дом слугу, якобы у него обострилась подагра… я ведь лекарь, врач, знаете ли…
Протокуратор, словно тигр, рыскал по комнате. Склонился над распростершимся телом…
– Что-что? Ах, слишком быстро… Немного помолчу.
Замолк, вытаскивая зубами кинжал… Саид-бей, кажется, дышал… Ну и черт с ним…
Укрепив кинжал между коленками, Алексей быстро разрезал путы…
– Можно продолжить, мой господин? Продолжаю… Итак, Галиль-паша…
Подойдя к окну, он быстро распахнул ставни…
– Так… сейчас я постараюсь вспомнить… умм…
И быстро выскочив в окно, оказался в внутреннем дворике. В черном, усыпанном звездами небе ярко светила луна. Где-то рядом, за оградою, перекликалась ночная стража… А сверху вдруг послышался шум! Ага, сообразили, наконец…
– Держи! Держи его! Вон он!
Естественно, Алексей не стал их дожидаться, а, перемахнув через ограду, тут же и сдался мамлюкским стражникам:
– Именем султана! Ведите меня скорей к Ибрагим-бею!
Преследователи, конечно, так и не появились. Умные. Но сделали глупость!
А после этого случая все пошло как по маслу. Как и рассчитывал Алексей, Ибрагим-паша отправил его с заданием к туркам. Следить, докладывать, создавать агентурную сеть. Вот это предложение было для протокуратора по вкусу!
Правда, выполнял его уже не он – верные люди, умело натравливавшие мамлюков на турок, особенно после смерти старого султана, когда власть, волею гвардии, сначала переметнулась к его глупому и жадному сыну Усману, а потом – почти сразу же – к флотоводцу Иналу. Но это уже впрямую Алексея не касалось, немного отдохнув, он отправился в новое путешествие – нужное и полное опасностей странствие в страну Кара-Коюнлу.
Кара-Коюнлу – так назывался туркменский род, когда-то вытесненный из родных кочевий монголами и расселившийся в Северном Иране, Ираке, Азербайджане. Кара-Коюн – «Черный баран» – угрюмо смотрел с победоносных стягов правителей сего могущественного рода. Был еще и белый баран – Ак-Коюнлу – эти роды враждовали, терзая друг друга с переменным успехом. Могущественный правитель Кара-Коюнлу Кара-Юсуф когда-то воевал с Тимуром, а нынче государством управлял его сын Джихан-шах, плохой мусульманин, но толковый правитель, к тому же, в отличие от своих полудиких родственников, отнюдь не чуждый философии и поэзии… Поэзия!
Да, еще падишах Джихан считался вассалом сына великого Тимура Шахруха и, по традиции, воевал с государем Ак-Коюнлу Узун-Хасаном… Которого тоже можно было бы неплохо использовать против турок.
Надо сказать, столица империи Кара-Коюнлу Тебриз при Джихан-шахе приобрела известный архитектурный лоск и превратилась в настоящую Мекку поэтов, искавших милостей, славы и денег при роскошном дворе падишаха. Туда как раз сейчас и направлялся великий сирийский поэт Новруз Ас-Сири – Алексей – разумеется, тоже в поисках славы и денег. Ехал, разумеется, не один, а с караваном персидских купцов – алчных барышников и прохиндеев, относящихся к «поэту» не то чтобы с насмешкой, но с неким оттенком покровительства. Что было, в общем-то, и неплохо.

 

Тебриз встретил путника ярким солнцем, гомоном и разноцветьем базаров, и длинными глубокими тенями синеющих рядом гор – высоких, с белыми снежными шапками. Простившись с купцами, купив на базаре красивый синий плащ и тюрбан, расшитый тонкой золотой нитью, Алексей… тьфу-ты, знаменитый сочинитель Новруз! – отдал свой прохудившийся дорожный плащик нищим дервишам и, спросив у первого попавшего водоноса дорогу, не тратя времени на отдых, отправился прямиком во дворец падишаха, гордо выпятив выкрашенную хной бороду. Не так уж и далеко оказалось идти.
Дворец, несомненно, производил впечатление, очень даже производил! Затейливая каменная резьба, аркады, позолота, голубые и синие изразцы, изящные башенки на зубчатых стенах, мощные, тоже украшенные резьбой и позолотой ворота. У ворот, важно скрестив копья, стояла стража – воины в белых чалмах и сверкающих на солнце кольчугах.
Толпившийся у дворца народ они пропускали выборочно – кого пускали, а кого и нет. Недолго думая, протокуратор решил было прошмыгнуть следом за целой толпой хорошо одетых людей – богатых купцов или сановников.
Не тут-то было!
– Куда прешь, борода?! – не очень-то вежливо осадили наглеца стражи. – Кто таков?
Хорошо хоть спросили, не прогнали сразу. Путешественник приосанился:
– Я великий поэт Новруз! Автор поэм «Руслан и Людмила», «Василий Теркин» и еще многих других стихов. Величайший из величайших!
– Поэт, говоришь? – стражники переглянулись. – А ну прочти что-нибудь!
– Я свободен! Словно птица в вышине. – Подбоченясь, протокуратор тут же прочел недавно переложенные им на турецкую речь стихи Маргариты Пушкиной – сочинительницы почти всех песен группы «Ария». – Я свободен! Я забыл, что значит смерть!
– Ладно, проходи, – неожиданно смилостивились стражи. – Так бы сразу и сказал, что явился на состязание.
– Да-да, вот именно – на состязание!
Молодой человек конечно же смутно представлял себе сейчас, о каком таком состязании идет речь, лишь надеялся, что не о соревнованиях по бесконтактному карате.
– Во-он, в тот угол проходи, – показал рукой один из стражников. – Там много вас собралось… поэтов!
Народу в указанной стражником стороне собралось человек двадцать. Самого различного вида – от астеничных юнцов до убеленных сединами аксакалов.
Подойдя ближе, Алексей вежливо поклонился и поприветствовал коллег, на что те отреагировали по-разному: кто кивнул, кто скептически усмехнулся, а кто и вовсе, отвернувшись, посмотрел в противоположную сторону.
Высоко в небе жарко сияло солнце, а здесь, под растянутым на высоте стен балдахином, царствовала приятная прохлада. Да и вообще, долго ждать не пришлось – рядом, на крыльце (не таком уж с виду и парадном, скорее даже – черном) вскоре показался какой-то важный толстяк в пестром тюрбане, не иначе как какой-нибудь визирь. Поэты поспешно приветствовали его почтительными и частыми поклонами – тут уж старались все, никто не игнорировал.
– Заходите, – почему-то вздохнув, позвал толстяк и, махнув рукой, скрылся за дверью, куда тотчас же хлынула вся собравшаяся компания, не исключая, естественно, и «великого поэта Новруза».
Все они оказались в длинной полутемной зале с витыми колоннами и расписанным арабесками потолком. Посередине залы бил полукруглый фонтан из розового мрамора, далее, у самой стены, на возвышении под зеленым шелковым балдахином стояло позолоченное кресло, по всей видимости, предназначенное для самого падишаха.
– Великий из величайших скоро снизойдет к вам, – усмехнувшись, пояснил толстяк. – Ждите!
И исчез, нырнув за портьеру, откуда тотчас же показался писец с бумажным свитком, гусиным пером и чернильницей – такой же важный, как и визирь, только не толстый, а, наоборот, тощий, как щепка. Живенько проведя перекличку, писец вписал в свиток недостающих в списке гостей – «великого поэта Новруза» и «прославленного сказителя Агабея-кызы» – сутулого мрачноватого парня – после чего тоже исчез, и долгое время в залу вообще никто не заглядывал, если не считать пары вооруженных короткими копьями стражников, пристально следивших за порядком.
От нечего делать протокуратор вместе со всеми послонялся у фонтана, а затем отошел в сторонку, к колоннам, и принялся наблюдать. Нет, не за поэтическим сообществом – за портьерами. Какие-то странные здесь оказались портьеры – шевелящиеся! Вот одна дернулась, вот другая… А вот на мгновенье явилась рука! Тонкая, девичья, с длинными ногтями…
Тут как раз у фонтана возник обычный меж поэтами спор – кто из них главнее и величавее, спор – как это и принято у людей творческих – почти мгновенно перешел в драку, в которую с плохо скрытой радостью и вмешались ошалевшие от безделья стражи.
– Я, Халим из Ширвана, даже не слышал о тебе, хамаданец!
– Ха?! Халим из Ширвана? Нет, вы слыхали? Кто такой этот Халим? Тьфу!
– Ах ты, пес! Осмелился плевать во дворце падишаха?!
– Я плюнул не на пол, а на тебя, безродная ширванская собачина!
– Гнусный шакал!
– Подлое отродье крокодила!
– Желчный вислозадый ифрит!
Алексей завистливо закусил губу – молодцы, молодцы, ничего не скажешь! Ишь, какие цветистые эпитеты используют в ругани – сразу видно, поэты! Ругаться умеют… А вот драться, кажется, нет! Нет, ну кто так бьет? А в волосы-то зачем вцепляться? Бабы вы, что ли?
– Врежь, врежь ему, хамаданец! – столпившись у фонтана, азартно подбадривали остальные.
– Не поддавайся, Халим!
И тут уж понеслось… Все рванулись. Орали, размахивали кулаками, ругались. Кто-то кого-то пинал, кого-то топили в фонтане… Бедные стражники! Хорошо хоть во дворец падишаха как-то не принято было являться с оружием. Не так поняли бы. Враз бы оттяпали головенку.
Воспользовавшись суматохой, Алексей быстро нырнул за портьеру… оказавшись в просторной тенистой нише, в которой сейчас явно находился не он один! Ну ясно не один – иначе зачем же руке манить?
– Кто здесь?! – послышался громкий вскрик.
Ого! А голос-то женский или девичий. Неужто – какая-нибудь любопытница из гарема?! Любительница поэзии, мать ити…
– Я – великий поэт Новруз, автор многих стихов и гимнов, – вальяжно заявил протокуратор, разглядев наконец закутанную в длинную вуаль женскую фигуру. – О, очей моих звезда, гляжу в тебя с томленьем неги!
Эту фразу молодой человек старательно заучил заранее, как Остап Бендер – «е-2 – е-4». Фраза явно произвела впечатление – незнакомка вовсе не бросилась прочь, не завизжала, а внимала «великому поэту» с явной благосклонностью.
– Новруз… – Какой обворожительный голосок оказался у этой феи! Звонкий, журчащий… словно ручеек. – Признаюсь, я не слышала о тебе…
– Еще услышишь, о светоч очей моих, о принцесса!
– Каким ты выступаешь?
– Увы… последним. Я слишком поздно сюда пришел.
– А хочешь быть… ну, не первым, а, скажем, третьим или пятым? – неожиданно предложила девушка.
– Конечно, хочу, о свет очей…
– Тогда идем! – засмеявшись, девушка протянула руку, увлекая несколько опешившего от подобного напора гостя в полутемные кулуары дворца.
Выбравшись из портьер, они быстро прошли анфиладою комнат и, свернув, оказались в небольшой комнате с высоким потолком и широкой низкой софою, устланною золотистой парчою. Напротив софы стоял небольшой столик с письменными принадлежностями и бумагой.
– Ты поможешь мне, я – тебе! Помоги написать мне письмо… поэму моему… возлюбленному.
– Конечно, помогу, не вопрос, – усаживаясь на софу, протокуратор усмехнулся, лихорадочно соображая, что говорить. Ладно, найдется что… В конце концов, из репертуара все той же «Арии» он ведь знал немало песен.
Их и принялся диктовать, разумеется, в несколько переделанном виде, сообразуясь с требованиями текущего момента.
Сбросив вуаль, незнакомка старательно записывала, высунув от напряжения язык. Красивая девочка! Темноволосая, смуглая, большеглазая. Носик слегка, самую малость, приплюснут, губки толстенькие… Наверное, была в этой деве немалая часть негритянской крови. Интересно, кто она? Дочь падишаха? Жена? Наложница? Вряд ли… Слишком уж вольна нравом. Надо же, не только завела куда-то незнакомого, в общем-то, мужчину, но и открыла перед ним лицо! Да, конечно, говорят, что Джихан-шах – нерадивый мусульманин, но не настолько же, чтобы допускать подобное. Впрочем, он ведь может и ничего не знать.
– О принцесса очей…
– Я никакая не принцесса, – неожиданно улыбнулась девушка. – Служанка.
– Служанка?
– Да-да, всего лишь. Просто очень люблю стихи… и поэтов.
Бросив записывать, девушка – звали ее Фатьма – неожиданно подошла к протокуратору и, обняв за шею, крепко поцеловала в губы. Потом, на миг отпрянув, быстро сбросила с себя одежду… И снова обняла, прижалась, поцеловала…
Алексей не знал, что и думать, впрочем, думать тут уже было, пожалуй, поздно. Огромные зовущие глаза, припухлые губы, терпкий жар смуглого гибкого тела… Кто б устоял?
– Я сведу тебя с падишахом, о Новруз, – томно дыша, пообещала девушка. – Сегодня, вот уже сейчас… после…

 

Что-то во всем этом было не так, особенно когда Фатьма удалилась, пообещав скоро явиться – Алексей подсознательно чувствовал какую-то опасность. Слишком уж все быстро… будто бы специально. Хотя он заглянул в нишу совсем случайно. Да, но при этом – прохаживался рядом, пристально всматривался. Несложно было заманить… Однако – для чего?
Молодой человек быстро оделся, и тут же в каморку, улыбаясь, вбежала Фатьма. Протянула руку:
– Идем! Падишах желает говорить с тобой!

 

Зала оказалась небольшой, но почему-то гулкой, хотя нельзя было сказать, что потолок уж слишком высок. Правитель Кара-Коюнлу Джихан-шах гордо сидел на золоченом троне, лицо его, да и вся фигура скрывались в полумраке – светильники горели лишь по углам и, скорее, сгущали тьму, нежели разгоняли.
Войдя, Алексей низко поклонился:
– Стихотворец Новруз приветствует тебя, о надежда Вселенной!
– Слыхал о тебе, – усмехнулся падишах. Голос его оказался на редкость неприятным, скрипучим. – Как поживает мой брат, достопочтеннейший Узун-Хасан? Ты же от него явился?
Ага! Вот оно! Вот, оказывается, в чем его тут подозревают! Правитель Ак-Коюнлу Узун-Хасан – старый враг и соперник Джихан-шаха. Что, и здесь за шпиона приняли? Может быть… И тем не менее – все как-то странно. Слишком мало народу – шах, протокуратор и эта девчонка, Фатьма, которая никуда не ушла, а так и стояла рядом. Зачем нужно держать во время встречи служанку? Да и… где, в конце концов, свита? Беседовать с глазу на глаз с каким-то там поэтом – не слишком ли большая честь для последнего?
Нет никого… Хотя… Вот, кажется, шевельнулась портьера… Светильники горят. Тоже странно – зачем светильники белым днем, достаточно просто открыть окна? Значит, этот полумрак зачем-то нужен… Падишаху? Падишаху…
– Ну? – требовательно спросил Джихан-шах. – Зачем тебя послал Узун-Хасан? Говори!
– Вообще-то никто меня не…
– Ты лжешь, негодяй! – схватившись за саблю, гневно воскликнул правитель. И тут же приказал неизвестно кому: – Взять его!
Вот именно этого Алексей сейчас и ждал. А потому – действовал! Действовал неожиданно для нападавших – выскочивших из-за портьер двух вооруженных короткими клинками воинов.
Протокуратор просто бросился к трону – быстро, в два прыжка! С ходу ударил падишаха в скулу и, когда тот завалился на пол, нагнулся, выхватив у падающего правителя саблю. Правитель… Молодой худощавый парень… Никакой это не падишах! Подстава! Пешка… Значит, если его использовать в качестве живого щита, вряд ли в этом будет какой-нибудь толк – кому нужны пешки?
Все мысли эти вихрем пронеслись в голове протокуратора. Спрыгнув с возвышения вниз, в залу, он взмахнул саблей.
Удар! Звон!
Двое на одного… ничего, бывало и похуже.
Удар! Отбивка… Выпад! Снова удар!
Искры… Железный скрежет… И желтое пламя светильников, отражающееся в глазах врага.
Удар!
А они не так уж и сильны, эти воины. Чувствуется недостаток боевого опыта… Однако – решительны, настойчивы, злы…
Отбив… Контратака… Выпад!
Ага!!! Есть один!
Выронив саблю, один из вражин схватился за правый бок.
– Стреляй! – отпрыгнув в сторону, выкрикнул второй. – Фатьма, стреляй!
Алексей тут же прыгнул к нему, упал под ноги, вытягивая вперед саблю и чувствуя, как над головой просвистела стрела…
– А-а-а-а! – неожиданно застонав, соперник повалился на пол – прямо на толстый ворсистый ковер.
Сделав два прыжка, протокуратор схватил Фатьму за руку, отобрав небольшой арбалет – узорчатый, покрытый лаком и изящный, словно парадная игрушка. Усмехнулся:
– Не умеешь ты стрелять, девушка!
Фатьма зашипела, словно разъяренная кобра. Попыталась мазнуть по глазам длинными ногтями… Пришлось заломить руку. Девчонка застонала:
– Пусти… Больно!
– Отпущу, отпущу, – покивал молодой человек. – Вот только вначале найду, чем связать. Кто ж вы все такие-то, а?
– Убей его, Фатьма, убей! – держась за окровавленный бок, выкрикнул раненый.
Странное предложение – девушка вряд ли могла сейчас активно действовать.
Зато действовали другие!
За дверью послышались вдруг чьи-то гневные голоса, шаги, звон оружия… Действовали по-хозяйски, кричали громко, уверенно – так и ворвались, распахнув ударом ноги двери. Воины в кольчугах. С короткими копьями и маленькими щитами. Стража. Или даже – гвардия. Судя по павлиньим перьям на шлемах, скорее – гвардия.
– Взять их! – коротко скомандовал шагавший впереди усач. – Эй, ты! Лучше по-хорошему отдай свою саблю. И только не говори, что ты всего лишь поэт, оказавшийся здесь случайно.
– Не скажу. – Алексей улыбнулся и, усевшись на ковер, стащил левый сапог. – Извините, о достойнейший господин, прежде чем отдать саблю, я должен вам кое-что показать…
Воины уже схватили Фатьму, «падишаха» и раненого и теперь с любопытством пялились на то, как протокуратор, ловко распоров кончиком сабли подошву, вытащил оттуда тонкий пергаментный лист. Вытащил и с улыбкой протянул усатому:
– Вот. Передай падишаху.
– Что это еще такое? – усомнился тот.
– Послание… Великому государю Джихан-шаху от моего повелителя – императора…
Назад: Глава 17 Лето—осень 1450 г. Константинополь
Дальше: Глава 19 29 мая 1453 г. Константинополь